* * *
- Михаил Борисович, может расскажете, что нового в мире творится? - роняю за завтраком.
Раньше у нас так каждый обед проходил - он рассказывал о новых делах в департаменте, а я комментировала.
- Ничего особенного, Ксения Александровна. - голос уже намного сильнее стал и почти похож на прежнего статского советника.
- Ну хоть о чем-то мы можем разговаривать?
- Конечно. - он даже улыбнулся. - Например, я давно интересуюсь, кто эта вторая барышня, госпожа Шестакова, и когда вы с ней так близко познакомились.
- Люся - моя младшая сестра.
Он привычно поднял брови домиком и теперь это удалось даже на правой половине лица. Против воли я улыбнулась.
- Но Вы же круглая сирота? Ваши родители были женаты единственным браком и даже умерших детей не имели. - то есть справочки-то наводил всерьез.
- Пока Вы… В общем, пока мы с Вами не виделись, я нашла маму и сестру. Они издалека приехали. - вот и узнаем, насколько хорошо я подготовила документы.
Он чуть постучал пальцами о стол, явно сделав в уме пометочку.
- И Ваша сестра тоже хорошо разбирается в медицине? Видимо, ее тоже обучал Ваш батюшка, человек недюжинных талантов, как я погляжу.
- Мама рассталась с моим отцом вскоре после моего рождения. - вот хоть на кресте в этом поклянусь. - Люсин отец служил в полиции, не очень давно скончался. А Люся сама серьезно занялась медициной и все, что я знаю и умею - это благодаря ей.
- Насколько я помню, господин Шестаков служил в гвардии года три после учебы, а впоследствии не проявил особых привязанностей ни к чему, кроме карточной игры.
Вот как надо домашнее задание делать, Ксюша. Учись у профессионала.
- За господина Шестакова мама вышла замуж только летом. Он успел дать свое имя Люсе, и вот такое несчастье…
- Да, ей очень не повезло в брачной жизни, осмелюсь заметить.
- Видимо, это у нас наследственное. - судя по его поведению в эти недели, ушивать свадебное платье пока не стоит.
Он продолжал смотреть на меня. Ну дернулась жилка на шее пару раз, так мы оба сделали вид, что это случайность.
- И как же семья Шестаковых нашла Вас?
- Михаил Борисович, как только Вы снова сможете пить спиртное, мы обязательно это обсудим. Это длинная запутанная история, и на трезвую голову не ложится, поверьте. - цензурная версия фразы "Я еще не придумала, что тебе соврать, чтобы не попадаться".
- Ксения Александровна, мне все же очень интересно, откуда у двух юных барышень такие уникальные познания, которых больше нет ни у одного ученого во всей Империи? Господин Сутягин, уж насколько образованный человек, эрудит, знаком со всеми современными открытиями, так и не смог понять, что вы тут со мной сделали.
Да, визит доктора надолго запомнился. Мы с Люськой поминутно одергивали его руки от слишком сильного давления на зарастающие операционные раны, а насчет пластики лица тот до сих пор поверить не может. Когда похвастались снимками грудной клетки из серии "до" и "после", вообще ушел в себя надолго. Похоже, готов простить мне тот ночной разговор за секретные технологии.
- Михаил Борисович, Вы еще любите меня? - этот вопрос мне важен по многим причинам, но и для дальнейшей беседы имеет определяющее значение: только что я пришла к знаменательному решению рассказать Тюхтяеву всю правду, ведь все равно же докопается, раз вцепился.
- Да. - Быстро, но твердо ответил он. - Но как это связано?
- И верите, что я с Вами искренна?
- Я в Вас верю, Ксения Александровна. - уставился на меня янтарно-коричневый глаз. - Вы крайне редко обманывали меня, порой лукавили, но прямой лжи не допускали. Вот сейчас что-то недоговариваете, но не лжете.
В общем, сражаться с ним просто бессмысленно, до уровня мегамозга мы не дорастем. Да и в самом крайнем случае, не сдаст же он нас. И как: покойник рассказывает министру внутренних дел о пришельцах из будущего.
- Вы очень близко подошли к ответу на свою загадку, так что я просто честно отвечу на все Ваши вопросы. - я вдруг расслабилась, словно погрузившись в бассейн с чуть теплой водой.
- Вы шпионка? - опасливо спросил он.
Да что же тут за мания у всех?
- А Вам попадалось много шпионов с таким образованием, знанием всего одного иностранного языка и настолько бестолковых в прочих областях жизни? - уточнила я. - Нет же.
Ну давай, милый мой, осталось немного. Если догадаешься сам, то и спорить не придется.
* * *
- Девчонки, мы дома! - весь дом заполнил этот хриплый узнаваемый голос. - И мы голодные!
* * *
Сколько времени требуется двум молодым тренированным мужчинам на путь к еде в два пролета лестницы? Немного, но все это время я не дышала.
И вот двери распахиваются, открывая заросшего щетиной сияющего Хакаса и немного утомленного Фохта. Тому хватает десяти секунд чтобы опознать моего сотрапезника, протереть глаза, спасть с лица, резко развернуться и вихрем вылететь из дома.
- Твою ж дивизию! - из ладони ссыпаются осколки чашки.
- Федь, ты что? - с недоумением оборачивается Хакас. А я бегу за Фохтом, но где мне догнать того, кого Дима Хакас три недели тренировал?
Демьян с осуждением закрывает едва не снесенную с петель дверь. Наверху выскочившая из своего крыла на шум Люська с деликатностью ядерной бомбы вспомнила об этикете.
- Познакомьтесь, это Дмитрий Хакасидис, наш гость. А это Михаил Борисович Тюхтяев, Ксюшин… Я не поняла, Вы ей сейчас кто?
- Устя! Завтрак для Дмитрия Сергеевича и Людмилы Михайловны. А мне чай в кабинет. - рявкнула я и вошла в столовую. Чмокнула Хакаса в щеку. - С приездом, Дим.
Схватила Тюхтяева за здоровую руку и поволокла было в свою пещеру, но сегодня на Люськиной улице явно перевернулся грузовик с пряниками: незамеченная мной во время пробежки в столовую вошла мама.
- Мама! Смотри, это Ксюшин покойный жених! Тот, которого она зимой похоронила! - и с удовлетворением оглядела руины моей личной жизни.
* * *
Правда же, хуже некуда? И вместо того, чтобы дубовый пол разверзся, навеки поглотив этот позор или еще какой подарок мироздания отвлек всех от моей персоны, Михаил Борисович мягко высвободился, подошел к маме, церемонно представился, поцеловал руку, посочувствовал ее утрате, обменялся рукопожатием с Хакасом, поинтересовался акклиматизацией после Греции и подойдя ко мне, предложил локоть.
- Прошу нас извинить. - с легкой улыбкой в голосе произнес он уже на лестнице.
На подкашивающихся ногах я шла на самый трудный разговор.
* * *
Устя не поднимая глаз накрыла нам чай и скрылась. Только по багровым ушкам понятно, что прислуга в курсе всех подробностей интриги и сейчас с попкорном наблюдает за этим - водевилем из первого ряда. Но смешной эту историю можно называть ровно до той секунды, когда сама в ней не солируешь. Да и близкие, как оказалось, всегда рады докинуть полено-другое в костер моего ада.
* * *
Дрожащими руками я разливала чай, преимущественно мимо стола. Тюхтяев вздохнул, отобрал чайник и одной левой аккуратно наполнил чашки. Оценивающе посмотрел на меня, прохромал к глобусу, обнаружил неприятную пустоту, извлек из кармана фляжку (и когда только успевает все?), щедро плеснул в мою чашку и проследил, чтобы я выпила.
- Поговорим?
Я только кивнула.
- С чего начать? - все-таки спокойнее, когда он начинает руководить.
- Наверное, с самого начала будет лучше всего. - он поудобнее устроился в кресле и слегка снисходительно и тревожно уставился на меня.
"Вначале было слово, и это слово было "Бог". Вот могу и так начать, откровенно говоря, только мне отчего-то не смешно. Я так хочу рассказать тебе все, но чтобы ты понял. И принял меня такой. Но ты меня даже с придуманной биографией расхотел, что уж себя обманывать. Просто отгородился и от меня, и от нашего прошлого. Любишь по привычке, но идешь дальше один.
А что, может правда и встряхнет все?
- Пятнадцатого февраля две тысячи пятнадцатого года мне понадобилось встретиться с владельцем крупной компании со странными вкусами в одежде… - начала я долгий рассказ.
Да, брови уехали дальше, чем когда-либо, но раз сам просил, то слушай.
Тюхтяев не перебивал, делал пометки на очередном листе, и лишь изредка задавал наводящие вопросы.
- …Вернувшись, я поняла, что прошло несколько больше времени. Ну и обратная калитка больше не действует. А остальное Вы знаете.
- Да. - поднял глаза от записей. - А вернулись-то зачем?
То есть все остальное тебе в порядке вещей, а повод для возвращения вдруг заинтересовал. Никогда мне не понять этого человека.
- Затосковала там. - так ведь оно и было. Места себе не находила. - У меня здесь жизнь, я уже проросла в это время.
Странное движение губами. Наверное, теперь это усмешка такая будет.
- И родственницы Ваши…
- Папа Сережа, то есть отец Люси, погиб, с Люсей случилось несчастье, и мама приняла решение переехать сюда. - Нормально, что уж говорить, у нас вся семейка шастает через столетие туда и обратно на твою голову. И слава Богу, что это произошло именно сейчас.
- А господин Хакасидис… тоже? - он уже боится, что тут перевалочный пункт путешественников во времени. Но смысла скрывать что-то уже нет.
- Тоже. Только он вообще не виноват, с ним получился несчастный случай и он это время не выбирал. - бедняга, на нашем фоне он выглядит жертвой обстоятельств.
- Вы с ним давно знакомы? - пометочек становится все больше и больше.
Да что ты о Хакасе-то?
- Там я о нем слышала только - он известный командир в ополчении одной из сопредельных наших стран. Был. А здесь за ним пришлось в Грецию ехать.
- Да, насчет Греции. - он протянул руку и я судорожно вцепилась в нее. - Пообещайте больше не совершать таких самоубийственных поступков.
- Знаете, Вы - единственный, кто мог бы меня тогда остановить.
Долгий тяжелый взгляд.
- Я поздно узнал. И не успел что-то предпринять…
27 Апреля 1897
Граф встал посреди комнаты с отвращением оглядывая скудную остановку и мутный свет, проникающий через плотные шторы.
- Вот объясни, что тебе на Моховой-то не сиделось? Никто лишний тебя не видел. Да и с делами проще бы было.
Тюхтяев молча подал толстую папку. Теперь он сконцентрировался на анализе информации и получалось это у него получше завсегдатаев Фонтанки, 57.
- Спасибо, дорогой.
Граф прошелся по комнате.
- У тебя ум цепкий, скажи, что думаешь про Грецию?
Тюхтяев искреннее изумился - его интересы традиционно вращались внутри границ Империи.
"Война".
- Сам знаю. На кого надежды возлагаешь?
"Турки".
- И надолго это все?
"Вряд ли. Турки сильнее".
- Читал, что Его Величество туда госпиталь отправляет?
Тюхтяев кивнул, продолжая удивляться необычному направлению разговора.
- Родственница моя туда уехала. С госпиталем. - чуть исподлобья посмотрел визитер.
До Тюхтяева информация дошла не сразу, но оказалась помощнее удара лошадиным копытом. Грифель с хрустом распался на три части.
"Как?"
- Ну нас с тобой она спрашивать не стала. - огрызнулся граф. - Хотя что это я - к тебе она съездила попрощаться. На Тихвинскую дорожку. И еще в письме попросила подхоронить ее туда, если вдруг поездка неудачно пройдет.
"Верните ее" - и не поймешь, просит или требует.
- Как? Я все надеюсь, что она у Джунковского осталась, там поспокойнее.
И почти два долгих месяца беспокойных ночей и замирания сердца перед каждым визитом посторонних. А когда госпитали вернулись и об этом много писали, графиня Татищева стала звездой прессы на пару дней. Эти газеты он начальнику не вернул.
Иногда снилась, конечно. То бывали очень хорошие ночи и очень правдоподобные сны, которые хотелось хранить в памяти, словно самые ценные дары. И ночное вторжение с робким "Это я, Ксения" - самое удивительное и ужасное событие с тех пор, как взрыв разделил жизнь на до и после - сначала показалось просто продолжением сновидения. Донельзя сердитого и цепкого.
Декабрь 1897
- В любом случае это был очень полезный опыт. Лечит от наивности и восторженности. - резюмировала я свои критские приключения.
Кивнул.
- И много здесь еще таких странников, как вы? - это уже с подглядыванием в листок. Значит, тоже немного волнуется.
Ну, тут я могу сдать все свои подозрения, которые доселе никого больше не обеспокоили.
- Всех моих знакомых Вы только что видели. Полагаю, что у французов кто-то точно есть - они подводную лодку сделали по образцам Второй Мировой войны. Возможно, и у немцев взрыв на заводе, после которого мы с графом продали противогазы, тоже произошел неспроста. А так мало ли людей по психиатрическим лечебницам всякое рассказывают.
- Резонно - и целая россыпь значков и схем на пару листов. - И Ваше родное время это наше будущее?
Вот насчет этого я голову ломала еще в пятнадцатом году, мучаясь от бессонницы, и даже собственную теорию вывела.
- Не совсем. Думаю, это один из вариантов. Но многое уже точно пошло не так: война в Греции закончилась на других условиях, Ходынка унесла вполовину меньше людей. Даже в мелочах - Их Сиятельство в нашем прошлом не занимал пост московского губернатора, Петенька погиб на дуэли холостым и на пару месяцев позже, Фрол Матвеевич вообще ужасным образом умер еще в девяносто третьем. Простите, о Вас я не узнавала, потому что мы не были знакомы. Хотя кое-какие события здесь происходят как по графику - например смерти известных лиц.
- Мы должны поработать в этом направлении. Возможно еще какие беды предупредим… - он покачал головой. - А какое оно, наше будущее?
Тебе в одном предложении? Так оно выйдет лаконичным и совершенно нецензурным. Прямо-таки в одно шестибуквенное слово можно уложиться. Или месяцами рассказывать обо всем, что помню из курса истории.
- Да так себе, честно говоря, особенно для этого поколения. - и я начала самое сложное. - Насчет Федора Андреевича Фохта…
- Не стоит, я все понял. - отчеканил он, не поднимая головы от листка.
Ну надо же! Ревнуешь. Подумать только, бросил меня на целый год, позволил поверить в свою смерть, а теперь ревновать начал. Ну так я тебя удивлю еще больше.
- Вряд ли. - вдохнуть, выдохнуть и максимально нейтрально продолжить. - Когда мне удалось вернуться в свое время, он провалился вместе со мной. И может подтвердить все, о чем я рассказываю.
- А я-то ума не мог приложить, за что он на меня волком смотрит. - усмехнулся статский советник. - Любите его?
Да тебя я люблю, старый осёл.
- Не знаю. После Вас я не хотела ни к кому привязываться слишком сильно, раз это оказывается настолько больно. - сейчас я настолько опустошена, что не знаю уже, что и к кому чувствую.
Он чуть откинулся на спинку кресла, так мне стало понятно, что и ему этот разговор дался немалой кровью.
- Думаю, лучше начать с того, что я освобождаю Вас от данного обещания. - произнес нарочито нейтрально. Так о погоде говорят в далекой местности или о литературе минувших эпох. Я не сразу поняла, что же означают эти звуки.
- Михаил Борисович, я до сих пор не очень хорошо ориентируюсь в нюансах местного этикета. - это же как ледяной водой облить. Скажи, что я не так все поняла.
- Обязательно расскажите потом, как у вас там все устроено. Складывается ощущение, что кроме меня, все побывали в двадцать первом столетии. - улыбнулся он. - Я не сегодня пришел к этому выводу, не переживайте Вы об этой сцене. Вы разрываетесь между эмоциями и долгом, страдаете. Я такого не хочу. Поэтому должен поступить как любой порядочный человек и предоставить Вам свободу. Когда я… умер, Вы смогли жить дальше и это правильно. Но сейчас Вам приходится выбирать между прошлым и будущим. Не нужно себя хоронить…
То есть теперь ты еще и благородство поиграть решил? Сначала трусливо спрятался от меня, а теперь, когда раскрыла тою тайну, вывернулся по-другому?!
- И как Вы можете меня бросить после всего, что между нами было? Мы же… Я же в январе Вам кольцо отнесла. - да, у нас еще не отменена свадьба, так то.
- Это?
Долго возится с шатленом и наконец достает золотой ободок.
Есть ли вообще границы у этого безумия?
- Да, я порой гуляю там. Интересные, скажу, ощущения.
Маньяк. Поселился у кладбища и гуляет на собственной могиле. Нормальных мужиков не осталось вовсе. Ощущения у него, видите ли, интересные… Надо было свой крест рядом поставить, а не вытаскивать его - и посмотреть, что будет.