* * *
Коллежский асессор Андрей Михайлович Оленищев обладал недюжинными талантами в рисовании и после нескольких эскизов ему удалось отразить все капризы и пожелания участников, а в свободное время он исхитрился написать мой портрет акварелью. И это было не столько пафосное портретное сходство, сколько динамичный импрессионизм.
Я получилась живой, энергичной, но в то же время какой-то ранимой и хрупкой. Мы водрузили портрет в тяжелой раме на стену салона, и как-то стало солиднее в доме. Андрей Михайлович был слишком застенчив, чтобы продолжить ухаживания, а я деликатно не замечала намеков, так что наши отношения почти перешли в категорию дружеских, теплых.
Но однажды, кто-то из инженеров притащил с собой гитару.
Не притрагивалась к струнным инструментам с августа девяносто четвертого, почти два года, а тут вдруг что-то захотелось. И я зажгла. До того, как сбегали за шампанским второй раз, еще держалась в рамках романсов. А потом успела и кое-что из рока выдать, и, по-моему, даже станцевать.
Утро встретило меня головной болью, рассолом от моей жалостливой Евдокии и слава Богу, пустой постелью. Признаюсь, я не очень уверенно помнила, как выпроваживала гостей. Зато, когда ближе к одиннадцати раздался стук в дверь и на пороге образовался Оленищев с мольбертом, холстом и сумкой явно художественного назначения, стало не до смеха. Смущаясь и краснея, Андрей Михайлович напомнил о том, как я возжелала портрет маслом в неглиже.
- То есть прямо вот так и сказала? - уточнила я, чуточку мертвея от смущения.
- Да, Ксения Александровна. - исследуя какую-то важную точку на полу ответил художник. - И еще пообещали выставку этой картины устроить.
- Мммм. Выставку, значит… - Шампанское внести в запретный список. - Ну раз решила, то что делать, дворянское слово нерушимо. Где рисовать-то будем?
Хороший свет нашелся в библиотеке, там же мне пришла в голову отличная идея, позволяющая сохранить и мою честь, и чужую нравственность. Эту идею я прикупила совсем недавно на распродаже имущества поиздержавшейся кокотки. Прочими вещицами побрезговала, а вот это… Устоять не смогла. Прожарила пару дней на солнцепеке - это убивает возбудителей туберкулеза, сифилиса и других неприятностей, и убрала до лучших времен. Вот они и пришли.
Широко распахнутые окна позволили моим соглядатаям в подробностях рассмотреть огромный веер из перьев у камина, за которым распласталась я в одних укороченных панталонах и тонком шарфе, опоясывающем грудь. По обнаженным плечам и ногам становилось понятно, что за веером ничего нет, но формально непристойности не было. На лицо мне пририсовали маску с теми же перьевыми мотивами, и это вообще позволяло хулиганить, но перед графом, все же, было как-то неудобно.
Первая ночь после этюдов прошла спокойно, а на вторую я обнаружила замену действующего игрока среди наблюдателей. Даже один остался, без напарника. Сам выбрал свой удел, зловеще улыбалась я белой ночи. Поэтому утром долго крутилась перед зеркалом, примеряя драгоценности. Они же на голой коже смотрятся лучше всего, а одежда только отвлекает. Кстати, активные занятия верховой ездой, здоровое питание и четырехэтажный дом сделали то, на что не сподобились несколько лет спортзала - я стала подтянутой со всех сторон, а чертовщинка во взгляде только добавляет очарования. Упражнения с плиткой позволили сохранить кожу лица в приличном для тридцатника состоянии и в целом, не стыдно было бы позировать и действительно голышом.
К обеду пришел посыльный из магазина с большой полосатой коробкой. Халат с глухим воротником в пол жемчужно-персикового цвета был, конечно, несколько монашеским, но мне понравился. Какой же он милый, однако, вроде как уже разбежались, а подарки дарит. Я распахнула окно пошире и примерила обновку. Опять же на голое тело. В бинокль разглядывала чуть позже его окаменевшее лицо. Тяжек, тяжек труд политического сыщика.
* * *
Презентация портрета прошла при большом стечении народа. Поскольку летом домочадцы семейных инженеров находились на дачах, то общество было преимущественно мужским, из женщин привели лишь немногочисленных подружек и невест. Мы с Оленищевым немного волновались: он за художественную ценность, я - за пуританскую мораль, но столько аплодисментов я еще не срывала. Не зная предыстории, изображенную женщину можно было принять за балерину или актриску бурлеск-шоу, а поскольку сейчас звезда мадмуазель Кшесинской высока как никогда, подобные картины не особенно удивляют, и лишь избыточно озорной взгляд в прорезях маски выдает несовременную барышню.
На этот раз я была очень осторожна с алкоголем и лишь пела разные задушевные песенки. Отлично провела время. По ходу действия мы все пришли к выводу, что первоначальный проект карты нуждается в доработке и стоит сделать карту еще и рельефной, что требовало дальнейшего вдумчивого обсуждения. Хотя признаемся честно, изначальная идея уже стала лишь поводом для посиделок.
* * *
Когда я спровадила всех гостей, ответив на очередную порцию комплиментов и отклонив самые нескромные предложения, осталась наедине с картиной. Ее мне единогласно презентовали мои приятели.
Из недр дома вышла прислуга и критично уставилась на творение коллежского асессора.
- Срам-то какой. - охнула Евдокия и перекрестилась. Устя, по-видимому, была с ней согласна.
- У нас в усадьбе разные обнаженные висят. Даная есть, нимфы всякие. Есть графини и поболее открытые. - возразил Мефодий. - Бабка Николая Владимировича, царствие ей небесное, вообще по пояс голая.
А вот этот портрет я видела. Оказалось, что в конце XVIII-начале XIX века мода несколько отличалась от того, что нам показывали в "Войне и мире". Причем настолько капитально отличалась, что я потом даже в интернете прошустрила, а то казалось, что попала в вертеп развратников. Платьица тогда носили из тонких тканей и без чехлов. То есть ножки и все прочие прелести светили только так. А декольте, обнажавшее соски, вообще считалось нормой жизни. Говорят, Наполеон раз осмотрел очередную даму на балу и потребовал одеться, прежде чем заговаривать с ним. Действительно, ладно осьмнадцатилетние прекрасные дивы, но после стандартных пяти-восьми родов, без фитнеса и подтяжек выставиться в тонкой тюли - это тот еще экстрим. Да и для русской зимы мода - самое то.
И лишь Демьян взирал на картину с восхищением - насколько я поняла, ему понравились перья. Надо будет прикупить перьевую щетку для хрусталя.
- Дареному коню в зубы не смотрят. - резюмировала я. - Мефодий, пойдем в спальне повесим.
Но в спальне этому полотну мешали жабы, в гостиной я уже стены заняла, столовая - не лучшее место, в кабинете не сочеталось со стилем… Устя уже понадеялась, что выкинем ко псам, но тут я вспомнила про зимний сад. Среди зарослей передумавшей умирать хойи эротическое полотно хозяйки дома смотрелось вполне органично.
Прислуга отправилась спать, а я еще полюбовалась на себя. Лучше, чем в жизни получилась. Главное, чтобы теперь мальчик мной особенно не увлекался.
13
Пост напротив моих окон словно умер. Раньше мальчики менялись и работали в режиме сутки через сутки, я привыкла уже к ним, Мефодий исправно подкармливал, о чем, очевидно, начальству не докладывали. А тут уже несколько дней окна зашторены, позавчера вообще в эти комнаты заселилась семья с детьми. Глава семьи явно из морского ведомства, дома практически не бывает. Я с помощью бинокля рассмотрела все возможные точки наблюдения за собственными окнами - глухо.
Так оно, конечно, приятно, что наблюдать больше не будут, но странно как-то.
Дом уже затих и погрузился в сон, когда возле моих дверей остановился экипаж. Пассажира как-то коряво выгрузили на мостовую и подтащили к крыльцу. Вслед за телом отправился объемистый саквояж. Возница воровато огляделся и явно сомневался, стоит ли бросить все как есть, постучать или свалить, копался в карманах и в целом не внушал доверия.
Поскольку я не ложилась спать и музицировала на забытой гостями гитаре, то рассмотрела всю сценку. Господин Тюхтяев живописно распластался у моей двери.
- Демьян!!!!! - заорала я и бросилась отпирать замок и засов.
Немой в одном исподнем выбежал в парадную, мгновенно оценил ситуацию и затащил тело внутрь. Тем временем я трясла кучера.
- Барыня, да не знаю я ничего. Он письмо просил вручить. С Вашим адресом. А сам сомлел. Я и привез сюда. - бормотал бородатый кучер не самого великого ума.
- Письмо где? - отпустила я его сюртук.
Мне передали конверт и лошадь припустила как на хороших гонках.
"Дорогая Ксенія Александровна!
Обстоятельства вынуждаютъ меня совершить дальнее путешествіе, о которомъ я уже Вамъ разсказывалъ. Но считаю своимъ долгомъ предупредить Васъ о грозящей всѣмъ намъ опасности. Люди, чье вліяніе и возможности, намного превосходятъ мои, могутъ нанести вредъ Н.В. Возможно, выбравъ своимъ инструментомъ Васъ. Поэтому заклинаю - будьте благоразумны и не доверяйте каждому, кто встрѣчается на Вашемъ пути.
Сожалѣю, что мы провели такъ мало времени вмѣстѣ. Вы удивительная женщина, и наше знакомство я считаю одной изъ лучшихъ неожиданностей въ моей судьбѣ.
Вашъ покорный слуга М. Тюхтяевъ".
Недалеко же ты, дружок, уехал. Я заперла дверь и вместе с домочадцами наблюдала, как медленно растекается темно красное пятно под статским советником.
- Демьян, Мефодий - аккуратно несем господина в комнату для гостей. Девушки - воды вскипятите. И простыни туда же отнесите.
Сама взметнулась наверх и залезла в тайник. Оттуда вытащила и оставшийся с саратовских времен хирургический набор - за неимением другого, шить будем так, и кое-что из кровоостанавливающих медикаментов, шприцы - местными еще не закупилась, а пачки одноразовых для единственного пациента мне как раз пока хватит, антибиотики, противовоспалительные…
Перекрестилась перед иконой, понимая, что в этот раз моих знаний точно может не хватить. Хорошо хоть пила сегодня мало. И отправилась вниз.
Совместными усилиями мы раздели пострадавшего и увиденное было не так чтобы плохо… Хреново было. Огнестрельных ран на теле не нашлось, зато в правой части живота виднелась хорошая такая ножевая. Рассуждая логически, при такой ране в печень он уже должен бы истечь кровью, но, раз пока жив, да и пульс есть, поборемся. Выгнала всех от греха и начала в одиночку.
Я промыла рану, обнаружив, что торчит что-то желтоватое (сальник, дура - прозвучал в голове Люськин голос) и вроде бы до кишечника рана не дошла, так что все повреждение условно поверхностное. Правда, вряд ли медики со мной согласятся. Увиденное мне очень понравилось - у Тюхтяева хороший Ангел-хранитель, перитонит тут пока лечить не умеют - и я принялась за дело. Щедро пролила все операционное поле антисептиком и настоящим кетгутом зашила внутренние мышцы брюшины (ну я так думаю, что это были они), шелковыми нитками - наружные швы, вколола антибиотик и выдохнула. Дренировать все равно особенно-то и нечем, да и не умею. Так что понадеемся, что за счет быстрой реакции мы избежим некроза тканей и он выживет. Позвала Демьяна, вдвоем мы туго перевязали рану и села рядом с пациентом. Пульс все еще был и это чудо. Я поправила простой потертый серебряный крест на шее пациента - следы помятостей на нем, да и поджившие шрамы на теле внушали надежду, что раз эта переделка не первая в его жизни, так и последней не станет.
- Мефодий! - позвала подслушивающего за дверью дворецкого. - Вот это. - кивнула на неподвижное тело. - хороший знакомый графа. Сейчас хорошенько запомни все, что я скажу и первым же поездом езжай в Москву. Так же все расскажешь графу, и только ему и только наедине, никаких писем не передавай и не бери. Понял?
- Как не понять. - покосился на ночного гостя горбун.
- Если Николай Владимирович что скажет делать - делай. Что захочет передать - запоминай. Если кто чужой спросит - едешь стойло для Лазорки обустраивать. Касаемо наших домашних дел - ничего не происходит необычного.
- А что, мы в белокаменную переезжаем? - заинтересовался Мефодий.
- Бог даст, нет. - буркнула я. - Запоминай. Михаил Борисович Тюхтяев был доставлен к нам в дом без сознания. Кучер клялся, что не знает ни его, ни обстоятельств этого случая, но веры ему нет. Ранение серьезное, я его зашила, но кто знает, чем дело обернется. При нем было письмо, в котором он намекает поменьше говорить. Понял?
- Понял, Ваше Сиятельство.
- Идем, денег тебе дам.
Заодно переоделась, выдохнула, прихватила нашатырный спирт. Лето на дворе, а меня колотит как в ноябре.
* * *
Пациент приходил в себя тяжело и долго.
- И снова здравствуйте, Михаил Борисович! - с неестественным восторгом улыбнулась я.
- Вы? - просвистел он.
- Я. - промокнула его губы влажным полотенцем. - На этот раз Вы весьма экстравагантно меня навестили.
Он пошевелился и поморщился.
- Что? - он приподнял простынь, которой был укрыт и даже немного покраснел, соотнеся недостаток одежды и мое присутствие рядом.
- Ножевое ранение. Вроде бы без повреждений внутренних органов. Вас зашили, обработали, перевязали. Денек полежите - и вставать начнем.
- Кто? - и смотрит на меня. А я почем знаю, кто тебя так отутюжил?
- Сюда Вас кучер довез, которому Вы письмо для меня передавали…
- Л-лечил кто?
- А вот об этом лучше не спрашивайте. - я протянула ему стакан с водой, который он жадно выпил и провалился в сон.
Прелесть этого времени в том, что опиаты продаются совершенно свободно и запасы морфия можно скопить убийственные.
Я сама уснула и проспала до обеда, доверив пациента заботам Устиньи и Демьяна. Перекусила, привела себя в божеский вид и отправилась в аптеку за двумя жуткими, но крайне нужными вещами.
- Сударыня, но это для клиники отложено…
- Двойная цена.
И кружка Эсмарха вместе с судном оказались у нас дома. Что-то мне подсказывало, что подобного с моей стороны Тюхтяев не допустит, так что пришлось обучать Демьяна нехитрым манипуляциям. И если насчет судна он все понял быстро, то с клизмой дело стопорилось. Так вдвоем и пошли.
- Михаил Борисович, тут такое дело… Насчет надобностей Ваших - зовите Демьяна. А к ночи нужно кишечник промыть.
- Нет! - твердо заявил пациент.
- Да.
Мы еще немного перепирались и доторговались до того, что я могу прикинуться сестрой милосердия, и тогда это уже попроще будет. От такой перспективы пациент согласился на любые процедуры в исполнении Демьяна.
Тюхтяев все переживал, что доктор мог доложить начальству о ранении, и тогда не получится все скрыть.
- Не доложит. - бескомпромиссно заявила я.
- Вы не понимаете, есть инструкции, порядки. Я сам их составлял. - и ладно, в мое время тоже врачи обязаны докладывать обо всех ножевых и огнестрелах. И некоторые даже так поступают. Некоторые.
- Доктор теперь вообще ни с кем говорить не будет. - попробовала я успокоить раненного чиновника, но неудачно подобрала слова.
- Вы его убили? - охнул пациент.
- Нет, конечно, куда ж я без Вас бы труп спрятала? - забавный он, все-таки.
* * *
На второй день мы кое-как поставили нашего героя на ноги. Он морщился, но мог передвигаться, а повязка почти не кровоточила, и это меня несказанно радовало. При перевязке, которую тоже пришлось отстаивать с боем, пациент попросил зеркало и внимательно всматривался в мою работу.
- Мне так раньше не зашивали раны. - проговорил он после долгого молчания. - Новая методика какая-то?
- Вроде того. - я тщательно промазывала края зеленкой.
- А это лекарство? Я его тоже еще не встречал.
Да я и сама не в курсе, в каком году эту зеленку изобретут. По-моему, европейцы вообще без нее обошлись, но у нас экстренный случай.
- Зато действенное.
- И откуда же оно у Вас?
- Вы же в курсе, я работала в аптеке. Там у меня была возможность немного экспериментировать. - я уже закончила свою работу и теперь с ужасом смотрела на воспаленные края раны. Логика настойчиво намекала, что как по волшебству все бы за ночь не заросло, но видок все равно - не очень. Люська что-то еще рассказывала про необходимость дыхания кожи. Вспомнить бы…
- Экспериментировать? - каркающе проговорил Тюхтяев.
- Ну да. - я встала и распахнула окно для проветривания. - Есть же всякие новые идеи у фармацевтов в мире, которые еще не апробированы в России. Жаль, без диплома мне не развернуться было… Но Вы не переживайте, все хорошо работает - я на себе проверяла.
И еще сотни миллионов детей в СССР могут подтвердить живительную силу зеленки при любых неурядицах.
Больной тоскливо уставился в потолок. Потом додумался до чего-то своего.
- И зашивали меня тоже Вы? - зрачки сузились, а брови, напротив, приподнялись над обычным своим местоположением.
Ох, как же ему хочется услышать отрицательный ответ.
- Согласитесь, лучше, чем та вышивка получилось?
Только шум внизу спас нас обоих от скандала.