Да, господа! Каждый день рядом с вами происходят десятки и сотни подобных сделок. Матери-алкоголички продают детей за бутылку водки, сутенеры-подростки продают за пару сотен таких же подростков-девочек, обитающих с ними на вокзалах, рынках, в подвалах и заброшенных зданиях, элитные салоны рекламируют "весь спектр услуг на все вкусы" (правда, уже в сотни раз дороже)... петербуржские и московские трущобы уже давно затмили ужасавшее Гюго и Эжена Сю "чрево Парижа". Даже в этом мы опять умудрились быть "впереди планеты всей". Пять лет назад, по самым скромным данным Инспекции ГУВД по делам несовершеннолетних, только в одном Петербурге было зафиксировано более тысячи "постоянно работающих" (!!!) девочек в возрасте от шести до четырнадцати лет, занимающихся проституцией. И около пятисот мальчиков того же возраста. Прошу заметить, что это - "латентная" - скрытая преступность, а по законам статистики для получения достоверных данных эти цифры следует умножать в четыре-пять раз. Смотрите "Санта-Барбару", господа, тяните лямку на опостылевшей работе, переживайте за героинь современных "женских детективов" и не думайте о будущем - эти дети подрастают, и когда-нибудь в старости вы встретитесь с ними, с теми, кого покупают сейчас рядом с вами. Они войдут в силу, воспитанные на вашем равнодушии и глупости, и тогда... Для этого есть мы, полиция нравов? Да, есть. Шесть человек на весь Петербург и область.
Мой характер - моя "ахиллесова пята". Сколько лет прошло, а я по-прежнему с трудом сдерживаюсь, чтобы не выскочить из машины, не подбежать к этому ублюдку и не поприветствовать его хорошим аперкотом в челюсть. Нельзя. Он отбрешется, а я загублю все дело... Надо взять себя в руки и ждать... Хотя бы полчаса. Судя по тому, что мне известно, - это не растлитель детей. Девочка нужна ему для съемок... хотя возможны варианты. Надо взять себя в руки, стиснуть зубы и ждать. Терпи, Седов. Брать его будешь лично ты, не вызывая подмоги - зачем она тебе? - а потому при задержании возможны "варианты"... вдруг он захочет оказать сопротивление? Ну, захочет, и все! Я по глазам увижу: хочет сопротивляться! Вот тогда...
Когда машина "вязаной шапочки" остановилась у офисного центра где-то на окраине города - кажется, это была Ржевка, - я уже был готов последовать за "объектом", но девочка осталась в машине, и я решил на этот раз отпустить его одного - сейчас нельзя было рисковать даже в мелочах, "момент истины" был слишком близок. Вытащив из отделения для перчаток пачку сигарет, я прикурил и приготовился ждать. Сколько лет пытаюсь избавиться от этой пагубной привычки, а нет-нет, да сорвусь. У меня странные отношения с сигаретами: я могу не курить месяцами и не чувствовать дискомфорта, но стоит психануть - и все обещания, принципы и зароки летят к черту. Все могу вытерпеть, не могу только, когда при мне обижают женщин и детей. Беликова мне как-то притаскивала фильм "Секреты Лос-Анджелеса" с Расселлом Кроу в роли "психованного полицейского". Я понял, что она хотела этим сказать. Но я так же, как и герой Кроу, не могу смотреть на быдло, оскорбляющее женщин. Меня воспитывала мама - и ее заветы, наложенные на мои дальнейшие принципы и опыт, дали достаточно гремучую смесь. Да, я знаю, что у меня в такие моменты "падает планка", и мне абсолютно по фигу, что со мной будет дальше, но если при мне обижают женщину, я просто не могу не сломать эту ненавистную мне челюсть... Плохая привычка для инспектора полиции нравов... Вот и сейчас, пытаясь успокоиться, я курил одну сигарету за другой, ожидая возвращения "вязаной шапочки".
Мое внимание привлек нищий, сидевший на ступенях входа в офис-центр. Судя по всему, бывший военный, получивший ранение в войнах на Кавказе. Этот вывод я сделал, взглянув не на камуфляж, в который был одет бродяга (мало ли бомжей в последнее время облачаются в "хаки", пытаясь вызвать жалость), а в его лицо. Говорят, рыбак рыбака видит издалека. Так и я буквально кожей чувствую людей, прошедших горнило войны. Было в его глазах что-то такое, благодаря чему несложно понять: парень не при штабе отъедался. Я редко вижу "афганцев" или "чеченцев", просящих милостыню, - не тот народ, чтобы подаяние просить. Значит, совсем бедолагу прижало... Рядом с парнем лежали костыли, а правая нога солдата была неестественно вывернута. В руках он держал гитару и, перебирая струны посиневшими от холода пальцами, негромко пел давно знакомую мне песню:
Романтика киллеров манит нас, кодекс воров в законе,
Страсти ищем в старом кино, женщин – в грязном притоне.
Детям уже не понять отцов, прервана связь столетий.
И гонит нас по дорогам чужим, не странствий, а страхов ветер.
А я надену эполеты, на пояс кортик прицеплю,
И строевым, чеканным шагом, пройдусь у бездны на краю,
И мир измениться немножко, безумьем правленый моим,
И пробужденные принцессы сотрут с лица вульгарный грим…
Вынув кошелек, я пересчитал наличность. Негусто. С деньгами у меня сложные отношения, я бы даже сказал, что у нас с ними крайне удачная игра в прятки: ни они меня найти не могут, ни я их. Оставив себе на всякий случай двести рублей (не беда, перезайму у Григорьева или у Дастина), остальные деньги, выйдя из машины, я протянул солдату.
Он пристально посмотрел на меня и, неловко кивнув, спрятал бумажки в карман камуфляжа.
- Воевал? - спросил я.
- Четыре командировки. ОМСБОН.
- Кавказ?
- Что б ему неладно...
У парня были ярко-голубые глаза и светло-русые волосы. Именно так в старых сказках представляли древнерусских героев. Он явно стеснялся своего способа зарабатывать на хлеб. Наверное, именно поэтому не пошел "на промысел" в более людные и доходные места. Я неловко топтался возле него и наверняка сказал бы какую-нибудь ободряющую глупость, но тут из дверей офисного центра появился "вязаная шапочка", и я поспешил ретироваться.
Поездка наша была недолгой. Минут через десять мой "ведомый" остановился у грязно-серой блочной девятиэтажки где-то в районе метро "Дыбенко" и, галантно распахнув перед девочкой дверь, вывел ее из машины. Едва они скрылись в парадной, я спешно припарковал "семерку" у обочины и поспешил следом за ними. Не входя в подъезд, дождался, пока раздастся скрежет закрывающихся дверей лифта и неспешно начал про себя отсчет: "один, два, три..." На "тридцати двух" лифт застыл где-то вверху. Я дождался, пока кабина спустится ко мне, и начал отсчет по новой. Это был седьмой этаж, такой же грязный и провонявший, как и вся парадная. Мокрые следы двух ног - поменьше и побольше - вели к обшитой дерматином двери. Даже не прислушиваясь, можно было различить сюсюкающий голос "вязаной шапочки" - следовательно, второй двери в квартиру либо не было, либо она была не заперта, что как нельзя лучше подходило к моим планам. Будь дверь металлическая или открывайся она наружу - было бы сложнее. Скорее всего, квартира была съемной, приспособленной порнодельцами как раз для таких случаев, и на оплату более дорогих апартаментов они попросту поскупились. Люблю скупых врагов - они обходятся дешевле...
Оружия при мне не было, а в квартире, кроме "вязаной шапочки", могли находиться еще люди. Что ж, тем хуже для них. Я выждал ровно двадцать минут, глубоко, словно перед броском в воду, вздохнул и одним мощным ударом ногой под замок вынес дверь.
Директор оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на вошедшего в его кабинет человека.
- Что вам угодно? - довольно резко спросил он, раздосадованный и тем, что его отрывают отдел, и тем, что посетитель вошел без стука.
- Простите, задумался, - хлопнул себя ладонью по лбу вошедший. - С самого утра столько дел навалилось, тут не только о манерах, о причине визита забудешь... не обижайтесь на меня, Сергей Игоревич. Виноват. Будьте снисходительны к задумавшемуся солдафону.
Посетитель развел руками и так обаятельно улыбнулся, что директор проникся к нему симпатией-в наше время нечасто встретишь людей, умеющих искренне просить прощения.
- Чем могу? - директор жестом указал посетителю на стул.
- Моя фамилия Симонов, - представился вошедший, присаживаясь.
- Ах, да, - припомнил директор, - мне звонили утром... Вы по поводу самоубийства Катеньки Михайловой? Ужасное происшествие. Ваши коллеги уже были у нас...
- Я из другой организации, - мягко возразил посетитель, - у вас были сотрудники уголовного розыска, а я... - Он достал из кармана удостоверение и протянул директору: - Федеральная служба безопасности. Полковник Симонов Виктор Иванович.
- Я все равно не разбираюсь во всех этих бумажках, - поморщился директор, - столько учреждений появилось, названия меняются каждый день... Лучше скажите, чем я могу вам помочь?
- Дело оказалось куда более сложным. Как вам известно, это не просто самоубийство. В чистом виде уголовная статья - доведение до суицида. Но ниточки тянутся еще дальше... не буду рассказывать все, скажу лишь, что дело крайне некрасивое. И социально опасное. Вы так и не дознались, кто принес в институт эту кассету?
- Простите, но это не моя компетенция, - обиделся директор - у меня достаточно проблем по руководству этим учреждением, чтоб еще заниматься и сыскными функциями. Если уж ваши сотрудники бессильны, какой может быть спрос с меня?
- Не спрос, а помощь, - мягко поправил посетитель. - Кто-то из ребят наверняка должен знать зачинщика этой истории.
- Так что вас интересует относительно учащихся?
- Кто из них может помочь нам осветить эту проблему? - мягко спросил посетитель.
- Кто будет стучать? - с ехидным полуутверждением уточнил директор.
Посетитель посмотрел на него устало и печально.
- Да, - негромко сказал он. - Стучать. Закладывать. Предавать товарищей. Наушничать... в городе появилась фирма, занимающаяся изготовлением и распространением так называемого "черного порно". Вряд ли вы знаете, что это такое, поэтому я поясню. Это натуралистические съемки изнасилований, пыток, иногда - убийств... Это очень большие деньги, Сергей Игоревич, и очень выгодный рынок сбыта. Куда более выгодный, чем даже детское порно. Хотя и этим они также не брезгуют... Ваша ученица оказалась одной из жертв этой группировки. Мало того, что ей пришлось пережить подобный ужас, так ее еще опозорили перед товарищами. Из жертвы превратили в посмешище. И будут еще жертвы, много жертв, потому что этим подонкам нужно много денег. А чтоб остановить их, надо совершить небольшую сделку с совестью. Или искать путь к ним долгий и честный, стиснув зубы при виде результатов их трудов, или склонить к стукачеству, доносительству, предательству человека, способного указать более короткий путь... Приятный выбор, да? И там чувствуешь себя мерзавцем, и здесь. Кто-то гадит - простите за сквернословие, - а мерзавцем почему-то чувствуешь себя ты... Я делаю этот выбор каждый день...
- Ну... У вас такая работа, - неуверенно протянул директор, - вы же ее сами выбрали...
- Да, сам. Я иногда думаю: не проще ли будет уйти в отставку, благо пенсию я уже выслужил, и не видеть, не.слышать, не знать обо всей этой подлости... Пусть без меня, а? Как думаете?
Директор смотрел на этого грустного широкоплечего блондина с ярко-голубыми глазами и в глубине души понимал, что с ним просто-напросто ведут тонкую психологическую игру, но... Правда-то от этого другой не становилась. Катенька была мертва. И отец ее, профессор Михайлов, был мертв. И кассета с записью, страшной и противной до рвотных позывов, тоже имела место быть. А стало быть, и выбор, определенный этим сидящим перед ним человеком, стоял остро. "Вот так и становятся стукачами, - грустно подумал он про себя. - Ибо всегда найдешь себе оправдание. Хотя как я могу судить его? У нас с ним слишком разный образ жизни. Да что там жизни?! Мысли, характер... Я слишком изнеженный своим миром человек. Я могу принимать решения здесь, в институте, или за операционным столом, а в делах бытовых... Он прав: как бы хотелось НЕ ПРИНИМАТЬ подобных решений, НЕ ЗНАТЬ, НЕ ВИДЕТЬ, НЕ ДОГАДЫВАТЬСЯ..."
- Наташа Свиридова, - со вздохом сказал он. - Она несколько раз уже помогала нам в разрешении некоторых нелицеприятных моментов. Попробуйте поговорить с ней.
- Вы не могли бы ее позвать? - попросил посетитель.
- Попросите секретаря, - сказал директор, которому уже изрядно опротивела эта беседа.
- Она ушла на обед.
- Как ушла?! - не поверил директор. - Но...
- Я сообщил ей, что наша беседа несколько затянется и вы вряд ли сможете принимать кого бы то ни было в это время, - признался посетитель. - И она сказала, что пойдет на обед...
- То есть вы ее попросту сплавили, - догадался директор. - Да-а, у вас и впрямь любопытная работа... Хорошо, я позову ее сам... Только сделайте одолжение: избавьте меня от участия в этой беседе.
- Как скажете, - легко согласился посетитель. - Однако, Сергей Игоревич... Наверное, нет смысла напоминать о соблюдении некоторой секретности... до поры, до времени? Преступник может заподозрить неладное, и... Вызовите ее под каким-нибудь благовидным предлогом, хорошо?
Нехотя кивнув, директор ушел и вернулся минут через пятнадцать с коренастой черноволосой девушкой, испуганно моргающей сквозь толстые стекла старомодных очков. Оставив их наедине, директор прошел в приемную и, заметив на столе секретаря глянцевый дамский журнал, углубился в чтение, пытаясь отвлечься от неприятных мыслей и рвущегося наружу раздражения. Ожидание затянулось. Он уже собирался вернуться в кабинет и напомнить бестактному посетителю, что для следственных мероприятий у того должен быть собственный кабинет, да и вообще... Но тут дверь распахнулась, и назойливый гость лично проводил девушку до выхода:
- Спасибо, Наташа, ты невероятно помогла нам. И я, и Сергей Игоревич тебе крайне признательны и не забудем твоей услуги... Позови сюда Бутаева и, разумеется, не говори о моем присутствии...
- Ну, знаете ли... - начал было директор, но посетитель перебил его, не дав закончить мысль:
- Все много хуже, чем я предполагал, Сергей Игоревич, много хуже. Ваши ученики оказались не просто распространителями, они напрямую замешаны в этой истории. Странная тенденция наблюдается в последнее время среди учащихся высших заведений. Самое большое количество интеллектуальных преступлений совершается именно в их среде. Изготовление наркотиков, перекодирование всевозможных электронных систем, компьютерные взломы, теперь вот и до порнографии добрались. Умная молодежь нынче пошла. Да вот только горе от такого ума.
- Вызывали, Сергей Игоревич? - спросил Бутаев, просовывая голову в дверь директорского кабинета.
- Он вышел, - сообщил ему сидящий за столом мужчина. - А вызывал тебя я. Проходи, Олег, присаживайся.
- А вы кто? - настороженно спросил парень, не переступая порог кабинета.
- Моя фамилия тебе ничего не скажет, - мужчина вышел из-за стола, полуобняв студента за плечи, заставил его войти в кабинет, усадил на стул и, к немалой тревоге Бутаева, запер дверь изнутри на ключ. Вернувшись, присел на краешек стола и, покачивая носком начищенного до зеркального блеска ботинка, принялся внимательно и неторопливо рассматривать своего собеседника.
- М-да, - вынес он наконец свой вердикт, - неудивительно, что Михайлова так упорно отказывала тебе во взаимности...
- Что?.. Кто вы? Что вам от меня надо?!
- И сам толстый, и рожа противная, - словно не слыша его, продолжал мужчина. - Знаешь, чем отличаются некрасивые лица от противных? Твоя физиономия - противная.
- Да что вам от меня надо?! - попытался вскочить со стула Бутаев, но мужчина удержал его за плечо, сжав вроде бы не сильно, но так ловко, что студент с криком боли упал обратно на стул.
- Да и остальное достаточно банально, - продолжал мужчина, словно ничего не случилось, - хамоват, труслив, глуп... Одним словом, весь набор современного самца. Разговор бесполезен, ибо тут любые доводы - что бисер перед свиньями. Однако этикет обязывает... Ты - Бутаев Олег Иванович, анкетные данные опустим, они известны одинаково хорошо и тебе, и мне, уже более трех лет обучаешься в одной группе с Михайловой Екатериной Анатольевной.
- Вы из милиции? - не выдержал студент.
- Несмотря на все твои старания, Михайлова тебя игнорировала и даже более того - относилась с нескрываемой брезгливостью, - не снизошел до ответа мужчина, продолжая свой монолог скучающим тоном. - Несколько раз у вас прилюдно происходили ссоры. И тогда ты решил отомстить "гордячке" - пошло и страшно. Не знаю уж, под каким предлогом тебе удалось подсыпать ей в пищу или напиток наркотики, но одурманенную Михайлову ты отвез на частную квартиру и передал в руки своих подельников. Не исключаю, что именно они и навели тебя на мысль о столь "оригинальном" способе мщения. А может быть, эта мысль пришла тебе в голову, когда они рассказывали тебе о своем бизнесе...
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - возмущенно запротестовал Бутаев. - Ничего я Михайловой не подсыпал! Не пришьете мне это дело! У меня папа знает кто?!
- Но и этого тебе показалось мало, - монотонно продолжал мужчина, словно зачитывая приговор, - ты решил закрепить успех, сделав ее унижение публичным. Одну из копий кассеты ты принес в институт и под большим "секретом" дал посмотреть местному гопнику и трепачу Похантюкову, заранее зная, что уж он-то позаботится сделать из этого секрета "тайну полишинеля". Ему ты наверняка сказал, что скачал фильм из Интернета или купил кассету на рынке...
- Врет он все, ничего я ему не говорил!
- А я ничего у него и не спрашивал, - впервые отреагировал на его протесты мужчина, - не было необходимости. Я и так знаю, что правда, а что - нет...
Из стенного шкафа послышался слабый шорох. Мужчина поморщился, подошел и, распахнув дверцу, посмотрел на скорчившегося там человека. Бутаев испуганно вскрикнул: в бесчувственном теле, лежащем среди папок с документами и учебными пособиями, он узнал директора института.
- Кто вы?! - осипшим голосом спросил он.
- Не задохнулся бы старик, - озабоченно пробормотал мужчина, проверяя у директора пульс. - Ладно, пора заканчивать...
И эта его механическая деловитость, полное отсутствие эмоций пугали куда больше крика и угроз. Но в следующую секунду все переменилось. Словно подброшенный мощной пружиной, он одним прыжком оказался возле растерявшегося студента и мощным ударом в поддых заставил его согнуться пополам. Достал из кармана кусок пластыря, заклеил своей жертве рот и спрятанной за креслом веревкой ловко прикрутил Бутаева к стулу.
- Как ты уже понял, я не из милиции, - вновь спокойно и безразлично пояснил он, - а потому долгих и глупых допросов не будет. Будет короткий и умный. Меня интересует только одно: адреса и имена людей, проводивших съемку и участвовавших в ней. Не крути головой, то, что ты хочешь сказать, я знаю. Меня интересует то, что ты сказать не хочешь. А потому, экономя свое и твое время (наверняка тебе так же малоприятно общаться со мной, как и мне с тобой), я быстро и очень болезненно сломаю тебе пальцы на левой руке. Потом дам в правую ручку, и вот на этом листе бумаги ты напишешь мне их данные. Если мои усилия пропадут впустую, я приступлю к следующему этапу - у меня богатый опыт на этот счет. Мне нередко доводилось добывать от пленных сведения в кратчайшие сроки, а это были люди куда покрепче тебя. Ты все понял? Тогда начнем.
Через пять минут он уже держал листок бумаги, исписанный дрожащей рукой Бутаева вкривь и вкось.