- Погодите, - задумчиво произнес Николас. - Может, предложение и неожиданное, зато своевременное. Джон Таллис уже давно не справляется с женскими ролями. Черты лица огрубели, голос стал ломаться… Теперь Джон больше подходит на роли бабушек и нянек, а нам нужен актер с голосом помоложе. Я уж было понадеялся на Филиппа Робинсона, но, увы, он предпочел нам Королевский хор. Может, оно и к лучшему, и Дэйв Страттон будет хорошо смотреться на его месте?
- Мы можем обойтись и без нового ученика, - настаивал Худ.
- Обойтись? Когда за него дают работу? - взмолился Фаэторн. - Только подумайте: целых десять дней в особняке! Представьте, сколько нам заплатят! А сколько у нас появится новых знакомых, связей! Джером Страттон - богатый купец, и он хочет, чтобы его сын играл в нашей труппе. Да вы представляете, сколько мы сможем на этом заработать?!
- Только если мальчик талантлив, - вставил Худ.
- Я в этом нисколько не сомневаюсь, Эдмунд. Не надоело вам бездельничать? Вот только что Ник говорил о королевском хоре. Разве тебе не досадно, что мальчишки в Блэкфраерсе выступают каждый день, а мы сидим здесь сложа руки? Театры под крышами процветают, а такие, как мы, остались без работы по милости природы! Так не заняться ли нам делом? Нам сделали предложение - надо хвататься за него обеими руками! Сейчас нас зовет сэр Майкл Гринлиф - а вдруг среди его гостей найдется человек, который в другое время тоже нас куда-нибудь пригласит?
Джилл все еще сомневался:
- Да, но что делать с мальчиком, которого нам навязывают…
- Выход очень простой, - решился Николас. - Надо встретиться с Джеромом Страттоном и хорошенько его расспросить. Поглядим на его сына - может, он прирожденный актер. А если мальчик не подойдет, мы вежливо откажемся.
- А если выясниться, что он талантлив, - просиял Фаэторн, - мы примем его в труппу и будем брать с его отца деньги на содержание! Это самый мудрый совет, который я от тебя слышал, Ник. Я как чувствовал, что не зря тебя позвал. Ну так как, решено? - Он окинул взглядом товарищей. - Устроим Дэйви Страттону экзамен?
- Зря вы меня не слушаете, - вздохнул Джилл.
- Да брось, Барнаби, - подмигнул Фаэторн. - Я-то думал, ты первый согласишься взять мальчонку в труппу. С детворой ты проводишь времени куда больше, чем все мы. Может быть, юный Дэйви окажется бездарем, но он наверняка в сто раз милее Джона Таллиса…
Фаэторн рассмеялся своей шутке, а Джилл погрузился в обиженное молчание.
В общем, все были рады предстоящему выступлению в особняке в Эссексе. Их ждет стол, кров и благодарная публика. Николасу не терпелось поскорее поделиться новостями с друзьями - другими актерами труппы.
- Благодарю вас, джентльмены, - произнес Фаэторн, поднимаясь со стула. - А теперь кликнем-ка этого мерзавца, хозяина. Пусть принесет бутылку мадеры, нам есть что отпраздновать… Поглядите, друзья, - Фаэторн кивнул на окно, в которое проник солнечный луч, - наконец-то погода меняется. Солнце пробилось сквозь тучи, чтобы благословить наше начинание, - это знак!
- Угу, - буркнул Джилл, - самый дурной из всех возможных.
Но никто не расслышал этих слов…
Глава 2
- Ну-с, мой мальчик, - самодовольно улыбнулся Джером Страттон, - как тебе?
- Очень мило, отец, - отозвался Дэйви.
- Мило? Мило, говоришь? - Джером был возмущен. - И это все? Королевская биржа - одна из главных достопримечательностей Лондона, а ты - "мило". Присмотрись, Дэйви. Прислушайся. Слышишь гул? Это заключаются тысячи контрактов. Мы в самом сердце города, здесь покупают, продают, сколачивают состояния и теряют все до гроша. Отсюда ведут свой род целые торговые династии. Для таких купцов, как я. Королевская биржа - дом родной.
- Да, отец.
- Вот я зачем и привел тебя сюда. Чтобы ты увидел все ее величие.
- Да, она очень… большая.
- Милая? Большая? Не шибко же ты балуешь ее эпитетами. Королевская биржа - настоящее чудо света. Я был чуть старше тебя, когда тридцать с лишним лет назад сэр Томас Грешем заложил в ее основание первый кирпич. Видишь вон того кузнечика на самом верху колокольни? Это эмблема с герба Грешема. Чтобы мы помнили о сэре Томасе.
- Да, отец.
Вокруг них сновали купцы и банкиры, головы которых были заняты чем угодно, но только не воспоминаниями о покойном основателе Королевской биржи. Они с жаром обсуждали условия и детали контрактов, размышляли о вложениях, ходатайствовали о займах, обменивались слухами. Все было точно так же, как и дома. Джером Страттон часами говорил с дельцами на понятном только им языке, а на Дэйви, сидевшего в этой же комнате, обращали внимания не больше, чем на мебель. Мальчику трудно было полюбить торговлю, которой отец посвятил всю свою жизнь. Королевская биржа подавляла своим размахом, и Дэйви чувствовал себя все неуютнее.
- Большую часть материалов привезли из-за границы, - Страттон вернулся к прерванной лекции, - шифер - из Дорта, панели и стекло - из Амстердама. Источником вдохновения для архитектора служили работы итальянских мастеров. Так что, считай, биржу строили всем миром. И это правильно: великому городу - великая биржа! - Он улыбнулся и, поддразнивая сына, спросил: - А может, ты думаешь, что Лондон тоже всего-навсего "милый" и "очень большой"?
- Мне здесь немножко страшно. Здесь столько народу…
- Скоро привыкнешь, сынок. Если осядешь здесь, - добавил он, кинув на мальчика быстрый взгляд. - Ты ведь хочешь сюда переехать?
- Наверное, - неуверенно протянул Дэйви.
- Здесь ты сможешь многого добиться.
На самом деле Страттон в этом сильно сомневался. Они уже сошлись на том, что будущее мальчика лежит вдали от коммерции, - Дэйви не испытывал к ней ни малейшего интереса. Мальчик, с тонкими чертами лица и хрупким телосложением, казался младше своих лет и, судя по внешности, был абсолютно не приспособлен к жестокому миру, в котором так свободно чувствовал себя его отец. Рядом с Джеромом, уверенным, полным жизни здоровяком, его сын казался низкорослым замкнутым худышкой. Вместе с тем Дэйви был не лишен некоторой внутренней твердости, и глаза его едва заметно светились решимостью.
- Мне холодно, - пожаловался мальчик. - У меня зуб на зуб не попадает.
Страттон обнял сына за плечи:
- Тогда чего же мы стоим? Надо больше двигаться. Давай-ка прогуляемся по лавкам. Бьюсь об заклад, что в одной из них у тебя проснется любопытство.
Дэйви покорно поплелся за отцом к лестнице. Пробираясь сквозь толпу, Джером Страттон то и дело обменивался с кем-нибудь рукопожатием, улыбкой. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде. На его круглом красном лице застыла профессиональная маска радушия, хотя на самом деле он был несколько разочарован: он так мечтал, как покажет сыну биржу. Джером рассчитывал, что Дэйви будет очарован Лондоном, но вместо этого сын выглядел замкнутым и подавленным.
- Надеюсь, ты не передумал, - произнес Джером.
- О чем, отец?
- О том, ради чего мы сюда приехали.
- Нет, отец.
- Уверен?
- Да, отец.
Вялый тон и короткие ответы не рассеяли гнетущих Страттона сомнений. Добравшись до верхнего этажа, они пошли вдоль прилавков, на которых галантерейщики, аптекари, ювелиры и торговцы книгами выставили на всеобщее обозрение свои товары. Однако даже доспехи, тускло поблескивавшие в оружейной лавке, Дэйви удостоил лишь беглым взглядом.
Обеспокоенный Джером отвел сына в сторону:
- Сынок, тебя что-то тревожит?
- Ничего, отец.
- Ты меня не обманешь. Когда я первый раз приехал в Лондон, я рта не мог закрыть от удивления. Так с разинутым ртом и ходил. Здесь же столько всего интересного! Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. А ты за сегодня и бровью не повел. Мы были в соборе Святого Павла, Тауэре, исходили все вдоль и поперек - ни вздоха изумления, ни восхищенной улыбки. Что с тобой? Или, может, ты волнуешься?
- Немного, отец.
- А вот это зря. С чего тебе волноваться? - Джером старался ободрить сына.
- А что, если я провалюсь?
- Даже и не думай! Да, тебе предстоит испытание, но ты его выдержишь с честью. Помни: ты Страттон, а мы отродясь не знали поражений. - Он коснулся руки мальчика и заговорил почти торжественно: - Сегодня ты встретишься с Лоуренсом Фаэторном - самым известным актером Англии. Я сто раз видел самые разные пьесы с его участием - и каждый раз уходил в восхищении. Сегодня тебе будет оказана большая честь.
Дэйви закусил губу:
- Отец, а я ему понравлюсь?
- Ну конечно же, понравишься.
- А если нет?
- Пойми простую вещь: искусство комедианта почти не отличается от того, чем занимаюсь я. Посмотри на меня. Как я добился успеха? Я очаровывал людей. Добивался их расположения. Это первый шаг, чтобы заставить их раскошелиться. Вот и тебе надо блеснуть, Дэйви, - убеждал Страттон сына. - Завоюй расположение Лоуренса Фаэторна, и для тебя начнется новая жизнь. Ты ведь хочешь именно этого?
- Думаю, да, отец.
- Тогда докажи! Докажи, что ты достоин носить нашу фамилию. Тебе, сынок, предоставляется отличная возможность. Хватай ее обеими руками и не выпускай. Тогда я смогу тобой гордиться. - Джером помолчал. - Именно об этом мечтала твоя бедная матушка. Помни о ней, Дэйви. Мама очень тебя любила.
Мальчик снова закусил губу и уставился в пол. Ему потребовалась целая минута, чтобы снова собраться. Наконец он поднял взгляд и твердым голосом сказал:
- Отец, я сделаю все, что смогу. Обещаю.
Свернув на Ченсери-Лейн, Николас Брейсвелл пошел быстрее. Едва добравшись до Среднего Темпла, он тут же вспомнил, отчего так не доверяет законникам. Здесь их толпилось великое множество: одни спешили в суд, другие оживленно спорили с коллегами, но от каждого веяло самодовольством и высокомерием, вызывавшими у Николаса омерзение. Ему доводилось иметь дело с адвокатами, поэтому, наученный горьким опытом, Брейсвелл дал себе зарок держаться от них подальше. Однако теперь выхода не было. Немного утешало лишь то, что на этот раз Николас представлял интересы труппы, а не свои собственные.
Николас не был лично знаком с Эгидиусом Паем, но после прочтения пьесы у суфлера сложилось определенное впечатление об этом человеке. Трудно было догадаться, что "Ведьма из Рочестера" написана адвокатом. Пьеса была очень живой, насыщенной событиями и содержала немало сведений о колдовстве, шутки, порой сальные, и противоречивые замечания о человеческой природе. Профессию автора выдавала лишь финальная сцена суда, на взгляд Николаса, изрядно затянутая, даже несмотря на юмор, с которым она была написана. В общем, пьеса заинтриговала Николаса, а теперь произвела впечатление и на Эдмунда Худа. И теперь, когда вопрос о ее постановке был решен, Николаса делегировали в Средний Темпл для переговоров.
Николас был рад своей миссии. Он считал Эгидиуса Пая талантливым писателем, обладателем пытливого ума и тонкого чувства юмора, вдобавок испытывающим здоровую антипатию к юриспруденции, - словом, совершенно не похожим на коллег. Воображение рисовало честного и бесстрашного молодого человека, поборника независимых взглядов, рослого бунтаря. Однако, когда Николас наконец отыскал покои Пая, его ждал изрядный сюрприз…
- Мистер Пай?
- Да, это я.
- Меня зовут Николас Брейсвелл. Я представляю "Уэстфилдских комедиантов". Вы ведь давали читать свою пьесу мистеру Фаэторну?
- Давал, а что такое?
- Вы не могли бы уделить мне немного времени? Я бы хотел ее с вами обсудить.
- Ну конечно же, друг мой, конечно. Проходите, проходите.
Николас вошел в большую, затхлую, заваленную всяким хламом комнату с низким потолком. Повсюду громоздились сваленные в кучи бумаги. Тарелку с объедками едва скрывала брошенная на нее сумка. Под столом приютилась опрокинутая оловянная кружка. Эгидиус Пай выглядел под стать своей комнате. Волосы у адвоката были редкими, в бороде наметилась седина. Двигался он медленно и тяжело, поэтому, хотя ему было лишь под сорок, любой смело дал бы ему все шестьдесят. На черное одеяние спускался белый воротник; от внимания Николаса не ускользнуло, что и то и другое покрывали пятна грязи. Глаза, нос, рот адвоката располагались настолько кучно, что казалось, они сговорились собраться вместе, чтобы в случае опасности вместе дать отпор врагу.
Прикрыв дверь, адвокат указал гостю на кресло у тлеющего очага, который больше дымил, чем грел. Сам адвокат с осторожностью опустился на стул напротив.
- Так, значит, вы член труппы? - с благоговением спросил он.
- Всего лишь суфлер, мистер Пай. Однако мне повезло прочесть "Ведьму из Рочестера". Пьеса великолепна.
- Спасибо! Большое спасибо!.. А как пьеса мистеру Фаэторну? Он разделяет ваше мнение?
- Да, сэр. Именно поэтому он и послал меня к вам.
- Неужто вы хотите сказать, - хрипло зашептал Пай, - что появилась призрачная надежда поставить мою пьесу?
- Надежда отнюдь не призрачная. Есть все основания полагать, что именно так все и произойдет.
- Слава богу!
Эгидиус Пай всплеснул руками, да так и оставил ладони прижатыми друг к другу, словно в молитвенном трепете. Рот его раскрылся, обнажив ряд кривых зубов и большой розовый язык. Казалось невероятным, что этот скучный, неряшливый, бесцветный человек невыразительных лет написал пьесу, буквально искрящуюся юмором и фривольностью.
Теперь, следуя указаниям Фаэторна, нужно было кое о чем предупредить Пая.
- Разумеется, - начал Николас, - имеется ряд определенных условий.
- Все что угодно, добрый сэр. Я на все согласен.
- Хм, несколько странно слышать подобное от адвоката… Нам необходимо заключить договор, и, учитывая вашу профессию, мы ожидали, что вы уделите внимание каждой мелочи.
- Я с радостью и покорностью склоняю голову перед требованиями мистера Фаэторна.
- Но ведь вы автор и имеете по законам кое-какие права.
- Да плевал я на законы! - с неожиданной беззаботностью воскликнул адвокат. - Что они мне дали? Нищету да скуку. Вы видите эти покои, мистер Брейсвелл? Их построил мой отец, который хотел, чтобы его единственный сын выбрал стезю законника. Но только закончились работы, как мой отец, упокой Господь его душу, оставил меня - бедного, бестолкового, не испытывающего ни малейшего желания продолжать семейное дело… Я не люблю его.
- Я так и понял, когда читал вашу пьесу.
- Но так было не всегда, - с печальным видом признался Эгидиус. - Поначалу меня привлекали "Судебные инны", Когда я, будучи младшим барристером, стал членом Среднего Темпла, я будто вновь поступил в Оксфорд. Работы было много, но как я радовался! Потом меня сделали старшим барристером, а радость новизны постепенно ушла. Теперь, став уже старшиной и олдерменом и получив кое-какую власть, я не могу припомнить, когда я в последний раз получал наслаждение от работы, а не терзался ею… Впрочем, что это я докучаю вам россказнями о своей загубленной жизни…
- Мне, право, очень интересно все то, о чем вы говорите.
- Тогда я вам вот что скажу. Я на дух не переношу адвокатов. Спросите, как я еще не сошел с ума в Среднем Темпле? Меня время от времени спасала компания тех, кто не имел отношения к закону. Таких людей здесь много. Например, сэр Уолтер Роли. Он нередко останавливается здесь, когда приезжает в Лондон. Я даже удостоился чести с ним отобедать. Сэр Френсис Дрейк тоже поддерживает с нами кое-какие связи, хотя видим мы его нечасто.
- Сэр Френсис везде поспевает, - задумчиво улыбнулся Николас.
- Простите, мистер Брейсвелл, но вы говорите так, словно знакомы с ним лично.
- Да, это так. Имел удовольствие путешествовать с ним по свету. Плавание на борту "Золотой лани" стало для меня настоящей школой жизни.
- Расскажите, расскажите! - с жаром попросил адвокат.
- Мистер Пай, давайте в другой раз, ведь я пришел лишь для того, чтобы сообщить вам об изменениях, которые необходимо внести в вашу пьесу, и узнать, согласны ли вы на них. Пока в пьесе слишком много острых углов. С вашего разрешения их можно обойти.
- Ну разумеется! Я буду только рад. Только скажите, что нужно делать.
Николас довольно кивнул, радуясь сговорчивости адвоката.
- Насколько я понимаю, вы уже видели выступления труппы?
- О, много раз. - Пай расплылся в улыбке, вновь выставив на обозрение кривые зубы. - Я провел в "Голове королевы" много часов.
- В таком случае, вы, должно быть, знакомы с работами Эдмунда Худа?
- Источник моего вдохновения!
- Отрадно это слышать, мистер Пай, поскольку он вызвался поработать вместе с вами над пьесой, чтобы выжать из нее все самое лучшее. Вы согласны?
- Согласен?! Это же моя заветная мечта! Лучшего учителя я и представить не могу! Я буду сидеть у него в ногах и благоговейно внимать…
- Учить вас особо нечему. - Николаса немного сбивал с толку пыл адвоката. - Кроме того, время работает против нас. Позвольте мне объяснить.
И Николас вкратце рассказал о приглашении сэра Майкла Гринлифа и о том, что труппа подумывает включить "Ведьму из Рочестера" в свой репертуар. Эгидиус Пай был в полном восторге, а суфлер вздохнул с облегчением. Порой ему доводилось иметь дело с сущими упрямцами, доставлявшими труппе немало хлопот. Иногда авторы и слушать не хотели никаких советов, наотрез отказываясь вносить в свои работы даже ничтожные поправки, а потом дулись, когда пьесы проваливались. Похоже, Пай был не из таких. Однако сговорчивость Эгидиуса требовала проверки.
- Как насчет того, чтобы поменять название? - Николас кинул пробный камень.
- Название?
- Да, мистер Пай. Исходя из того, что нам предстоит выступать в Эссексе, кажется более уместным, если ведьма будет родом, скажем, из Колчестера.
- Почему бы нет? - с готовностью отозвался Пай. - "Ведьма из Колчестера" - ничуть не хуже моего названия. Я согласен. Можете селить ведьму куда угодно, хоть в Портсмут, хоть в Перт, - я возражать не стану. Какая разница, где происходит действие, - суть пьесы от этого не меняется.
- Вот и славно.
Николас принялся объяснять детали договора, который Паю предстояло заключить с труппой, однако адвокат едва его слушал. Преисполненный восторга от перспективы увидеть собственную пьесу в исполнении одной из самых знаменитых трупп, Эгидиус не был склонен вдаваться в подробности. Единственное, чего ему хотелось, - поскорее получить подтверждение того, что поездка в Эссекс состоится.