- Нет, - искренне глядя ей в глаза, ответил Смоляков, - я давно был готов к этому. Я хотел предостеречь ее от ошибки. Я знал людей лучше, чем она, - все же оперативный работник - и понимал, чем кончится ее затея. Конечно, поначалу для меня это был шок. Я ведь по-настоящему любил ее, иначе зачем бы делал все это... И я знал, что она любит меня. Я таким образом хотел... ну, шантажировать ее, что ли... Мол, уйду, если не остановишься... А потом этот случай с дочерью... И все стало невозвратным...
- Кстати, как дочь?
- Нормально, - пожал плечами он, - окончила институт, работает в крупной фирме... Заходит ко мне редко... Больше за деньгами... На могиле у Катерины не бывает... Я же писать начал именно тогда, после ее смерти... Словно ответить ей хотел, что ли... договорить-то мы не успели. За это я больше всего себя и корил. Когда человек умирает, все в другом свете предстает. Чувство вины рождается, как правило, когда кто-то умирает. Я хотел понять, как она писала, что чувствовала... "Искупление"... А потом "Чистилище"... Я потому и не халтурил над книгами, было что сказать в отличие от... Потом повезло: на "заре перестройки" издательства брали практически все книги, которые им приносили.
Много было никчемных, потому-то и мое скромное творчество среди них казалось не столь уж и дурственным... По увольнении из органов мне, как водится, дали новую фамилию, новую легенду. Я мог открыто признавать то, что я - оперативник и знаю, о чем пишу. Безумно раздражало то, что всем были нужны описания моей работы, и мало кого интересовало, что у меня в голове и на душе... Ее книги всегда оставались лучше моих, честнее, умнее... Она опять оказалась права, а я...
- Как вам пришла в голову эта идея... убивать?
- Я же объяснял вам мотивы, - вздохнул Смоля-ков, - это правда. Я понял, что успел сделать слишком мало. Все было не то и не так... А потом в издательском бизнесе появились настоящие профессионалы. Они уже не брали все подряд, а вкладывали деньги с умом, раскручивая определенные направления, создавая определенные брэнды. Они научились делать деньги, эти талантливые ребята... Хорошая реклама - и люди купят то, что им предлагают. Мало кто станет рекламировать хлеб, мясо, картошку. Рекламировать будут прокладки, маргарин, помаду... То же самое и в литературе. Кому придет в голову рекламировать Пушкина или Чехова? А ведь - надо. Уже - надо!.. Кто сейчас читает или помнит книги Катерины? Другое время, другие книги...
- Да, другое, - сказала Беликова, - Но, значит, и новые времена придут...
- Для этого делать что-то надо! - рявкнул Смоляков. - А не сидеть и ждать сложа руки.
- Так вы и делайте! Пишите! Пишите, учите, развлекайте, объясняйте! С идеологией нельзя бороться жестокостью - я это вам говорила! Идеологию можно победить только идеологией!
- Нельзя! - в голос крикнул Смоляков. - Потому что это не идеология - это бизнес! При чем здесь я, когда сотни и тысячи лет до меня писали свои романы настоящие гении! Чем они изменили мир? Или новейшие кофеварки и прокладки с крылышками - их достижения? Кровати с водными матрасами, машины, джинсы "Наф-наф", ручки "Паркер" - их? Нет, мир становится обустроенней, но не лучше! Подлецы не менее изощренны, богатеи не менее жадны и завистливы, трусы не менее изворотливы! Книги не помогают человечеству стать лучше - увы! Они лишь развлекают богатых и внушают бесплодные надежды бедным...
- Неправда, - обиделась Беликова. - Искусство - это богатство, которое только копится, и кто хочет, черпает из него, а кто не хочет, того и не заставишь... Да, тяжело. А когда было легко? Мы изнежились - вот в чем дело. Только изнеженные неврастеники считают, что "все пропало, все пропало". Жить, работать, оставаясь людьми, - разве не этому учит нас вся история? Книги? Сама жизнь?
- Плохо учит! Плохо! Я за полгода сумел больше, чем за десять лет! Посмотрите кругом: страх их всколыхнул, страх, а не идеология! Может быть, я опять успел мало, но кое-что все же смог: заговорили! Начали думать. А почему? Испугались... Я познакомился с Сухановым еще во время первой чеченской. Приезжал туда по делам, а он как раз в это время был ранен и... Полковой врач рассказал мне тогда, чем может быть опасен такой человек, оставаясь на свободе. При определенном подходе - я не стану вдаваться в подробности - он может выполнить все, что от него потребуют... Да, это подло - использовать такого человека, но я делал это не ради своих интересов.
- Я думаю, Катерина бы вас не одобрила, - тихо сказала Беликова. - Нет, не одобрила бы.
- Знаю, - спокойно согласился он, - я все знаю... И был на все готов. Я тогда был не готов только к одному: увидеть вас. Словно рок... Словно Катерина хотела мне этим что-то сказать... Я испугался, поторопился уйти, а потом подумал: какая разница, как все кончится? По крайней мере, хоть кто-то будет знать всю правду... Я знал, что вы меня подозреваете. Но мы же профессионалы, играть на раскрытых картах для нас не позор... Да и вам повезло: оказались в нужное время в нужном месте. Судьба сложилась так, что, кроме вас, вряд ли кто-ни-будь смог распутать тот узел, который я завязал...
- Смогли бы. В мире все устроено правильно, - покачала головой Беликова, - так или иначе, но это должно было закончиться, ибо это... Неправильно...Последнее убийство организовали, потому что Бортко пожалели?
- Много было причин, - отмахнулся Смоляков, - одна из них - вы...
Он достал из ящика стола небольшой, блестящий серебром пистолет и положил поверх тетрадки, в которой до этого что-то писал.
- Убивать меня будете? - с любопытством спросила Беликова.
- Вас? - удивился он. - Нет, что вы... Я был почти влюблен в вас... Это странно в нашем возрасте, не правда ли?.. Бежать мне тоже, к сожалению, поздно... Да и некуда... Они скоро приедут?
- Я просила дать мне полчаса, - призналась Беликова.
- Значит, надо торопиться. У меня к вам просьба.
- Все, чем могу.
- В этой тетрадке я написал, почему и как я сделал... то, что сделал. Сможете позаботиться, чтобы не была она похоронена в архивах следствия? Чтоб узнали...
- Не знаю, - тихо ответила она, - я не думаю, что это... пойдет на пользу...
- Спасибо за откровенность, - усмехнулся он и, вдруг став серьезным, спросил: - Екатерина Юрьевна... А вы смогли бы меня полюбить... Если б мы встретились с вами раньше... До всего этого?
Беликова растерялась, не зная, что ответить.
- Мне казалось, что я вам не противен, - он посмотрел на нее с таким жалобным лицом, что она решительно сказала:
- Да, наверное, смогла бы...
- Спасибо, - он улыбнулся, - даже если врете - спасибо... А теперь отвернитесь, пожалуйста... На минутку...
- Может быть... - неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:
- Не говорите глупостей. Все идет так, как надо...Спасибо вам за эти последние дни... А теперь все же отвернитесь.
Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки - шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы... Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке:
- Я не врала... Если б все было не так...
Взяла со стола тетрадку и медленно пошла к дверям...
Дома, поджав хвосты, собаки смотрели на нее виноватыми глазами.
- Догадываюсь, - вздохнула Беликова, - по куче уже наделали? Но это не ваша вина. Хозяйка у вас безалаберная, за целый день и пяти минут для вас не нашла. Не вам, а мне перед вами извиняться надо... Подождите, мои хорошие, сейчас я переоденусь и покормлю вас.
Пройдя в комнату, на мгновение остолбенела от неожиданности: весь стол был завален охапками красных роз. Беликова недоуменно оглянулась на дверь, посмотрела на ключ в своей руке, снова на цветы...
- Проходной двор, - покачала она головой, - заходи кто хочет, бери что хочет... Хотя брать-то особо нечего... А вы куда смотрели? - укорила она собак. - А еще звери. Непутевые из вас охранники.
Поверх цветов лежала записка:
"Забыл поблагодарить. Вы - классная тетка, хоть и мент... Был бы я лет на двадцать постарше..."
- Сынок, - невесело рассмеялась Беликова, - если бы ты был лет на двадцать постарше, ты бы знал, что шестидесятилетней женщине надо дарить не цветы, а корм для собак и слабительное для нее... Вот так-то, - пояснила она собакам, - в кои-то веки заинтересовала сразу двух мужчин, так и тут один оказался вором, а другой маньяком.
Выгуляв и накормив собак, она взяла томик Цветаевой и устало прилегла на диван. Долго думала о чем-то, потом раскрыла наугад:
...Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? - Чья победа? - Кто побежден?
Кто был охотник? - Кто - добыча? - Все дьявольски - наоборот! Что понял, длительно мурлыча. Сибирский кот? И все-таки - что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?
У К А Ж Д О Г О – С В О Й Д О Л Г…
Когда Протей вошел в палату, больной даже не пошевелился, лишь покосился на посетителя - презрительно и чуть раздраженно, словно его отвлекали от какого-то важного дела.
"Интеллигент, - со спокойным высокомерием подумал Протей, - смотрит, словно запачкаться боится. А ведь это твой выбор, не мой. Мне-то все едино: кого, за что..."
- Я от Игнатия Ростиславовича, - назвал пароль Протей. - По поводу решения ваших проблем...
Больной чуть заметно кивнул. Был он стар, седовлас и изможден. Не надо было иметь медицинское образование, чтобы понимать, что больному осталось совсем недолго мучиться в этой тихой и стерильной палате.
- Почему вы настояли на личной встрече? - спросил Протей. - Вы же понимаете, что это гигантский риск. Если б не настоятельная просьба Игнатия Ростиславовича...
- Дело таково, что некоторые детали я хотел объяснить сам, - скрипучим от долгого безмолвия голосом ответил старик. - Да и посмотреть на вас хотел... Когда вы... начнете, меня, скорее всего, уже не будет. А мне надо знать... Хотя бы представить... ТЕХ я не могу даже представить, так хоть вас...
- Вам сказали, что за это я возьму с вас дороже?
- Неважно, - поморщился старик. - Деньги для меня уже не имеют значения. Мне все равно уже не выйти отсюда, а здесь у меня есть все... Но все равно - спасибо. Мне объяснили, что так не делается, но я очень просил... Ник... Игнатий Ростиславович - мой старый друг, и, зная, что меня опасаться не стоит, он пообещал вас уговорить... Пусть мое имя останется для вас тайной - оно все равно не играет роли... - "Тайной, - усмехнулся про себя Протей. - В моем деле ничто так не раздражает, как тайны. Раз тайна - значит, опасность. Ты - Михайлов Анатолий Викторович, профессор мединститута, шестидесяти трех лет. Все я про тебя знаю: и адрес, и семейное положение, и... причину..." - Дело сложное, - сказал старик после некоторой паузы, - нужно не только... наказать, а еще и найти всех, кто замешан в этой истории... Я и не успел... Да и не смог... Вы сможете?
- Работу будет контролировать Игнатий Ростиславович. Я буду находить людей, сообщать ему степень их виновности, он будет "утверждать". Но вы понимаете, что в данном случае "заказов" может оказаться много? Почему вы не хотите наказать только виновника?
- А там нет невиновных! - Неизвестно откуда взялась ярость в этом высохшем теле, но умирающий даже приподнялся на кровати, сверкая сухими, полубезумными глазами. - Те негодяи, с камерой... Это не первое их дело... Они зарабатывают на этом, я узнал... Нет-нет, всех... Всех, чтоб и следа их поганого на этой земле не осталось... Всех!..
Вспышка ярости угасла, и он обессилено откинулся на подушки, сипло втягивая воздух. Узловатые, перевитые сильно выступающими венами пальцы хищно сжимались и разжимались, комкая одеяло.
- Меня уже не будет, - повторил он. - Но Ник... Игнатий Ростиславович не подведет. Он мой старый товарищ, еще с университета... Не подведите и вы...
"Не только интеллигент, но и не выученный жизнью дурак. - Протей с презрением посмотрел на старика. - Предают как раз друзья, это на врагов всегда можно положиться. И твой "друг детства" с превеликим удовольствием после твоей смерти хапнул бы деньги, отменив заказ".
- Денег вам должно хватить, - сказал старик. - Я продал все, что нажил за свою жизнь. Все, до последней книги из библиотеки... Какая у меня была прекрасная библиотека! Если б вы только видели!.. Квартира в сталинском доме, в центре города, машина... не новая и престижная, но вполне ничего... Дача в Разливе... Мебель, иконы, картины... Должно хватить на все... и на всех... Но прошу вас: сделайте так, чтобы они мучились! Я хочу, чтобы они мучились! Как я, как Катя!..
- Как получится, - сухо сказал Протей. - Но качественную работу гарантирую.
- Да, мне сказали, что вы специалист высочайшего уровня, - старик пожевал губами, словно решая: говорить или нет, и все же признался: - Я неправильную жизнь прожил. Много и подлостей сотворил, и нечестного много, а хорошего у меня в жизни всего и было, что она... Катенька... Она - поздний ребенок. Думали с женой, что не будет у нас детей, а тут вдруг она, словно подарок на старость. Такие дети обычно балованные бывают, а Катенька, наоборот, излишне скромной была. Красивая, а тихая - словно и не городская вовсе... Музыку очень любила... Я, дурак, ее в свой институт чуть ли не силой затолкал - хотел, чтоб все время на глазах была, а ей надо было в консерваторию... Эх!.. Не знаю, что там получилось. Она и поначалу немного рассказывала, а после того, как я ее к следователю потащил, так и вовсе замкнулась. Понял только, что опоили ее чем-то... но не водкой - спиртное она не пила... и... не могу про это вспоминать... надругались над ней. Да не просто надругались, а сняли на кассету... потом одноклассники затравили насмешками...
- Одноклассники или однокурсники? - уточнил Протей.
- Что? - очнулся от воспоминаний старик. - Однокурсники... Какая разница? Главное, что затравили...
- Разница большая. Меня интересует, где именно распространялась кассета. Только так можно выяснить, где спрятано начало этой ниточки. Ваша дочь не говорила, с кем она была... в тот раз?
- Нет. Молчала, как в рот воды набрала... Мне кажется, ей уже было все равно... Это я мстительный, ничего не забываю, ни плохого, ни хорошего, а она... она по-другому жила... Наверное, не надо было мне ее в милицию тащить. Я подонков наказать хотел, а получилось так, что это стало последней каплей в чаше ее терпения... Она повесилась, когда меня дома не было. Я ее сам, вот этими руками из петли вынимал...
- Враги у нее были?
- Какие враги у такой... Она вся неземная была, воздушная...
- Как раз у таких враги и бывают, - сказал Протей. - Судя по тому способу, которым с ней разделались, кому-то очень не нравилась эта ее "воздушность"... Парень у нее был?
- Нет, - вздохнул старик, - я за этим строго следил...
- Может быть, вы просто не знали?
- Она послушная была... Лучше бы не слушала меня, старого дурня. Все было бы не так...
- Кассета где?
- У следователя. Он ее изъял у одного лоботряса... Вадика Курдюкова. Тот клянется, что нашел ее вместе со всеми. Подбросили в класс, где у них должны были быть занятия. Ребята подтверждают... Но он ее все равно у себя держал, сволочь... Понравилась, наверное, рукоблуду прыщавому... Вы бы видели, что они с ней делали!.. Хорошо, хоть мать ее до этого дня не дожила. А меня, видать, за все мои грехи, судьба именно так наказать решила... Да уж больно жестоко... Как вас зовут?
- Протей.
- Я настоящее имя спрашиваю, - сказал старик, - мне это важно знать... Да и чего вам бояться: я уже никому сказать не успею...
- Протей, - повторил киллер. - Вам этого достаточно.
Старик вздохнул, но настаивать не стал, понимал - бесполезно.
- Протей - один из античных морских богов, - вспомнил он, - вы были моряком?
- Моряком я не был, - сказал киллер. - Просто мой тезка был знаменит еще и тем, что, уходя от погони, постоянно менял облик, а я довольно неплохо умею работать с гримом... Это все, что вы хотели мне сообщить?
- Да. Я хотел, чтобы вы знали причину заказа. Это - возмездие... И это благое дело. Такие подонки не имеют права жить!
- "Благих" убийств не бывает, - сказал Протей. - Вы платите деньги - я делаю свою работу.
И, не прощаясь, вышел.
Больной откинулся на подушку и пустым взглядом смертельно усталого человека уставился в потолок. Он лежал так до тех пор, пока из-под подушки не раздалось едва слышное курлыканье телефона. Стремительным, совсем не старческим броском он вскинулся с кровати, вынул телефон, поднес к уху:
- Да. Так... Так... Ясно.
Спрятал трубку в карман пижамы, весело и хищно улыбнулся входящему в палату широкоплечему человеку в наброшенном поверх мундира белом халате:
- Так-то, капитан! И никаких гвоздей!
- Может, все-таки проводить его, пока не поздно, а, господин подполковник? - В голосе вошедшего слышались азарт и тревога.
- Он слежку кожей чует, - отверг предложение подполковник. - Уйдет легко. Даже от нас уйдет. Профессионал! И тогда вся операция насмарку. Нет, будем ждать. Он - умница, на студента выйдет быстро, не опасаясь. Чего мокрохвостого студента опасаться? Тут мы его и возьмем. Круг замкнется. Полный заказ: от и до. Сейчас ничего не пришьешь: отвертится. Работать стало сложно, но мы и в эти времена хитрый болт найдем, тоже не мальчики-первогодки...