- Я сделал выстрел в воздух. - Куинн нетерпеливо кивнул, знакомый с терминами. - Но мой противник упал, и у него открылось кровотечение. Он был жив, и, мне показалось, почти не страдал. Пуля прошла над ним, не задев ни его голову, ни другую часть тела. Он уехал в компании хирурга, оказавшегося с нами. Поэтому я был совершенно потрясен, узнав на следующее утро, что он умер.
- Несчастный случай, конечно. Но вы не сказали, от чего он на самом деле умер.
- В самом деле. Примерно через месяц я получил письмо от хирурга, сообщавшего, что у того человека была врожденная слабость сердца. Он назвал ее аневризмой, что-то лопнуло у него в груди в результате шока. Его убил не мой выстрел, он послужил лишь косвенной причиной, и доктор Хантер сказал, что он мог умереть в любой момент.
- Доктор Хантер? - Куинн выпрямился и перекрестился. - Джон Хантер по прозвищу Потрошитель?
- Да, доктор Джон Хантер, - осторожно сказал Грей, неожиданно ступивший на зыбкую почву. Он не хотел упоминать доктора по имени и не ожидал, что кто-то из собеседников знает его имя. Хантер действительно имел на редкость устрашающую репутацию, будучи коллекционером человеческих органов. И вопрос о том, насколько близко доктор Хантер познакомился с аневризмой Николса…
- Боже, храни нас от зла… - сказал Куинн, заметно вздрогнув. Его обычная легкость исчезла без следа. - Только представьте! Чтобы лежать на столе и быть анатомированным, как преступник, как животное, с содранной кожей и распоротой плотью. Боже и все его ангелы, храните меня от подобной участи!
Грей кашлянул в сторону и поймал взгляд Тома. Он не показывал Тому письмо доктора, но Том был его камердинером, и многое знал. Том кашлянул в ответ и аккуратно закрыл книгу.
- Мне иногда снится кошмар, - тихо сказал Куинн, потирая руки, словно от холода, - что анатомы заполучили меня, они вываривают меня до костей и нанизывают на проволоку как скелет, и я вишу под потолком, ухмыляясь этим ученым факерам. Честное слово, я просыпаюсь в холодном поту.
- Я найду вас, мистер Куинн, - сказал Джейми, пытаясь улыбнуться. - Если я увижу беззубый скелет, я обещаю выкупить его и устроить вам достойные похороны.
Куинн взял кружку и отсалютовал Джейми.
- Взаимно, дорогой друг, - сказал он. - Я сделаю то же самое для вас. Хотя не уверен, что смогу отличить ваш скелет от остова гориллы.
- А вы когда-нибудь видели гориллу, мистер Куинн? - Джейми наклонился вперед, чтобы налить себе еще эля.
- В Париже, конечно. В зоопарке короля Людовика. Король Франции очень щедр к своим подданным, - пояснил Куинн Тому, который подкладывал навоз в костер. - В определенные дни его коллекция возмутительных животных открыта для публики, чтобы каждый мог убедиться в их существовании лично. Ты когда-нибудь видел страуса, парень?
Грей перевел дыхание, когда разговор отошел от опасной темы. У него мелькнула мысль о знаменитом поединке в Булонском лесу и об англичанине, с которым дрался Фрейзер. Это происходило перед восходом; Фрейзер упоминал о существовавшем в Париже обычае, тогда, во время обсуждения французских романов в Ардсмуире.
С неожиданной и удивившей его своей силой тоской он подумал о тех редких дружеских вечерах, ибо они были друзьями, несмотря на непростые отношения тюремщика и заключенного. Если бы только он лучше контролировал себя и не открыл своих чувств… Ну что ж, он сделал довольно много достойных сожаления вещей и часто проклинал себя за это. И все же…
Он посмотрел сквозь ресницы на Фрейзера в свете костра, с блестящим красным отблеском вдоль длинной прямой спинки носа, с широкими скулами, с длинными волосами цвета расплавленной бронзы, связанными на затылке кожаным шнурком и стекающими по спине между лопаток.
И все же, подумал он…
Он пожертвовал их непринужденностью в общении, и это было большой потерей. Фрейзер отреагировал с таким отвращением к проявлению природы Грея, которое привело к такой страшной ссоре между ними, что Грей не хотел думать об откровенности, которая пришла в их отношения. Но окончательный анализ показал, что он потерял не все. Теперь Фрейзер знал. И это само по себе было замечательно.
Тем не менее, легкости между ними уже не было, только честность. Это было то, что он мог разделить только с несколькими дорогими друзьями.
Теперь была очередь Куинна рассказывать, но Грей не прислушивался.
Том начал напевать себе под нос, когда занялся ужином, а теперь перешел на свист. Поглощенный своими мыслями, Грей не замечал, что он насвистывает, но вдруг уловил фразу, которая отдалась у него в голове словами:
Вниз к покойникам пусть лягут!
Он дернулся, машинально взглянув на Фрейзера. Песня "Вниз к покойникам" была популярна еще со времен королевы Анны, и как многие популярные песни, часто трансформировалась под влиянием текущих событий. В последней на их пути таверне хор пьянчуг с большим чувством исполнял откровенную антикатолическую версию. Фрейзер ничем не выказал своих чувств, но Грей достаточно хорошо изучил его мимику - или ее отсутствие - чтобы заметить, что пристальное внимание Джейми к содержимому своей кружки обусловлено желанием скрыть огонек гнева, тлеющий в его глазах.
Конечно, он не примет рассеянный свист Тома за оскорбление.
- Не беспокойтесь, он не рассердится, - небрежно сказал Куинн. - Он не разбирает мелодию, только слова. С некоторого времени.
Грей улыбнулся и сделал вид, что внимательно слушает сказку Куинна. Он был поражен не столько зоркостью ирландца и тем, как он заметил его настороженный взгляд и мгновенно вывел его причину, но случайным откровением. Куинн знал о музыкальной глухоте Фрейзера.
Сам Грей тоже знал, но на минуту забыл. Однажды в один из их ужинов в Ардсмуире Фрейзер сказал в ответ на его вопрос о любимом композиторе, что в результате удара топором по голове несколько лет назад он полностью лишился способности отличать одну ноту от другой.
Правда, Джейми мог обмолвиться об этой потере Куинну в последние два дня, в чем Грей сильно сомневался. Джейми был чрезвычайно скрытным человеком, и хотя он мог быть крайне цивилизованным, когда хотел, он часто использовал свою любезность в качестве щита, чтобы держать людей на расстоянии вытянутой руки.
Грей льстил себе, что он лучше большинства людей знает Фрейзера, поэтому его привела в замешательство идея, что Фрейзер мог поделиться настолько личной информацией со случайным человеком. Он сразу отклонил такую возможность. Логический вывод привел его в не меньшее замешательство: Куинн знал Фрейзера задолго до того, как присоединился к их компании. Задолго до Лондона. С внезапным испугом он вспомнил слова Куинна о страусах и зоопарке короля Людовика. Он тоже был во Франции. В соответствии с математическим принципом равенства, если А равно Б, то и Б равно А. Следовательно, Фрейзер давно знал Куинна. И ничего не сказал.
Глава 19
Трясина
Монастырь Инхклеран располагался на берегу небольшого озера скоплением невысоких каменных зданий, окружавших храм. Когда-то здесь возвышалась крепостная стена и круглая башня, но они рассыпались или были разрушены, и большие камни лежали повсюду, наполовину утопая в мягкой почве, поросшие мхом и лишайником.
Несмотря на приметы былых войн, монастырь продолжал жить своей жизнью. Джейми услышал звон колокола с дальнего конца озера и увидел выходящих из храма монахов, готовых снова приступить к своим трудам. Позади зданий находилось небольшое огороженное пастбище с отарой овец, а сквозь каменные арки были видны ровные грядки огорода, где двое братьев выпаливали сорняки с видом людей, смиренно выполняющих свой сизифов труд.
Один из них направил его к большому каменному зданию, где длинноносый клерк спросил его имя и оставил ждать в холле. Атмосфера места была умиротворяющей, но в душе у Джейми мира не было. Его беспокоила молчаливая конфронтация Грея и Куинна (он уже готов был столкнуть их лбами при первом же неосторожном замечании любого из них), мысли о приближающемся столкновении с Сиверли, загадочное предупреждение герцогини о Твелветри… и где-то глубоко внизу под более насущными проблемами, понимание, что волшебная чаша Куинна находится предположительно здесь, а он еще не решил, спросить о ней или нет. И, если она была здесь, что тогда?
Несмотря на все эти волнения первый же взгляд на аббата заставил его улыбнуться. Майкл Фицгиббонс был настоящим гномом. Джейми сразу узнал его по описанию Куинна.
Его рост достигал, возможно, локтя Джейми, но он стоял прямо, как копье, с жесткой белой бородой, ощетинившейся вокруг подбородка и удивительно яркими зелеными глазами.
Эти глаза были устремлены прямо на Джейми и засветились радушием, когда он представился и назвал своего дядю.
- Племянник Александра! - воскликнул аббат Майкл на хорошем английском языке. - Я рад тебе, мой мальчик. Я немало слышал о твоих приключениях и твоей английской жене. - Он улыбнулся в бороду, показав отличные белые зубы. - Она произвела большое впечатление в монастыре святой Анны, насколько я слышал. Она не с тобой сейчас? В Ирландии, хочу сказать.
По внезапному ужасу и пониманию на лице аббата Джейми понял, как выглядит его собственное лицо. Он почувствовал руку аббата на предплечье, удивительно сильную для ее размеров.
- Нет, отец, - он услышал свой голос, спокойный и отчужденный. - Я потерял ее. Во время восстания.
Настоятель с болью вздохнул, несколько раз щелкнул языком и указал на кресло.
- Пусть Бог упокоит ее на небесах, бедняжку. Проходи, мальчик, садись. Тебе надо выпить.
Это не было похоже на приглашение, и Джейми нечего было возразить, когда ему налили порядочную порцию виски и сунули в руки кружку. Он механически поднял ее в знак признательности, но ничего не сказал; он был слишком занят, повторяя про себя снова и снова: " Господи, храни ее в безопасности, ее и дитя!" Словно слова аббата действительно посылали ее на небо.
Потрясение от этих слов прошло быстро, и довольно скоро ледяной комок у него в желудке начал таять в нежном пламени виски. У него были вопросы, не требующие отлагательства; горе нужно было скрыть.
Аббат Майкл говорил о нейтральных предметах: о погоде (необыкновенно теплой и благословенной для агнцев), о крыше часовни (дыры такие большие, словно по крыше ходила свинья, и матерая свинья такая), о сегодняшнем дне (как удачно, что это был четверг, а не пятница, на ужин будет мясо, и Джейми, конечно, присоединится к ним; он должен попробовать соус брата Бертрама, нет, это не название, он называется по своему цвету - "пурпурный", может быть это и так, всем известно, что сам он не различает цветов, ему приходится спрашивать дьякона, потому что сам не может отличить красного от зеленого и принимать на веру, что такие цвета существуют в мире, но брат Даниель - это тот клерк, что встретил тебя, мой мальчик - уверял, что это так; конечно, человек с таким лицом не может лгать, только посмотри на длину его носа, например…) и многих других вещах, в ответ на которые Джейми мог только кивнуть или улыбнуться или вздохнуть. И все это время зеленые глаза смотрели на него ласково и проницательно.
Настоятель отметил момент, когда Джейми взял себя в руки, и немного откинулся назад в кресле, приглашая его больше своей позой, чем словами, перейти к делу.
- Если бы я мог попросить минуту вашего времени, отец… - Джейми достал из-за пазухи сложенный лист бумаги и передал его отцу Майклу. - Я знаю, у вас репутация ученого и серьезного историка, и дядя говорил, что у вас редкостная коллекция легенд и сказок. Я хотел бы услышать ваше мнение об этом стихотворении.
Брови аббата Майкла были широкими и абсолютно седыми, косматыми, как у многих стариков. Они ожили и с интересом зашевелились, когда он склонился к листу бумаги, с птичьей быстротой перескакивая глазами со строчки на строчку.
Взгляд Джейми бродил по комнате, пока аббат говорил. Это было интересное место - впрочем, его интересовало любое место, где работают люди. Он встал, пробормотал извинение и подошел к книжным полкам, оставив аббата наедине со стихотворением.
Комната не уступала размерами библиотеке герцога Пардлоу и содержала, пожалуй, не меньшее количество книг, и еще больше напоминала владения герцога рабочим беспорядком, в котором Пардлоу ориентировался легко и уверенно.
По книгам всегда можно понять, выставлена библиотека напоказ или нет. Книги могут быть открыты на заинтересовавшем их владельца месте или, выстроенные на полках, готовы в любой момент удовлетворить ваше любопытство. Можно почувствовать, как книга отзывается на ваш интерес и торопится раскрыться у вас в руках.
Книги аббата были еще красноречивее. По крайней мере дюжина томов лежала открытыми на большом столе у окна, часть из них лежала друг на друге, листочки с заметками и выписками торчали среди страниц, колеблемые легким ветерком из окна.
Джейми испытал сильное желание пройти через комнату и заглянуть в открытые тома, а потом пройти вдоль полок и коснуться костяшками пальцев кожи, дерева и клеенки, покрывающих книги, прислушаться, заговорят ли они с ним, захотят ли пойти к нему в руки.
У него очень давно не было своих книг.
Настоятель перечитал стихотворение несколько раз, сосредоточенно хмурясь, бесшумно повторяя слова мягкими губами. Потом он откинулся на спинку кресла с негромким "хмм" и посмотрел поверх листа на Джейми.
- Да, здесь есть над чем подумать, - сказал он. - Не знаешь, кто это написал?
- Не знаю, отец. Оно было передано мне одним англичанином, но автор не он. Он заинтересовался стихотворением и хотел, чтобы я перевел его для него. Что я и сделал, но, боюсь, плохо, потому что просто воспользовался схожестью моего родного и ирландского языков.
- Хммм-ммм. - короткие пальцы аббата осторожно постучали по странице, как будто слова могли откликнуться ему. - Я никогда не видел подобной вещи, - сказал он наконец, сидя в своем маленьком кресле. - О Дикой охоте существует множество историй. Ты их слышал, возможно?
- Я слышал о Там Лине, хотя это не история Нагорья. В тюрьме ее рассказывал человек с юга.
- Да, - задумчиво сказал настоятель. - Все рассказывают по-разному. Но в этом отрывке нет ничего от Там Лине. Может быть, это упоминание о teind. Ты знаешь это слово, не так ли?
Джейми не обратил особого внимания на это слово, когда делал свой перевод, но сейчас мурашки пробежали у него под волосами и по плечам, как у собаки, почуявшей след.
- Десятина? - сказал он.
Настоятель кивнул, теперь он постукивал пальцами по подбородку.
- Адова десятина. Она упоминается в некоторых легендах. Дело в том, что феи и эльфы раз в семь лет должны приносить аду жертву за свою долгую жизнь, и этой десятиной является один из них. - он поджал губы, розовые и чистые в обрамлении белоснежной бороды. - Но я готов поклясться, что это не древнее стихотворение, как ты мог предположить. Я не могу сказать, не обдумав как следует, - он мягко провел пальцем по строчкам, - что наводит меня на мысль, что оно написано в нашем столетии, но я в этом уверен.
Отец Майкл резко поднялся из-за стола.
- Ты никогда не замечал, что на ногах думается лучше? Я ужасно мучаюсь во время наших собраний, когда братья сидят по обе стороны вдоль стола, а мне хочется выпрыгнуть со своего места и сплясать джигу посреди трапезной, чтобы очистить свой ум. Но приходится сидеть в кресле, как послушному малышу.
Он указал на коробочку на одной из полок, где гигантский жук с огромным роговым выступом на голове был пришпилен к тонкой дощечке. Джейми слегка передернуло от вида его колючих лапок и неприятных коготков, словно они уже пробежали у него вниз по спине.
- Великолепный образец, отец, - сказал он, поглядывая на жука с опаской.
- Нравится? Этого страшилу прислал мне один друг из Вестфалии, еврей. Самый философски настроенный из евреев, - заверил он Джейми. - Человек редкой учености, его зовут Штерн. Посмотри, он прислал мне еще вот это.
Он схватил бледный предмет, похожий на слоновую кость, покрытую мелкой сеткой трещин, и положил его в руку Джейми. Предмет оказался огромным зубом, длинным и изогнутым, с тупым концом.
- Узнаешь, что это?
- Это зуб какого-то большого хищника, который питается мясом, отец, - ответил Джейми, слегка улыбаясь. - Но я не могу сказать, медведь это или лев. Этот клык слишком велик для любого из них. Но я слышал, - он сделал охранительный знак от зла, - что в Германии есть львы…
Аббат рассмеялся.
- Ты очень наблюдателен, mо mhic. Это действительно медведь, только другой. Пещерный медведь. Слышал о таком?
- Нет, никогда, - вежливо сказал Джейми, понимая, что эта почти светская беседа заменяет аббату джигу, пока он снова и снова переворачивает в голове вопрос о стихотворении. Кроме того, он не торопился вернуться к своим спутникам. Если повезет, один из них прикончит другого еще до его возвращения, тем самым избавив его от выбора. Сейчас он не знал, кого из них ему хочется застать в живых.
- Конечно, они были очень крупные. Штерн измерил череп этой твари, и я говорю тебе, мой мальчик, расстояние у него между глаз было не меньше расстояния от локтя до кончика среднего пальца. Твоего локтя, конечно, - добавил он, улыбаясь и сгибая свою короткую ручку для убедительности. - Увы, нет, - сказал он, с сожалением качая головой. - В немецких лесах еще остались медведи, но ни один из них не сравнится с этим существом с таким зубом. Штерн считает, что ему несколько тысяч лет.
- О, да? - сказал Джейми, не зная, что еще ответить на это.
Его глаз уловил случайный блеск металла на полке, и он прищурился, стараясь разглядеть, что это было. Стеклянная коробка с чем-то темным внутри, и снова блеск золота.
- О, ты заметил нашу руку! - сказал настоятель, радуясь возможности похвастаться еще одним из своих курьезов. - Необыкновенная вещь!
Он встал на цыпочки, чтобы достать коробку и поманил Джейми к широкому столу, залитому светом из распахнутого окна. Окно было оплетено виноградом, из него было видно часть монастырского сада. Ароматы весеннего дня сладкими волнами наплывали через окно - все это исчезло, когда отец Майкл открыл коробку.
- Торф? - спросил Джейми, хотя в этом не было никаких сомнений. Ссохшийся черный предмет в коробке был человеческой рукой, сломанной в запястье и мумифицированной, и издавал тот же едкий запах, как торфяные кирпичи, которые лежали у каждого очага в Ирландии.
Настоятель кивнул, осторожно поворачивая руку, чтобы было лучше видно кольцо на костистом пальце.
- Ее нашел в болоте один из наших братьев, мы не знали, чья она, но это явно был не крестьянин. Ну, мы поискали вокруг немного, и, конечно, нашли масло.
- Масло? В болоте?
- Очень просто, mо mhic. Все хозяйки прячут летом масло в болоте, чтобы держать его в холоде. Иногда женщина забывает, где оно лежит, или умирает, бедняжка, а оно так и лежит в своем маленьком бочонке. Мы часто находим масло, когда режем торф для очага. Но не всегда съедобное, - добавил он с сожалением, - но вполне узнаваемое даже спустя долгое время. Торф хорошо сохраняет вещи. - он кивнул на руку. - И как я уже сказал, мы вернулись, поискали и, в конце концов, нашли все остальное.