- Верно, - поддержал суфлера Худ. - Дэйви еще только встает на ноги.
- Если так пойдет и дальше, лучше я их ему отрежу, - с горечью произнес Лоуренс. - Во всех моих злоключениях виноват Дэйви Страттон. Он ниспослан терзать меня и мучить. Я чувствую в нем какую-то злобу. Я-то думал, он станет для труппы ценным приобретением, а на самом деле у него уже есть один хозяин и наставник… Он ученик самого дьявола!
Фаэторн опорожнил кружку с элем и встал из-за стола. Николас даже не стал пытаться возражать ему. Хотя Брейсвелл относился к проделкам Дэйви не так сурово, как Лоуренс, поведение мальчика сильно беспокоило суфлера. Даже после того, как мальчику ясно сказали не дразнить Мартина Ио, Дэйви все равно сыграл с ним эту шутку. С этим Николас не был намерен мириться и устроил Дэйви такую выволочку, что мальчик расплакался, испугавшись, что потеряет друга, которого уважал больше всех в труппе. Потом они помирились, но Николас все еще был расстроен. Он никак не мог понять, что опять случилось с мальчиком, который в доме Анны Хендрик был образцом послушания.
Троица вышла из усадьбы и в темноте направилась к коттеджам на огоньки свечей, горевших в окнах. Пожелав Худу спокойной ночи, Фаэторн и Брейсвелл пошли к домику, который делили с Илайесом и Инграмом. Решив проведать Дэйви Страттона, Ричарда Ханидью и Джорджа Дарта, Николас заглянул в соседнюю хижину. Здесь также проживали Роланд Карр и Уолтер Фенби, имевшие в труппе свою долю. Первым делом Николас зажег свечу, желая убедиться, что мальчики спят. Так и оказалось. В комнате царила тишина и спокойствие. Николас по-отечески улыбнулся.
Усталый, не раздеваясь, суфлер прилег на кровать у окна. Он ожидал ответного удара: Мартин Ио наверняка мечтает отмстить Дэйви, а лучшее время для мести - ночь, когда на обидчика можно напасть внезапно. Даже присутствие в комнате Николаса вряд ли могло остановить Ио. Николас оставил ставни слегка приоткрытыми, чтобы сразу услышать, если внизу откроется дверь. Когда кто-нибудь попытается проникнуть в комнату, он будет наготове.
Прошел час, прежде чем Николаса сморил сон, и еще час, прежде чем какой-то звук разбудил его. Звук шел со стороны конюшен. Услышав испуганное ржание лошадей, Николас тут же вскочил. Взяв меч, он прокрался вниз по лестнице, стараясь ступать как можно тише. Когда он выбрался из домика, шум повторился. Дверь конюшни была открыта - ясно, что туда кто-то пробрался. Сперва Николас подумал, что Ио решил взять пучок соломы и достойно отомстить Дэйви, однако усомнился в этом, услышав обеспокоенное ржание уже несколько лошадей. Суфлер решил, что у незваного гостя имеются цели поважнее, чем месть своенравному ученику. Если это конокрад, его надо остановить. Выставив меч вперед, Николас проскользнул внутрь конюшни и вгляделся в полумрак. Незнакомца выдал стук кремня и посыпавшиеся искры, а мгновение спустя его озарило пламя, охватившее пук соломы, над которым он склонился.
- Стой! - завопил Николас, бросившись к поджигателю.
- Это еще кто? - послышалось рычание.
Суфлер застал злоумышленника врасплох, однако негодяй не терял времени. Прежде чем Николас успел напасть, незнакомец схватил пригоршню соломы, швырнул Брейсвеллу в лицо и, воспользовавшись его замешательством, оттолкнул суфлера и кинулся к двери. Огонь быстро распространялся, лошади все больше беспокоились. Николас кинулся к бадье с водой и по большей части затушил разгоравшееся пламя. Мерцавшие кое-где язычки он затоптал ногами. Как только с этим было покончено, Николас, вне себя от гнева, выбежал за дверь и бросился в погоню за мерзавцем. Поджигатель бежал быстро, однако он совершил ошибку, оставив лошадь слишком далеко, и поэтому теперь тяжело и хрипло дышал. Остановившись у дерева передохнуть, незнакомец вдруг понял, что его преследуют, и снова кинулся наутек. Достигнув подлеска, он продолжил бег, с шумом ломая ветки, пока не выбрался на прогалину, где оставил лошадь. Однако не успел он вставить ногу в стремя, как его настиг Николас.
- Ни с места! - крикнул суфлер, направив острие меча на горло злоумышленника.
Противник Николаса снова не растерялся и, отбив клинок кинжалом, ударил Николаса ногой. Получив сильный удар в бок, суфлер потерял равновесие и попятился. Когда незнакомец попытался снова его ударить, Николас перехватил его ногу и резко рванул ее. Чужак вскрикнул и рухнул на землю, Брейсвелл тут же ударил мечом по руке, сжимавшей кинжал. Глубокая рана заставила негодяя издать еще один вопль и выронить оружие. Николас бросился на противника, и они вместе покатились по земле. Наконец оседлав незнакомца, суфлер заработал кулаками, однако драка длилась недолго. Из мрака вылетел второй всадник и обрушил на голову Николаса дубинку. Оглушенного суфлера оставили силы, и его тут же отшвырнул в сторону сильный удар первого злодея. Подоспевший всадник помог своему подельщику взобраться в седло, и, когда Николасу удалось подняться, обоих уже и след простыл.
Шум перебудил людей в усадьбе. Николас увидел, как к нему бегут; его окружили огоньки свечей и озабоченные лица. Фаэторн пробился к другу сквозь толпу.
- Ник, ты ранен? - спросил Лоуренс, подставляя суфлеру плечо.
- Так, оглушили слегка.
- Что случилось?
- Кто-то снова пытался нагнать на нас страху.
Нападавшие частично добились своей цели. Пламя в конюшне удалось потушить, однако актеры были встревожены. Утренняя репетиция "Ненасытного герцога" шла медленно и без энтузиазма. Думая лишь о том, что где-то поблизости бродят враги, комедианты то и дело сбивались, прикидывая, откуда ждать следующего нападения. Присутствие суфлера обычно внушало им чувство уверенности, однако теперь его вид - голова перевязана, лицо в синяках - напоминал о том, что неведомые недруги готовы на отчаянные поступки. "Если самому сильному и находчивому человеку в труппе так досталось, - думали актеры, - то чего же ждать остальным?"
Сэр Майкл был преисполнен сочувствия. В конце репетиции он явился в Главный зал в сопровождении жены и управляющего - принести свои извинения и узнать о самочувствии раненого.
- Какой ужас! - ахал он, разглядывая Николаса. - Я вас пригласил к себе, вы мои гости, а на вас уже второй раз так подло нападают!
- Вы ни в чем не виноваты, - проговорил Николас.
- Виноват, друг мой. Еще как виноват. Мы с женой в полном смятении.
- Да, - ломая руки, вступила леди Элеонора. - Нет слов, до чего мы потрясены. Такого в Сильвемере прежде никогда не случалось.
- А ведь я предупреждал сэра Майкла, - вставил Тейлард, - что кое-кто так сильно не желает видеть у нас комедиантов, что им лучше подобру-поздорову вернуться в Лондон.
- Ни за что, Ромболл! - воскликнул сэр Майкл с неожиданной страстью. - Я никому уступать не стану. Мы очень рады "Уэстфилдским комедиантам", и я готов принять на себя уготованные им удары судьбы.
- Но эти удары достались не тебе. - Его супруга с печалью посмотрела на Николаса. - Может, вам лучше лечь, мистер Брейсвелл?
- Может, и лучше, - усмехнулся Николас. - Но в таком случае ваши гости сегодня останутся без спектакля.
- Вы так мужественны.
- Думаю, в моем поведении больше глупости и безрассудства, нежели мужества.
- И верности долгу, - добавил Фаэторн, подходя к ним. - Однако, сэр Майкл, должен заметить, что Ник не сможет сторожить конюшни каждую ночь. Я хотел бы узнать, позаботились ли вы о достойной охране?
- Я поручил это Ромболлу, - ответил сэр Майкл.
- Именно. - Управляющий чопорно склонил голову. - Конюшни и жилые домики по ночам будут неусыпно охранять два человека. Я также приказал регулярно менять караул, поэтому стража всегда будет начеку. У каждого будет меч и кинжал.
- Выдайте еще по мушкету из моего арсенала, - распорядился Гринлиф.
- Сэр Майкл, - с серьезным видом начал Фаэторн, - я хочу спросить вас о мерзавце, который пытался поджечь конюшню. У вас есть предположения, кто это может быть?
- Пока нет, мистер Фаэторн.
- Может быть, это сделал тот сумасшедший пуританин, Реджинальд Орр?
- Он и вправду способен на такое злодейство, - согласилась леди Элеонора.
- Вряд ли от него приходится ожидать такой прыти, леди Элеонора, - вежливо заметил Тейлард. - Во-первых, уж очень он резво пустился наутек. Во-вторых, взгляните, как мистеру Брейсвеллу досталось в драке. Реджинальд Орр отнюдь не молод.
- Значит, был кто-то еще - молодой, сильный и быстрый, - решил Николас. - Прежде чем мне досталось по голове от его подельщика, я успел его одолеть и хорошенько вздуть. Я вывернул ему колено и ранил мечом в запястье. Кроме того, я расквасил ему нос.
- Я все равно думаю, что в этом замешан Реджинальд Орр. - сказала леди Элеонора.
- В таком случае, моя дорогая, он получит по заслугам, - отозвался Гринлиф. - Я приказал констеблю тщательно его допросить.
- Я бы и сам не отказался задать ему пару вопросов! - разгневанно произнес Фаэторн.
- Доверьте это мне, - успокаивающе поднял руки сэр Майкл. - Единственное, чем я прошу вас озаботиться, так это вашим сегодняшним выступлением. Не смеем вас больше задерживать, а пока позвольте еще раз принести вам свои самые искренние извинения и заверить вас, что ничего подобного больше не приключится.
Взяв супругу под руку и дав знак управляющему следовать за собой, хозяин Сильвемера вышел из Главного зала. Фаэторн проводил их взглядом, в котором отражались смешанные чувства, после чего обратился к суфлеру:
- Как ты себя чувствуешь, Ник?
- Голова все еще гудит. Слегка.
- Может, позвать доктора Винча?
- Ну, не настолько мне плохо, - успокоил его Брейсвелл. - Впрочем, если бы мне была нужна микстура, я бы не стал обращаться к доктору Винчу.
- А к кому?
- К матушке Пигбоун, - улыбнулся Николас. - К кому же еще?
Матушка Пигбоун поудобнее перехватила черенок от метлы и помешала им в деревянной бадье, откуда шел едкий запах, сплетаясь с не менее резкими ароматами, царившими в ее лачуге. Придя к выводу, что варево готово, она сняла бадью с огня и поволокла ее в сад. Ведунья была полной женщиной преклонных лет, с приятным лицом, постоянно озарявшимся кроткой безмятежной улыбкой. Одета матушка была в старое платье, уже почти превратившееся в лохмотья. Судьба не одарила ее детьми, но было в ней что-то располагающее, материнское. Шаркая, она потащила бадью в дальний угол сада и усмехнулась, услышав донесшееся оттуда похрюкивание.
- Иду, Вельзевул, иду, - проворковала она. - Думаешь, я о тебе забыла?
Склонившись над оградой хлева, ведунья вылила содержимое бадьи в некое подобие кормушки. Зарывшись в еду, огромный черный кабан по кличке Вельзевул, громко хлюпая, чавкая и хрюкая от удовольствия, приступил к трапезе. Наклонившись, матушка Пигбоун потрепала борова по голове.
Ее внимание было полностью поглощено Вельзевулом, так что она не заметила подъехавшего всадника.
- Вы матушка Пигбоун?
Повернувшись, она подняла взгляд на мужчину, в седле:
- Да, сэр.
- Надеюсь, вы сможете мне помочь.
Актеры отыграли спектакль уверенно, но без вдохновения. Один Лоуренс Фаэторн, игравший в "Ненасытном герцоге" главную роль, вложил в спектакль всю душу, еще раз доказав, что не зря считается одним из лучших актеров Англии. Однако мало кто из труппы смог последовать его примеру. Эдмунд Худ, игравший мудрого кардинала Бочерини, выступил гораздо хуже, чем обычно. Пьеса рассказывала о Козимо, герцоге Пармском, человеке необузданных страстей. Когда Козимо обратил свой похотливый взгляд на красавицу Эмилию, кардинал сделал все возможное, чтобы убедить ненасытного герцога пощадить девушку, но его усилия оказались тщетными. Не желая покориться герцогу, Эмилия, в великолепном исполнении Ричарда Ханидью, приняла яд. После ее смерти Козимо узнал, что на самом деле она была его дочерью. Муки совести стали развратнику воздаянием за все его грехи.
Благодаря усилиям Барнаби Джилла Главный зал порой оглашался взрывами смеха, и все шло гладко вплоть до четвертого действия, когда Дэйви Страттон должен был два раза выйти на сцену. Ученик играл пажа, и у него была лишь одна реплика, однако мальчик сумел произвести на зрителей впечатление. От него требовалось подать герцогу серебряную чашу с вином, однако мальчик умудрился выронить ее, вызвав у зрителей невольный смех. Николас списал произошедшее на волнение, однако Фаэторн думал иначе. Дождавшись конца сцены, Лоуренс вылетел за кулисы и прошипел Брейсвеллу в ухо:
- Если Дэйви отколет такое еще раз - я его придушу.
Фаэторн не успел устроить мальчику выволочку - надо было возвращаться на сцену. Лоуренс снова приковал к себе внимание зала и удерживал его, пока на сцене вновь не появился Дэйви. На этот раз мальчику предстояло передать герцогу свиток. Дэйви рысцой выскочил из-за кулис, отвесил герцогу раболепный поклон и, выхватив из-за пояса большую морковку, протянул ее Лоуренсу. Будто бы спохватившись, мальчик отдернул руку и подал наконец свиток. В зале прыснули. Встретив страшный взгляд Фаэторна, мальчик бросился со сцены наутек - и, врезавшись в Джорджа Дарта, который выносил поднос с яствами, опрокинул кушанья на пол. Напряжение в зрительном зале, которое актеры старательно нагнетали на протяжении всего спектакля, рассеялось, словно утренняя дымка.
За кулисами Николас схватил мальчика за шиворот:
- Ты с кем шутить вздумал?
- Простите, я случайно, - пролепетал Дэйви.
- Не ври мне!
- Нет! Честно, нет!
- Не ври, говорят тебе! - Николас тряхнул сорванца что есть силы. - Это уже непростительная наглость. Больше на сцену не выйдешь.
- Но у меня еще три выхода в пятом действии…
- Ты и так уже достаточно натворил. Кончено. Марш в коттедж и сиди там, жди нас. Я позабочусь, чтоб к тебе никто не подходил, пока мистер Фаэторн с тобой хорошенько не поговорит.
Всхлипывая, мальчик пошел прочь.
Проказы Дэйви привели Фаэторна в дикую ярость, но Лоуренс воспользовался ею с умом, представ в финале в таком ослепительном гневе, что зрители перепугались. Он рыдал над трупом дочери столь искренне, что зал позабыл о былых злодеяниях Козимо и горевал вместе с ним. Жадный герцог на поверку оказался несчастным, одиноким, страдающим человеком. Впрочем, в самый ответственный момент Фаэторну снова помешали, но на этот раз Дэйви был ни при чем.
Произнеся последнюю фразу, Лоуренс вонзил в сердце кинжал и упал рядом с дочерью. После этого обыкновенно воцарялась тишина, в которой слуги с достоинством выносили со сцены тела, оказывая покойным последние почести. Даже в "Голове королевы". где публика славилась своим буйным нравом, в этот момент в зале всегда повисало гробовое молчание. Однако в Сильвемере все пошло иначе. Как только слуги подняли тела, в зале раздался женский крик. Мужчина, сидевший рядом со своей супругой, мешком повалился на пол. По залу пронесся испуганный шепот. С мест вскочили десятки людей, ропот нарастал. В одну секунду безвестный зритель перечеркнул то, над чем "Уэстфилдские комедианты" трудились битых два часа.
Когда Фаэторн оказался в костюмерной, он кипел от ярости. В зале стоял такой шум, что Лоуренс даже не знал, выводить ли актеров на поклон.
- О, как жесток этот мир! - завопил он. - Ник, он сводит меня с ума!
- Кому-то стало дурно, - пожал плечами Николас.
- Именно. И знаешь кому? Мне!
- Ты будешь выходить на поклон?
- Думаешь, на нас кто-нибудь обратит внимание?
- Слышишь? - Николас поднял палец, прислушиваясь к разрозненным аплодисментам, доносившимся из-за занавеса. - Публика ждет тебя. Давай, не робей.
- За мной, ребята! - вздохнул Фаэторн, окидывая взглядом комнату. - С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Скрывая раздражение за широкой улыбкой, Лоуренс поспешил на сцену. Сэр Майкл и леди Элеонора вскочили с мест и захлопали в ладоши, однако их примеру мало кто последовал. Аплодисменты были лишь вежливыми. Главная трагедия, разыгрывавшаяся в зале, привлекала куда больше внимания. Поклонившись всего два раза, Фаэторн решил ретироваться за кулисы. Вновь оказавшись в костюмерной, он сразу же обратился к суфлеру:
- Где он, Ник?! Где этот ученик дьявола, Дэйви Страттон?! Это его работа!
- Нельзя же его винить за то, что кто-то потерял сознание.
- Я виню его за все! С того момента как он с нами, от него одни несчастья. Ты же сам видел, что он творил со мной на сцене! - ревел актер. - Ты видел, что мерзавец дал мне вместо свитка? Я должен был прочитать послание, а не сжевать морковь! Он сделал это специально, он хотел сорвать мой спектакль!
- Лоуренс, это не под силу никому.
- Именно, - едко заметил проходивший мимо Джилл. - Ты, Лоуренс, и сам с этим прекрасно справился.
- Где он? Подать его сюда! - снова заревел Фаэторн. - Подать сюда Дэйви!
- Я велел ему отправляться в коттедж и сидеть там, чтобы он больше ничего не натворил, - отчитался Николас. - Прежде чем говорить с ним, я советую тебе чуть-чуть остыть.
- Остыть?! Этот чертенок порочит мое доброе имя!
- А меня Дэйви сшиб с ног, - вступил Джордж Дарт.
- А мне наступил на плащ, - пожаловался Худ.
- А на меня пролил вино, - добавил Илайес.
- В очередь! - прошипел Фаэторн. - Я первый с ним разберусь!
Николас, как мог, пытался успокоить друга, но тщетно. После провала "Ненасытного герцога" Лоуренс искал козла отпущения, чтобы отыграться на нем. Фаэторн всегда придавал огромное значение слаженной работе на сцене, и его бесил тот факт, что спектакль оказался под угрозой срыва из-за какого-то ученика.
Тем временем Главный зал быстро пустел. Когда Николас выглянул из-за занавеса, он увидел лишь кучку людей, окружившую лежащего на полу человека и доктора Винча, стоявшего возле несчастного на коленях. Судя по встревоженным лицам, дело было плохо.
Фаэторн переоделся одним из последних. Николас не отходил от него ни на шаг, опасаясь, как бы тот не натворил бед. Суфлер и сам был страшно зол на мальчика, однако теперь ему больше хотелось понять причины столь отвратительного поведения мальчика. Казалось, Фаэторн прочел мысли Брейсвелла.
- В этот раз, Ник, даже не пытайся меня удержать. Я устрою этому чертенку взбучку. Я выдеру его так, что он неделю присесть не сможет.
- Не думаю, что это наилучший способ обращения с ним. Полагаю, ему следует объяснить, что он наделал. Что так поступать ни в коем случае нельзя. И конечно, на сцену мы его больше не выпустим, даже если в зале будет сидеть его отец. Знаешь, на самом деле я начинаю подумывать, что в этом-то корень всех бед.
- В чем - "в этом"?
- В Джероме Страттоне, который сидит в зрительном зале. Между ним и Дэйви никакой любви и в помине нет. Может, своими шалостями на сцене мальчик хочет позлить отца?
- Да плевать мне на отца, Ник. Он злит меня - вот что меня больше всего волнует. И я не позволю делать это безнаказанно.
- Мне кажется, есть еще одно объяснение.
- Знаю. Дэйви - исчадие ада. Угадал?
- Не совсем, - усмехнулся суфлер. - Мы забыли об очень важном обстоятельстве: о смерти его матери. Она ведь умерла совсем недавно, и это оставило в душе мальчика страшную рану. Я заметил, как он быстро привязался к Анне, когда жил с нами в Бэнксайде. Она относилась к нему как сыну, и он отвечал ей любовью. Может, Анна напоминала ему мать…