Сознавая, что в ближайшие часы он никаких шагов предпринять не может, он решил дать себе передышку: благоразумие подсказывало дождаться результатов исполнения заданий его помощниками. День подходил к концу, и он ощутил голод. Покинув стены старинной тюремной крепости, он мгновенно окунулся в уличную суету, и вскоре запах, исходивший из котелка с отварными каплунами, начал искушать его. Купив у уличного торговца плошку бульона, где плавали кусочки мяса, он с наслаждением проглотил нехитрое кушанье. Крупинки соли хрустели на зубах. Он закрыл глаза, и в ту же минуту перед ним предстало ослепительно сверкавшее на солнце соляное болото Геранда; таким он запомнил его с детства. Мальчишкой он часто прибегал туда; смочив палец, он собирал на него соляные кристаллы, слизывал и собирал снова… На другой берег он отправился пешком: движение всегда помогало ему освободить ум от накопившихся противоречивых мыслей. Целительная ходьба способствовала умственному опустошению, и он мог заново выстраивать версию, не опасаясь ненужных соображений, сбивающих его с пути истинного.
Он шел долго и незаметно вышел к обсерватории. Он знал, что где-то здесь находится вход в каменоломни. Час был поздний, а посему сторож не выразил желания вести нового посетителя под землю; чтобы пробудить его усердие, комиссару пришлось назвать себя и посулить существенное вознаграждение. Спустившись вниз, Николя увидел перед собой настоящий город; вслед за проводником он двинулся по мрачному лабиринту улиц. Сторож постоянно призывал его к осторожности и просил никуда не отлучаться, ибо риск заблудиться был велик. Закрытые пространства угнетали Николя, и вскоре он начал опасаться, как бы их факелы не погасли и они не остались в полной темноте. С каждым шагом он с изумлением обнаруживал, что по количеству улиц, перекрестков и причудливых площадей подземный город нисколько не уступает надземному. Потолки в подземных галереях то устремлялись вверх, то, напротив, опускались так низко, что приходилось нагибаться. Когда то тут, то там стали появляться сталактиты, разговорчивый сторож сказал, что над головами у них река; однако Николя, всегда неплохо ориентировавшийся в пространстве, в этом усомнился.
Он не раз слышал об опасности, грозившей городу от создавшихся под ним пустот: уже несколько веков город опирался на них и выставлял напоказ извлеченный из них камень. Сейчас он собственными глазами видел подломившиеся под тяжестью потолка колонны, готовые вот-вот обрушиться, и двойные этажи, где на потолок нижнего этажа опирались стойки этажа верхнего.
Вступив в беседу с проводником, он узнал, что в этих местах, особенно во время зимних холодов, находили пристанище беднейшие семьи. Многие из тех, кто обосновался под землей, выходили на поверхность только ночью, ибо раздобывали пропитание далеко не честным путем. Беглецы, дезертиры и прочий сброд устроили в здешних закоулках настоящий двор чудес. Понизив голос, сторож сообщил, что, по слухам, в каменоломнях собираются таинственные общества, совершающие загадочные и нехорошие обряды. Николя попытался выудить у него подробности, но безуспешно.
Выбравшись наверх, он в полной мере оценил опасность, которую таили расположенные под городскими улицами пустые полости; использование подземных галерей с сомнительными целями также не могло не встревожить его. В обоих случаях речь шла о безопасности Парижа, поэтому следовало распорядиться, чтобы королевские инженеры вычислили возможный срок использования каменоломен и составили точный их план, дабы выявить места оседания грунта и установить контроль над беспокойными обитателями подземного города. Разговор со сторожем подтвердил слухи, принесенные Рабуином, и бесповоротно убедил его, что в в запутанном переплетении туннелей каменоломни можно скрыться так, что никто и никогда не найдет тебя. И, разумеется, имеются люди, использующие подземные лабиринты для неблаговидных целей.
Господин де Ноблекур сидел в своем любимом кресле и читал Монлюка. Едва Николя вошел в комнату, как Мушетта ринулась к нему и, вскарабкавшись, заняла свое любимое место у него на плечах.
- Я вернулся из ада, - ничего не объясняя, произнес Николя.
- Господин де Сартин прав, - улыбнулся Ноблекур, - вы притягиваете неприятности. Вся улица Монмартр только и обсуждает, что появление дьявола, ворвавшегося на утреннюю мессу в облике упитанного тельца, очумевшего и разъяренного. А ваш подвиг, полагаю, заслуживает того, чтобы его записали на мраморе золотыми буквами, отлив слова в чеканную краткую формулу, которую мы потом попросим Луи перевести на латынь. Что-нибудь вроде: "Здесь Николя Ле Флок победил Минотавра, добавив сие деяние ко многим совершенным им подвигам!"
- Смейтесь, смейтесь, я видел, как вы, словно мальчишка, перепрыгнули через скамейку! Я же, после того, как помог убрать нарушителя спокойствия, добровольно спустился в лабиринт, где пережил весь ужас насильственного заточения!
И он рассказал о своем спуске в каменоломни обсерватории.
- Эти места всегда пользовались дурной славой, - проговорил Ноблекур, - там часто устраивают разного рода зловещие сборища. В свое время регент, герцог Орлеанский, пытался вызывать там демона. Уже тогда это не укладывалось у меня в голове! Как можно в наш век продолжать верить в подобный вздор? Мы продолжаем побивать друг друга словом и пером из-за содержания какой-то буллы и какой-то исповедальной записки, а парламент под восторженные крики буйнопомешанных, исходящих пеной на могиле диакона-мракобеса, отказывается подчиняться верховной власти. Неужели это и есть торжество разума и философии? Нет, равновесие еще не найдено. Возьмите, к примеру, регента, химика, инженера, недурного музыканта и государственного деятеля, отличавшегося изрядным свободомыслием: почему он предавался пороку? Нынче каждый пытается заглянуть за грань познания, стремясь исследовать сомнительные и опасные уголки сада зла. Помяните мое слово, еще до конца нашего века мы увидим плоды этих исследований!
Он заговорил так громко, что пробудившийся Сирюс завыл от страха.
- Вы разбудили Цербера!
На этом тревожный разговор завершился, и вечер продолжился. После легкого ужина друзья завели бесконечный спор о трелях и музыкальных инструментах, коим следует отдавать предпочтение при воспроизведении оных трелей; тем временем на кухне, судя по долетавшим оттуда восхитительным ароматам, Катрина и Марион колдовали над айвовым мармеладом.
XII
ОБЪЯСНЕНИЯ
Окажите мне содействие и держитесь неподалеку, ибо я намерен напасть на них.
Монлюк
Понедельник, 10 октября 1774 года
Николя тошнило, однако он не спускал взгляда с рук Сансона. Он не понимал, что вызывает у него большее отвращение - кровавое крошево лица, касавшееся одежды палача, или же ощущение того, что он, наконец, добрался до цели своих поисков. Усталость и нетерпение зажали его с двух сторон, и он не мог понять, кто из них одержит победу.
- Мужчина приблизительно двадцати пяти лет, - объявил Сансон. - Хорошо сложен. Лицо изуродовано выстрелом из оружия малого калибра. На мой взгляд, пистолет, найденный вами подле трупа, никак не может быть орудием убийства, ибо из него нельзя разнести лицо в клочья.
- При осмотре кузова фиакра, произнес Николя, - обнаружились интересные вещи: угол разлета картечи необычайно широк, свинец разбил даже стекла. Отсюда я делаю вывод…
- Что о самоубийстве речи не идет.
- В таком случае, какое, по-вашему, могли использовать оружие?
- Я бы назвал охотничье ружье. Хотя оно меня и не устраивает. Чтобы пульки разлетелись веером, надо стрелять на расстоянии.
- Следовательно, раскрыть тайну нет никакой возможности.
- Ну почему же! Полагаю, похожий результат может получиться при использовании мушкетона, оружия с расширением в дульной части ствола.
Не обращая внимания на устремленный на него любопытный взор прекратившего свою работу Сансона, Николя принялся размышлять вслух:
- Вот что странно. Когда передо мной предстала эта кровавая картина, меня обуяло двойственное чувство. Я не мог избавиться от ощущения, что вижу перед собой сцену, созданную настолько умелым постановщиком, что при поверхностном осмотре наличие второго участника заподозрить практически невозможно. Мне показалось, что все детали настолько хорошо подогнаны, что вывод мог быть только один: в карете лежит труп человека, совершившего самоубийство, а возле трупа валяется оружие самоубийцы. Однако… однако, кое-какие мелочи сразу привлекли мое внимание: с одной стороны, это разлетевшиеся по кузову пули, а с другой - сам труп. Друг мой…
Это слово растрогало Сансона, и его приятное лицо озарилось радостью.
- Не могли бы вы осмотреть руки и ноги этого трупа и поделиться со мной результатами ваших наблюдений?
Тщательно исследовав конечности, Сансон поднял голову и с сомнением произнес:
- Не знаю, что вы ищете, только я уверен, что, несмотря на богатую одежду, перед нами тело молодого человека из народа. Скорее всего, это поденщик, нежели буржуа. Я бы даже сказал, крестьянин. Руки мозолистые, ногти грязные, в земле, есть царапины от колючек. Ступни широкие, имеют характерные особенности, а именно твердую кожу на пятках; такая кожа обычно образуется от привычки ходить босиком. Ни за руками, ни за ногами он не ухаживал. Вы удовлетворены?
- Вы подтвердили мои сомнения. Нас хотели заставить поверить, что перед нами совсем иной человек! Теперь хотелось бы узнать, зачем нам решили преподнести такую сказку! Заметьте, помимо письма, услужливо сообщившего нам имя трупа, мы ничего не обнаружили в карманах фрака, ни одной безделушки, которые обычно носят с собой. Ничего, ни крошки!
- Ни маленькой черной книжечки? - с улыбкой спросил Сансон.
- Ничего, чисто. Из этого следует, что мы имеем дело с попыткой ввести правосудие в заблуждение. Однако мне кажется совершенно очевидным, причем очевидным даже при всей нелепости подобного предположения, что те, кто эту попытку совершил, хотели, чтобы мы о ней догадались.
Тут в голове у него промелькнула мысль, но он не захотел формулировать ее впопыхах. Возможно, он еще не все увидел, а значит, есть шанс, что появятся недостающие детали, и тогда он сможет доказать свою гипотезу. Быть может… Нет, пока не время. Из несчастных останков вряд ли можно извлечь еще что-нибудь интересное. Все говорило о том, что перед ними лежит труп не Дюшамплана-младшего, а Витри, молодого садовника, нанятого в Бисетре для исполнения обязанностей кучера и посыльного в каких-то темных делах. Витри случайно оказался на козлах фиакра, нанятого Николя для поездки в Попенкур: номер фиакра подтверждал его догадки.
Николя поблагодарил Сансона, и они вместе принялись обдумывать ход допроса, коему Николя решил подвергнуть некоторых слуг из особняка Сен-Флорантен. Палачу предстояло запугать допрашиваемых одним только видом орудий пыток. Комиссар рассчитывал, что ужас, вызванный подобной выставкой у незнакомых с полицейскими обычаями свидетелей, заставит их отказаться от лживых показаний. Согласно избранному методу, Сансону предстояло парализовать волю свидетелей к сопротивлению, но ни в коем случае не доходить до дела, ибо показания, полученные под пыткой, редко бывали правдивыми.
Со свертком под мышкой вошел Бурдо. Увидев Сансона, он дружески его приветствовал.
- Итак, Пьер, что нового?
- Я посулил всей прислуге в доме министра геенну огненную и в конце концов получил доступ в прачечную, где, порывшись в белье, добыл то, что мы хотели!
Он достал из свертка две рубашки: одну окровавленную, а другую свежевыстиранную и отглаженную; обе рубашки были совершенно одинаковые.
- Отлично, так я и думал, - произнес Николя. - Надеюсь, прачка оказалась недурна собой.
Трое друзей рассмеялись, а затем Николя изложил Бурдо результаты вскрытия.
- Ничего не понимаю, - выслушав своего начальника, промолвил инспектор.
- Ничего удивительного, - отозвался Николя. - Но давайте порассуждаем. Предположим, мы ошиблись, и труп, действительно, принадлежит Эду Дюшамплану. В таком случае, - как я уже говорил, весьма маловероятном, - зачем было его убивать? А если перед нами тело кучера фиакра Ансельма Витри, садовника из Попенкура и бывшего жениха Маргариты Пендрон, и если мы примем во внимание оплошности, без сомнения, допущенные специально, значит, с помощью окровавленной рубашки нас хотят убедить в том, что герцог де Ла Врийер вновь замешан в преступлении. А раз его причастность к последнему преступлению доказана, значит, и в остальных случаях он становится главным подозреваемым.
- Как могли предвидеть, что мы станем обыскивать дом на улице Кристин? - поинтересовался Бурдо.
- Проще простого! За кого бы мы ни приняли труп, найденный возле парка Воксхолл, за Дюшамплана или за кого-нибудь иного, письмо, найденное на трупе, непременно привело бы нас на улицу Кристин. Единственно, чего они не могли предусмотреть, так это скорость, с которой мы туда устремились; они полагали, что когда мы прибудем, лорд Эшбьюри уже покинет дом.
- А если за всеми этими событиями все же стоит наш министр? Разве он не найдет способ преподнести нам на тарелочке причины, на основании которых ему нельзя предъявить искомое обвинение? Он вполне мог состоять в сговоре с Эдом Дюшампланом, ибо они посещали одни и те же злачные места, а его дворецкий выступал в роли посредника. В таком случае, все совпадает с рассказом Дюшамплана-старшего.
- Перестанем рассуждать, - промолвил Николя, - и начнем придерживаться фактов. У нас есть труп, который убийца хотел выдать за труп самоубийцы. В жилище предполагаемой жертвы мы нашли окровавленную рубашку. Кого эта улика обвиняет? Герцога де Ла Врийера.
Николя зашагал по комнате.
- Скорее всего, это еще не конец, - продолжил он. - Эпилог еще не готов. Запал не поднесли к фитилю. Если представить себе, что эта рубашка связана с трупом из Воксхолла, убийственная постановка начинает выглядеть еще ужаснее и вновь указывает на герцога как на предполагаемого виновника преступления.
- И что вы теперь намерены делать?
- Я дал указания нашему другу Сансону.
- Я все подготовлю так, как вы сказали, с возможно большей наглядностью.
- И вы, Николя, тоже ступили на эту дорожку! - скривившись, неодобрительно произнес Бурдо.
- Приходится. Однако это не более чем игра. Театр теней.
- Полагаю, вы понимаете, что в таком случае признание является всего лишь средством избежать боли.
- Мне не нужны признания, мне нужны сведения, все еще скрытые от правосудия. Я вынужден прибегнуть к этому способу, презрев существующие правила, ибо те, кого я намерен вызвать, не являются обвиняемыми. Надо всего лишь захватить их врасплох и путем устрашения и угроз заставить выдать свои секреты, которых, по моему твердому убеждению, у них по-прежнему немало!
- Следовательно, их придется арестовать, - заметил Бурдо.
- Вы, не вдаваясь в объяснения, пригласите их проследовать за вами в Шатле для беседы с комиссаром Ле Флоком.
Николя вырвал листок из записной книжки, набросал на нем несколько строк и протянул листок Бурдо. Покачав головой, инспектор молча вышел. Словно Вулкан в кузнице, Сансон стоял у очага и ворошил угли. Николя поднялся в дежурную часть и с карандашом в руках принялся перечитывать свои заметки.
Через час появился Бурдо; щеки его пылали.
- Похоже, вы чем-то изрядно раздосадованы, - произнес Николя.
- Мне пришлось сражаться с драконом в юбке, коего приличия велят мне называть герцогиней де Ла Врийер. Она билась, словно разъяренная львица, желая воспрепятствовать произведению указанных вами задержаний. И, как все женщины, в конце концов прибегла к последнему средству: разыграла приступ недомогания. Я этим воспользовался и удрал, оставив ее в обществе хлопочущих горничных.
- Отлично, - потер руки Николя. - Она быстро придет в себя. Теперь нам придется сыграть сразу несколько спектаклей. Велите проводить этих людей в коридор, а сами возвращайтесь и неплотно прикройте за собой дверь. Мы с вами начнем произносить речь, которая, надеюсь, убедит их не сопротивляться долее и рассказать всю правду.
Исполнив распоряжения Николя, Бурдо вернулся в дежурную часть.
- Каковы ваши намерения, господин комиссар? - громко спросил он.
- Приготовьтесь отвести свидетелей в подвал для допроса с пристрастием. Я сказал свидетелей, хотя следовало бы сказать подозреваемых. Полагаю, палач и его помощники на месте?
- Они ждут дальнейших приказаний.
- Начнем с предварительного допроса.
- Чрезвычайного?
- Нет. Обычного. Надеюсь, этого хватит.
- Вы правы. Пять или шесть оловянных чайников. Когда обвиняемого укладывают на доску и вливают ему пять-шесть чайников воды в глотку, у него обычно развязывается язык.
Они расхохотались.
- Что еще?
- Испанский сапог, разумеется. Надобно проследить, чтобы ноги как следует зажали между досок и забили клинья на уровне коленного и голеностопного суставов. Деревянные клинья женщинам и железные мужчинам. Да, и пусть забивают клинья колотушками. Надеюсь, мы полностью используем дозволенное число клиньев, а именно двенадцать. Собственно, вот и все. Прикажите отвести их в подвал, я скоро туда приду.
Двигаясь следом за Бурдо по мрачной галерее, Николя увидел группу людей, окруженных тюремными стражниками. Свидетели сидели на каменной скамье, расположенной напротив комнаты для пыток. Из-за двери этой комнаты доносились жуткие скрежещущие звуки, периодически прерываемые пронзительными воплями: все в соответствии с инструкциями Николя. Комиссар решил начать с Эжени Гуэ, старшей горничной госпожи де Ла Врийер, надеясь, что грозная обстановка быстро заставит ее говорить правду. Но когда она вошла, он понял, что надежды его не оправдались: горничная держалась надменно, не проявляя никаких эмоций. Приглядевшись, он пришел к выводу, что если в их первую встречу на щеках девицы играл живой румянец, а кожа сверкала белизной, то сейчас лицо ее словно пожухло, а на щеках выступили красные пятна. Тем не менее она вызывающе смотрела на него. В зале с готическими сводами распоряжался человек в зеленом; подручные суетились, исполняя его распоряжения. Бурдо, с пером в руке, стоял за конторкой, готовый вести протокол допроса.
- Вас привели сюда, - монотонным голосом начал Николя, - в качестве свидетеля и подозреваемого по делу об убийстве, совершенном в особняке Сен-Флорантен 2 октября 1774 года. Орудия правосудия, которые вы здесь видите, должны побудить вас ответить на мои вопросы с полной откровенностью, и я, как магистрат, надеюсь, что вы поступите именно так и не заставите нас применить к вам предписываемые процедуры, влекущие за собой крайне неприятные последствия.
Похоже, его речь не впечатлила молодую женщину, хотя, сама того не замечая, она сжала левую руку в кулак; эту деталь, подмеченную еще при первом допросе, Николя занес в черную записную книжечку.
- Мэтр Сансон, попросите ваших помощников занять свои места.