Мишель смущался, словно стыдился чего-то.
- Ари, мне трудно подобрать слова… Мы не виделись с тех самых пор, как расстались в ту ужасную ночь.
- Да. Мы больше не виделись.
- И ты не хочешь знать почему?
- Судя по тому, как ты спрашиваешь, речь идет о печальной истории, которую трудно рассказывать. Ты не должен давать мне объяснения, мальчик мой. Я всего лишь старый сторож, пенсионер, явившийся окончить свои дни в этом спокойном уголке. Ты не должен ничего мне объяснять.
Он смотрел на Мишеля ясным и спокойным взглядом. Молодой человек какое-то мгновение молчал, отпивая свой бренди, а старик перебирал в пальцах комболои из чистого янтаря, и бусины сухо щелкали одна о другую.
- Меня схватила полиция, Ари…
- Прошу тебя, я не хочу…
- Меня заставили говорить.
- К чему мне это? Все давно прошло, все кончено…
- Нет. Это неправда. Клаудио Сетти еще жив, я уверен в этом… И ты наверняка о нем что-то знаешь… Кажется, его видели недавно в здешних местах… Разве не так?
Ари встал и пошел к окну. Из деревни доносились еле слышная мелодия флейты и пение. Он вперил взгляд во тьму.
- У Тассоса кто-то играет… Красивая музыка, слышишь? Красивая песня.
Звук теперь перерос в песню без аккомпанемента и без слов, и Ари тоже стал подпевать вполголоса фальцетом, следуя далеким нотам.
Мишель вздрогнул.
- Это его песня. Это он поет где-то неподалеку в эту ночь, чтобы заставить меня умирать от тревоги. - Он резко встал, пошел к двери и распахнул ее. - Где ты? - прокричал он. - Ты больше не хочешь петь вместе со мной? Где ты?
Ари положил ему руку на плечо:
- Дождь идет. Ты весь промокнешь, заходи в дом.
Мишель сглотнул слезы, подступавшие к глазам, и обернулся к старику:
- Ари, ради Бога, выслушай меня. Мы с Норманом вернулись в Грецию после стольких лет, когда нам уже все удалось забыть, потому что нам напомнили о золотом сосуде, помнишь? О золотом сосуде, который ты привез в Афины в ту ночь. Именно так нас заманили в эту страну спустя столько времени. Сосуд с тех пор пропал. Только ты мог его забрать, значит, ты должен знать, зачем нас завели сюда, сначала на Пелопоннес, а потом в Эпир - целым рядом посланий, следов… Ты - единственная связь с тем проклятым предметом, который ты нам показал. Ты доставил его в Афины, и ты его увез… Ари, это Клаудио вызвал нас сюда, не так ли? Ари, ты любил нас, ты знаешь, мы были всего лишь детьми… О Боже мой, почему в ту ночь нам выпала такая судьба?
Старик долго смотрел на него со смиренным сочувствием.
- Все мы отмечены судьбой, мальчик мой. Трудно ее избежать, когда приходит время.
- Ари, ради Бога, если Клаудио жив, устрой так, чтобы мы с ним поговорили, Боже… Устрой так, чтобы мы с ним поговорили…
Ари, погруженный в себя, казалось, прислушивался к далекой музыке.
- О, мальчик мой… Я не знаю, жив он или мертв, но уверен - нет больше языка, на котором ты мог бы с ним поговорить и который он бы воспринял… Ты понимаешь, о чем я? Понимаешь?
Музыка теперь звучала еще более приглушенно, смешиваясь с шумом дождя, еще дальше, быть может, еще прекраснее и пронзительнее, иногда совсем умолкая и пропадая из-за порывов западного ветра.
- Ари, сделай, как я тебя прошу, ради Бога! Заклинаю тебя!
Ари перебирал между пальцев бусины комболои. Когда он снова заговорил, взгляд его сделался пристальным и проникновенным.
- Уезжай, сынок. Ради Бога, возвращайся домой и забудь обо всем. Уезжай подальше… подальше. У тебя еще есть время.
- Я не могу. Скажи, где его искать.
Старик поднял глаза к потолку, словно пытаясь избежать настойчивого взгляда Мишеля.
- Твой друг… Норман, его звали Норман, верно? Где он сейчас?
- Он здесь, в Эфире. Он тоже идет по следу.
Старик снова одарил его долгим, проникновенным взглядом, полным сочувствия.
- Мог бы получиться замечательный праздник, черт возьми, если б мы собрались все вместе, пили бы рецину и вспоминали о прежних временах…
Мишель схватил его за руки, подошел ближе, стал лицом к лицу, глядя на него широко раскрытыми глазами.
- Скажи мне… где… его искать. Скажи мне.
- Ты ищешь проход через границу между жизнью и смертью… Если ты действительно этого хочешь, быть может, у тебя есть шанс. На пристани в Чанаккале послезавтра, незадолго до полуночи… может быть, тебе удастся его увидеть.
Мишель просветлел:
- Значит, я не обманулся. Значит, он жив.
- Жив? Ох, сынок… есть такие места… такие времена… и даже люди, в отношении которых слова "жив" или "мертв" больше уже не имеют привычного смысла.
20
Афины, улица Дионисиу
10 ноября, 23.00
Мирей чувствовала себя опустошенной, бессильной и в какой-то мере виновной в произошедшем: вероятно, Караманлис приехал сюда благодаря ей. Как иначе объяснить такой оборот событий? Может быть, она наивно доверилась Золотасу, а может, за ней установили слежку… Пока она пыталась найти ответы на свои вопросы, за спиной у нее раздался негромкий треск и едва различимо заскулила собака.
Позади нее, на расстоянии нескольких метров, виднелся забор, по ту сторону можно было разглядеть наружную лестницу, ведущую к двери на втором этаже скромного вида здания. Сейчас из подъезда выходил человек, закутанный в темное пальто, в шляпе. Большая собака с темной шерстью радостно приветствовала его, виляя хвостом. Человек закрыл за собой дверь, после чего провел рукой по водосточной трубе над дверью и нагнулся погладить собаку, увивавшуюся у его ног. Он спустился по лестнице и на какое-то время пропал из виду, но Мирей продолжала слышать, как он вполголоса разговаривает с собакой, а собака поскуливает в ответ на теплые слова хозяина.
Через минуту открылась дверь со двора на улицу, незнакомец вышел из нее и двинулся в противоположном направлении. Мирей, спрятавшись за выступом стены, наблюдала затем, как он шел, не медленно и не быстро, широким уверенным шагом, сунув руки в карманы. Внезапно у нее возникло острое ощущение, будто она прежде уже видела эту походку и эту манеру прямо держать голову: да, это был он! Человек из черного "мерседеса", тот, что позировал для загадочной скульптуры, для каменной маски с закрытыми глазами.
Но как такое может быть? Ведь он только что скрылся в канализационном люке, ведь Караманлис крикнул, что слышит его шаги под землей! И все же в душе она не сомневалась. Она решила убедиться в своей правоте, быстрым шагом прошла в нескольких метрах от людей Караманлиса, столпившихся вокруг люка. Ставня дома номер 17 по-прежнему оставалась закрытой, но из-под соседней двери, ведущей в полуподвальное помещение, проникал свет. Табличка с надписью "Артополион", а еще больше - душистый аромат хлеба неопровержимо свидетельствовали: пекарня среди ночи начала свою работу.
Незнакомец оказался прямо перед ней: он двигался ей навстречу. Она так рассчитала скорость его шагов, чтобы столкнуться с ним под фонарем, и достаточно хорошо разглядела его лицо: не оставалось никаких сомнений - это именно тот человек. Она прошла совсем рядом и постаралась уловить запах: если он вылез из канализационного люка, она почувствует.
Но от него пахло хлебом. Да, от него определенно пахло свежевыпеченным хлебом. Мирей не понимала. Спрятавшись за первым же углом, она обернулась. Человек находился от нее на расстоянии метров тридцати. Он остановился. И вошел в телефонную будку.
В доме Ари зазвонил телефон, но Ари даже не пошевелился.
- Я не понимаю твоих слов, - сказал Мишель, - но если он жив, я найду его и заставлю выслушать… Он должен меня выслушать.
Телефон прозвонил пять раз, потом умолк, потом снова начал звонить. Мишель заглянул в лицо Ари, ошеломленный, а потом посмотрел на стоявший на столе аппарат. Его звук наполнял маленькую голую комнату невыносимой тревогой до тех пор, пока Ари внезапно не положил руку на трубку. Телефон умолк, потом прозвонил еще четырежды. Старик ничего не говорил, словно внимательно прислушивался к чему-то, а потом снова произнес:
- Есть такие места, времена и даже люди, в отношении которых слова "жив" или "мертв" больше уже не имеют привычного для нас смысла… Пробил последний час всей этой истории. Прошу тебя, сынок, уезжай, возвращайся домой. Я не должен был бы говорить тебе это, именно я, и все-таки, видишь, я тебе это говорю. Возвращайся домой, и тогда ты сможешь спастись… прошу тебя… О Матерь Божья, как здорово было бы нам собраться всем вместе, выпить узо, спеть… это было бы так здорово… О Матерь Божья… Уезжай, мальчик мой, уезжай.
- Послезавтра я буду в Чанаккале… У меня осталось мало времени.
Мишель встал, открыл дверь и набросил на плечи плащ, мокрый от дождя. Флейта умолкла, и последние огни в остерии Тассоса тоже погасли.
Мирей внимательно наблюдала за незнакомцем, ей показалось, он не сказал в телефонный аппарат ни единого слова. Быть может, никто не подходил, или он просто передавал сигнал… Для чего? Запах хлеба. Пекарня! Полуподвал рядом с домом номер 17! Он наверняка прошел там. Ей вспомнилось его движение, как он провел рукой по водосточному желобу над дверью. Она вернулась назад и подошла к калитке в заборе, но, судя по шороху и глухому ворчанию, там все же находился сторож.
Она попятилась, собираясь получше рассмотреть дверь мезонина, через которую прошел незнакомец, и заметила - над крышей здания расположен небольшой старый аттик, куда можно попасть, вскарабкавшись по толстому стволу ветвистой глицинии, скрывавшей аттик, словно навес. Так она окажется с подветренной стороны.
Мирей испытывала страх и острое желание сбежать, вернуться в гостиницу и там ждать возвращения Мишеля, но она понимала - сейчас она живет за себя и за Мишеля, как никогда прежде.
Она ловко и бесшумно вскарабкалась по стволу глицинии. Время от времени почти из-под пальцев у нее вылетали воробьи, нашедшие себе среди ветвей укрытие на ночь. Шелест крыльев испуганных птиц через несколько мгновений пропадал во мраке.
Она добралась до аттика, усыпанного сухими листьями, а оттуда залезла на крышу соседнего дома и стала ползти по черепице, пока не оказалась над дверью. Она протянула руку к водосточному желобу и стала шарить на ощупь, потом сжала в руке ключ. Теперь у нее появилась возможность исследовать секретное убежище загадочного человека. Быть может, раскрыть тайну его маски и света, загоравшегося иной раз среди ночи под вечно закрытой ставней дома номер 17 по улице Дионисиу.
Нужно было определить, где находится собака. Мирей знала - как только она попадет на лестницу, животное бросится на нее. Значит, она должна открыть дверь и закрыть ее за собой как можно быстрее. Где сейчас собака? Сердце ее билось все сильнее, она ждала, пока пес пошевелится, хотя бы слегка, чтобы определить, на каком расстоянии от двери он находится, в саду ли он или уже под лестницей. Но стояла полная тишина: животное неподвижно таилось в каком-то уголке сада, готовое вскочить и наброситься на нее словно фурия.
Мирей подождала еще: ей не хотелось подвергаться жестокому нападению только ради удовлетворения собственного любопытства. Вдруг она услышала слабое мяуканье и увидела, как на вершине забора возникла темная фигура кошки. Наконец хоть что-то может вывести ее из затруднительного положения! Кошка продолжала медленно продвигаться по забору, потом остановилась, немного помешкала, пощупав передней лапкой пустоту перед собой, и спрыгнула внутрь, но даже тогда не раздалось ни единого звука. Казалось, сторож знал - ему стоит опасаться совсем другого непрошеного гостя, и безмолвно поджидал ее за калиткой.
Тогда Мирей все равно решила попробовать: ведь если она сейчас просто так уйдет, то никогда не простит себе этого. Она тщательно продумала, как бесшумно проникнуть на лестничную площадку, держа ключ в руке (нельзя терять время на то, чтоб вынуть его из кармана!), и горячо надеялась успеть вставить его в замочную скважину и повернуть, прежде чем собака обрушит на нее свою ярость. Она глубоко вздохнула, а потом стала спускаться, мыском нащупывая пол лестничной площадки. Потом тихо спрыгнула. Теперь она оказалась в луче света, исходящего от лампы над дверью. Ее, вероятно, хорошо видно, как видно было и того человека, что вышел на улицу.
Она быстро нашла замочную скважину, лихорадочно пытаясь вставить туда ключ. Ключ не подходил. Она повернула его в противоположную сторону, и он наконец попал. Замок открылся с коротким сухим щелчком. Мирей остановилась на несколько секунд, вслушиваясь, не движется ли кто-нибудь или что-нибудь во мраке.
Ей повезло: тишина казалась абсолютной. Она тихонько толкнула дверь и скользнула в открытое помещение, обернувшись, чтобы запереть ее за собой, но тут внезапный яростный лай заставил девушку оледенеть от ужаса. Собака одним прыжком достигла верхней площадки лестницы и пыталась лапами и зубами открыть дверь. Мирей толкала изо всех сил, но животное уже почти просунуло голову между створкой и косяком и стремилось пролезть внутрь всем туловищем. Его свирепый лай раздавался в замкнутом пространстве с особым неистовством, казалось, энергия его неиссякаема и пес готов все свернуть на своем пути. Мирей встала спиной к двери, уперлась ногами, отчаянно, изо всех сил, но понимала - она сможет выстоять еще только несколько секунд.
И вдруг среди смятения и ужаса ей вспомнилось: во внутреннем кармане куртки у нее лежит флакончик спрея-дезодоранта. Она нашла его, прогнулась, продолжая упираться ногами, так чтобы оказаться поближе к собаке, а потом брызнула в морду животному. Оно, ослепленное, на миг попятилось, и этого Мирей хватило, чтобы закрыть дверь. Через мгновение собака возобновила свою атаку, еще более яростно, изо всех сил кидаясь на дверь, так что дрожала вся стена. Мирей бегом бросилась по какому-то темному коридору, пересекла комнату и стала подниматься по лестнице. Лай собаки вроде бы немного утих, превратившись в глухое, далекое рычание.
Она нащупала выключатель и зажгла свет. Наконец-то она внутри. Но внутри чего? Мирей двинулась вперед между белыми, совершенно голыми стенами и обнаружила перед собой еще одну дверь. По-видимому, девушка находилась теперь на уровне первого этажа. Она открыла дверь и оказалась в большой, хорошо обставленной комнате. В углу на мольберте стоял неоконченный женский портрет. Можно было подумать, что там изображена актриса классического театра в античном костюме. Очень красивая аристократической, яркой красотой, она чем-то напоминала Ирен Папас. На стене висела фотография молодого человека лет тридцати с небольшим, с голым торсом: он натягивал лук с двойным роликом. У молодого человека было сухое, мускулистое тело, солнце освещало его плечи и левую руку. Свет по диагонали едва касался его глаза, пристально глядящего на цель, сообщая ему зловещий блеск. Создавалось впечатление, будто в черном, неподвижном глазу значится смертный приговор.
В помещении не оказалось окон, как не было их и в коридоре. Мирей прерывисто дышала от страха и напряжения. Что она будет делать, если внезапно явится хозяин странного убежища? Она подошла к двери в глубине комнаты и уже намеревалась дотронуться до ручки, но отдернула пальцы, и сердце подпрыгнуло у нее в груди: из соседнего помещения доносился шум торопливых шагов.
Она в отчаянии огляделась, ища укрытия, места, где можно было бы спрятаться, но ничего не обнаружила. Выйти из комнаты, но тогда ее разорвет притаившийся у двери зверь. Она пропала, молнией сверкнуло у нее в голове.
- Сюда, капитан, он пошел сюда, тут слышны шаги. Он от нас не скроется. Скорее, скорее!
Караманлис, задыхаясь, побежал туда, где виднелся сноп лучей фонарика, при помощи которого один из его людей пытался осветить ему дорогу по тротуару, протянувшемуся вдоль огромной сточной трубы.
- Ты его видел? - спросил капитан, прислонившись к влажной от капель стене.
- Нет, капитан, но я слышал шум его шагов.
- Я ничего не слышал.
- Уверяю вас…
- Нас водили за нос. Сукин сын сбежал.
Тут послышался отчетливый стук шагов. Они ускорились, будто кто-то бросился бежать.
- Ты прав, проклятие, это оттуда! Давай шевелись, поймайте его, черт возьми, я больше не могу, мне дыхания не хватает.
Двое агентов устремились в том направлении, откуда доносился шум шагов, но вскоре остановились, упершись в стену. Они ошеломленно переглянулись и вернулись туда, откуда пришли. Под сводами, поросшими плесенью, царила абсолютная тишина, но не прошло и минуты, как подвал снова огласился эхом шагов, на сей раз медленных, - как будто кто-то беззаботно прогуливался в смрадном подземелье, словно в собственном царстве.
Мирей спряталась в единственном укромном уголке, за диваном, но понимала: убежище ее весьма ненадежно. Сколько она еще сможет оставаться незамеченной после того, как неизвестный подойдет к порогу и дверь откроется? Минуту, может быть, две? Однако что-то странное слышалось в этих шагах: они то замедлялись, то затихали вовсе, то становились торопливыми, но никак не приближались.
Мирей набралась смелости и подошла к двери, взялась за ручку, немного приоткрыла створку и заглянула в образовавшуюся щель: по ту сторону виднелась ведущая вниз лестница, оканчивающаяся небольшим помещением, где едва горело лишь рабочее освещение и поблескивало еще что-то, похожее на сигнальные огни на электрическом щите. Внезапно она снова услышала тот же шум, но к тому моменту уже была уверена, что в столь маленьком пространстве просто нет таких больших расстояний.
Она открыла дверь, спустилась по лестнице и оказалась перед электронным табло, размещенным на самой длинной стене. На нем поблескивал какой-то маршрут - то ли улица, то ли железная дорога, то ли линия метро, а на боковом отрезке, отходившем от главной оси, мигал красный огонек, перемешавшийся вдоль сегмента, и частота его мерцания в точности совпадала с частотой звука шагов. Трюк. Компьютерная иллюзия. Но зачем?
Слева внизу располагались переключатели, она инстинктивно нажала первый из них, и раздался голос, заставивший ее вздрогнуть от страха:
- Стой!.. Стой, идиот! Ты разве не видишь, что мы как кретины преследуем пустоту?
- Но, капитан, вы ведь тоже слышали шаги…
- Да, мы и сейчас их слышим. Они доносятся из рукава, который мы уже прошли пять минут назад, и попасть туда можно только с того места, где мы сейчас находимся. Если б он действительно был там, думаешь, мы бы его не увидели? Это трюк, проклятие, свинский гребаный трюк…
Боже, голос капитана Караманлиса! Он звучал так гулко, словно раздавался где-то под каменным сводом… Значит, Караманлис по-прежнему в канализации, и это адское изобретение может определять его местонахождение, вероятно, по голосу или по шагам - его или его людей - и программировать акустические ловушки, заманивая его то туда, то сюда в бессмысленной погоне по системе сточных вод, в погоне за призраком!
Мирей вернула переключатель в исходное положение, и голоса умолкли. Боже, какой разум способен замыслить подобного рода защитное приспособление, и неизвестно, сколько еще других подобных, вокруг недоступной ставни дома на улице Дионисиу, 17?