- Да, человек с голосом ангела, способный заставить отозваться любой инструмент. И в то же время способный укротить самого дикого коня и пробить дротиком самую толстую кирасу. Он мог перекидывать камни за купол церкви Санта-Мария с тем же изяществом, с каким минуту назад сочинял любовный сонет, - продолжил Лоренцо, уставившись в пустоту мечтательным взглядом. - Однажды, показывая нам совершенные пропорции человеческого тела, установленные Витрувием, он поразил меня тем, что в его собственной фигуре реализовались именно эти божественные пропорции. Он был истинным царем среди людей, как лев, недаром ставший частью его имени. Но каким образом книга, о которой ты говоришь, попала к нему?
- Несмотря на то, что он был незаконнорожденным, он являлся членом Флорентийского совета и состоял в доверительных отношениях с восточными мудрецами, прибывшими, чтобы принять в нем участие. Он дружил и с кардиналом Бессарионе, ученейшим человеком, который разыскивал древние рукописи. Хотя, может, есть еще кое-что, - перебил себя Марсилио, подняв палец. - Помню, как-то раз, в одно из его возвращений во Флоренцию, мы встретились на Старом мосту и разговорились. Он рассказывал о своих изысканиях в Риме, где зарисовывал контуры античных памятников, и о путешествиях по окрестностям этого города в поисках следов античных богов, скрытых в лесах.
- Так и сказал?
- Да, он говорил о более древних святилищах Фортуны в Палестрине, о капищах времен Изиды… и о том, что многому научился у одного римского еврея, который открыл ему тайны каббалы. Тот жил в одиночестве в районе Трастевере, прячась от собратьев по религии, объявивших его вне закона. От него-то Альберти и перенял тайну богов. Случилось это за несколько дней до его кончины, и я все время думаю, что мучительная тревога от прочитанного отняла у него последние силы.
- Ритуал Орфея… Закон тени, - задумчиво повторил Лоренцо. - Может статься, этот еврей посвятил его в ритуал? А что об этом написано?
- Согласно легенде, Гермес записал то, что узнал среди песков пустыни от древних богов. Форма небес, то, что таят в себе бездны, где скрываются демоны, и какими заклинаниями их вызвать - все это содержится в его книгах. Но тот, кто возьмется их изучать, не найдет там главного: формулы пробуждения от смерти. Как подняться к стопам Бога без этого знания? Потому и ходили бесконечные разговоры о пятнадцатой книге, где описан путь Орфея в страну мертвых, сам город мертвых и его храмы. А также - формулы, открывающие выходы из страны мертвых и возвращающие души к жизни. Может, твой дед Козимо это и прочел. Ты знал его, когда сам был еще мальчишкой, а он уже преклонных лет. Но я удостоился его дружбы в те времена, когда он одним словом мог руководить диалогом двух частей света. Я видел его испуганным только однажды: когда он держал эту рукопись. Не смейся, синьор мой. Ибо, как учит Трисмегист, то, что наверху, идентично тому, что внизу. А внизу, под волнами того, что мы зовем Мировым океаном, течениями правят чудовища.
Пораженный Лоренцо молчал.
- А где эта книга? - спросил вдруг Пико, нарушив тишину, повисшую в комнате. - Она могла сохраниться у Козимо?
- Да, я в этом уверен. Ты же знаешь, какое почтение испытывал он перед любыми проявлениями античности, даже теми, что несли в себе зло.
- Вы не знаете, что с ней сталось? - снова спросил юноша. - За все эти годы ни разу никого не спросили, где она теперь? Ведь хранителем "Корпуса" были вы, и вы не искали?..
- О судьбе книги мне ничего не известно, - чуть помолчав, заявил Марсилио, которого явно раздражала такая настойчивость. - Козимо был не из тех, кто склонен излишне доверяться даже близким. Когда он рассказал мне о книге, я очень удивился, заметив его волнение. Не следовало мне об этом говорить, тем более в присутствии чужих, - отрезал он, повернувшись к Великолепному.
Но Лоренцо, казалось, не придал этому никакого значения.
- Дед держал свои бумаги в семейном архиве, в железных сундуках, в подвалах палаццо. Все унаследовал мой отец Пьеро, но я никогда не видел в его руках ничего, кроме регистров и счетов. Он не был ни литератором, ни человеком науки. Может, книга и теперь там.
Резко поднявшись, он сделал всем знак следовать за ним и бросился к лестнице. По дороге ему навстречу, как марионетки, испуганно вскакивали сонные слуги.
Подземелья палаццо были забиты ящиками и сундуками со всякой всячиной, картинами и статуями. Пико сразу заметил, что большую часть всего составляло оружие. Такого количества алебард и шпаг, рядами стоящих у стен, хватило бы на экипировку целого войска. Здесь имелись даже новейшие ружья и маленькие тележки с фальконетами наподобие тех, что он видел на венецианских галерах в Равенне.
Великолепный быстро миновал первое помещение, подошел к железной двери, вытащил ключ, висевший у него на цепочке, и открыл замок. За дверью оказалась комната гораздо меньшего размера, почти кладовка. В ней ничего не было, кроме нескольких дубовых сундуков, обитых железом. На запыленных крышках сияли яркими красками гербы дома Медичи.
- Вот он, архив моей семьи, - сказал Лоренцо.
Сундуки стояли вдоль стен, как надгробия в крипте. Пико подумал, что, в сущности, это и были пустые оболочки того, кто некогда жил. Может быть, они напомнят в веках о тех усопших, которые не просто обернулись горстками праха, канув в небытие. От них остались рукописи, и Медичи правильно поступили, воздвигнув надгробия словам, а не только телам.
- Это бумаги Козимо, - прервал мысли Джованни голос Лоренцо.
Великолепный достал второй ключ и повернул его в замке одного из сундуков. Стальная дужка открылась. Он поднял крышку, и на него пахнуло сыростью и лежалой кожей.
Он принялся осторожно доставать содержимое сундука. Как он и думал, в основном это были бумаги. Многие сшиты шнурками, некоторые уложены в расписные деревянные планшеты, иные сброшюрованы в толстые тома.
- Счета, свидетельства о собственности. Отчеты агентов. Переписка с другими правителями. А это письма к семейству Торнабуони по поводу брака моего отца.
Лоренцо приподнял пакет, перевязанный лентой.
Его рука снова появилась из сундука, зажав в пальцах маленький коричневый сверток, отличавшийся от предметов, только что извлеченных на свет. Сверток был закреплен между двумя деревянными дощечками и перевязан веревочкой, которая от времени превратилась в пропыленную нить. Каждый узелок скрепляла сургучная печать с гербом Козимо.
Великолепный посмотрел в глаза Марсилио.
- Кажется, этот, - подтвердил философ, и голос его дрогнул от волнения.
Лоренцо попытался ослабить узлы и заглянуть внутрь, не вскрывая пакета. Он выглядел смущенным, словно только сейчас осознал, что нарушает волю Козимо. Но тот, кто запечатывал пакет, поработал на совесть. Снаружи ничего нельзя было разглядеть.
Пико отстегнул от пояса кинжал и протянул Великолепному. Но тот колебался, а Марсилио даже отступил на шаг, давая понять, что не желает принимать участие в подобной профанации. Тогда юноша решительно протянул руку и короткими ударами разрубил веревку сначала на углу, а потом и вокруг всех запечатанных узлов, пока она не упала на пол под тяжестью печатей. На ладони он поднес Лоренцо результат своих стараний. Тот еще мгновение поколебался и решительно открыл дощечки.
Когда он поднял глаза, в них застыло удивление. Внутри оказался только один листок с единственной фразой, написанной почерком Козимо, с характерным росчерком поверх написанного: "Scripta delevi, ad tutelandam stirpem meam. Atque romana secreta relinquant in Urbe". "Я уничтожил рукопись в целях безопасности моего рода. Да останутся римские тайны в Риме".
Великолепный потряс дощечки, пытаясь найти еще что-нибудь, запрятанное внутри. Но там не было ничего, кроме этого кусочка бумаги, явно оторванного от большого листа.
Лоренцо перевернул его. На другой стороне был какой-то набросок пером, сделанный наспех. Видимо, один из подготовительных эскизов, которые художники обычно выбрасывают: силуэты деревьев, невиданные звери, стены несуществующих зданий. Только два изображения о чем-то говорили. На первом юноша застыл в нерешительности перед тремя арками, от которых отходили дороги, и будто не мог выбрать, по какой пойти. Тайные письмена над каждой аркой давали понять, какие загадки ожидают путника. Второе изображение представляло собой какой-то странный кустарник, с веток которого свешивались похожие на яблоки огромные плоды, покрытые непонятными значками.
- Ты полагаешь, в этом есть какой-то смысл? - запальчиво спросил Лоренцо, обращаясь к Фичино.
- Только один. Твой дед обожал искусство, поэтому и сохранил маленький фрагмент того, что собирался уничтожить. Думаю, других причин, кроме любви к этим значкам и уважения к автору, у него не было.
- Ты так считаешь?
- Конечно. Разве ты не узнал изящество манеры? Леон Баттиста Альберти не ограничился тем, что доверил Козимо рукопись. Он счел необходимым сопроводить ее плодами своего мастерства.
- Но зачем?
- Возможно, слова Орфея и его обряд надо было иллюстрировать, перевести в талисманы… Но этого мы уже никогда не узнаем, - разочарованно предположил Марсилио.
Жесткое, отмеченное морщинами лицо Великолепного казалось высеченным из камня. Плотно сжатые губы обрели то же выражение, что и на статуе работы Вероккьо, украшавшей верхние покои дворца.
- Тайна Гермеса… утрачена, - прошептал он, потом опомнился и крикнул: - Но наверняка где-нибудь существует еще рукопись! И Морра ею владел!
Философ подошел к нему, отечески положил ему руку на плечо.
- Оставь мертвых мертвым, Лоренцо. Забудь эту женщину. Кто знает, что на самом деле произошло в гостинице и что там показалось мальчику. - Он указал глазами на Пико. - Этой женщины никогда не было на свете.
- Может, и не было, - ответил юноша, задетый за живое. - Я тоже видел ее только на рисунке. Но на месте преступления оказалось вот это.
Он пошарил рукой в сумке и достал украшение, найденное возле тела резчика.
Лоренцо выхватил его, поднес к свету, долго разглядывал и медальон, и ленточку, наконец ошеломленно повернулся к Пико.
- Это Мадонна!.. Я сам подарил ее Симонетте. Посмотри! - крикнул он, указав на портрет, висящий на стене.
Там было изображено то же самое украшение на той же ленте, что Лоренцо сжимал в руке.
- Украшение было на шее у Симонетты в день похорон, когда ее клали в могилу!
Он задохнулся от рыданий.
- Это может быть похожее украшение. Мастер, вырезавший его, мог сделать несколько копий…
- Нет. Он не осмелился бы… - отозвался Лоренцо.
Нервно закусив губу, он глядел в пустоту. Внутри у него явно шла борьба между разумом и надеждой. Той самой слепой надеждой, что много лет назад заставила его прибегнуть к мрачному ритуалу.
Пико набрался смелости и поборол в себе страх еще раз потревожить его.
- Пойдем и посмотрим.
- Посмотрим… что?.. - спросил Великолепный и содрогнулся.
- Гробницу в церкви Всех Святых. Ведь тело женщины покоится там? Откроем ее, - решительно настаивал юноша.
Лоренцо взглянул на Фичино:
- Осквернить могилу? Но это святотатство!
Философа тоже возмутило предложение Пико. Но тот не сдавался:
- А что мы оскверним? Помните строки Петрарки об останках его возлюбленной Лауры? "Poca polvere son, che nulla sente". В гробнице нет ничего, кроме ответа на все ваши вопросы.
Лоренцо еще чуть поколебался, потом резко вскинулся:
- Ладно, пошли! Но только мы трое. Никто не должен нас сопровождать. Семья Веспуччи дружна с моей, но, конечно, не потерпит надругательства над своей капеллой. Если уж так суждено, пусть позор падет на меня одного.
Капелла Веспуччи
Увидев, что все трое снова направились к выходу, стражники вскочили, чтобы их сопровождать, но Лоренцо властным жестом их остановил. Ошеломленные офицеры так и застыли на месте. Троица углубилась в лабиринт улиц, ведущих сквозь жилые кварталы к церкви Всех Святых. Во всем районе, включая монастырь Смиренных, прилегающий к нему, царила полная тишина.
Массивная, как крепость, каменная церковь чуть поблескивала в лунном свете. Пико указал на боковую дверь, вероятно не такую крепкую, как центральные ворота. Потом нажал на нее плечом, проверяя на прочность, резким движением сорвал внутреннюю задвижку и махнул рукой остальным, приглашая войти.
В нефе горела только пара толстых восковых свечей, стоявших на большом алтаре, но лунного сияния, проникавшего сквозь просторные окна, хватало, чтобы ориентироваться.
Лоренцо быстро привел их к капелле Веспуччи. Пико взял две свечи с малого алтаря, зажег их от тех, что горели на большом, и установил снизу, у погребальной плиты, вмурованной в стену капеллы. Неверные огоньки заплясали в темноте, освещая выбитую на ней надгробную надпись.
- Она здесь, внутри, - прошептал Лоренцо.
Он вытащил из ножен шпагу, чтобы клинком отогнуть бронзовые задвижки в виде виноградных кистей, державшие плиту, но тут же отвел ее, потому что его пальцы легко вытащили металлический крючок.
Гроздь без особого усилия вышла из стены. Он проделал ту же операцию с другими задвижками, и вскоре они ровным рядком выстроились на земле.
- Что это значит? - спросил Великолепный.
- Похоже, нас кто-то опередил, - ответил Пико, просунув клинок в щель между мраморной плитой и стеной и чуть нажав на него, как на рычаг.
Плита легко подалась вперед, и из-под нее вылетело облачко пыли.
- Осторожно, надо постараться не уронить ее на пол.
С помощью остальных Пико взялся за угол плиты и, продолжая легкими движениями ее раскачивать, начал вытаскивать из стены. Затем в шесть рук они сдвинули плиту вбок и опустили к подножию гробницы.
В глубине ниши смутно виднелись какие-то предметы, разбросанные в полном беспорядке. Пико просунул туда руку со свечой.
Жуткие приметы смерти оживали перед его глазами. Черепа с пустыми глазницами, сплетенные кости рук, словно мертвые застыли в последнем объятии. И все покрывала густая, жирная, как копоть, пыль, полностью скрывавшая под собой некоторые предметы.
Пико обернулся к Лоренцо, изумленно взиравшему на открывшуюся его глазам картину. Создавалось впечатление, что мертвые уже сдвинулись с места, предчувствуя звуки трубы архангела, сзывающие на Страшный суд. Джованни пошевелил кости кончиком шпаги, проверяя, не отыщется ли под слоем праха медальон, но ничего не увидел.
- Ни одна из этих костей, видимо, не может принадлежать телу женщины, скончавшейся несколько лет тому назад. Не может быть, чтобы за такой короткий срок Симонетта превратилась в прах!
Лоренцо тоже шагнул к нише, принялся в каком-то лихорадочном порыве рыться в останках голыми руками и сразу отпрянул:
- Ничего. Симонетта вышла из гробницы. Гляди! Никаких следов медальона. Тот, что ты нашел, был здесь!
- Это невозможно, синьор. Должно быть какое-то другое объяснение. Может, семья эксгумировала тело, чтобы перенести его в другое место?
Лоренцо решительно помотал головой.
- Нет, без моего ведома в этом городе никто бы на такое не отважился. Это не родня. Она сама! Говорю тебе, Симонетта воскресла из мертвых!
Он принялся нервно заламывать руки, то и дело поглядывая в сторону Фичино.
- А ты что об этом думаешь, Марсилио? Может такое быть? Ты медик и хорошо знаешь тайны жизни.
Философ пожал плечами:
- Моя наука врачует тела, это верно. Я знаю, насколько могущественна естественная магия, подкрепленная точными сведениями о влиянии звезд на наше здоровье. Я владею искусством талисманов и заклинаний, ибо у Господа острый слух и случается, что Он откликается на наши мольбы. Но воскреснуть из мертвых?.. Разве что кто-то завладел ритуалом Орфея и смог осуществить невероятное. Могущество магии велико.
- А ты, Джованни, в это веришь?
- Нет, - ответил юноша, твердо выдерживая полный тоски и тревоги взгляд Великолепного. - Я верю в учение Лукреция. Конечно, однажды, по окончании большого космического года, все вернется на круги своя. Так учит нас мудрость древних. Но прежде чем атомы нашего тела снова составят ту же форму, пройдет время, которое невозможно измерить. Ни одно человеческое поколение не сможет увидеть самих себя, возрожденных из праха.
- Но Христос вызвал Лазаря из небытия! Или ты и в Писание не веришь? - вмешался Марсилио.
- Да. Так там написано, - ответил юноша, и возмущенный философ отвел глаза.
Пико собирался что-то еще возразить, но посмотрел на Великолепного и ничего не сказал. Лоренцо молчал. Глубокие морщины в углах его рта походили на раны. Он сразу состарился на целые годы. Неверными шагами отошел он в сторону. Марсилио вдвоем с юношей с трудом приподняли плиту и принялись устанавливать ее на место. Увидев, как задыхается старый философ, Лоренцо опомнился, отстранил старика и решительно занял его место. Но когда Пико начал снова запечатывать гробницу бронзовыми виноградными гроздьями, Лоренцо побледнел так, словно крючки креплений впивались ему в тело.
Марсилио, видимо, тоже это заметил и положил руку ему на плечо.
- Пойдем отсюда. Не думай больше о Симонетте, забудь. Орфею тоже удалось вернуть свою возлюбленную только на несколько мгновений. Если в той книге и записан ритуал, все равно: на что тебе явление Симонетты всего на час? Лучше используй остаток ночи для отдыха. Допустим, дверь в загробный мир существует. И если она приоткрылась, чтобы кого-то выпустить, то теперь захлопнулась навсегда.
Во дворе церкви Лоренцо снял с плеча руку друга.
- Иди и ты отдохни, Марсилио. Может, завтра мы вспомним эту ночь как сон, один из мигов безумия, которыми Господь напоминает нам о нашей недолговечности. Ступай, а Джованни останется со мной. Сейчас мне очень нужны его молодые силы.
Пико проводил Великолепного до самого палаццо. Тот был в полном изнеможении, и по дороге его приходилось поддерживать. Но как только они взошли на крыльцо, Лоренцо властным кивком головы приказал юноше следовать за собой.
Они вернулись в кабинет, который после ухода Марсилио показался Джованни еще меньше и уютнее.