Охтервельт уставился на меня, будто увидел перед собой давным-давно вымершую диковинную птицу, но от дальнейших расспросов воздержался.
- А сейчас как ваши дела?
- Как видите, здравствую, и не в сыром подвале Распхёйса. Вероятно, все потому, что я ни в чем не виновен.
- Ни в чем не виновен, говорите? Ха-ха-ха! Кто это в наши времена может считать себя ни в чем не виновным?
- Это совершенно иной вопрос, - ответил я и устремил взгляд в окно. - Скажите, господин Охтервельт, а что, ваш знакомец и партнер господин ван дер Мейлен надумал прикрыть свое дело, да?
- Вы бы его самого лучше спросили.
- И рад бы, да вот только нет его в Амстердаме. Выехал, а куда и зачем, никому не сказал. Может, вы хоть что-нибудь знаете?
Охтервельт лишь покачал головой:
- А мне откуда знать? Я с ним всего-то пару раз дело имел. Иногда вообще неделями его не вижу. И что мне до его поездок? А вам он так уж и занадобился?
- Да, мне очень нужно кое о чем его спросить, - не стал вдаваться в детали я. - А когда он обосновался здесь, на Дамраке?
Секунду или две Охтервельт раздумывал.
- Недавно, может, лет пять тому, может, года четыре.
- А до этого чем занимался?
- До этого публика у него была попроще - его лавка располагалась в этом недоброй славы квартале Йордаансфиртель, да и то где-то на задворках.
- А где именно, не могли бы вы мне сказать? - настаивал я.
И снова лоб Охтервельта наморщился, но после этого он представил мне на удивление толковое и подробное описание, правда, слегка запутавшись в названиях улиц.
- Сегодня там вы мало что найдете. Там сплошная ветхость, дома, того и гляди, рухнут. Не один год еще минет, пока магистрат сподобится что-нибудь придумать с этим местом.
Поблагодарив владельца антиквариата, я вышел на Дамрак. Ветер гнал по мостовой осенние ярко-желтые листья. Будучи прикован мыслями к Корнелии и ее доброй служанке, дожидавшимся меня на Розенграхт, я направился в описанный Охтервельтом район города. Ветер усиливался, его холодные порывы заставили меня втянуть голову в плечи.
Район и впрямь оказался не из лучших. Упадок и запустение. Да, вероятно, ван дер Мейлену пришлось здорово напрячься, или же ему сопутствовало невероятное везение, если он сумел перекочевать отсюда не куда-нибудь, а в главную цитадель торговли - на Дамрак. Я готов был поверить, что он прибег для этого и к не совсем законным средствам.
С полчаса проплутав между полуразрушенными от времени домами и складскими зданиями и так и не найдя интересующее меня место, я обратился к шедшему навстречу старику с мешком на спине.
- Можно у вас узнать, господин? - задержал я его. - Вот пришел сюда отыскать один дом, который раньше принадлежал торговцу антиквариатом, ван дер Мейлену. А найти его никак не могу. Может, подскажете?
Старик неторопливо снял мешок со спины и опустил его на землю. Озабоченно потерев заросший седой щетиной подбородок, он покачал головой:
- Боюсь, ничем не смогу вам помочь, господин.
И выставил вперед ладонь, словно желая убедиться, не капает ли с неба.
Уловив намек, я проворно извлек из кошелька парочку штюберов и сунул в костлявую ладонь. Мельком взглянув на только что полученный гонорар, старик, чуть сдвинув на ухо засаленную шляпу, почесал затылок.
- Если подумать да вспомнить хорошенько, я, наверное, скажу вам, господин. Говорите, он торговал антиквариатом - ну там картинами, безделушками разными… Так?
Я энергично закивал:
- Да-да, лет пять тому назад, может, чуть меньше выехал отсюда.
- Вспомнил, вспомнил, куда вам нужно. Этот дом лежит в двух шагах отсюда. Вон там, смотрите, переулок уходит влево. Видите? Вот в этот переулок как войдете, то направо. Там и стоит дом, который ищете.
Снова водрузив мешок на спину, он продолжил путь. Если верить старику, я действительно был в двух шагах от цели. Хорошо, охладил я свой пыл исследователя, ну, приду туда, разве могу я с уверенностью рассчитывать напасть там на след этого неуловимого ван дер Мейлена? Наверняка он убрался из этого дома, чтобы не возвращаться сюда уже никогда. Что даст мне визит в эти Богом забытые места?
И все же я направил стопы к указанному мне стариком переулку. Ничего иного не оставалось - хоть какая-то зацепка, пусть и ненадежная. В конце концов, тут уж я ничем не рисковал.
Последний в этом переулке дом ничем не отличался от остальных - то есть представлял собой самую настоящую развалюху. Непонятно, куда смотрели уважаемые власти нашего города, позволяя вымирать целым городским кварталам.
Дом бывшего торговца антиквариатом казался - да и был - необитаемым. Это меня не удивило. Стекла в большинстве окон верхних этажей были выбиты, а окна первого наскоро заколочены досками, как и входная дверь. Попытавшись отодрать одну из таких досок, я вогнал в ладонь правой руки здоровенную занозу. С ней пришлось повозиться, но когда я ее наконец извлек, призвав на помощь терпение и ногти, то обронил на пол две крохотных капельки крови. Выругавшись, я огляделся вокруг в поисках возможности проникнуть в запустелое обиталище.
Слева от дома я заметил узкий проход, наверняка огибавший дом. Пройдя по нему, я вновь наткнулся на все те же заколоченные досками окна. Из-за того, что дома стояли впритык друг к другу, здесь царил полумрак. Не приходится удивляться, что я и шагу не успел ступить, как угодил в какую-то небольшую ямку и растянулся. При падении я сильно ссадил руки. Ладони горели, и я уже проклинал ту минуту, когда отважился отправиться на поиски исчезнувшего торговца.
Когда я, кряхтя, поднимался, то вдруг услышал тихий голос.
- Смотрите под ноги, Зюйтхоф! Это вам не по Дамраку разгуливать, как вы имели возможность убедиться.
Сощурившись, я стал вглядываться туда, где впереди словно ниоткуда взялась мужская фигура. Этот скрипучий голос, ссутулившаяся стать. Кто это мог быть? Я стал приближаться и мало-помалу узнал его.
- Как?.. Как вы здесь оказались? - пролепетал я.
- Это мне бы впору подобные вопросы вам задать, Зюйтхоф, - ответил Рембрандт ван Рейн. - Вот уж никогда бы не подумал вас здесь встретить. Что вам здесь понадобилось?
- А вам?
Я попытался осмыслить происходящее. Передо мной стоял исчезнувший несколько дней назад мастер Рембрандт и как ни в чем не бывало беседовал со мной. Будто мы с ним не расставались. Мне показалось, что художник похудел, щеки казались еще более впалыми, морщины углубились. Он был с непокрытой головой, седые космы беспорядочно ложились на поникшие старческие плечи.
- Зачем вы меня разыскиваете? - все же поинтересовался он.
- Потому что ваша дочь чуть не умерла от страха за вас.
- Этого не может быть - Корнелия знает, где я.
- Вот как? И с каких же пор?
- Она все время знала.
- Это что-то новенькое. Еще вчера она все глаза выплакала, думая, что вас уже нет на этом свете.
- Вы лжете! - злобно прошипел Рембрандт, и лицо его исказилось гневов. - Вы всегда были и останетесь лжецом, гнусным, коварным типом. И как я только пустил вас за порог моего дома?!
- Мне совершенно ни к чему лгать вам. И не старайтесь убедить меня в том, чего не было и быть не могло. Кто, скажите мне, мог оповестить Корнелию о вашем местонахождении?
- Как кто? Разумеется, Титус. Кто же еще? Он и привел меня сюда.
- Ваш сын Титус?
Рембрандт от души рассмеялся и энергично закивал:
- Титус не умирал ни от какой чумы, представьте себе! Мой сын жив! Он и привел меня сюда, пообещав, что расскажет все Корнелии.
Мне на ум пришел скелет собаки в гробу Титуса и заспиртованный труп в доме доктора ван Зельдена.
И все же, кто из нас не в своем уме? Рембрандт? Или я?
А может, весь Амстердам потихоньку обезумел?
- Вы мне не верите, - отметил старик, изучив меня пристальным взором.
- Так уж выходит. Вы ведь видели, как ваш сын умирал. Как же теперь вы можете утверждать, что он жив и здоров?
- Он жив, жив. И он здесь! Может, отвести вас к нему, Зюйтхоф?
- Сделайте любезность.
- Ладно, пойдемте.
Повернувшись, мастер Рембрандт спустился на пару ступенек. А я и не заметил здесь лестницы. Ступеньки вели, как мне подумалось, ко входу в подвал, единственной двери в этом доме, не заколоченной досками. Я обратил внимание, что для своего возраста Рембрандт двигался на удивление проворно. И уверенно - не успел я оглянуться, как он исчез в темном прямоугольнике входа. Я торопливо последовал за ним и тут же оказался в застоявшемся воздухе дома - вместо Рембрандта передо мной вдруг возникли три хорошо знакомые мне фигуры. Августовский вечер неподалеку от Лабиринта. Башня Чаек и ловушка, в которую я угодил там. Ну вот и третья по счету западня.
Тут из-за спин троих показался мой бывший наставник, мастер Рембрандт.
- Что, Зюйтхоф? Небось не рассчитывали, что все так повернется? - хихикнув, осведомился он. - Ну, уж теперь вы оставите свои домогательства! Вы хотите занять место моего сына, так ведь? Ревнуете его ко мне!
Слова его могли показаться бредом сумасшедшего, да и я особо не старался вникнуть в их смысл. Громилы подошли почти вплотную ко мне, так что нечего было и думать о том, чтобы выбраться отсюда живым. К тому же у всех троих в руках были пистолеты - стоит пошевелиться, и пуля в живот мне обеспечена.
Вожак со шрамом на щеке криво улыбнулся.
- Ну, живо… писец, вот ты и забрался дальше некуда, - лениво протянул он, ткнув пистолетом в узкую дверь входа в подвал. - Вход бесплатный, выход и за мешок золотых не купишь. И смотри у меня, я тебя знаю, так что не делай глупостей, иначе пуля в голову, и крышка.
- Охотно верю, - ответил я, изо всех сил стараясь придать своему голосу оттенок беззаботности.
Не берусь описывать, что творилось в ту минуту у меня на душе. Отчаяние - оттого, что снова, уже в третий раз, угодил в лапы этих подонков. Нет уж, на сей раз они мне уйти не позволят. Я недоумевал: стоявшего в двух шагах от меня Рембрандта подобный исход, похоже, забавляет. Как все это объяснить? Как?!
Рембрандт и трое вооруженных громил, один из которых следовал во главе нашей маленькой колонны с фонарем в руках, препроводили меня через целый лабиринт подземных ходов, поражавший своими размерами. Наверняка этот гигантский подвал образовали несколько смежных подвалов стоящих рядом друг с другом домов.
У развилки мы остановились, и верзила со шрамом сказал Рембрандту:
- Вам, наверное, лучше вернуться и продолжить работу, мастер. А уж мы займемся вашим Зюйтхофом.
- Как угодно, - ответил старик и исчез в каком-то боковом проходе, на дальнем конце которого тускло мерцала лампа.
Меня доставили в подземный застенок, очень напомнивший мне тот, что располагался под заведением на Антонисбреестраат. Вот только побольше, да у стены громоздилось несколько ящиков. Никаких окон здесь, разумеется, не было и быть не могло. Фонарь же громилы унесли с собой.
С ужасающим скрипом закрылась дверь, и я в третий раз за минувшую неделю оказался в темном застенке.
Глава 23
Дельфтское проклятие
- Вот так-то, Зюйтхоф, торчите в каком-то подвале, дела ваши никудышные, ничуть не лучше, чем два дня назад. Нет, все-таки давайте не будем кривить душой - неужели вся эта непонятная дребедень в самом деле стоила стольких усилий?
После нескольких часов, проведенных на деревянных ящиках в полнейшем мраке, дверь наконец отворилась. Свет от лампы в руках вошедшего ослепил меня. И хотя я толком не мог различить, кем был мой гость, но по голосу все же узнал его.
- Значит, вы никуда из Амстердама не уезжали, - отметил я. Глаза постепенно привыкали к свету. - По-видимому, даже и не собирались.
Ван дер Мейлен подошел поближе и улыбнулся:
- Да вы, оказывается, настоящий хитрец, Зюйтхоф. И то, что вы сумели пронюхать место, где я нахожусь, - лишнее тому подтверждение. Так что от души делаю вам комплимент. Чутье у вас незаурядное. Вот только жаль, что нам приходится от него страдать. Можно лишь мечтать о том, чтобы заполучить в наши ряды такого человека, как вы.
Я насторожился. Еще в пору начала сотрудничества с ван дер Мейленом я убедился, что тот горазд на медоточивые речи. И тут же сообразил, что сейчас мне куда выгоднее сделать вид, будто я попался на его удочку, поскольку иного способа выбраться отсюда живьем на волю не было.
- Вы упомянули некие "ваши ряды". Откуда мне знать, что вы под этим подразумеваете, и вообще, подойдет ли мне то, чем вы занимаетесь?
- Скорее всего нет, - вздохнул ван дер Мейлен. - Или вы все же человек религиозный?
- Ну, знаете, в церковь меня гонит скорее чувство долга, а не искренняя убежденность.
- Что вы вообще знаете о вашей кальвинистской вере?
Я насторожился.
- О моей, говорите?
- Отвечайте на вопрос, Зюйтхоф!
- Только то, что заучил в детстве, больше ничего.
- О католической, следовательно, вы знаете еще меньше.
- А что вас удивляет? Вряд ли можно утверждать, что она так уж сильно распространена у нас.
Ван дер Мейлен помрачнел.
- С тех пор как кальвинисты почти сто лет назад захватили власть, мы лишились возможности публично отправлять наши ритуалы. А католическая вера между тем единственно истинная! Но мы вынуждены встречаться втайне от всех, не в церквах, а в молельных домах или вот как здесь, в подземелье. Это стыд и позор. Но все скоро изменится!
- Скоро, говорите? Когда же? И как это произойдет?
- Не стану утомлять вас рассказами на эту тему, Зюйтхоф. В конце концов, вы не католик и тем более не жерардист.
- Жерардист?
- Имя человека, пострадавшего за нашу истинную веру, было Бальтазар Жерар. Этот мужественный человек пожертвовал собой в тысяча пятьсот восемьдесят четвертом году во имя того, чтобы в Нидерландах утвердилась католическая вера. Он хотел положить конец господству Вильгельма Оранского и кальвинизму. Вам наверняка приходилось о нем слышать.
- Да, он убил принца Вильгельма Оранского в Дельфте. Застрелил его из пистолета. А за это его потом повесили, так?
- Все верно. Хотя он и убил Вильгельма, это так и не смогло поколебать позиции кальвинистов в Нидерландах. Мы и наши единомышленники поставили целью довести это до конца. На эшафоте, перед тем как палач разрубил его на части, Бальтазар Жерар произнес пророческие слова: "Проклятие всем вам, безбожникам-кальвинистам! Вам, и детям вашим, и внукам. И сотню лет еще будете прокляты и вы, и ваши Богом проклятые Нидерланды, и все здесь живущие!"
Постепенно я начинал понимать, куда клонит ван дер Мейлен. И про себя сказал: "Стало быть, жерардисты задумали воплотить в реальность проклятие Жерара, которое тот выкрикнул перед казнью в Дельфте".
- Как я уже говорил, Зюйтхоф, вы человек хитрый.
Этим утверждением ван дер Мейлен решил пока ограничиться. По его распоряжению мне принесли воды, хлеба, кусок сыра и немного вина. И даже свечу.
Несмотря на весь ужас пребывания в подвале, есть мне хотелось зверски. Я немного успокоился. Радоваться было особенно нечему, но положение мое было, судя по всему, отнюдь не безвыходным. Если мое отсутствие затянется, меня хватятся, и инспектору Катону не составит труда отыскать меня здесь - через Эммануэля Охтервельта, тот наверняка сообщит ему, куда я направился. Так что поесть было необходимо - силы мне еще понадобятся, и немалые. К тому же за едой я мог подумать над тем, что сказал мне мой старый знакомый, торговец антиквариатом ван дер Мейлен.
Постепенно кусочки мозаики складывались в стройную картину. Но картина эта до боли напоминала полотна Рембрандта - больше тьмы, нежели света.
И снова потянулись часы, и снова на пороге моего застенка появилась известная мне троица церберов. На сей раз я должен был следовать за ними.
- Куда? - спросил я.
- Увидишь, - коротко бросил громила со шрамом на щеке, и толчок в спину обозначил направление - вперед по лабиринту коридоров и переходов. У одного из поворотов нас дожидался ван дер Мейлен.
- Что же это за подземелье? Кто и как его создавал? - поинтересовался я.
- Оно существует со времен войны Вильгельма Оранского. Тогда этот район города еще не был застроен. А сеть подземных ходов создавалась для того, чтобы на случай осады Амстердама было где хранить провиант, порох и ядра. А на случай захвата города - как место, где могли бы скрываться оборонявшиеся. Но нам надо торопиться - скоро начнется месса.
- Месса?
- Вы же хотите узнать больше о нашей вере? Тогда милости прошу в наш тайный подземный храм!
Слова ван дер Мейлена и правда разожгли во мне любопытство, так что я пошел бы с ним и без сопровождавшей меня троицы. Вскоре проход, по которому мы передвигались, соединился с еще несколькими, и, миновав пару метров, мы очутились в довольно просторном помещении, освещенном множеством свечей и ламп. Со всех сторон сюда тянулись люди - мужчины, женщины, дети.
- По воскресеньям здесь бывает куда больше прихожан, - пояснил ван дер Мейлен. - Но месса у нас не только по воскресеньям, а ежедневно. И каждый наш единомышленник, если позволяет время, обязательно приходит сюда.
- Но разве не вызывает подозрение, что столько людей одновременно следуют в одном и том же направлении?
Ван дер Мейлен отрицательно покачал головой:
- Здесь несколько входов, помимо того, через который вы проникли сюда.
И торговец провел меня в соседнее помещение - прежнее, оказывается, служило лишь преддверием, - где и располагался, как он выразился, тайный подземный храм.
Стены украшали картины и гобелены на религиозные темы - явное отличие от аскетичных церквей кальвинистов. В центре обширного и хорошо освещенного помещения стояли два ряда деревянных скамеек, постепенно заполнявшихся людьми. Мы с ван дер Мейленом уселись позади, вооруженные охранники остались караулить у дверей, припрятав оружие под платьем.
У алтаря появился пастор, я стал напряженно вслушиваться в распевную речь на латыни, хотя ни слова из нее не понял. Необычность происходящего, странно-торжественный ритуал - все это не могло не захватить меня. Слова проповеди на непонятном мне, но благозвучном языке, мелодичные хоралы представлялись мне странным, болезненным сном, но это был не сон, а явь.
Расскажи мне ван дер Мейлен о жерардистах, об их тайных богослужениях за стаканчиком вина в каком-нибудь кабачке, я бы рассмеялся ему в лицо, не поверив ни единому слову торговца антиквариатом, и счел бы его рассказ плодом буйной фантазии и стремлением выдать желаемое за действительное. Но здесь, в этих катакомбах, самое что ни на есть абсурдное воспринималось ужасающе реально. Возможно, ван дер Мейлен именно этого и добивался, притащив меня на мессу. Он стремился подавить, оглушить меня, и это, бесспорно, ему удалось.
После завершения богослужения многие жерардисты подходили к ван дер Мейлену и обращались к нему весьма уважительно. Не приходилось сомневаться, что человек этот явно не пешка в их сообществе. Во время этих кратких бесед он вел себя так, словно меня и рядом не было. Похоже, ван дер Мейлена вовсе не волновало, что я становлюсь невольным свидетелем их разговоров. Иными словами, я для него не представлял угрозы. Может, потому, что он уже считал меня одним из адептов.