Мастер Гиллем не обратил внимания на замечание.
- Вы хотите обрести мудрость?
- Да, - ответил молодой человек, наверное, самый смелый из них. На нем тоже была черная блуза ученого. - Но мы не уверены, что вы тот, кто сможет научить нас столь высоким предметам.
- Согласен, - ответил Гиллем с деланым смирением. - Вполне возможно, господа, что ваши знания уже превзошли мои способности. Вы разбираетесь в волшебных травах, которыми устлан путь к знанию?
- Нам об этом ничего не известно. Верно, Лоренс? - сказал самый юный из них.
- Молчи, Марк, - отозвался Лоренс. - Предоставь это мне. Мы бедные студенты, - продолжил он, - мы не можем много заплатить. Одна монета в ваш мешок от нас троих, чтобы выслушать пару слов о важности знания, - это одно дело, но сколько вы попросите за то, чтобы поделиться с нами самим знанием?
- По десять монет с каждого, - вступил в разговор Луп. - И лишь потому, что хозяин заметил, какая заинтересованность и ум написаны на ваших лицах. Обычно мы берем больше. У нас большие затраты, знаете ли. Нужны редкие травы и мази, а чтобы ритуал удался, надо зажечь благовонный ладан. От десяти монет мы ничего не выиграем, но хозяин добрый и щедрый человек, желающий наградить мудростью всякого, кому она принесет пользу.
- И если мы решим принять ваше столь великодушное предложение, - сухо сказал Лоренс, - то когда мы встретимся? Мы занятые люди и не вольны распоряжаться своим временем.
Мастер Гиллем в растерянности взглянул на слугу.
- Вы поймете, добрые господа, что мы злоупотребляем великодушием других ради наших частных встреч…
- Но если вы сможете увидеться с нами во втором часу ночи, когда весь город спит, - перебил Луп, - у нас будет и время, и место, где разместить вас.
- Где нам вас искать? Или же вы живете в поле?
- Было бы неплохо, - торжественно произнес Гиллем, - но слишком трудно. Мы снимаем комнату в квартале Сан-Фелью у доньи Мариэты. Она пытается искупить вину за свой образ жизни, предоставляя нам бесплатное жилье. К ее дому вас проводит любой.
- Завтра вечером духи будут сильны, - сказал Луп. - Явитесь к нам, и вы узнаете много.
- Я знаю, где это, - покраснев, произнес третий юноша.
- Ты, Аарон? - переспросил Лоренс. - И ты знаешь, кто она?
- Да, - твердо ответил Аарон, - но и она, и ее девушки должны есть хлеб.
- Что думаешь? - пробормотал Лоренс, когда трое юношей быстро заняли свои места за столом у Родриге. Хозяин таверны со стуком выставил перед ними три деревянные кружки, налил в них из кувшина самого дешевого, разбавленного и кислейшего вина и встал рядом. Из своего многолетнего опыта он знал, что если подмастерья, студенты и им подобные молодые бродяги сразу не заплатят за выпивку, ему, скорее всего, придется проститься со своими денежками. После долгих поисков юноши набрали достаточную горку монет из своих личных запасов.
- Насчет мастера Гиллема? Слишком дорого, - уныло отозвался Марк. - Мне и так едва хватает на уксус, который Родриге выдает за вино, чтобы еще пускаться в дополнительные расходы.
- Обучение всегда стоит денег, - заметил Аарон.
- Но не в том случае, когда тебя обучает отец, - ответил Марк. - В противном случае, кто бы захотел стать ткачом?
- Тебе обязательно становиться ткачом? - спросил Лоренс.
- Разве это занятие унаследует не твой брат?
- Можно и так сказать, - произнес Марк. - Но моему отцу было бы очень невыгодно отдавать меня в ученики. Он слишком скуп для этого. - Он поднял кружку. - За работу. Ненавижу ее. Уйду, как только смогу.
- Ты хотя бы можешь уйти, - заметил Аарон. - А я должен оставаться в пекарне навечно, иначе скажут, что я обрекаю родителей на нищету в старости.
- Пусть твоя сестра выйдет замуж за человека, готового изучить пекарское дело, - предложил Лоренс. - Ты не раб своих родителей.
- А чем бы ты занялся, если бы ушел? - спросил Марк.
- Отправился бы на север. В Тулузу или куда-нибудь еще. Туда, где в чести поэзия и знания.
- Аарон переписал все новые стихотворения, - добавил Лоренс. - И множество старых.
- Я все трачу на бумагу и чернила, - согласился Аарон со смущенной улыбкой. - И вино.
- Откуда ты взял эти стихотворения? - осведомился Марк.
Лоренс подмигнул.
- Он и не брал. Некоторые принадлежат моему отцу, другие моим учителям, а одна прекрасная книга самому епископу.
- Я был осторожен, - добавил Аарон. - Все вернул как можно быстрее. Зачем тогда меня отдали в школу, если не хотели, чтобы я научился читать?
- Это дает им почувствовать собственную значимость, - ответил Лоренс. - Мой отец такой же. Но я здесь не останусь. Все в этом городе только и думают о цене на шерсть и сукно и о том, как бы разбогатеть. Я отправлюсь в Монпелье изучать астрономию и астрологию, а также труды греков по логике и математике. Я поговорю с мастером Гиллемом о том, что там изучают, и спрошу его, кто самые знающие учителя. - Лоренс поднял кружку с печальной улыбкой. - За свободу.
- Мой отец утверждает, что лишь богатые христиане могут позволить себе тратить время на такие пустяки, как поэзия и математика, - заметил Аарон. - Он хочет, чтобы я женился на работящей девушке с хорошим приданым и занялся своим собственным делом. Сейчас мне становится плохо от одной этой мысли.
- Кстати, - прибавил Лоренс, - мой отец рассуждает так же. За исключением моей женитьбы, потому что хочет, чтобы я стал по крайней мере епископом. Будь я графом, то мог бы проводить время за изучением легкомысленных вещей.
- Если бы ты был графом, - вступил в разговор Марк, - то тебе бы пришлось идти воевать и тебя бы убили в сражении.
- Верно, - согласился Лоренс. - Чем бы ты хотел заняться, если бы не пришлось работать у отца? Кроме того, чтобы уйти из города.
- Создавать красивые вещи, - просто ответил Марк. - Я могу ткать их на станке, но отец говорит, что это трата времени и перевод хорошей шерсти. Правда, он сам не особенно использует хорошую шерсть, - добавил Марк.
Все трое погрузились в мрачное молчание.
- А как же мастер Гиллем? - спросил Аарон.
- За одно занятие надо заплатить тридцать монет, - заметил Лоренс.
- С таким же успехом это могли бы быть тридцать тысяч, - вставил Марк. - У меня остались деньги только на то, чтобы завтра выпить вина, и все.
- Я могу заплатить за всех нас, - предложил Аарон. - Давайте согласимся.
- Ты? - потрясенно переспросил Марк. - Но это же куча денег.
- Что за деньги, Марк, дружище? - Еще один юноша в черном присел за стол и жестами подозвал своих друзей присоединяться. - Редкая вещь в моей жизни, могу тебя уверить. А у этого мошенника с луга нет никакой надежды выманить у меня последние деньги на выпивку.
- Добрый вечер, Бертран. Почему ты называешь его мошенником? - спросил Лоренс.
- Разве ты его не слушал, Лоренс, друг мой? В жизни не слыхал столько полуправды и такой искаженной логики.
- Что ты знаешь о логике? - с жаром осведомился Лоренс. - И если бы ты присутствовал на его первых двух выступлениях, то знал бы, какие он приводил доводы.
- Я знаю одно: если кто-то предлагает раскрыть мне все тайны магов, семи мудрецов и бог еще знает кого за три дорогих, - но очень простых урока, значит, меня собираются ободрать как липку.
- Ты подслушивал, - заметил Аарон.
- На лугу тайной беседы не получится, - возразил Бертран. - В любом случае знания достаются только путем упорного труда и от хороших учителей.
- Чья это проповедь, Бертран? - За столом раздался смех.
- Моего отца. - Бертран покраснел. - Но это все равно правда. И почему этот мудрый человек поселился в доме Мариэты?
- Так вы направляетесь к Мариэте, чтобы набраться мудрости, ребята? - спросил из-за соседнего столика крестьянин с обветренным лицом и разразился хохотом. - Она научит вас мудрости.
- Странные вещи происходят, - заметил другой посетитель. - Я слышал такое, чему вы вовек не поверите.
- В этом году у нас и без того хватало бед, - заметил крестьянин. - И прошу прощения за то, что подслушивал, но тайны магов до добра не доведут. На вашем месте я бы не совался в эти дела. Только не сейчас. Пусть маги оставят свои тайны при себе.
Как-то раз в конце сентября в четверг рано утром Исаака разбудил голос жены, бранящей Ибрахима за то, что он шумит, хотя прекрасно знает, что его хозяин еще спит. Исаака было не обмануть. Спешный вызов напуганной жены молодого Аструха вынудил его уйти после полуночи, и он пробыл в их доме, пока от усталости и предрассветного холода его пальцы не онемели. Остаток ночи Исаак проспал на кушетке в своем кабинете, выходящем одной стороной во внутренний двор. Юдифь хотела, чтобы ее муж перешел на другую кровать, но его кабинет был неприкосновенен, и она не желала туда заходить без веской причины.
Во дворе снова стало тихо. Исаак поднялся с постели, открыл дверь и сделал глубокий вдох. Невзирая на вечную тьму, в которой он теперь жил, Исаак знал, что солнце уже давно рассеяло утреннюю дымку, а прохлада скоро уступит место очередному жаркому дню. Он ощущал запах тумана, приближающейся жары и лучей палящего солнца, прежде чем другие люди могли их увидеть или почувствовать. Не успел Исаак приступить к неторопливому умыванию холодной водой, как услышал скрип ворот и голос Юдифи, суетившейся вокруг юного Саломо, сына банкира Видала.
Исаак нанял Саломо дес Местре на три месяца для обучения своего тринадцатилетнего ученика Юсуфа. Он встретил мальчика-мавра в начале лета, когда голодный сирота вывел слепого лекаря из гущи взбунтовавшей толпы. Отец Юсуфа был послом эмира Гранады Абу Хаджадж Юсуфа; он погиб за пять лет до этого в одной из гражданских войн между доном Педро и его братом Фернандо. С помощью Исаака покровителем Юсуфа стал дон Педро, король Арагона.
Юсуф не только был умен, но и получил в детстве прекрасное образование. Он научился читать и писать на арабском, прежде чем судьбе было угодно превратить его в беспризорника, защитой которому служила лишь его смекалка, и он с радостью впитывал все знания, которые мог получить в этом новом для него мире. Но слепец не может обучить мальчика латинскому письму и азам грамматики латинского языка, на котором была написана большая часть богатого собрания врачебных текстов. Как только мальчик научится читать вслух, они будут работать вместе, но пока ему нужен зрячий учитель.
Юный Саломо сам был почти мальчишкой.
- Как тебе нравится твой новый учитель? - спросил Исаак через несколько дней после начала уроков.
- Хороший, - ответил Юсуф, умудренный опытом мальчик тринадцати лет. - Очень обходительный молодой человек, господин, и кажется, очень начитанный. Но он ничего не знает о мире. По-моему, он влюблен в госпожу Рахиль, - невинно добавил он.
- Правда? - переспросил Исаак. - И она тоже?
- Не думаю. По-моему, он слишком молод, чтобы ей понравиться. Мне ничего неизвестно, господин, - поспешил добавить Юсуф. - Она ничего не говорила ни мне, ни ему. Я могу только судить об этом по ее взгляду. Она всегда закрывает лицо накидкой, когда он поблизости.
Вновь воцарившуюся тишину нарушали лишь взмахи метлы Ибрахима, медленно подметающего двор.
Исаак прочел утреннюю молитву и вышел из дома.
- Сейчас слишком прохладно, чтобы завтракать во дворе, Исаак? - спросила жена, которая все время была поблизости. - Если пожелаешь, мы можем поставить стол у очага.
- Дорогая моя Юдифь, - с удивленным видом ответил Исаак, - больны мои пациенты, а не я. Здесь очень приятно, и ты сама скоро начнешь жаловаться на жару. И потом я уже слышу, как приближается наша прекрасная Наоми с таким блюдом, от которого и у мертвеца бы разыгрался аппетит. Вчера ночью у меня было много работы, и я очень проголодался. Давайте есть. - Наоми поставила пышущее жаром блюдо с рисом и овощами на стол, где их уже ждали привычные тарелки и миски с сыром, фруктами и мягким хлебом.
- Вы поздно вернулись? - спросила Юдифь. - Рахиль еще спит.
Этот вопрос был не так прост, как могло показаться на первый взгляд. Прежде всего Юдифь очень раздражали люди, зовущие врачей среди ночи. Пусть бы молились и терпеливо ждали восхода солнца, прежде чем посылать за ее мужем. И потом ей казалось, что их семнадцатилетней дочери было бы лучше скорее выйти замуж и прекратить сопровождать отца в любое время суток. Юдифь хотела быть уверенной, что они действительно вернулись поздно и что Рахиль не злоупотребляет своим положением, чтобы все утро пролежать в постели.
Все это Исаак знал не хуже, чем то, какая настойка нужна для лечения головной боли.
- Да, было очень поздно, - ответил он. - Неудивительно, что она еще спит. Но, по-моему, маленький сын Аструха идет на поправку. Хорошо, что они меня позвали,
- И меня, папа, - прибавила Рахиль. - Доброе утро, мама. - Она поцеловала мать в щеку. - Я слишком проголодалась, чтобы проспать все утро, - заметила Рахиль, давая родителям понять, что слышала их разговор, и потянулась за миской с рисом.
Не успело семейство приступить к завтраку, как в ворота застучали.
- Я открою, - сказал Исаак.
- Ни в коем случае, - перебила Юдифь. - Кто бы там ни был, он может подождать. Ты спокойно закончишь завтрак, прежде чем отправляться по делам. Ибрахим отопрет. Если это так важно, он нам сообщит.
Очевидно, дело было неотложное. Во двор ворвался пекарь Моссе, бормоча изысканные и неразборчивые извинения.
- Прошу прощения, господин Исаак, госпожа Юдифь и госпожа Рахиль, за то, что помешал вашему завтраку. Конечно, вас вчера задержали допоздна. Знаю, так бывает. Я бы не стал беспокоить вас, если бы не был так встревожен, господин. Моя жена сходит с ума от горя, поэтому я сказал ей: "Пойду, потолкую с лекарем, дорогая Эсфирь, он знает, что делать". Только мятный чай и больше ничего, а на этом ведь долго не протянешь, верно?
- Моссе, друг мой, - обратился к нему Исаак. - Кто болен?
- Аарон, господин Исаак. И он…
- Расскажи мне, что именно произошло сегодня утром и почему твоя жена так забеспокоилась.
- Ну, - неуверенно начал пекарь, - Аарон не встал с постели. Сказал, что плохо себя чувствует.
- Как именно?
- Ну, - Моссе замолчал и посмотрел на Юдифь и Рахиль, - он плохо спал вчера ночью.
- Идем, Рахиль, - позвала Юдифь, - уже поздно, а у нас много дел. Пожалуйста, извините нас, Моссе. Нам пора приступать к работе, а позавтракаем на кухне.
- Хорошо, - ответила Рахиль. - Тебе не кажется, что здесь прохладно, мама?
- Наоми! - Голос Юдифи эхом раздался по всему дому. - Помоги нам перенести посуду. - И Наоми поспешно принялась заносить все блюда обратно.
Исаак подождал, пока женщины уйдут.
- А теперь, Моссе, садись и расскажи мне, что случилось с Аароном. Опять эти ужасные кошмары?
- Хуже, господин Исаак. Три ночи назад я случайно увидел, как он ходит с широко открытыми, ничего не видящими глазами. И кошмары не прекратились. Он вздрагивает от страха от каких-то ему одному слышимых звуков, а в тенях на стене видит очертания людей. Он ничего не ест и кричит на мать и сестру, пугая их.
- Что вы предпринимаете?
- Эсфирь поит его мятным чаем, ромашкой и другими травами, чтобы наладить сон, но они не помогут. Я знаю. - Пекарь наклонился так близко к Исааку, что тот ощущал его дыхание на своем лице. - У моего сына есть враг. Или у меня. Кто-то заколдовал моего сына. Тот, кто пытается изгнать меня из квартала. Ведь должность пекаря очень почетная, можно сказать, священная, правда, господин?
- Верно, Моссе. И ты хороший пекарь, но прежде чем сваливать все на колдовство, думаю, нам следует попытаться понять, что же случилось с твоим сыном.
- Идемте со мной. Осмотрите его, поговорите с ним. Вы сможете понять, какие заклинания были использованы против моего сына.
- Поведение Аарона может объясняться и другими причинами, - заметил Исаак. - Я могу привести несколько.
- Это колдовство, - твердо повторил Моссе. - Я знаю.
- Почему ты так уверен?
Моссе обвел подозрительным взглядом двор.
- Потому что оно коснулось меня, - прошептал он. - Они хотят убить моего сына и наследника, но это можно сделать только в том случае, если у меня не появится другого. И они заколдовали и меня, чтобы я не смог дать жизнь еще одному мальчику.
- У этого могут быть иные причины, Моссе, - мягко сказал Исаак.
- Сначала я думал, что это Господь меня наказывает за то, что я отправил своего первенца к шурину Эфраиму, когда его сын умер от чумы.
- Господь не стал бы наказывать человека, пожелавшего помочь брату жены, - возразил Исаак.
- Но я поступил так не по доброте душевной, - пробормотал Моссе.
- Хочешь сказать, он тебе заплатил? - спросил Исаак. Все знали, что Моссе получил толстый кошель с монетами за то, что позволил шурину забрать к себе старшего сына. И только сам Моссе был уверен, что все это держится в тайне.
- Я продал своего сына. Это великий грех. Но Даниил унаследует прибыльное дело и будет богатым человеком. Я сделал это и ради него.
- Но в основном ради себя, - заметил Исаак.
- Да. И теперь я наказан. Я должен был послать к нему Аарона, но решил, что с ним будет легче справляться и учить. И вот к чему это все привело.
- И что же все-таки ты от меня хочешь? - поинтересовался Исаак.
- Я хочу, чтобы вы сняли проклятье с Аарона и с меня и наложили их на того злодея, кто это сделал. Я знаю, кто это, господин, и я отдам вам все, чтобы вы смогли отомстить ему.
- Моссе, друг мой, - промолвил врач. - Моя работа - медицина, а не заклинания. Но из сказанного тобой вполне возможно, что юноша страдает от болезни, которую я в силах излечить. И для тебя у меня есть несколько средств. Хватит думать о том, о колдовстве, лучше пойдем посмотрим, что можно сделать. Подожди немного, пока я схожу за лекарствами.
Исаак торопливо проглотил немного риса и прихватил кусок мягкого хлеба с сыром. Юсуфа оторвали от занятий, а Рахили велели сложить в корзину травы и настойки. Не успел Моссе решить, выиграл он или проиграл в споре с врачом, как все четверо уже шагали по главной улице.
Пекарня была выстроена у северной стены квартала, подобно некоторым другим общественным местам, вход в нее вел через дверь со стороны города. Но вместо того чтобы огибать ворота и идти ко входу в пекарню, Моссе свернул на первую улочку у ворот и вошел в свой удобный дом со стороны квартала. Домашним Моссе не приходилось будить привратника Якова, если им нужно было войти или покинуть Колл ночью, когда ворота были заперты. Следовало лишь отпереть маленькую дверь в стене и оттуда из пекарни пройти в город.
Когда компания подошла к дому пекаря, с верхнего этажа раздался душераздирающий вопль. По лестнице сбежала Эсфирь и безумным взглядом посмотрела на своего мужа.
- Он умер, Моссе! - завизжала она. - Он умер. Мой Аарон умер!