- И это все, что ты знаешь? - недоверчиво покосился он на трясущегося от боли и страха студента. - Адрес офиса в Веселом поселке? - Бутаев кивнул, что-то мыча сквозь закрывающий рот лейкопластырь. - Они там собираются? - догадался мучитель. - У них своя фирма? Официальная? Чем занимаются? Напиши... ма... А, мазутом. Стало быть, порнография - это хобби? Ну-ну. Дома ты ни у кого из них не был и по телефонам не звонил? Только офис... Ну что ж... Достаточно пока и этого. Теперь остался последний вопрос: что с тобой делать? Да не мычи ты так, с мысли сбиваешь. Заказ на тебя сделан, однако, с другой стороны, такого слизняка даже убивать противно. Правда, такие подонки, как ты, быстро забывают все уроки и вновь пакостят, гадят, поганят. Как же быть? Хорошо, я дам тебе шанс. Ты же будущий врач? Человек, который вскоре будет иметь власть над жизнью и здоровьем людей. Посмотрим, насколько ты готов к ответственности, ибо начинать тебе придется с себя самого. Твою жизнь и твое здоровье я передаю в твои собственные руки. Попытайся их удержать...
Через десять минут пустые коридоры института огласил истеричный женский вопль. Захлопали двери аудиторий. Выскочившие в коридор студенты увидели воющую от ужаса секретаршу директора. У ее ног скрючился в луже крови бледный до синевы Бутаев. Пальцы на его левой руке были неестественно вывернуты, а когда-то светло-голубые джинсы стали черными от крови. Рот его был по-прежнему заклеен лейкопластырем, и потому он лишь мычал, стоная жалобно и тихо. Визг оборвался - секретарша упала в обморок рядом с искалеченным телом, пачкая белую блузку в разбрызганной вокруг крови. Сквозь толпу студентов энергично протиснулся молодой, широкоплечий мужчина. Перевернув стонущего студента на спину, он одним резким движением содрал с его губ лейкопластырь и требовательно, наступательно-громко спросил:
- Бутаев?.. Кто это сделал? Куда он пошел?.. Ты меня слышишь?! Что ты ему сказал? Отвечай: что он от тебя узнал?
Бутаев в ужасе смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых уже явственно были заметны искры безумия, и, зажав руками низ живота, пытался отползти, извиваясь всем телом.
- Что ты ему сказал?! - продолжал настаивать мужчина. - Ты меня понимаешь? А-а, черт!..
Он с трудом протиснулся обратно, за плотное кольцо окружавших его людей, и, достав телефон, набрал номер:
- Иннокентий Семенович? Это Пискунов. У нас проблемы... Да, не уследили. Я знаю... Никто не думал, что он отважится действовать прямо в институте, в кабинете директора... Безумие какое-то... Нет, жив. Ничего сказать не может - шок. Болевой и психологический... Тут, знаете ли, такое дело... Он его кастрировал... Да делаем, делаем, господин подполковник... Знаю... так точно... Институт и так окружен, можем только прочесать этажи, но... Да, я думаю, что бесполезно... Я знаю... Да, виноват... Мы... Я... Но...
Он с гримасой отчаяния засунул смолкший телефон в карман и рявкнул в испуганно шушукающуюся толпу:
- Да вызовите вы наконец настоящего врача, медики хреновы! Эскулапы, есть среди вас доктор?! А, что б вас всех!
Протей попросил водителя остановить машину возле Спасо-Преображенского собора, расплатился и вышел. Несмотря на будний день, в храме было полно народа, в основном старушки и иностранцы. У иконы Богородицы Протей остановился. Его заметно пошатывало, в глазах стояла белесая пелена, все предметы казались смазанными и расплывчатыми. Уши словно заложили ватой, и только нарастающий, как морской прибой, шум крови терзал его слух, раздражая и вызывая странную слабость. Последнее время приступы становились все чаще и все продолжительнее. Проклятая контузия, полученная под Грозным, давала знать о себе все чаще и чаще. Раньше приступы начинались, как правило, после удачно выполненной работы - видимо, давало себя знать огромное нервное напряжение. Теперь же, в последние полгода, они грозили застать в самое неподходящее время в самом неподходящем месте. Он все время боялся, что когда-нибудь его может скрутить во время операции - и это будет конец. Разумеется, об этой печальной регрессии он не говорил ни начальству, ни товарищам, понимая, что в этом случае станет для них не только ненужным, но и опасным "слабым звеном". Как правило, приступы продолжались десять-пятнадцать минут, но он-то знал, как много всевозможных, и не всегда приятных, событий может произойти за это время. Как-то раз, когда приступ застал его прямо на улице, скрываясь от любопытных глаз, он вошел в церковь, и случилось странное... Из сплошной стены плотного тумана, занавешивающего взор, отчетливо и ярко выступила икона Божьей Матери. Это было так неожиданно и... прекрасно, что он замер, боясь спугнуть чудо. Самое удивительно, что в этот момент он не испытывал неприятных ощущений, которыми сопровождался каждый приступ, да и обычной слабости после он тоже не испытывал. С тех пор, чувствуя приближение очередной волны безумия, он стремился успеть добраться до этой спасительной гавани, и, как правило, приступ терпеливо ждал, словно подвластный более мощной, неведомой силе. Протей не был религиозен. Более того, когда-то, на заре комсомольской юности, он относился к религии с насмешливым презрением, считая ее спасательным кругом для слабаков. Почему же судьба даровала ему избавление от страданий таким странным и неестественным для него способом? Стоя перед иконой, он ни о чем не думал, не просил и не каялся. Все было ясно. Это был странный "диалог": византийские, полные скорби глаза смотрели в глаза северные, леденистые и холодные. Они смотрели друг на друга и молчали. Они могли так смотреть друг на друга часами, безмолвные, словно вечность... Протей иногда противился сам себе, пытался избежать этих "встреч", относиться к ним как к обычному выверту больной психики, найти разумное и логическое объяснение происходящему. Он где-то вычитал, что секрет эффекта этих притягательных глаз таится в манере живописи старых мастеров. Их секрет был в том, что, рисуя глаза, они смотрели на рот иконы, а рисуя рот, смотрели в глаза. Не так ли появилась загадочная улыбка Моны Лизы? Но все эти мысли посещали его в промежутках между приступами, при их приближении он вновь и вновь стремился поскорее добраться до спасительного лика, уже не думая ни о причинах, ни о логике. Иногда он робко пробовал помолиться или просто что-то объяснить, рассказать. Не получалось. На душе становилось еще гаже, а разум протестовал против подобной "глупой слабости". Так они и встречались: стояли друг напротив друга и молчали. Да и не нужны были слова. Не словами шло это общение. Не о чем было говорить, не о чем просить и не в чем каяться. Все уже состоялось. Они просто смотрели друг другу в глаза. Шум крови в ушах человека потихоньку стихал, и вокруг наступала блаженная тишина. И в этой тишине они смотрели друг на друга...
Расстояние от лестничной площадки до комнаты я преодолел столь быстро, что держащий в руках камеру человек едва успел обернуться. Вот тут я и вознаградил себя за долгое терпение! Основанием ладони нанес удар в лоб и тут же завершил комбинацию другой рукой в солнечное сплетение (хотелось по-русски, в челюсть, да нельзя: ее обладатель должен говорить). Не успел еще "вязаная шапочка" мокрым кулем опуститься на пол, как я уже успел проверить кухню, ванную комнату и туалет. Кроме нас троих в квартире никого не было. Даже жаль: такая молодецкая удаль всуе пропадает... Ладно, перевернется и на нашей улице грузовик с кокаином... Я вернулся в комнату. В углу, на покрытом куском черного шелка столе, жалась обнаженная девчушка, с ужасом переводя взгляд с меня на своего недавнего "оператора".
- Не бойся, - сказал я. - Это входило в программу сегодняшнего вечера. Одевайся, а мы пока поговорим с дяденькой.
"Вязаная шапочка" все еще сидел на полу, ловя ртом воздух, как вытащенная на берег рыба. Давая ему время отдышаться, я проверил его брошенную на стул куртку, вытащил паспорт, раскрыл:
- Платонов Сергей Петрович, - вслух прочитал я, - женат, прописан... О! Двое детей! Своих детей ты тоже снимаешь, поганец?!
- Вы кто? - просипел он, понемногу приходя в себя.
- Бэтмен, - представился я, - а из тебя сейчас буду делать Джокера. В смысле: пасть порву так, что до конца жизни от уха до уха улыбаться будешь. Быстро и коротко: где остальные члены группы?
- Какой группы?! Что вам надо?!
Я оглянулся: девочка торопливо одевалась, не обращая на нас внимания. Не сильно (ну, нужен мне еще этот подлец, что тут поделаешь!), но точно я припечатал его носком ботинка в печень... пусть плохо думает о милиции - я сам о себе не самого лучшего мнения. Ах да, я же забыл ему сказать, что я из милиции. Для него я пока что "Бэтмен".
- Примерно такие чувства я испытываю, когда мне врут, - пояснил я. - А почему тебе должно быть легче? Знаешь, какой мой любимый фильм? "Французский связной". Делает мужик свое дело и никаких угрызений совести не испытывает...
- Так вы из милиции?
- Третий отдел. Полиция нравов.
- Тогда вы не имеете права меня бить! - заявил он.
- Не-э, - поморщился я. - Все равно буду. Потом можешь в прокуратуру жаловаться, что тебя "Бэтмен" из полиции нравов пинал. Или ты, может быть, где-нибудь здесь свидетелей видишь? Да и какая тебе разница, что будет потом? У нас с тобой диалог в реальном времени разворачивается. Последний раз спрашиваю: кто еще с тобой занимается этим бизнесом?!
Он посмотрел мне в глаза, видимо, что-то для себя выясняя, и, выяснив, четко отрапортовал:
- Павлов, Сомин, Леантышев и Прохоренко... Бить не надо.
- Как скажешь, - легко согласился я, присаживаясь на краешек кровати. - Адреса этих продвинутых кинематографистов?
- В записной книжке, - по-военному четко отозвался Платонов. - Книжка в куртке.
Достав книжку, я убедился - не врет. Что там дальше: номер части, звание, фамилия командира и планы дислокации?
- У кого из них хранятся кассеты с... Одним словом, кассеты с записью? Быстро!
- Кассеты? - его взгляд предательски метнулся в угол, к столу, на котором стояли почему-то сразу три компьютера.
- Ага! - приятно удивился я. - Как там у Булгакова: "Это я удачно зашел!" Стало быть, у тебя тут целая студия. Та куча компьютерных дискет и есть продукция вашей "порно-пикчерс"?
Он вздохнул так тяжело, как будто "Оскара" обещали ему, а дали "Бен Гуру".
- Кассеты с "черным порно" здесь же? - уточнил я.
- С каким порно? - искренне изумился он.
- "Черным", - терпеливо пояснил я. - Именно так называется "жанр" кассет, которые ты распространял... И, наверное, снимал, а?
- Ах это, - поник он. - Это... Мы этим не занимаемся...
- Да ну? А кто?
- Мы... только два раза... Так получилось...
- Обалденный ответ, - покачал я головой. - "Так получилось"... Типа: шанс выпал... Ага... А чем же занимаетесь вы?
Он покосился на тихо сидевшую в углу девочку.
- Понятно, - кивнул я. - Непонятно другое. Ты чего такой разговорчивый? ,
- Ну, вы же спрашиваете. Бить обещаете.
- Не прикидывайся глупее, чем ты есть. Надеешься потом отпереться от показаний? Так фиг получится: я не первый год работаю, задержание грамотно обставить сумею даже чуть погодя... Ну?
- Вы умный человек? - опасливо покосился он на меня. - Или только бить умеете?
- Не Спиноза, но и не депутат Госдумы, - сказал я. - Говори, я пойму.
- Если вдуматься, то чего мне бояться? - напрямик спросил он. - Мы никого не убивали, с детьми не... Не трогали их... Изготовление тех двух кассет не пришьете, только распространение. Детская порнография... Вы же мент, законы знаете. Статья 242? - Он поднял глаза к потолку и процитировал, словно сдавал экзамен: - "Незаконное распространение порнографических материалов или предметов". Наказывается штрафом в размере от пятисот до восьмисот минимальных размеров оплаты труда либо лишением свободы на срок до двух лет". Но последнее - нонсенс. Как правило, в худшем случае - условно. А при наличии хорошего адвоката... Мне важнее, чтоб вы сейчас меня не отпинали, а как и до официальных мероприятий дойдет, так... Вам нужна информация? Мне надо спокойно дотянуть до того момента, когда все пойдет официально. Расклад ясен, чего нервы портить...
- Оптимист ты, братец, - вздохнул я. - Теорию изучил, а практику не удосужился... Неужели ты думаешь, что "умные" только с одной стороны баррикад сидят? Совершенных законов ни в одной стране мира нет, а заключенных полно. Если б у нас уж настолько тупые законы были, то тюрьмы бы пустовали, а так сидельцев уже помещать негде. Не мытьем, так катаньем. Аль Капоне организовал убийства, поджоги, избиения, а сел в тюрьму за неуплату налогов. Понял, к чему веду?
- Понял, - кивнул он. - Было бы желание... Так а вам какой смысл на меня злиться? Я рассказываю обо всем, о чем спрашиваете.
Теперь настала моя очередь удивляться.
- Понять не могу: ты такой циник или такой простой, как порнокассета с хомячками? У меня есть смысл не то что "злиться", а ненавидеть тебя вот за это, - я указал на тихо сидящую в углу девочку. - Что я тебе гарантирую, так это то, что ты в тюрьму все же потопаешь. И сразу по целому букету обвинений.
По телефону я вызвал начальника отдела Григорьева и, пригласив понятых, занялся составлением документов. Настроение этот поганец сумел загубить мне окончательно. Он ведь был во многом прав, этот ушлый делец от порноиндустрии. Если вдуматься: почему я должен выкручиваться и искать поводы для того, чтобы посадить в тюрьму опасного для общества человека?! А ведь он опаснее любого квартирного вора, ибо ущерб, причиняемый ими, несопоставим... Он упомянул статью 242 УК. Вот кому надо качественно набить морду, так это составителям такого закона! Какому кретину могло прийти в голову написать: "НЕЗАКОННОЕ распространение порнографии"?! А "законное" распространение ответственности не подлежит?! Законно я, стало быть, могу продавать ее сколько угодно? Кто даст мне ее продавать законно? А КТО НЕ ДАСТ?! Кто определит, что такое порнография?! Каждый раз для определения этой продукции должна назначаться экспертиза с привлечением искусствоведов, литературоведов, сексопатологов и юристов. Хотите услышать протокол "Принципов работы экспертов и критерии оценки продукции эротического характера"? Нет, право слово, умному человеку это читать весьма забавно и весело. Итак: "Если в экспертируемой продукции имеется наличие сцен или изображений сексуальных действий с животными (зоофилия), сцен сексуальных действий с лицами, не достигшими половой зрелости (педофилия), сексуальных действий с трупами (некрофилия), наличие сцен сексуального насилия, то данную продукцию, если она НЕ ОПРАВДАНА ХУДОЖЕСТВЕННЫМ КОНТЕКСТОМ, следует отнести к порнографической". (!!!) "Если в экспертируемой продукции есть наличие сцен или изображений "эрекции или проникновения" при осуществлении гетеросексуальных или гомосексуальных коитусов, группового, орального или анального секса, НЕ ОПРАВДАННЫХ ХУДОЖЕСТВЕННЫМ КОНТЕКСТОМ, продукцию следует отнести к "жесткой эротике" и РЕКОМЕНДОВАТЬ ограничить ее распространение специально отведенными местами..."
Бэст! Вау-у! О чем вообще говорить, если справочник-путеводитель "Эротический Петербург" с рекламой саун, массажных салонов и гей-клубов выпускается Информационно-издательским центром Администрации Санкт-Петербурга...
Коллеги из отдела прибыли через полчаса, и работа пошла побыстрее. Но даже общими усилиями закончить составление всех документов мы смогли лишь к девяти часам вечера - кассет на "складе" у моего "крестника" оказалось немало. Однако, несмотря на позднее время и выходной день, проверкой названного Платоновым офиса требовалось заняться немедленно - подельники могли узнать о его задержании и попытаться уничтожить улики. Определив Платонова на ночь в камеру местного отделения милиции, мы созвонились с отделом, на территории которого находился бизнес-центр... и тут меня ждал большой сюрприз.
Несмотря на всю нашу поспешность, протокол места осмотра составить успели, и трупы уже увезли-в этом не было ничего удивительного, ведь результаты бойни обнаружили много часов назад, а офисный центр место достаточно людное - в подобных случаях всегда действуют несколько быстрее, чем это необходимо для тщательного расследования. Это был тот самый офисный центр, к которому подъезжал Платонов и возле которого я разговаривал с нищим. Платонову очень повезло: судя по всему, убийцы ворвались сюда сразу после его ухода. То, что я следил за ним, составляло Платонову и своеобразное алиби. Хотя и без этого факта его участие в бойне было сомнительным: здесь явно работали профессионалы высочайшей квалификации. Совсем неподалеку находился еще один офис, в котором работали люди, и ни один из них не слышал никаких подозрительных звуков. Четыре здоровых, рослых мужика были уничтожены за считаные секунды, не успев даже подняться со своих мест. Киллеры открыли огонь от самых дверей, едва вошли. Едва ли незадачливые порнодельцы успели толком понять, что происходит, не говоря уже о возможности сопротивления. Каждому досталось всего по одной пуле, контрольных выстрелов, так часто фигурирующих в заказных убийствах, в данном случае не было. Каждый выстрел был точен и смертелен. Да, здесь явно поработали профессионалы высочайшего класса... Или профессионал - я не исключал и такую возможность, зная, на что способен хороший "ствол" в умелых руках. Как это бывает сплошь и рядом, свидетелей, что-либо слышавших или видевших в момент убийства, не оказалось. Все, что оставил после себя киллер: четыре трупа, четыре пули и четыре гильзы. Бросайте в меня камни, но я невольно проникся уважением к столь ювелирно выполненной операции. Будучи сам профессионалом в военном деле, я мог по достоинству оценить работу другого профессионала. С тщеславным эгоизмом я даже попытался представить, что было бы, если б в смертельной схватке сошлись бы мы с ним. К сожалению (а может, к счастью, исход единоборства с подобным асом был сомнителен даже для такого самоуверенного мужика, как я), искать и задерживать киллера предстояло операм уголовного розыска. В работе полиции нравов погони и перестрелки исключаются.
Итак, четыре человека, способные осветить мне целое ответвление порнобизнеса, были мертвы, и это совпадение мне очень не нравилось. Правда, у меня еще оставался Платонов, явно знающий куда больше, нежели сказал. Знает ли он, кто оплатил убийство его сообщников? Конкуренты? Кредиторы? Завтра я возьмусь за него всерьез. Дело, как оказалось, много сложнее, нежели я предполагал... Но сегодня я слишком устал, чтоб думать об этом. Завтрашний день принесет мне новые силы и ответы на вопросы. Простившись с коллегами, я отправился спать...
Недолог был мой сон, как недолговечны и надежды на прояснение этого дела. В шесть утра меня разбудил звонок Григорьева.
- Ты от Платонова получил всю возможную информацию? - вместо приветствия спросил меня начальник.
- Нет, разумеется, - даже спросонья я понимал, что подобное любопытство столь ранним утром ничем хорошим вызвано быть не может. - Там еще копать и копать...
- Что "копать" - это правда, - вздохнул Григорьев. - Метра на два под землю. Он был за тобой "закреплен", поэтому из отделения звонили в наш отдел, а оттуда дежурный - мне... Накрылся твой свидетель.
- Самоубийство? - удивился. - Не может быть!
- Не может, - согласился Григорьев. - Убийство. Да еще какое. Местному отделению теперь до конца дней от позора не оправиться. Одним словом, просыпайся, одевайся и приезжай. Я буду там минут через тридцать, так что поспеши.