XVII век. Амстердам потрясен чудовищными преступлениями.
Состоятельный хозяин красильной мастерской жестоко убивает всю свою семью и расстается с жизнью в тюрьме.
Вскоре после этой трагедии тюремный смотритель зверски расправляется со своей любовницей.
Что происходит?!
По богатому портовому городу ходят слухи о колдовстве и дьявольском наущении.
Однако молодой художник Корнелис Зюйтхоф, который расследует эти кровавые преступления, не может отделаться от подозрения, что убийства как-то связаны с загадочной картиной в синих тонах его великого учителя Рембрандта…
Содержание:
Йорг Кастнер - Смертельная лазурь 1
Пролог - Вероломство 1
Глава 1 - Смерть в каторжной тюрьме Распхёйс 2
Глава 2 - Портрет покойного 4
Глава 3 - В карцере без окон. Эпизод первый 5
Глава 4 - В поисках 7
Глава 5 - Пятница, 13-е 10
Глава 6 - Искусство и ремесло 12
Глава 7 - Дом на Розенграхт 15
Глава 8 - Загадочные женщины 18
Глава 9 - Художник и его творчество 21
Глава 10 - История Луизы 25
Глава 1 1 - Цвет дьявола 28
Глава 12 - В полночь у башни Чаек 31
Глава 13 - Ночной кошмар 32
Глава 14 - Пожар 34
Глава 15 - Тайна Рембрандта 35
Глава 16 - Под подозрением 36
Глава 17 - В карцере без окон. Эпизод второй 38
Глава 1 8 - Водокачка 40
Глава 19 - Расхитители гробниц 42
Глава 20 - Смертельные пари 43
Глава 21 - Между жизнью и смертью 45
Глава 22 - Нежданная встреча 46
Глава 23 - Дельфтское проклятие 48
Глава 24 - Остров Дьявола 49
Глава 25 - Улыбка мастера 50
Глава 26 - Лазурь 52
Глава 27 - Во всеоружии 54
Глава 28 - Отец и сын 55
Глава 29 - Буря над Амстердамом 56
Глава 30 - Личина демона 58
Глава 31 - Корабль в тумане 60
Глава 32 - Под маской 64
Глава 33 - Еще далеко не конец… 66
Эпилог - Новая жизнь 67
Хронологическая таблица 67
Примечания 67
Йорг Кастнер
Смертельная лазурь
Роман, созданный на основе записей живописца и тюремного надзирателя Корнелиса Бартоломеуша Зюйтхофа. Записано в Амстердаме, а также на борту парусника "Тулпенбург" и в Батавии с 1670 по 1673 год.
Пролог
Вероломство
Вильгельм не находил себе места. Он чувствовал стеснение в груди, его лихорадило. И, покидая вместе с гостями зал столовой, чтобы показать им парочку новых гобеленов, он вдруг ощутил ледяное дыхание смерти. Нет, не тщеславие руководило принцем Оранским, а искренняя гордость и пьянящая радость, рождаемые произведениями искусства. Во времена нескончаемых войн, интриг и злобы душа как никогда жаждет отдыха, даруемого лишь искусством.
Сыновья Вильгельма, Мориц и Юстин, шли во главе небольшой процессии приглашенных, полукругом следовавших за наместником в Нидерландах. Далее, чуть поодаль, шествовала стража. Солдаты знали, что принц не любит, если они без толку мозолят глаза. Вильгельм был и оставался человеком для народа, не обходившим вниманием ни одного просителя, и охранники с алебардами плохо вязались с этим образом.
Принц уже собрался было показать гостям очередной гобелен, как вдруг в группе стражников послышался ропот. Капитан, командир небольшого отряда солдат, что-то возбужденно доказывал человеку, пытавшемуся пробиться сквозь охрану.
- Этот господин желает с вами говорить, ваше высочество, - пояснил капитан, указав на незнакомца. - И слышать не хочет, что вам сейчас не до него.
Приблизившись к охранникам, Вильгельм присмотрелся к виновнику переполоха. Им оказался совсем еще молодой мужчина, почти юноша лет двадцати. Поверх щегольского французского покроя сюртука накинут грубый плащ. Вообще пришелец производил самое благоприятное впечатление. Смуглый цвет лица выдавал в нем иностранца, уроженца юга Франции или Италии. Однако внешнее спокойствие нежданного гостя вводило в заблуждение. Вильгельм не мог не заметить лихорадочный блеск его сузившихся глаз и беспокойный трепет век. Было видно, что человек этот охвачен сильным волнением.
Принц Оранский самым дружелюбным тоном осведомился у незнакомца, в чем дело. Вдруг, умолкнув на полуслове, Вильгельм словно окаменел. Взгляд его застыл на руке странного гостя, которую тот вытащил из-под плаща. В руке был зажат увесистый предмет, блеснувший в падавшем из окна свете. Когда Вильгельм наконец сообразил, что молодой человек нацелил на него пистолет, последовала ослепительная вспышка, и тут же прогремел выстрел.
Принц Оранский почувствовал, как по щеке его словно полоснули ножом и у самых глаз взметнулось пламя, - от выстрела загорелись складки жабо. Опомнившись, он принялся лихорадочно сбивать огонь.
Взгляд принца невольно упал на незнакомца. Тот стоял, чуть подавшись вперед и разглядывая руку, только что сжимавшую пистолет. Пистолета не было, а вместо пальцев болтались окровавленные ошметки. Пороховой заряд разорвал ствол, изуродовав руку незадачливого убийцы.
Подбежавшие слуги принялись тушить загоревшееся платье Вильгельма, а разъяренная стража набросилась на нападавшего - солдаты остервенело кромсали его тело алебардами и саблями. Вскоре покушавшийся, неуклюже и смешно дернувшись, осел на пол.
Горящую одежду Вильгельма потушили, но боль в шее и во рту была непереносима. Принц Оранский без сил опустился на пол рядом с тем, кто только что пытался лишить его жизни, словно из солидарности с ним.
Вильгельм удивленно раскрыл глаза. За окном светало, ночь уходила. Покалывало правую щеку, и это ощущение вновь напомнило ему о неудавшемся покушении. Более двух лет минуло с того дня, когда он уцелел благодаря воистину чудесному стечению обстоятельств. Покушавшийся, как впоследствии выяснилось, испанец по имени Хуан Аурега, испустил дух под ударами алебард разъяренных стражников. В опочивальню раненого наместника в Голландии толпами сбегались лекари и врачеватели, предлагая помощь и в глубине души не веря, что Вильгельм, которому безумный испанец прострелил щеку и небо, встанет на ноги. Даже теперь, по прошествии времени, Вильгельма охватывала дрожь при воспоминании о долгих неделях, проведенных в постели, неделях безмолвия - врачи строго-настрого запретили ему говорить, - когда он, решая не терпевшие отлагательства государственные дела, вынужден был прибегать к жестикуляции или дрожащей рукой выводить на бумаге повеления.
Наместник так и не оправился от ранения, однако, не поддаваясь меланхолии, продолжал неутомимую борьбу за освобождение Нидерландов от испанского владычества. Не испытывая страха перед очередным покушением, принц Оранский откликался на каждую просьбу о встрече, от кого бы она ни исходила. Что же до короля Испании Филиппа II, то он по-прежнему не расставался с мыслью о возмездии, страстно желая поскорее устранить стоявшего у него на пути непокорного наместника.
Тому, кто осуществил бы коварный замысел, король Испании Филипп II пообещал награду в 25 тысяч золотых - наличными или же в виде поместья. Любому простолюдину, готовому расправиться с Вильгельмом, было обещано дворянское звание. Король Испании Филипп свято верил, что убийство принца Оранского не есть злодеяние, ибо тот в его глазах уже давно был вне закона.
Поднявшись с постели и подойдя к окну, Вильгельм невольно улыбнулся. Объявленная за его голову награда в очередной раз убедила принца, что жизнь прожита не зря. Но куда важнее, что могущественный Филипп II страшится его. Будучи наместником Нидерландов, Вильгельм Оранский одновременно был и главнокомандующим семи северных провинций, объединившихся в 1579 году в Утрехтскую унию, а два года спустя торжественно объявивших о выходе из-под власти Испании. Да, испанцам пришлось записать на счет Вильгельма не одно свое поражение.
Вильгельм раздвинул тяжелые гардины, полюбоваться на свет нового дня, и неожиданно замер. Снова это стылое дыхание, будто порыв ледяного ветра, напомнившее ему события того трагического дня два года назад в Антверпене.
Тряхнув головой, принц Вильгельм отбросил тревожные мысли и решительно распахнул окно. Ведь он не в Антверпене, а в Дельфте, и хлынувший в спальню поток теплого воздуха предвещает еще один погожий летний день. И нечего забивать голову мрачными мыслями, сказал он себе. После легкого завтрака Вильгельм направился к стоявшему неподалеку бюро просмотреть накопившиеся за несколько дней письма. Ему нравилось работать в благоговейной тишине некогда славившегося своим величием монастыря Святой Агаты, в стенах которого ныне расположилась резиденция принца и наместника в Нидерландах.
Ближе к полудню, когда теплое утро сменилось жарой летнего дня, у него состоялась беседа с Ромбоутом Ойленбургом, бургомистром Лёйвардена, во время которой они обсудили политические и религиозные вопросы Фрисландии. Оживленная беседа была прервана фанфарами, возвестившими о том, что подошло время обеда. Когда Вильгельм Оранский вместе с Ойленбургом направлялись в столовую, к ним присоединилась жена Вильгельма Луиза вместе с дочерью наместника Анной и его сестрой Катариной, графиней фон Шварцбург.
Наместника, как обычно, дожидались просители. Вильгельм, спохватившись, тут же заверил, что непременно примет их, но уже после трапезы. Раскланявшись, Вильгельм знаком подозвал к себе молодого француза, которому покровительствовал и даже помогал деньгами. Франсуа Гийом, время от времени снабжавший принца Оранского ценными сведениями, решил перейти в кальвинизм. Судя по рассказам француза, его оставшийся в Доло отец, также искренний приверженец кальвинизма, был подвергнут пыткам и скончался.
- Ну, что нового, Гийом? - поинтересовался Вильгельм. - Есть ли из Франции вести, о которых мне надлежит знать без промедления?
Гийом, тщедушный человечек лет двадцати пяти, стащил с головы темно-синюю фетровую шляпу, учтиво поклонился и отрицательно покачал головой:
- Нет, ваше высочество, таких новостей нет. Надеюсь, появятся после следующей моей поездки. Но для нее мне необходим паспорт.
Голос француза звучал необычно глухо, в нем чувствовалась неуверенность, будто молодого человека ужасно смущала просьба к наместнику выправить ему паспорт.
- Потом, потом, после обеда, - довольно сухо ответил Вильгельм, небрежным жестом дав французу понять, чтобы тот дожидался его вместе с другими просителями.
Гийом с легкой гримасой разочарования ретировался.
Когда Вильгельм вместе с остальными входил в зал столовой, Луиза шепнула ему:
- Не нравится мне человек, с которым вы только что разговаривали. И ведет себя как-то непонятно.
Вильгельм с улыбкой ответил супруге:
- Нет-нет, он добрый малый. Мы уже не раз с ним встречались. Замышляй он дурное, поверь, он уже давно бы действовал. Возможностей для этого у него было сколько угодно. А если сейчас и оробел, так все оттого, что оказался сразу перед столькими высокими особами.
После обеда Вильгельм, общаясь с просителями, вновь приметил Гийома. Француз на сей раз терпеливо дожидался своей очереди. Вильгельм, переговорив по одному, касавшемуся армии вопросу с офицером-валлийцем, повернулся к купцу из Италии, который дал понять, что располагает важными сведениями насчет торговли через акваторию Средиземного моря. Обсуждение этого предмета явно не предназначалось для чужих ушей, поэтому Вильгельм, отведя итальянца в сторону, пригласил его к себе в кабинет.
Наконец итальянец откланялся, встречи с наместником у дверей его кабинета дожидался английский офицер, седовласый капитан Уильямс. Он преклонил колено, и тут словно ниоткуда вынырнул Франсуа Гийом. В голове Вильгельма молнией пронеслась жуткая мысль: "А ведь все так же, как и тогда в Антверпене!"
В правой руке француза был массивный двуствольный пистолет. Гийом неторопливо навел его на наместника в Нидерландах. Вспышка, облако порохового дыма, оглушительный грохот и страшный удар в подбрюшье. Резкая боль мгновенно пронзила тело.
Не зря сегодня утром его вновь посетило знакомое предчувствие беды. Только вот теперь смерть крепко сжала Вильгельма ледяными когтями и отпускать не собиралась.
Принц Оранский скончался от полученного ранения еще до прибытия лейб-медика. Покушавшегося тотчас же схватили. Настоящее имя убийцы было Бальтазар Жерар. Он происходил из вольного графства Бургундского и на самом деле был не кальвинистом, а убежденным католиком и верным вассалом короля Испании. Прибыв в Дельфт, Жерар выдал себя за гугенота, вынужденного покинуть родину из-за преследований католиков, и в этой ипостаси сумел войти в доверие к Вильгельму Оранскому. Он бы еще раньше осуществил свой вероломный план, будь у него подходящее оружие. Пистолетом с двумя стволами Жерар смог обзавестись лишь незадолго до покушения. Причем по злой воле судьбы покушавшегося снабдил оружием не кто иной, как начальник личной охраны Вильгельма, которого француз уверил в том, что пистолет ему необходим для самообороны, - дескать, едва стемнеет, как в Дельфте шагу нельзя ступить, не рискуя быть ограбленным, а то и убитым.
Воспользоваться благами, обещанными королем Испании, Бальтазару Жерару не удалось, зато его родителя Филипп II произвел в дворяне, отписав ему в придачу и имение в Бургундии. После жестоких пыток убийцу приговорили к смертной казни. Приговор был приведен в исполнение уже четыре дня спустя после покушения, 14 июля 1584 года, перед ратушей Дельфта. Поглазеть на казнь сбежался почти весь город. Люди скорбели о потере наместника, и скорбь эту не могло умерить даже осознание того, что коварного убийцу постигнет справедливая кара.
К великому разочарованию толпы, Жерар проявил незаурядное мужество и стойкость. Ни единого стона не вырвалось из груди убийцы, когда ему на возведенном перед ратушей деревянном помосте отсекли топором правую руку. Лишь когда раскаленные щипцы вонзились в плоть и стали безжалостно кромсать ее, казнимый исторг глухой стон.
После этого палачи приступили к четвертованию заживо. И тут Жерар, изогнувшись от нестерпимой боли, вперив в толпу пылающий ненавистью взор, прокричал:
- Проклятие всем вам, безбожникам-кальвинистам! Вам, и детям вашим, и внукам. И сотню лет еще будете прокляты и вы, и ваши Богом проклятые Нидерланды, и все здесь живущие!
Слова проклятия умолкли, превратившись в невнятный булькающий звук - Жерару вспороли живот и вырвали из груди сердце. И этим же "коварным сердцем", как следовало из текста приговора, Жерара трижды ударили по лицу. В завершение казни французу отрубили голову, а части четвертованного тела водрузили по четырем углам окружавших город стен. Народ с удовлетворением встретил приведение приговора в исполнение, но слова проклятия казненного злодея Бальтазара Жерара омрачили дух народа, и потом в Дельфте, да и повсюду в Нидерландах еще очень долго вспоминали о нем.
Глава 1
Смерть в каторжной тюрьме Распхёйс
Амстердам 7 августа 1669 года
- Эй, Корнелис, давай, втыкай свой ножичек мне в брюхо!
Оссель Юкен, хрипло рассмеявшись, мотнул головой, отчего его мясистые щеки задрожали. Ободряюще моргнув из-под кустистых бровей, он будто бы поддразнивал меня. Оссель стоял в паре шагов, чуть подавшись вперед мощным торсом и простирая здоровенные лапищи, словно собрался заключить меня в медвежьи объятия.
Ведь придушит и дорого не возьмет, подумалось мне, хоть я и сам не из слабосильных. Оссель был на голову выше, а ручищами мог запросто обхватить и пару таких, как я.
Однако меня не на шутку раззадорил его призыв воспользоваться испанским клинком - длиннющим ножом с кривым лезвием. Я-то не сомневался в своем умении владеть оружием, выигранным мною в кости у какого-то матроса-англичанина.
- Чего тянешь, Корнелис? - ревел Оссель.
- Ладно, сам напросился, - буркнул я, сделав молниеносный выпад. Лезвие тут же оказалось в дюйме от его мощной груди.
Но и Оссель не мешкал. В мгновение ока он с поразительным для эдакого битюга проворством увернулся. Вместо того чтобы отпрянуть от нацеленного прямо в грудь ножа, он, лихо наклонившись вправо, шагнул ко мне, и в следующую секунду я оказался в его лапах. Правая крепко обхватила затылок, а левая мертвой хваткой вцепилась в предплечье. Не успел я опомниться, как потерял равновесие от неистового рывка Осселя. Теперь он правой рукой стиснул спину, а левой пытался выкрутить мне руку. Черт, ух как больно! Рука, конвульсивно дернувшись, ослабла, из разжавшихся пальцев выпал мой хваленый тесак и зазвенел по давно не мытому полу. Тут Оссель чуть сильнее сжал мне спину, и я, не устояв на ногах, грянулся вниз, едва не вывихнув плечо.
Тяжело дыша, я лихорадочно обдумывал, как одолеть этого верзилу. Блеснувшее на полу лезвие придало мне уверенности. Я потянулся было к своему спасителю, но Оссель оказался проворнее. Его сапожище крепко-накрепко припечатал мою ладонь к доскам пола.
- Признавайся, что проиграл, - довольно оскалившись, произнес Оссель и нагнулся ко мне. - Если ты настоящий мужик, то разберешь, где смелость, а где глупость.
Взглянув на него снизу вверх, как мальчишка на всемогущего отца, я вздохнул:
- Признаю себя побежденным, мастер Юкен. Тебя не просто одолеть - ты и силен, и ловкости тебе не занимать.
- Сила у меня от природы, а что до ловкости, то ее я сам развил, - ответил Оссель, помогая мне подняться. - И если у тебя хватит прилежания и упорства, ты освоишь все премудрости борьбы.
- С таким наставником, как ты, - непременно, - польстил ему я, протирая лезвие от налипших на него опилок красного дерева. Рука болела, но я изо всех сил старался не подавать виду. В конце концов, сам попросил его натаскать меня.
Оссель покачал головой:
- Какой из меня мастер? Вот тот, у кого я учился, тот действительно был мастер.