Когда Дэйви выбрался на прогалину, ему показалось, что он уже был здесь раньше: значит, он просто сделал по лесу круг! Мальчика охватило отчаяние. Он прислонился к старому ясеню, чтобы перевести дыхание и подумать, что делать дальше. Дикий вой снова огласил ночной лес, но на этот раз он прозвучал как будто дальше. Когда он стих, на смену ему откуда-то слева пришел звук, куда как более приятный и обнадеживающий: тихое ржание. Неужели Огонек? Мальчик воспрянул духом и пошел на звук. Вдруг ржание повторилось. Теперь было ясно, что ему не почудилось: где-то совсем недалеко его звал пони. Дэйви пустился бегом, так быстро, как позволяли ему ноющие ноги.
И ожидание его не обмануло. Под деревом стоял Огонек и, тыча носом в землю, искал травку. Расплакавшись, Дэйви кинулся к своей лошадке… но двое мужчин, выскочив из кустов, схватили мальчика; один из них зажал Дэйви рот.
- Тихо, пацан, - произнес он голосом, в котором не слышалось и тени жалости. - С нами пойдешь.
Марджери Фаэторн заключила мужа в жаркие объятия, потом, отступив на шаг, окинула его прощальным взглядом.
- Я буду скучать по тебе, Лоуренс, - вздохнула она.
- Тем радостнее будет наша встреча, любовь моя.
- Вечно ты это говоришь, когда уезжаешь.
- Потому что это правда, Марджери. - Он провел указательным пальцем по ее подбородку. - Чем дольше разлука, тем сильнее я тебя люблю. Прощание с тобой - каждый раз мука. Даже краткое расставание с любимой женой для меня сродни тяжелейшей утрате.
- Да ну? - недоверчиво усмехнулась Марджери. - Я ведь тебя знаю, Лоуренс!.. Да чего уж сетовать - знала, за кого замуж выходила.
- Ничего не поделаешь. Нам, актерам, постоянно приходится переезжать с места на место. Идем туда, куда зовет работа.
- Да я бы и не возражала. Главное, чтоб ты там не стал волочиться за юбками.
- Да как ты можешь такое говорить?!
- Ой, неужели тебе это в диковинку?
- Да зачем мне эти юбки, любовь моя?! - Лоуренс разыгрывал оскорбленную добродетель. - К чему мне кислые дикие вишни, когда в моей постели меня поджидает корзина отборной сочной клубники!
- Так вот, оказывается, кто я для тебя! - поддразнивала она. - Только сладкая ягодка!
- О нет, Марджери, конечно, не только. Ты для меня гораздо больше - жена, мать моих детей, возлюбленная, подруга сердца. Знаешь, что я тебе скажу? Если бы тебе не надо было смотреть за домом и детьми, я б тебя закинул себе на плечо и увез в Эссекс… - И, помолчав, добавил: - А может, и нет. Тогда бы мне стала завидовать вся труппа, а это, знаешь ли, отвлекает от работы.
После целого дня репетиций и долгой беседы с Эдмундом Худом Фаэторн наконец вернулся домой. Чудесные ароматы, тянувшиеся с кухни, подсказывали, что Марджери приготовила ему вкусный ужин, да и от самой супруги было глаз не оторвать. Фаэторн порой засматривался на других женщин и иногда, не в силах преодолеть соблазн, давал рукам волю, но сердцем и душой всегда был только с Марджери.
- У тебя все хорошо, Лоуренс? - спросила жена заботливо.
- Все просто великолепно. Мы трудимся не покладая рук, сегодня выдался просто замечательный день. Если, конечно, не считать Эдмунда, который вдруг раскапризничался.
- Эдмунд? Это на него не похоже. Насколько я знаю, по капризам у вас главный Барнаби.
- Барнаби для разнообразия решил побыть в хорошем расположении духа. Все благодаря доктору Пьютриду - персонажу, которого он играет в новой пьесе. Роль великолепная, сочная и хоть на время излечила Барнаби от его дурного нрава. Он в восторге от "Ведьмы из Колчестера". Чего никак нельзя сказать об Эдмунде.
- А что с ним?
- Видишь ли, мы ему поручили привести пьесу в должный вид.
- Так для такого таланта, как Эдмунд, это же плевое дело.
- Именно так он и полагал, - грустно рассмеялся Фаэторн, - пока не познакомился с автором, вечно недовольным адвокатом по имени Эгидиус Пай. Я видел его у Эдмунда и никак не мог понять, из какой мышиной норы выбрался этот субъект… Но не будем о нем. - Лоуренс махнул рукой. - Пай - лишь мелкая незадача. Я с ним разберусь.
- А сколько народу ты возьмешь с собой в Эссекс?
- Где-то с дюжину.
- Включая музыкантов?
- Да, Марджери. Тут мне пришлось проявить жесткость и отобрать тех, кто может и выступать на сцене, и играть на нескольких инструментах.
- Должно быть, те, кому ты отказал, обиделись?
- Обиделись, - со вздохом признался Лоуренс. - Но что я могу поделать? В приглашении указывалось точное число актеров.
- А как ученики?
- Их я посчитал отдельно. Четырем мальчикам хватит одной постели.
- Четырем? - переспросила Марджери. - Ты хочешь сказать, что оставишь Дэйви Страттона здесь?
- Думаю, нет. Джон Таллис ужасен. У него слишком грубый голос, чтобы играть женские роли, и чересчур хрупкое телосложение, чтобы взяться за мужские. Лучше уж я оставлю здесь его.
- Но ведь он куда опытнее Дэйви!
- Тут ты права, однако у Дэйви в зале будет сидеть отец. Тут, Марджери, замешана политика. Джером Страттон, точно так же как и наш патрон, - друг сэра Майкла Гринлифа. Необходимо ублажить купца. Он будет рад увидеть сынишку на сцене, пусть даже на одно мгновение.
- И то верно, - согласилась Марджери. - Ну да будет. Есть-то ты хочешь?
- С голоду помираю.
- Ну так иди садись за стол, - приказала она, подталкивая его в сторону столовой, - а мне еще надо похлопотать на кухне. Сейчас всех позовем - хочется посидеть всей семьей, пока ты не уехал.
- Всей уже не получится.
- Я кого-то забыла?
- Самого маленького - Дэйви Страттона. Даже не проси его звать: голос у меня зычный, но до Эссекса я вряд ли докричусь.
Марджери устремилась на кухню - проверить котелок над огнем и отругать служанку за то, что она положила мало соли, - потом распорядилась подать хлеб, и служанка поспешила в кладовую, а оттуда с ношей - в столовую. На кухню она вернулась не сразу. Марджери было собралась отругать ее еще раз, но насторожилась, увидев выражение лица девушки.
- Вам лучше скорей пойти туда, - запинаясь, проговорила служанка.
- Куда - туда?
- В столовую. Боюсь, мистеру Фаэторну нужна помощь.
- Что за вздор, я только что с ним разговаривала. Он был здоровее нас всех.
- А сейчас уже нет! Он попросил меня позвать вас.
- Попросил тебя? Что он - сам не мог? Лоуренс! - крикнула она. - Ты за мной посылал?
Голос, прозвучавший в ответ, был столь слаб, что Марджери еле разобрала слова.
- Сюда, Марджери, - хрипло простонет Фаэторн. - Умоляю…
Марджери бросилась со всех ног в столовую. От представшего перед ней зрелища у нее перехватило дыхание. Муж сидел на своем обычном месте во главе стола, однако теперь Лоуренс был абсолютно не похож на веселого здоровяка, с которым она флиртовала минуту назад. Положив руки на стол, Лоуренс тяжело дышал и время от времени содрогался от приступов дикого кашля. Подбежав к мужу, Марджери обхватила его руками.
- Что случилось, Лоуренс? - спросила она. - Что с тобой?
- Не знаю, любовь моя.
- Когда это с тобой началось?
- Как только сел.
- Может, что-нибудь не то съел или выпил? У тебя болит что-нибудь? Где болит?
- Везде, - простонал он.
Резко качнувшись, Лоуренс повалился на стол. Марджери склонилась над ним и, обхватив его голову ладонями, пристально вгляделась в лицо мужа. Фаэторн переменился разительно: рот был раскрыт, глаза не выражали ничего. Хотя в комнате было прохладно, лицо Лоуренса покрывали капельки пота.
- Господи! - воскликнула Марджери, прижав руку ко лбу мужа. - Да ты весь горишь!..
Глава 5
Николас Брейсвелл не мог нарадоваться гостеприимству хозяев Сильвемера: Майкл Гринлиф был ласков, внимателен и учтив, а его жена не упускала возможности лишний раз выразить свое восхищение "Уэстфилдскими комедиантами". Супруги были столь любезны, что Николас недоумевал, как в друзьях у них оказался своенравный и капризный покровитель их труппы. Закадычные друзья лорда Уэстфилда были под стать ему: бездельники-аристократы, картежники, бретеры и пьяницы, они ошивались при дворе в ожидании королевской милости или же наоборот - оставили двор, попав в опалу. Гринлифы никак не вписывались в общую картину. Тогда как лорд Уэстфилд и его приятели вечно ходили в долгах, Волшебник из Сильвемера явно был человеком состоятельным, а кроме того, занимался наукой, интерес к которой обходился ему недешево. При этом сэр Гринлиф никогда не кичился своим богатством: одевался он так же, как его слуги, и вел себя с трогательным смирением.
Оуэн Илайес тоже проникся симпатией к владельцу усадьбы. Гринлиф устроил гостям экскурсию по дому, показал большой арсенал, обсудил с Николасом производство пороха и даже предложил взобраться на вершину башни. Валлиец с опаской глянул в окно:
- Сэр Майкл, но ведь сейчас кромешная тьма.
- Именно, мой друг. Именно. А значит, на небе звезды. Хотите, мы сходим на крышу посмотреть в мой телескоп?
- Нет, спасибо. Мы же промерзнем до костей.
- Неужели вы не согласитесь потерпеть во имя астрономии?
- Вы очень любезны, сэр Майкл, - сказал Николас, вспомнив о времени. - В другой раз мы с радостью примем ваше предложение, но сейчас мы и так слишком задержались. Мистер Страттон сказал нам, что отсюда до Стейплфорда всего лишь какая-то миля. Вы не могли бы указать нам дорогу к этой деревне? Мы заночуем на постоялом дворе: "Пастух и пастушка" - так, кажется, он называется.
- Но, мистер Брейсвелл, я полагал, что вы остановитесь у нас.
- Неужели?
Сэр Майкл решительно тряхнул головой:
- Пастухом и пастушкой станем мы с женой! Горничная уже готовит вам комнату. Когда приедет вся труппа, вам придется обосноваться в тех маленьких домиках, что стоят отдельно от усадьбы, но сегодня вы проведете ночь под крышей Сильвемера.
- Мы согласны, но с одним условием, - неожиданно вступил Илайес.
- Условием?
- Да, - расплылся в улыбке валлиец. - Обещайте, что предупредите нас, когда начнете палить ночью из пушки!
Сэр Майкл расхохотался, хлопая себя по бедрам, и сделался похожим на птенца, первый раз неуклюже пытающегося подняться в воздух. Все трое стояли в комнате, располагавшейся в глубине дома и служившей одновременно библиотекой, лабораторией и мастерской. Всю заднюю стену от пола до потолка занимали полки, до отказа забитые тяжеленными фолиантами и кипами бумаг. Один огромный стол был заставлен разнообразными научными приборами, а другой больше напоминал верстак. Пушка помещалась за очагом, в кладовке. Сэр Майкл не шел ни в какое сравнение с Эгидиусом Паем. В комнате сразу чувствовалась страсть хозяина к порядку. Здесь царила удивительная чистота. Ученый относился к своим вещам с явной заботой и трепетом. Это был его собственный мирок, в котором он царствовал и творил, пытаясь в меру своих сил приподнять завесу неизведанного.
В дверь постучали; вошел Ромболл Тейлард. Теперь, узнав, что гости останутся ночевать в доме, он держался более обходительно. С выражением лица почти учтивым он огласил новость, с которой пришел:
- У нас гости, сэр Майкл.
- В такое время?
- Мистер Страттон просил передать свои извинения за столь поздний визит.
- Ax да, теперь я понимаю. Значит, к нам пожаловал Джером? Да, он может приезжать, когда ему вздумается. И с кем же он желает побеседовать - со мной или с леди Элеонорой?
- Дело в том, сэр Майкл, что он желает видеть ваших гостей. - ответил управляющий, кинув взгляд на Илайеса и Николаса. - Мистер Страттон приехал не один.
- И с кем же?
- Со своим сыном.
- С Дэйви! - обрадовался Николас.
- И где носило этого постреленка? - воскликнул Илайес.
- Это вам сможет поведать только мистер Страттон. - Тейлард чуть заметно поклонился.
Все четверо пошли по длинному коридору. В дрожащих огнях свечей канделябры отбрасывали на стены длинные тени, напоминавшие призраков. Наконец, они оказались в аванзале, где возле мраморного бюста Платона, держа сына за руку и стараясь выглядеть непринужденно, стоял Джером Страттон. Дэйви Страттон, угрюмый, подавленный, с исцарапанным лицом, в грязной изорванной одежде, даже не поднял голову, когда в залу вошли четверо мужчин.
- Блудный сын вернулся, - объявил Страттон с деланым весельем. - Сэр Майкл, прошу меня простить за столь позднее вторжение. Я надеялся застать ваших гостей прежде, чем они отправятся в Стейплфорд.
- Но они туда не едут, - ответил сэр Майкл.
- Уж не хотите ли вы сказать, что они собираются в Лондон ночью?
- Конечно нет, Джером. Неужели вы думаете, что мы такие варвары? Зачем гнать гостей из дому, когда у нас двадцать свободных комнат? Они заночуют здесь.
- Понятно, - кивнул Страттон. - В таком случае я бы хотел попросить вас, сэр Майкл, об одолжении: не найдется ли у вас место и для Дэйви?
- Я буду только рад приютить мальчика.
- Спасибо. - Джером слегка толкнул сына локтем: - Что надо сказать, Дэйви?
- Спасибо, сэр Майкл, - пробубнил Дэйви, не поднимая глаз.
- Тогда и я стану просить об одолжении, - вежливо произнес Николас. - Позвольте Дэйви заночевать в одной комнате со мной и Оуэном.
- Разумно, - согласился сэр Майкл. - Ромболл!
- Да, сэр.
- Поговори с горничной.
- Сей же момент, сэр.
Николас присел перед Дэйви на корточки и внимательно осмотрел одежду и лицо мальчика. На мгновение Дэйви поднял на него виноватый взгляд и тут же снова опустил глаза.
- Ну и вид у тебя, Дэйви, - с сочувствием покачал головой Николас. - И на лбу шишка. Как тебя угораздило?
- Пони понес и выбросил его из седла, - пояснил Страттон, прежде чем мальчик успел открыть рот. - Поэтому он и молчал, когда вы его звали в лесу. Когда Дэйви упал на землю, он лишился чувств. А когда он пришел в себя, вы оба уже уехали.
- Но паренек очень хороший наездник, - возразил Николас.
- Огонек чего-то испугался и понес. А потом, когда Дэйви пошел искать лошадь, влетел в куст остролиста - поэтому у него лицо исцарапано и одежда изорвана. А шишку, видать, он набил, когда упал. - Джером ласково ухватил сына сзади за шею. - Дэйви почти ничего не помнит. Правда, Дэйви?
- Да, отец, - послушно сказал мальчик.
- Вот поспит ночку, а наутро ему уже будет гораздо лучше, - весело произнес Страттон. - Прошу меня простить, что привез его в таком виде, однако, когда мы его нашли, мальчик был к Сильвемеру ближе, чем к моей усадьбе. Мои слуги сказали, что мальчик несся по лесу словно обезумевший от страха кролик. - Он потрепал сына по голове. - Завтра утром первым делом пошлю ему новую одежду.
Николас недоумевал. Если Страттон так заботился о сыне, почему не отвез его домой в Холли-лодж? Что за оправдание - "был ближе к Сильвемеру"? Рассказ о том, как потерялся мальчик, также не выглядел правдоподобно. Да, мальчик упал с лошади, потом блуждал по лесу - отсюда царапины, шишка и изорванная одежда - вполне возможно. Но с того момента, как Дэйви пропал, прошло несколько часов. Где он был все это время? Ведь он же знает здесь каждую тропинку. Дэйви о многом надо расспросить, но только не при отце.
- Ну-с, - хлопнул в ладоши сэр Майкл. - Джером, не позволите предложить вам перекусить?
- Пожалуй, нет, - ответил Страттон. - Меня в Холли-лодж ждут гости, поэтому, если я задержусь еще немного, они могут обидеться. Сердечно благодарю вас, сэр Майкл, за ваше согласие взять Дэйви под свою опеку, хотя, не стану отрицать, расставание с ним меня очень печалит, - добавил он и приобнял мальчика. - Я подчиняюсь условиям соглашения. Теперь он принадлежит "Уэстфилдским комедиантам". - Сверкнув глазами, Страттон повернулся к Николасу: - Прошу вас на этот раз проявить о мальчике большую заботу. Дэйви мне очень дорог.
- Теперь мы глаз с него не спустим, - пообещал Николас.
- Да уж постарайтесь. - В голосе Страттона прозвучала злоба, но он тут же смягчил тон: - Я рад, что вы оба добрались до Сильвемера. Вам понравился Главный зал?
- Очень, - ответил Николас. - Труппа придет в восторг, когда увидит, где ей предстоит выступать. У нас просто нет слов, чтобы выразить всю признательность сэру Майклу и леди Элеоноре за их любезное приглашение.
- В этом отчасти и моя заслуга. - Страттон глянул на сына: - Ну что ж, Дэйви. Вот нам и снова надо расставаться. Завтра езжай на пони поаккуратнее и делай то, что тебе велят. Ты все понял?
- Да, отец.
- Я хочу, чтобы тебя только хвалили.
- Да, отец.
- В следующий раз, когда я тебя увижу, ты будешь здесь выступать на сцене.
Эти слова явно воодушевили мальчика. Он поднял на отца взгляд, в котором к уважению примешивался и страх, что не ускользнуло от внимания Николаса. Рассыпавшись в любезностях и распрощавшись со всеми, Страттон повернулся к выходу. Откуда ни возьмись из тьмы выступил Ромболл Тейлард и открыл гостю дверь; никто из присутствующих не слыхал, как он вернулся. Страттон обменялся с ним парой слов и направился к своей лошади.
Закрыв дверь, Тейлард беззвучно подплыл к хозяину и замер в ожидании дальнейших указаний. Сэр Майкл вопросительно приподнял бровь:
- Все ли в порядке, Ромболл?
- Да, сэр, - поклонился Тейлард. - Наших гостей ждет ужин. Его подадут, как только они пожелают.
- Я прямо сейчас желаю, - объявил Илайес, поглаживая живот. - Уж и не упомню, когда в последний раз ел. А ты, Дэйви? Бьюсь об заклад, ты помираешь с голоду.
Дэйви поднял измученный взгляд. Сэр Майкл добродушно усмехнулся:
- И так понятно, что мальчонка устал и голоден - после таких-то приключений. Сытная еда и в постель пораньше - вот вам мой совет. Ты уж, Ромболл, пригляди за ним получше.
- Разумеется, сэр Майкл, - отозвался Тейлард.
Гости распрощались с хозяином, обменявшись пожеланиями спокойной ночи, и двинулись вслед за Тейлардом по коридору.
Марджери Фаэторн сидела на краешке стула и, не в силах совладать с собой, в волнении теребила в руках передник, то и дело поднимая взгляд к низкому потолку. Там, наверху, этажом выше в спальне лежал ее муж. Она никогда не видела его в столь ужасном состоянии. Чтобы дотащить его до постели, потребовалась помощь трех человек. Послав за лекарем и наказав служанке самой накормить учеников и детей и отправить их в постель, Марджери присела у изголовья, шепча Лоуренсу ласковые слова и прикладывая прохладный компресс к горячечному лбу. Наконец пришел лекарь. Перед тем как осмотреть Лоуренса, он настоял на том, чтобы Марджери вышла за дверь. Затянувшееся ожидание казалось несчастной женщине пыткой.
Услышав шаги на лестнице, она вскочила со стула. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге показался Ричард Ханидью - самый молодой и талантливый из всех учеников. Мальчик, одетый лишь в тонкую ночную рубаху, дрожал от холода и был бледен от волнения. Мягкие черты лица позволяли ему играть роскошных красавиц и принцесс, однако теперь он вряд ли сгодился бы на такую роль: сейчас перед Марджери стоял самый обыкновенный мальчик с всклокоченными волосами, на лице которого отражались печаль и беспокойство. От волнения Марджери не сдержалась:
- Дик Ханидью, ты должен быть в постели!
Мальчик чуть попятился, но явно не собирался уходить.
- Чего ты пришел?