Глава вторая
Смерть, приносящая горе и потрясение, стала хорошо знакома Рахили за последние три года, что она помогала своему отцу. Из-за его ухудшающегося зрения и смерти бывшего помощника, Бенджамина, во время эпидемии чумы сестре Рахили, Ревекке, пришлось помогать отцу в те тревожные времена. После замужества Ревекки Рахиль, как само собой разумеющееся, заняла место сестры и стала глазами своего отца, а там, где на смену зрению приходило прикосновение, его руками. С той поры ей приходилось видеть горе и отчаяние на лицах людей, понесших утрату, и облегчение на лицах тех, кого смерть, эта вечная разлучница, спасла от домашнего деспота. Но пекарь не был похож на всех тех скорбящих, которых видела Рахиль. Он стоял в стороне, не делая попыток утешить свою сломленную жену и принимая смерть своего наследника с каким-то стоическим, почти мрачным мужеством. Рахиль знала, что Моссе прекрасный пекарь, но в несчастье его нельзя было назвать образцом стойкости. Повисла неловкая пауза, и затем вперед шагнул Исаак.
- Госпожа Эсфирь, прошу вас, - произнес он, протягивая руку, чтобы успокоить рыдающую женщину. - Давайте прежде его осмотрим. Бывает…
- Слишком поздно, господин Исаак, - простонала она. - Я знаю. Я уже прежде видела мертвых. Он умер. Мой Аарон умер. Вы опоздали.
Моссе стоял в стороне, безмолвный и бесстрастный.
- Если вы проследуете за мной, - послышался тихий голос снизу лестницы, - я проведу вас к нему, господин Исаак. Отец, - сурово добавил он, - я отведу врача наверх. Пожалуйста, побудь с мамой. - Исаак увидел привлекательного юношу крепкого сложения, но грациозного, который был почти такого же роста, что и его брат. Его глаза покраснели от слез, но он не забыл о хороших манерах. - Господин Исаак, госпожа Рахиль, юный Юсуф. Прошу вас проходить. Спасибо, что быстро пришли.
- Ты ведь Даниил? - тихо спросил Исаак. - Если ты готов провести нас, мы последуем за тобой.
Маленькая процессия прошествовала вверх по лестнице в небольшую спальню над пекарней.
- Он лежит там, - сказал Даниил.
Исаак стоял в дверях, прислушиваясь и нюхая воздух.
- Когда он умер? - спросил он.
- За несколько минут до вашего прихода, господин. У нас не было времени положить его тело подобающим образом, потому что мама услышала ваши шаги и бросилась вниз.
- Вы были с ним до конца?
- Да, господин, - промолвил Даниил и замолчал.
- Подведите меня к нему, - попросил Исаак. Рахиль взяла отца за руку и повела к изголовью скорбной измятой постели. Исаак провел пальцами по телу, обезображенному и скорченному в предсмертной агонии. - Его смерть не была легкой, - заметил он.
- Это было жуткое зрелище, - печально произнес Даниил. - Я не скоро его забуду.
- Сколько вы пробыли рядом с ним?
- Отец ночью прислал за мной мальчика.
- Он заболел так рано?
- Нет, господин Исаак. Аарон разбудил отца.
- Что ты хочешь сказать? Он прошел в его комнату и просил о помощи?
- Нет, он бродил по дому, вверх и вниз по лестнице.
- Во сне?
- Да.
- Это часто говорит о серьезном расстройстве рассудка, - сказал Исаак, - но необязательно о болезни. Когда я последний раз был у него, ничто не предвещало болезни или смерти, - добавил он почти про себя.
- Отец говорит, что Аарон делал так не раз. Было видно, что он спит, и тем не менее он бродил по дому, как будто что-то искал. Признаюсь вам, господин, что предпочел бы столкнуться с разъяренной толпой, нежели снова увидеть такое. - Его голос задрожал, и он замолчал, чтобы взять себя в руки. - Мы уложили его в постель, и я до рассвета сидел с ним. Аарон проснулся, как обычно, удивился, увидев меня, но выглядел он бледным и уставшим. Служанка принесла нам еду и питье. К этому времени все в доме уже были за работой.
- Пекари встают раньше перчаточников, - сказал внезапно возникший в дверях Моссе. - Нам надо было развести огонь в печи и приготовиться к выпечке первой порции хлеба.
- Значит, тогда, хотя Аарон и ходил во сне, больше ничего пугающего вы за ним не замечали?
- Для меня и этого было довольно, - ответил Моссе. - Слишком уж он походил на мертвеца, восставшего из могилы.
- А потом я пошел вниз переброситься парой слов с мамой, - продолжал Даниил, не обращая внимания на слова отца.
- Ну и ну, - пробормотал Исаак. - А что он ел и пил? Что-нибудь из того, что ему принесли?
- Немного, - ответил Даниил. - Служанка принесла нам кувшин мятного чая и свежеиспеченную буханку хлеба. Он съел немного хлеба и выпил чая.
Моссе ахнул и ударил кулаком по дверному косяку.
- Это была не моя буханка. Никогда не говори, что он умер от моего хлеба! - пронзительно крикнул он. - Ты погубишь меня. Мой хлеб убил моего собственного сына? Нет! Идемте со мной, когда я буду покупать зерно и молоть его. Приведите с собой, кого хотите. Вы увидите, что Моссе-пекарь никогда не покупает плохое зерно. - Он схватил Исаака за плечо и встряхнул. - Я тщательно проверяю каждый мешок. Я могу отыскать зернышко плевела среди десятков тысяч зерен кукурузы. Я сам отношу зерно на мельницу и глаз с него не спускаю, пока мука снова не окажется в моей лавке. Еще ни разу никто не отравился моим хлебом.
- Папа, никто ведь не говорит, что Аарон отравился хлебом. В конце концов я ведь тоже ел эту буханку и съел намного больше, чем он, поскольку всю ночь не спал и очень проголодался. И я пил из кувшина. Уверяю тебя, я себя превосходно чувствую. Нет, дело не в хлебе.
- Сомневаюсь, что это было отравление хлебом, - подтвердил Исаак.
- Если я здесь не нужен, - сказал Моссе, - пойду к печам.
- Папа, Аарон умер! - напомнил Даниил. - Ты мог бы задержаться на минутку, чтобы поговорить с врачом.
- Печи раскалены, - продолжал Моссе. - Сгоревший хлеб не вернешь. Завтра будет довольно времени, чтобы скорбеть. - Он развернулся и пошел по коридору к тускло освещенной лестнице.
Исаак ждал, пока Моссе спустится вниз.
- А теперь, Даниил, расскажи мне, как умер Аарон. Я бы не стал тебя спрашивать, если бы не считал это важным.
- Как я уже говорил, господин Исаак, я на какое-то время отлучился из комнаты, чтобы поговорить с матерью и Сарой. Потом папа ушел, а я вернулся. Аарон встал с постели и расхаживал по комнате, как больной зверь, выкрикивал что-то странное, бессвязное, чего я не мог понять. Потом он попятился к постели и прикрыл глаза. Он схватил меня за руку, до боли сжал и произнес: "Посмотри на это. Вон там. Оно пришло за нами". Его лицо было серым, по нему градом катился пот. Его грудь начала подниматься, как будто его вот-вот стошнит, но ничего не вышло, он пронзительно крикнул мне, чтобы я не позволил кому-то поймать его, и рухнул на постель. Мать услышала шум и вбежала в комнату. Ноги и руки Аарона дергались, он издавал странные звуки, потом его тело свело судорогой, - в таком состоянии он и сейчас, - и он умер.
- Рахиль, - обратился к дочери Исаак, - опиши мне его поподробнее.
Рахиль начала с макушки головы.
- Голова повернута под причудливым углом, папа…
- Я уже проверил положение его тела, дитя, - проворчал отец. - И его плоть окоченела, если учесть то, как он умер. И еще я чувствую странный запах съеденного или выпитого им. Юсуф, посмотри, не найдешь ли какой-нибудь склянки, чаши или другой емкости. Рахиль, мне нужен цвет. Мне нужно то, чего не могут ощутить мои пальцы. Ты это знаешь.
- Да, папа. Но сказать почти нечего. Его кожа очень бледная или скорее серая. Желтухи нет, кровь не прилила к коже, вокруг губ синевы тоже нет. Даже глаза не покраснели и не пожелтели. На руках и ногах у него синяки, но выглядят они старыми. На кисти руки след от ожога.
- Наверное, от печей, - пояснил Даниил. - Стоит на минуту зазеваться и обожжешься.
- Я ничего не могу найти, господин, - сказал Юсуф. - Кроме еще влажного полотенца. На нем желтоватое пятно.
- На влажной части?
- Да, господин.
- Я заберу его. Что ж, больше мы ничего не можем сделать, - сказал Исаак. - У меня много подозрений, но они принесут мало утешения твоим скорбящим родителям и тебе, Даниил.
- Я провожу вас, господин, - ответил Даниил, - а они пока обмоют и приготовят тело.
Когда они все очутились на узкой улочке, Даниил повернулся к врачу. - Мне не хотелось говорить этого в доме, господин Исаак, но в последние дни моего брата мучили видения и ужасные кошмары. Он приходил ко мне страшно удрученный.
- Сколько это продолжалось?
- Не знаю. Думаю, недолго. Возможно, две недели. Или три.
- Твой отец тоже заметил что-то неладное, - сказал врач. - Он советовался со мной по этому поводу.
- Думаю, Аарон потерял рассудок, господин Исаак, - ответил юноша. - Его мучили бред и кошмары, не всегда, конечно, но время от времени. В приступе помешательства он мог что-нибудь съесть.
- Ты полагаешь, он сам лишил себя жизни?
- Не намеренно. Я думаю, он съел или выпил какое-то ядовитое вещество, приняв его за полезное.
- Были ли у него приступы тоски? Он был несчастлив?
- Отнюдь. Порой он казался восторженным, порой испуганным. Ничто не указывало на то, что его гложет тоска. И когда этих приступов не было, когда он был в хорошем настроении, его можно было назвать скорее беспокойным, нежели отчаявшимся. Он строил планы побега из пекарни, мечтал стать бродячим ученым и поэтом. Мечтал отправиться в Тулузу. Кто-то ему сказал, что там ценят искусство и красоту. - Даниил остановился на краю маленькой площади. - Думаю, отец поступил бы мудрее, если бы оставил в пекарне меня, а Аарона отправил к дяде Эфраиму. Я смог бы стать пекарем и лучше бы противостоял отцу. А дяде Эфраиму пришелся бы по душе Аарон. Мой дядя - художник в своем роде. Он создает прекрасные предметы из кожи, хотя они и предназначены для повседневного использования.
- Мне известно ремесло твоего дяди, - сказал Исаак. - Еще с тех дней, когда я мог видеть. Оно по-истине прекрасно и изысканно.
- Прошу, не думайте, что я жалуюсь, - попросил Даниил. - Мне никогда не перечислить всех тех благ, что я получил, поселившись у дяди, хотя для меня и было ударом узнать, что папа меня продал, меня, своего первенца, чтобы купить новую печь. - Даниил натянуто рассмеялся. - Однако и с этой мыслью можно справиться, - быстро добавил он, неловко переминаясь на булыжной мостовой. - Бедняга Аарон. Мне нравится жизнь у дяди Эфраима, но по праву все это должно было принадлежать Аарону. В данном случае Исав получил лучшее, и я боюсь, что Аарон умер из-за этого.
- Ты не должен так думать, Даниил, - возразил Исаак. - Художник в твоей душе создал впечатляющий образ Аарона, лишенного своих прав и потерявшего вследствие этого рассудок, который лежит мертвый у ног ошеломленного брата. Незабываемая картина, но неверная. Мы можем никогда не узнать, как и почему он умер, но это произошло не по твоей вине. В этом я уверен. А теперь отправляйся домой и утешай мать и сестру. Ты им нужен. А где Рахиль?
- Она стоит вон на той улице и разговаривает с вашим мальчиком, Юсуфом, - ответил Даниил. - Я позову ее. И благодарю за мудрый совет. Меня очень опечалили странные видения моего брата и его смерть. Уверен, мы скоро встретимся снова, - сказал юноша.
- Рахиль, ты слышала, что сказал Даниил? - спросил Исаак, подождав, пока юноша удалится на почтительное расстояние.
- Кое-что, - призналась девушка, беря отца за руку и медленно направляясь в сторону дома.
- И я слышал, господин, - ответил Юсуф искренне, но довольно бестактно.
- Очень жаль, что он убежден, будто его брат погиб из-за него, - продолжал врач. - Это тяжкий крест.
- Но разве это не правда, господин? - спросил Юсуф.
- Со стороны Даниила не было никаких преднамеренных действий, - ответила Рахиль. - Но я согласна с Юсуфом. Причина - он.
- Вот так странная гармония, - проговорил Исаак, - когда вы сходитесь во мнениях по вопросу более сложному, чем хороший ужин. - Он остановился перед воротами дома и хлопнул рукой по своей кожаной сумке. - Какой я забывчивый! Не оставил для госпожи Эсфири склянку со снотворными каплями. Юсуф может вернуться к своим занятиям, а мы должны опять пойти в пекарню и еще раз потревожить родителей Аарона.
- У тебя нет склянки со снотворными каплями, папа, - сказала Рахиль.
- Тогда мы оставим кое-что другое, моя милая. Но на этот раз не будем беспокоить домочадцев, а пройдем через лавку. - И Исаак быстрым шагом направился к воротам квартала.
Когда Исаак появился в пекарне, Моссе вынимал из печи готовые буханки.
- Снова вы, господин Исаак? Вас позвала моя жена?
- Вообще-то нет. Это все моя проклятая забывчивость вынуждает меня снова побеспокоить вас. Рахиль, отнеси эту настойку госпоже Эсфирь. Или служанке. Прошу прощения, что опять беспокою вас в такой день. Если вы позволите мне подождать немного, пока не вернется моя дочь, мы совсем скоро оставим вас в покое.
- Моя жена и сын считают меня бессердечным, потому что я продолжаю трудиться.
- Не сомневаюсь, что ты находишь утешение в работе, Моссе.
- Верно, - ответил пекарь. - А рыдания женщин наверху действуют мне на нервы. Все равно Аарона уже не вернуть.
- Это помогает им утолить печаль, подобно тому, как труд помогает отвлечься тебе, - мягко произнес Исаак. - В жизни Аарона две недели тому назад произошло что-нибудь значительное?
- Две недели назад? Когда это было? - Пекарь задумался. - Незадолго до Ём Киппура. Верно, кое-что произошло. Мы испекли шесть дюжин буханок особого хлеба для совета. Мы трудились всю ночь и большую часть следующего дня, потому что надо было продавать хлеб и другим покупателям.
- Я имел в виду что-то особенное в жизни Аарона. Возможно, он нашел новых знакомых или друзей?
- У Аарона никогда не было много друзей. Ему хватало общества семьи. И брата.
- Он был одинок?
- Можно и так сказать. Но его одиночество - не наша вина, - ответил Моссе. - Мы делали для него все, что могли, пытались устроить его брак с богатыми, красивыми девушками, но он этого не желал. И какое это имеет отношение к его смерти? Нужно только найти колдуна, который наложил на него проклятие, и обвинить его в гибели Аарона. Потому что пока этого не случится, ему не успокоиться в его могиле. Он будет продолжать бродить ночами, как делал эти последние две недели. А я не хочу с этим жить. - И вместе с сильным ароматом испеченного хлеба Исаак уловил запах страха и отвращения.
- Я расспрошу всех, кого только можно, Моссе. Большего я обещать не в силах. Кажется, возвращается Рахиль.
- И с ней мой сын. Знаете, он хороший юноша. Его ждет богатое наследство. - Моссе громко окликнул мальчика, который завалился спать в углу, и велел ему бросить топлива в печь и начать работать с мехами, после чего его внимание вновь было обращено к хлебу.
Даниил проводил их до дверей лавки.
- Скажи мне, Даниил, - попросил Исаак, - что за друзья были у Аарона?
Воцарилось тяжелое молчание.
- Об этом нужно спрашивать не меня, - наконец ответил Даниил. - За прошедшие две недели мы виделись всего несколько раз, но я живу с дядей Эфраимом и тетушкой Долсой. Я много работаю и больше знаком с их посетителями, нежели с друзьями моего несчастного брата. Мама, наверное, знает. Или служанка. Но не папа, - с горечью добавил Даниил, - если только друг Аарона по пути не зашел купить хлеба. А теперь я должен возвращаться к родителям, - прервал он разговор. - Доброго вам дня, господин Исаак.
Исаак подождал, пока шаги юноши стихли в глубине лавки, и медленно побрел по мощеной улице.
- Ты разговаривала со служанкой, Рахиль?
- Да, папа. Она рассказала мне, что с тех пор как поступила служить в этот дом, Аарон отлучался почти каждую ночь и часто возвращался домой пьяным. Несколько раз ей приходилось укладывать его в постель и убирать в комнате, когда его тошнило от выпитого, а порой он давал ей несколько монет в знак благодарности. Но она понятия не имеет, с кем он пил. И куда ходил. Знает только, что Аарон выходил через лавку, а не через дом и порой забывал запереть дверь на ключ и на засов после возвращения. Каждое утро, до того как хозяин вставал, она шла в пекарню, чтобы убедиться, что дверь будет заперта, когда он спуститься.
- Кажется, служанка - единственная, кто хоть что-то знает об Аароне, - заметил Исаак.
- Определенно ей известно больше, чем его семье, - согласилась дочь.
За медленно двигавшейся телегой, запряженной быками, в которой тело Аарона везли по крутому склону к кладбищу, шли двадцать или тридцать скорбящих. Даниил легко шагал вверх рядом с телегой на своих сильных ногах. Годы спустя, впервые заговорив об этом дне, когда он лежал в объятиях своей жены, Даниил понял, что это жуткое ощущение нереальности происходящего, этот ужас по-прежнему преследуют его. Вокруг царила тишина, если не считать поскрипывания телеги и взмахов бычьего хвоста. Солнце ярко светило в безоблачном небе, и все хранили молчание, будто жара лишила людей дара речи. Под ногами ломалась ароматная трава и дикие цветы, в теплом воздухе витал аромат растений, привлекая мух и комаров, которые бесшумно поднимались с потрескавшейся земли, чтобы мучить животных и людей. Когда процессия добралась до кладбища, кажется, лишь у быка еще осталась собственная воля. Он тяжелой поступью прошел в тень, отбрасываемую деревом, и остановился. Безмолвие поглотило молитвы, которые шептали пересохшие рты, и вместо них слышалось лишь бессмысленное бормотание, подобное жужжанию пчел. Когда наконец могилу Аарона засыпали землей, каждый из присутствующих вежливо, деликатно подошел к фонтану, чтобы омыть руки, извиняясь, уступая дорогу, переговариваясь, выражая соболезнования. Чары рассеялись. Люди с благодарностью повернули в сторону города, спеша укрыться в прохладных, тенистых комнатах, насладиться напитками, едой и обществом.
И только Даниил остался у могилы, мысленно пытаясь хоть что-нибудь сказать своему усопшему брату. Но в голове была пустота, поэтому он развернулся и тоже пошел в сторону города.
Три дня спустя Исаак получил срочный вызов от Беренгера де Круилеса, епископа Жироны, чьим личным врачом он был. Обычно эта обязанность была менее затруднительной по сравнению с остальными. Беренгер был крепким, энергичным, здоровым человеком средних лет, который просто отмахивался от болезней, как другие люди отмахиваются от мух.
Но только не сегодня.
- Исаак, друг мой, - произнес епископ, как только врач появился в его кабинете, - меня поразила болезнь, и я в дурном настроении. У меня появилась подагра, может быть, от жары или слишком изнурительного труда. Большой палец на ноге покраснел как шляпа кардинала и стал почти таким же огромным. - Беренгер де Круилес сел за стол, положив ногу на табурет, и все его существо излучало раздражение.