- Так, значит, ты не тот, с кем он имеет дела на игровом поле?.. Как там его? Туманный! - Он имел в виду Аяукоколи, чье имя означало "клубящийся туман". - Я-то принял тебя за него. Думал, явился за поборами.
- Меня прислал сюда главный министр, господин Черные Перья, - с важным видом сообщил я. - У него с твоим внуком дела, и он не какой-нибудь там жалкий мошенник.
Старик рассмеялся, забрызгав слюной полдвора.
- Ах вот оно что! Главный министр! Выходит, юный Сияющий Свет на этот раз превзошел самого себя, коль умудрился влипнуть в неприятности с таким человеком! Жаль, но ничем не могу помочь, - прибавил он, дыша со свистом. - Моего внука нет здесь.
- Тогда я подожду его возвращения.
- Мы не знаем, когда он вернется, - поспешил ответить мне раб, явившийся откуда-то с тарелкой маисовых лепешек-тамале. Он протянул их мне с положенной учтивостью, хотя немедленно дал понять своим кислым видом, что на этом она и закончится. - Поэтому можешь отправляться домой.
Я перевел взгляд с раба на старика.
- А никто и не говорил, что у него неприятности. Меня просто просили поговорить с ним насчет того омовенного раба, которого он выставил на праздник, вот и все.
- Ах вот в чем дело! - пробормотал старик. - Как же я не догадался! Только Нохеуатль прав - мой внук уехал, и мы не знаем, куда и когда он вернется.
- Тогда скажи, может, ты что-то знаешь о том рабе, которого принесли в жертву? Например, где он взял его?
- Ничего мне об этом не известно, - решительно заявил старик. - Понятия не имею ни о чем таком. Ты вообще не с тем человеком говоришь. Сейчас у нас всеми делами заправляет моя дочь. Вот с ней тебе и нужно побеседовать.
- Так я могу увидеться с ней?
- Конечно. Только придется подождать. Она сейчас принимает у себя старейшин торговых общин. - Он махнул Нохеуатлю, жестом изобразив, как осушают тыквенную бутыль. Когда раб, чье имя означало "верный", скалясь в усмешке, ушел за питьем, старик сказал: - А ты пока можешь посидеть со мной.
Звали старика Икнойо, что означало "добрый". Он сообщил мне это, вынимая маисовую пробку из горлышка бутыли, откуда содержимое щедрым потоком полилось ему в рот. Осушив полбутыли, он вспомнил обо мне и очень удивился - но не обиделся, - когда я отмахнулся.
- Это противозаконно, - чопорно заявил я.
Он рассмеялся:
- Но не для меня, сынок. Мне семьдесят, и я дедушка, поэтому мне разрешено все, на что у меня хватит сил!
Когда он снова взялся за бутыль, я решил поторопиться с вопросами, пока он не набрался до бесчувствия.
- Так ты думаешь, твой внук должен этому Туманному какие-то деньги? Поэтому он и уехал?
- Может быть. Я слышал, как внук упоминал его имя. Да притом Сияющий Свет частенько ошивается на этих играх.
- Так он азартный игрок?
- Можно и так сказать. Как и мы все. - Эти слова старик произнес с каким-то оттенком горечи. - Ты, наверное, знаешь, как промахнулась моя дочка с этим мальчишкой? Родила его во второй день Кролика - сам знаешь, что это означает.
- Склонность к пьянству, - ответил я не раздумывая, как ученик на экзамене. В свое время я изучал эти вещи в школе жрецов, где в нас палками вколачивали знания о предначертаниях судьбы человека в зависимости от дня рождения. Я до сих пор не забыл хрустящего звука переворачиваемых кожаных страниц и, уж конечно, без всякого труда мог предсказать судьбу любого, кто родился во второй день Кролика. Такой человек был обречен на гибель от вина. Меня удивило, как это его родители умудрились дать ему такое имя - Сияющий Свет. Уж я-то хорошо понимал, как трудно соответствовать такому имени и быть его достойным.
- Верно. Но хочешь верь, а хочешь нет, только наш Сияющий Свет отродясь капли в рот не взял, за исключением ритуальных праздничных возлияний. К вину его и близко не подпускали - мать очень боялась, что он падет жертвой собственной судьбы. Только невдомек ей было, что человека в этой жизни подстерегают и другие пороки. - Вздохнув, он снова приложился к бутыли, разом осушив ее до конца. - Да разве ж можно винить ее в чем-то, бедняжку? Он был ее единственной кровиночкой, а когда его отца не стало…
- Отца? А что с ним случилось?
Старик закрыл глаза. Он долго сидел так, не произнеся ни слова, я даже забеспокоился, не сделалось ли ему плохо. Я уже собирался что-нибудь предпринять - тряхнуть его за плечо или позвать раба, - как вдруг он снова открыл глаза и произнес только одно слово:
- Куаутенанко.
Я был еще очень и очень юн, когда жители далекой юго-западной провинции Соконуско восстали против ацтеков: поубивав множество торговцев, они осадили тех, кому удалось выжить, в городке Куаутенанко. Четыре года торговцы держали оборону, отбивая атаки противника и беря множество пленных. Когда молодой полководец Монтесума пришел им на выручку во главе ацтекского воинства, им оставалось лишь извиниться перед будущим императором за его напрасно проделанный путь.
Победа при Куаутенанко была не просто символической, а торговцы не только отстояли свои жизни. Провинция Соконуско являлась пропускным пунктом в жаркие южные земли, чьи богатства - такие как каучук, какао, изумруды и роскошные переливчато-зеленые перья птицы кецаль - ценились у ацтеков сильнее всего. В основном по этой причине император Ауицотль даровал сословию почтека их привилегии - например, право носить одежду воинов и приносить рабов в жертву богу войны на празднике Поднятых Знамен. Если отец Сияющего Света заработал для семьи этот статус и, более того, погиб во время тех событий, то теперь мне стало понятно, почему Сияющему Свету позволялось приносить в жертву омовенного раба на празднике.
- Мы находились там вместе - Шипопока, отец Сияющего Света и мой зять, и я, - объяснил старик. - Сияющий Свет был тогда младенцем, он никогда не знал своего отца, а его мать… она не получала о нас ни одной весточки все четыре года. А потом я, сгибаясь от боевых ран и императорских даров, вернулся, а ее муж - нет. Мне кажется, она до сих пор так и не сумела пережить это горе.
- Но как же так? - удивился я. - Те события в Куаутенанко произошли двадцать лет назад. Неужели она до сих пор в трауре?
- Нет, я не говорю, что она рыдает и стонет каждый день, - нетерпеливо пояснил старик. - Только, оставшись одна с сыночком, она, возможно, стала чуточку чрезмерно его опекать. Я иной раз просто удивляюсь, когда… Э-эх!.. - Он рассеянно постучал пальцами по пустой бутыли и нахмурился, пытаясь подыскать подходящие слова. - Иной раз мне кажется, что она чуть ли не душит парня своей опекой, а ведь это не приводит ни к чему хорошему. Уж как она станет справляться с делами теперь, когда Сияющий Свет уехал, этого я не знаю… Постой, да ты сейчас и сам во всем разберешься!
Краем глаза я уловил какое-то движение и услышал звук отодвигаемой дверной циновки.
- Теперь, я думаю, вы сможете поговорить.
Несколько человек вышли из дома, щурясь от яркого солнечного света. Лица их были прокалены солнцем; все как один они носили простые плащи, имели гладкие прямые волосы, и все как один отличались гордой прямой осанкой. Когда мимо меня проследовали один за другим семеро мужчин, я понял, что это, должно быть, и есть старейшины торговых общин Тлателолько. Они не носили хлопковой одежды, губных пластин, дорогих перьев и сандалий, но это были одни из самых богатых людей Мехико.
Один из них почти у самого выхода обернулся и обратился к моему собеседнику:
- Старик, а внук твой на этот раз забрался слишком далеко.
- Это ты скажи Оцелохочитль. - В голосе старика теперь слышалась усталость. - А я уж больше не у дел.
- Мы говорили ей, - поспешно сообщил гость. - Она знает, что мы все это время терпели его выходки только из-за героического прошлого его отца. - И уже с угрозой в голосе он прибавил: - Когда Сияющий Свет вернется, мы с ним сочтемся.
Глава 2
Слуга проводил меня в крохотную комнатку вроде передней, где, как я догадался, хозяева принимали не слишком важных гостей. Стены здесь по ацтекской традиции украшались изображениями богов, среди которых я признал Ометекутли и Омесиуатль - мужское и женское божества, распределявшие между нами дни рождения, а вместе с ними и предначертанные нам судьбы. Низенький столик посреди комнаты был сплошь уставлен всевозможными угощениями - ароматными тамале, маисовыми лепешками с начинкой, фруктами и сладостями.
В комнате помимо столика из мебели находился еще только огромный тростниковый сундук. Он стоял открытым и был доверху набит добром: цветастыми одежками с яркой опушкой из перьев, обсидиановыми сандалиями и деревянными серьгами. Вещи эти поначалу вызвали у меня удивление, пока по состриженному локону волос, лежавшему посреди этой кучи, я не догадался, кому они принадлежали. В этом наряде омовенный раб танцевал перед гостями последние несколько дней и ночей. Впоследствии такие вещи становились самой драгоценной собственностью его владельца, которую тот хранил до конца своих дней и которую сжигали и захоранивали вместе с ним после его смерти.
Мать Сияющего Света стояла на коленях на циновке перед сундуком. Она приветствовала меня, как и полагалось, учтиво.
- Ты устал с дороги и голоден. Отдохни, поешь.
Я уселся напротив нее, бормоча какие-то вежливые слова. Взяв медовую маисовую лепешку, я принялся жевать ее, чтобы получить время на размышления.
По ее склоненной фигуре, при таком скудном освещении, как дневной свет, едва пробивавшийся сквозь плетеную дверную циновку, я с трудом мог составить представление об этой женщине. По тем мелочам, которые я сумел разглядеть почти впотьмах, - серебряные нити в темных распущенных по плечам волосах, морщинки вокруг глаз и рта, смуглая кожа без единого следа краски, здоровые белые зубы и одежда приглушенных темных тонов, - я понял, что вижу перед собою почтенную женщину средних лет, пребывающую в трауре. Причиной его, как я предположил, являлся ее сын - ибо мне было хорошо известно, что женщины в семьях торговцев объявляли траур всякий раз, когда мужчины отправлялись в дальнее путешествие.
- Меня зовут Оцелохочитль. А ты человек, прибывший от господина Черные Перья? Добро пожаловать! - Она говорила низким звучным голосом и неторопливо, тщательно выбирая слова.
- Благодарю тебя, госпожа. Да, я раб господина Черные Перья.
- И что же понадобилось главному министру от моей бедной семьи?
- Я хотел побеседовать с Сияющим Светом.
- В таком случае ты, почтенный, опоздал. Я сожалею, что ты проделал этот путь напрасно. Мой сын отбыл по торговым делам вчера.
Она наконец подняла голову, и я встретил ее немигающий, твердый взгляд. В голосе ее не чувствовалось дрожи, а на щеках я не заметил следов слез. Только напряженная рука, которой она опиралась на сундук, могла выдать горе или потребность в утешении.
- Как? Неужели вчера?! - Это удивление я изобразил не очень убедительно - слишком нарочитые нотки прозвучали в моем голосе. - Прямо в первый день Тростника?
- А что делать? - Голос ее треснул, как сухая ветка в очаге. - Неужели ты не понимаешь? Ему пришлось уехать, иначе они бы убили его!
- Кто убил бы его? Кредиторы? - Мне сразу вспомнились слова деда торговца о Туманном. А ведь не исключено, что тот был не единственным, кому задолжал Сияющий Свет.
- Я говорю о торговцах! Ты же присутствовал на празднике, не так ли? Ты был там и видел, как этот раб бросился удирать и покончил с собой. Он испортил жертвоприношение и опозорил всех нас. Мой сын тогда понял, что больше никогда не сможет показаться среди людей своего круга, поэтому на следующий день покинул город. Он знал, что отъезжает в неблагоприятный день и в неблагоприятное время года, и не успел он взять с собою в путь ни должных пищевых запасов, ни благословения старших. Он может утонуть в озере, подвергнуться нападению разбойников или оказаться в пасти медведя или пумы; он может погибнуть от холода в горах или от зноя в пустыне. Мы, торговцы, живем с этим на протяжении многих поколений. Вот и отец Сияющего Света погиб от рук дикарей.
Голос ее не срывался на крик и рыдания, но я не мог не заметить, как дрожали ее пальцы, теребившие подол юбки.
- А тебе известно, куда он поехал?
- Он не сказал, но, возможно, подался на восток - куда-нибудь вроде Шикаланко. Он упоминал Шикаланко перед отъездом.
Ага! Шикаланко!
- Как далеко отсюда! - заметил я, лихорадочно пытаясь припомнить, где недавно слышал об этом месте.
- Ну да. Чем дальше, тем лучше!
- Надо полагать, что к тому времени, когда он вернется оттуда, здесь, возможно, забудут и об этом неудачном жертвоприношении, и обо всем таком.
- Он не вернется.
- Ты считаешь, он уехал навсегда, обрек себя на изгнание?
- Нет. Я думаю, что он погибнет. - Она буквально прошептала эти слова, прозвучавшие как шуршание раскаленных углей в жаровне. - Точно так же, как его отец. Тот погиб, когда наш сын был младенцем.
- Да, знаю - твой отец рассказал мне. А муж твой, судя по всему, был очень храбрым человеком. Жаль, что ты потеряла его. Я сочувствую тебе.
- Это случилось очень давно, - проговорила она как ни в чем не бывало. - Но вообще-то да, он был храбрецом, не чета этим хваленым воинам. - Меня удивило, что в этот момент она сумела улыбнуться. - Спасибо тебе за эти слова.
Мне вспомнилась фраза старика, сказанная о ней и о Сияющем Свете. Что имел в виду старик, когда говорил про какие-то вещи, которые "не приводят ни к чему хорошему"?
- А тебе, наверное, было нелегко все эти годы - занималась с делами в одиночку, без мужа, да еще сынок подрастал.
Она посмотрела на меня с любопытством.
- Да, нелегко. Но жены торговцев умеют справляться со всем. Мы ведем все дела, пока наши мужья находятся в отлучке месяцами и даже годами. Нас воспитывают специально для этого. И потом, мы ведь не бедствовали. Император был с нами щедр. Когда торговцы вернулись из Куаутенанко, он богато одарил их маисом и бобами, одеждой из хлопка и кроличьим мехом. Нам никогда не грозил голод, даже после того, как мой отец состарился и не мог уже больше ездить торговать на дальние расстояния. А теперь вот Сияющий Свет собрался открыть свое собственное дело. - Она вдруг порывисто отвернулась и сквозь слезы прибавила: - Вернее, открыл бы, если бы не случилась эта проклятая история!
- Ты имеешь в виду жертвоприношение?
Она только закусила губу, но ничего не ответила.
- А эти старейшины торговых родов приходили сюда как раз из-за этого? - осторожно предположил я. - Они, наверное, разозлились из-за того, что случилось? Что они говорили?
Женщина вдруг сердито хлопнула по полу ладонью:
- А ты как думаешь? Знаешь ли ты, какая это честь - принести в жертву омовенного раба? Всю свою жизнь торговец сгибается в поклоне перед воинами, ходит босой в простой грубой одежке вместо хлопка и уступает дорогу какому-нибудь болвану, которого мог бы скупить с потрохами тысячу раз. А потом в один прекрасный день - только раз в году - ему предоставляется возможность показать, что торговцы ничем не хуже воинов. И вообрази: такого молоденького, как мой Сияющий Свет, выбрали представлять всех нас. Так разве можно удивляться тому, что они разозлились?! - От волнения она даже скрипела зубами. - Знаешь, что мне сейчас довелось испытать? Я выслушивала укоры семерых стариков, объяснявших мне, каким позором мы покрыли свое сословие. Они хотели узнать от меня, где находится Сияющий Свет и где он взял того раба. И мне пришлось терпеть все это, пытаться что-то объяснить, пришлось защищать своего сына и делать вид, будто мне известны его намерения, хотя на самом деле я ничего не знаю, - и все я вынуждена была делать одна, потому что мой отец опять напился до бесчувствия, а этот неблагодарный гаденыш удрал! - Когда она закончила эту речь, тяжкий вздох, близкий к стону, вырвался из ее груди.
- Так ты, выходит, не представляешь, где Сияющий Свет взял этого омовенного раба?
Она громко всхлипнула, потом ответила:
- Он говорил, что приобрел его на большом невольничьем рынке в Ацкапоцалько.
- Но ты ему не поверила.
Оцелохочитль, опустив глаза, разглядывала свои сцепленные замочком руки.
- С этой покупкой он все тянул до последнего, а потом уже оказалось поздно подготовить и обучить раба должным образом. Когда старейшины захотели проверить, как подготовлен раб, и дать Сияющему Свету наставления, он отмахнулся от них. По правде говоря, я понятия не имею, откуда у него этот раб. - Она вскинула голову, и в ее голосе зазвучали горделивые нотки. - И я тебе вот что скажу. Я была рядом со своим отцом, когда тот жертвовал омовенного раба в честь праздника Поднятых Знамен. Это было в самый первый год, когда император позволил торговцам делать пожертвования. И я тебе скажу: тот раб ничем не походил на это жалкое существо, которое где-то раздобыл Сияющий Свет. Он шел, приплясывая, впереди нас и принял смерть как истинный воин. Так что я-то уж знаю, как должно выглядеть настоящее жертвоприношение!
Руки ее нервно смыкались в замочек и размыкались. Я заметил, как она чуть привстала и снова села, выдав свое волнение. Мне стало любопытно, связано ли оно с тем жертвоприношением многолетней давности. Быть может, она снова представила себя совсем молодой женщиной, поднимающейся на Большую Пирамиду, на которой царили запахи и звуки смерти и где впереди нее по ступенькам гордо шагал человек, обреченный ее отцом на смерть.
Я представил себе, что она испытывала в тот момент, когда отцовский раб расстался с жизнью, - я прямо-таки видел ее приоткрытый рот, ее пылающие щеки, сияющие глаза и затаенное дыхание. Я повидал много жертвоприношений, и мне было хорошо знакомо это чувство, эта почти животная радость, какую люди в таких случаях не в силах сдержать. И это отнюдь не кровожадность, а нечто более обширное и обстоятельное - присутствие смерти и утверждение жизни, две вещи, которые мы традиционно не привыкли разделять.
- Я тоже знаю. Когда-то я был жрецом.
Она посмотрела на меня с интересом, и лицо ее залилось румянцем, а на горле затрепетала жилка. Не исключено, что в этот момент она тоже представила меня молодым, одним из тех загадочных и величественных служителей богов, чьи головы венчают короны из перьев, а щеки вымазаны кровью и охрой. Она вдруг нахмурилась:
- Но сейчас ты раб. Как это случилось?
Этот вопрос вернул меня на землю. Об этом мне говорить совсем не хотелось, поэтому я неуклюже перевел разговор на другую тему:
- Моему хозяину нужно знать, где твой сын взял этого раба. Он хочет сам поговорить с Сияющим Светом…
- Зачем?
Я открыл было рот, намереваясь ответить, но тут же приумолк. Что я мог сказать ей, когда подозревал, как в этот самый момент старик Черные Перья, быть может, забавляет себя мыслями о том, какие части тела Сияющего Света ему хотелось бы отрубить в первую очередь? Я только слышал собственный невнятный лепет:
- Он очень беспокоился, что жертвоприношение сорвалось. Ведь он тоже принял участие, послав на помощь меня.