– Начнем по порядку, – сказал Жильбер. – В котором часу вы вчера уехали в Версаль? – обратился он к Доже.
– Вчера утром, в восемь часов.
– И не возвращались домой ни днем, ни вечером?
– Нет.
– Уезжая, в каком положении оставили вы Сабину?
– Как обычно: она была весела, счастлива, повидимому, и тени печали не было в ее глазах.
– Она спрашивала вас, вернетесь ли вы в Париж?
– Нет, она об этом не спрашивала.
– Вы не можете сообщить ничего больше? Припомните хорошенько.
– Нет, ничего особенного.
– А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?
– Я вернулся ужинать в шесть часов. Сабина была весела по обыкновению. Она спрашивала меня, приходил ли ты в мастерскую. Я отвечал, что тебя не было, тогда она немного взгрустнула. Я ей сказал, что ты должен был приготовить оружие в твоей лавке на набережной и что я увижу тебя вечером, потому что мы должны работать вместе. Она улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобой о сестре твоей, Нисетте. Я отвечал, что я прямо объяснил тебе мои намерения и желания. Сабина поцеловала меня. Мысль о двойном союзе очень радовала ее. Когда я расстался с нею, она была взволнованна, но это волнение было от радости.
– В котором часу ты ее оставил? – спросил Жильбер.
– В восемь часов.
– И после того ты не виделся с нею?
– Я увидел ее только сегодня утром, когда ее принесли.
– Ты вернулся вечером?
– Да. Я прошел к себе, думая, что Сабина в своей комнате.
– И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что указывало бы на следы насилия?
– Ничего.
– Это все, что ты знаешь?
– Абсолютно все.
Жильбер сделал знак Фебу подойти.
– Что случилось здесь вчера вечером? – спросил он.
– Ничего особенного, – отвечал подмастерье. – Леонар и Блонден знают это так же, как и я. Мадемуазель Сабина сидела в лавке целый вечер. Она вышивала.
– Приходил кто-нибудь?
– Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика Бежара и камердинер герцога Ларошфуко.
– Больше не было никого?
– Кажется.
Феб вопросительно взглянул на своих товарищей.
– Нет, никто больше не приходил после того, как ушел месье Ролан, – сказал Леонар.
– Никто, – прибавил Блонден, – только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с барышней.
– Да, – сказала мадам Жереми, – я…
– Извините, – перебил Жильбер, – я сейчас попрошу вас ответить мне, но позвольте мне продолжить по порядку. В котором часу вы заперли лавку? – обратился он к подмастерьям.
– В половине десятого.
– Запирая лавку, вы ничего не заметили, ничего странного?
– Решительно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.
– Да, – прибавил Феб, – барышня казалась очень веселой.
– Она не собиралась никуда идти?
– Нет.
– Вечером не приносили никакого письма?
– Ничего не приносили.
– Закрыв лавку, – продолжал Феб, – мы пошли наверх, в то время как барышня провожала этих дам по коридору.
– Вы ничего больше не знаете?
– Ничего, – отвечали три подмастерья.
– А ночью вы ничего не слышали?
– Решительно ничего.
Жильбер обернулся к мадам Жереми и к мадам Жонсьер.
– А вы что знаете? – спросил он.
– Ничего очень важного, – отвечала мадам Жереми. – Мы пришли провести вечер к Сабине и по обыкновению работали вместе с нею. Мы оставили ее в ту минуту, когда заперли лавку, и она проводила нас через дверь в коридор. С нею была Иснарда, она светила нам.
– Мы пожелали Сабине спокойной ночи, – продолжала мадам Жонсьер, – и больше не знаем ничего.
– А после, вечером или ночью, вы ничего не слыхали?
– Ни малейшего шума, – сказала мадам Жонсьер, – ничего, что могло бы привлечь мое внимание.
– Ни мое, – прибавила мадам Жереми.
– Ни наше, – докончила Урсула.
Жильбер посмотрел на служанок и сказал им:
– Подойдите!
Они подошли.
– Кто из вас оставался последней с мадемуазель Сабиной? – спросил он.
– Иснарда, – с живостью отвечала Жюстина. – Она всегда ухаживает за мадемуазель Сабиной больше, чем я.
Посторонившись, чтобы пропустить Иснарду вперед, она сказала:
– Говори же!
– Я ничего не знаю, – сказала Иснарда, и лицо ее вспыхнуло.
– Вы оставались с Сабиной, когда она заперла дверь в коридоре? – спросил Жильбер.
– Кажется, я… – пролепетала служанка.
– Как? Вам кажется? Вы сами этого не знаете точно?
– Я… не знаю…
– Кто запер дверь: она или вы?..
– Ни она, ни я…
– Кто же?
– Никто…
– Как! Никто не запер дверь из коридора на улицу?
Иснарда не отвечала; она машинально вертела на пальцах конец передника, потупив глаза.
– Отвечайте же! – с нетерпением сказал Жильбер. – Вы последняя остались с Сабиной?
– Я не знаю…
– Вы провожали ее в комнату?
– Я не знаю…
– Приходил ли к ней кто-нибудь, пока вы были с нею…
– Я не знаю…
При этой фразе, повторенной в третий раз, Жильбер посмотрел на Доже и Ролана. Отец и сын казались сильно взволнованными.
– Иснарда, – с живостью сказал парикмахер, – ты должна говорить яснее…
– Хозяин, – сказала служанка, сложив руки – умоляю вас, не спрашивайте меня ни о чем!..
– Почему же это? – вскричал Ролан.
Жильбер снял распятие, висевшее на стене, и подал его Иснарде.
– Поклянись над этим распятием, что ты не знаешь ничего, что ты не можешь ничего сообщить нам, а я тебе поклянусь, что не стану тебя расспрашивать.
Иснарда не отвечала. Лицо служанки сделалось бледным. Она продолжала молчать; губы ее сжались.
– Клянись или отвечай, – сказал Жильбер угрожающим тоном.
Она начала ломать себе руки.
– Говори же! Отвечай! Объяснись! – запальчиво закричал Доже.
– Хозяин, умоляю вас… – пролепетала Иснарда, сложив руки и упав на колени перед парикмахером.
– Говори! Скажи все, не скрывай ничего! – закричали в один голос мадам Жереми, Урсула и мадам Жонсьер.
– Говори же, – прибавила Жюстина.
Иснарда все стояла на коленях с умоляющим взглядом.
– Еще раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить? – настаивал Жильбер.
– Как! – закричал Доже. – Дочь моя была ранена, она умирает, она не может говорить, а эта гадина не хочет нам отвечать!
– Стало быть, она виновата, – сказал Ролан.
Иснарда вскочила.
– Я виновата?! – закричала она.
– Почему ты не хочешь говорить?
– Я не могу.
– Почему же?
– Я поклялась спасением моей души ничего не говорить.
– Кому ты клялась? – спросил Доже.
– Вашей дочери.
– Сабине? – закричал Жильбер.
– Да.
– Она сама потребовала у тебя этой клятвы?
– Она сама.
Все присутствующие переглянулись с удивлением. Очевидно, никто не ожидал, что Иснарда участвовала в этом роковом и таинственном происшествии. Жильбер подошел к служанке.
– Скажи нам все! – потребовал он.
– Убейте меня, – отвечала Иснарда, – но я говорить не стану.
– Что же может заставить тебя говорить? – вскричал Доже.
– Пусть ваша дочь снимет с меня клятву.
– Ты с ума сошла! – возмутился Ролан. – Как?! Моя сестра стала жертвой ужасного злодеяния, а ты не хочешь объяснить нам, ее отцу и брату, обстоятельств, связанных с этим преступлением?! Еще раз повторяю: берегись! Раз ты отказываешься отвечать на наши вопросы, значит, ты – виновна.
– Думайте что хотите, – сказала Иснарда, – я поклялась и не буду говорить до тех пор, пока мадемуазель мне не прикажет.
Губы Жильбера побледнели, а брови нахмурились; он был в бешенстве. Глубокое изумление отразилось на лицах
женщин. Подмастерья, по-видимому, ничего не понимали. Добрый Рупар с начала допроса таращил глаза, раскрывал рот, делал гримасы, что, по словам его жены, обнаруживало в нем большое усилие мысли.
Настала минута тягостного молчания, которое Рупар прервал первый.
– Как это все смешно! – воскликнул он. – Очень смешно!.. Так смешно, что я даже не понимаю ничего! Эта девушка не говорит: можно подумать, что она немая, но…
Жильбер схватил руку Иснарды:
– Ради жизни Сабины ты будешь говорить?
– Нет, – отвечала служанка.
– Ты не хочешь?
– Не хочу.
– Ну, когда так…
– Месье Доже! Месье Доже! – послышался громкий голос с верхнего этажа.
Доже вскочил.
– Что такое? – спросил он хриплым голосом.
– Идите сюда скорее! – доносился тот же голос.
– Боже мой! Что опять случилось? – произнес несчастный отец, прислонившись к косяку двери.
Раздались легкие шаги, и в комнату вбежала Нисетта; она казалась глубоко взволнованной.
– Скорей! Скорей! – торопила она. – Вас спрашивает Сабина.
– Сабина? – закричал Доже.
Он помчался вверх по лестнице, как сумасшедший, которого ничто не может остановить.
– Месье Ролан! Месье Жильбер! Ступайте и вы также,
– продолжала Кино.
– Сабина очнулась? – спросил Жильбер, взяв за руку Нисетту.
– Да, – отвечала молодая девушка со слезами на глазах,
– она пришла в себя, узнала нас, поцеловала и спрашивает вас.
– Пойдемте! – закричал Ролан.
Жильбер схватил Иснарду за руку.
– Ступай и ты! – сказал он. – Теперь мы узнаем все.
XVI Ночное приключение
Сабина с лицом уже не столь бледным и с полуоткрытыми глазами сидела на постели, поддерживаемая рукой мадемуазель Кино. Очаровательно выглядела эта молодая женщина во цвете лет и красоты, в блистательном наряде, окружившая заботами юную девушку, еще больше похорошевшую от страданий и в которой теперь возрождалась жизнь.
Доже, опасаясь повторения кризиса, осторожно подошел к Сабине. Та нежно улыбнулась, увидев отца, и протянула ему бледную руку.
– Дочь моя! – сказал Доже со слезами в голосе.
– Отец мой! Мне гораздо лучше, – прошептала Сабина.
Нисетта, Ролан, Жильбер вошли в комнату, а за ними
друзья и служанки. Подмастерья остановились на площадке, не смея войти. Сердца всех учащенно бились, на лицах отражалось сильное волнение.
– Она может говорить, – сказала Кино.
Ролан и Нисетта подошли ближе. Жильбер остался позади.
– Как хорошо вернуться к жизни! Мне казалось, что я умерла, – тихо продолжала Сабина. – Подойдите все, я хочу всех видеть… Боже мой!.. Мне кажется, будто мы были разлучены на несколько веков.
Взор ее, попеременно устремлявшийся на каждого из окружавших ее, остановился на Жильбере, который стоял поодаль. Глаза ее моментально оживились.
– Сабина! – обратился Жильбер, приближаясь к ней. – Сабина! Что с вами случилось?
– Зачем вы мне писали? – отвечала Сабина, устремляя на него взгляд.
– Я вам писал? – спросил Жильбер с нескрываемым удивлением.
– Это письмо и послужило причиной моего несчастья! – прошептала Сабина.
– Но что вы хотите сказать?
– Я говорю о письме, которое вы мне прислали…
– Я вам прислал письмо? Когда?
– Вчера вечером…
– Я… Я вам писал вчера вечером?
В его тоне было такое изумление, что все присутствующие переглянулись и подумали, что Сабина еще не пришла в себя.
– Она еще в бреду, – прошептал Доже.
– Нет, батюшка, нет! – с живостью откликнулась Сабина, услышав его слова. – Нет, батюшка, я в полном рассудке.
– Но я вам не писал, – сказал Жильбер.
Сабина удивилась.
– Вы мне не писали прошлой ночью? – спросила она.
– Нет.
– Вы не подготовили для меня письма, которое оставили где-то?
– Нет.
Сабина провела рукой по лбу.
– Боже мой! – воскликнула она. – Это ужасно! Ты был ранен? – вдруг спросила она Ролана.
– Я? – удивился Ролан. – Нет, сестра, я не был ранен.
– Ты не был ранен прошлой ночью, работая в мастерской?
– Я не получил даже ни малейшей царапины.
– Боже мой! Сжалься надо мной! – взмолилась Сабина с глубоким горестным стоном.
В комнате наступило молчание. Все переглянулись. Жильбер приблизился к постели.
– Мы должны знать все, дорогая Сабина, – начал он кротким голосом. – Теперь, когда вы нас узнали и можете говорить, позволите ли вы расспросить вас?
– Да.
– Вы чувствуете в себе силы отвечать?
– Да.
– А воспоминания, которые я вызову, вас не испугают?
– Они испугали бы меня, если бы я была одна, но вы здесь… возле меня… я не боюсь… притом… это письмо… я должна узнать…
Однако она побледнела.
– Может быть, было бы благоразумнее подождать, – заметила Кино.
– Ты не в силах говорить, – сказала Нисетта.
– Пусть Сабина не говорит, – вмешался Жильбер, – пусть она прикажет Иснарде говорить, и мы, может быть, узнаем…
– Позвольте мне отдохнуть несколько минут, – отвечала Сабина, – а потом я сама расскажу вам все, что вы должны узнать… Я сама не понимаю…
Силы, по-видимому, постепенно возвращались к молодой девушке. Кино поправила подушки в изголовье, чтобы ей было удобнее. Все приглашенные встали около кровати полукругом. Сабина закрыла глаза и как будто собиралась с мыслями; она сделала движение, и на губах ее замер вздох.
– Я помню все… – начала она. – Лавку заперли… Ролан ушел работать… Феб, Леонар и Блонден пришли наверх… Кажется, было около десяти часов…
– Точно так, – подтвердил Феб. – Был десятый час на исходе, когда мы начали запирать лавку.
– Я сидела с мадам Жонсьер и мадам Жереми, – продолжала Сабина, лицо ее оживилось. – Эти дамы собрались уйти… Иснарда светила нам в коридоре. Я стояла на пороге и смотрела, как мадам Жонсьер вошла первая, а мадам Жереми последняя. В ту минуту, когда мадам Жереми заперла свою дверь, я обернулась, чтобы войти в коридор и также запереть дверь. Тогда мне почудилась тень в темноте. Я невольно испугалась и вошла в коридор… Иснарда мне светила. Мы были одни. В ту минуту, когда я поставила ногу на первую ступень лестницы, на улице послышались быстрые шаги, потом шум стих. Очевидно, кто-то остановился у нашей двери… Я подумала, что это Ролан вернулся раньше, хотя он мне сказал, что будет работать целую ночь, и я остановилась, прислушиваясь. Мне показалось, что в замок двери вложили ключ, но я ошиблась. Шум шагов затих, и воцарилась глубокая тишина. Я стала медленно подниматься по лестнице.
Сабина остановилась, чтобы перевести дух. Взгляды всех были устремлены на нее, никто не проронил ни слова.
– Не прошла я и трех ступеней, – продолжала Сабина, – как вдруг раздался стук в дверь. Я посмотрела на Иснарду, а она посмотрела на меня. Мы обе задрожали… "Пойти посмотреть?" – спросила Иснарда. "Нет", – отвечала я. Мы остановились и внимательно прислушались. Раздался второй удар, потом третий. Мы не смели пошевелиться. "Однако здесь еще не спят, – послышался голос с улицы, – я вижу огонь сквозь щель двери. Почему же не отворяют?" Мы не отвечали. Незнакомец продолжал: "Откройте! Я должен переговорить с Сабиной Доже". "Со мной?" – удивилась я. Я никак не могла предположить, кто мог желать говорить со мной в такое позднее время. Вдруг я задрожала; внезапная мысль промелькнула в голове моей: не пришли ли за мной от моего отца или от брата? "Ступай отвори форточку в двери, – приказала я Иснарде, – ты увидишь, кто к нам пришел." Иснарда пошла было к двери, но вдруг остановилась посреди коридора. "Мадемуазель! А если это кто-нибудь из шайки Рыцаря Курятника?!" "Рыцаря Курятника?!" – повторила я. Это ужасное имя заставило наши сердца забиться сильнее.
– И вы решились отворить? – спросил Жильбер.
– Постучались опять, на этот раз еще сильнее, – продолжала Сабина, – и тем же голосом прибавили: "Я должен говорить с мадемуазель Сабиной о спасении ее брата".
– О моем спасении?! – вскричал Ролан.
– Да, мне так сказали. Тогда я подумала, что, может быть, я тебе нужна, и мой страх прошел. Я сама побежала отворить форточку в двери. Сквозь решетку я заметила человека высокого роста, одетого, как одеваются работники в мастерской Ролана. "Что вам нужно? – спросила я. – Я сестра Ро-
лана. Говорите скорее! Я не могу отворить дверь…" "Вам и не нужно отворять дверь, – отвечал этот человек, – только возьмите вот это письмо". Сквозь решетку он подал мне письмо… написанное вами, Жильбер…
– Написанное мной? – вскричал Жильбер.
– Я узнала ваш почерк. В этом письме говорилось, что Ролану нужна моя забота… Письмо было короткое; в нем говорилось, что Ролан, полируя шпагу, опасно поранил себя и просил меня немедленно к себе. В письме говорилось еще, что работник, который подаст это письмо, проводит меня и что я могу вполне положиться на него.
– И это письмо было подписано мной?
– Да.
– И вы узнали мой почерк и мою подпись?
– Да, если бы мне подали это самое письмо сейчас, я подумала бы опять, что оно от вас.
– Как это странно! Очень странно! – воскликнул Жильбер, потирая лоб.