Леди Люси втайне ликовала: сердце подсказывало ей, что в этом случае опасность ее мужу не грозит и за него можно не беспокоиться. Он займется делом, и переезд пройдет организованно и спокойно.
- Лично я вижу три причины расследовать эту историю, - продолжал Джонни. - Во-первых, у тебя появится возможность отплатить этим ублюдкам (извини, Люси) за их наглое поведение. Я понимаю, что это ребячество, но зато как приятно! Во-вторых, это дело пойдет на пользу нашей репутации. К расследованиям тайн королевской семьи, махинаций в лондонском Сити, подделок шедевров живописи и зловещих интриг в лоне англиканской церкви может добавиться изобличение кровожадных козней самих законников. Если, конечно, ты добьешься успеха. Так-то вот.
- А в-третьих, Джонни? - спросил Пауэрскорт. Перечисление их подвигов грело ему душу.
- Третья причина, Фрэнсис, самая главная. Когда-то один малый сказал мне, что лучшего в Лондоне вина можно выпить только в Гросвенор-клубе или в любой из этих юридических корпораций. В любой! Ты понял, Фрэнсис? У них там обширнейшие погреба. Ведь измученный жаждой сыщик может побродить там в свое удовольствие, не так ли?
- Боюсь, Джонни, у тебя вряд ли появится такая возможность, - рассмеялся Пауэрскорт. - Должен признаться, что даже после пресловутой аудиенции у Сомервилла я уверен - не будет мне покоя, если я не возьмусь за это дело. Немного успокоившись, я поговорил с одним из помощников Донтси. Он составил для меня список дел, которые вел его патрон за последние семь лет, уделив особое внимание уголовным, и среди них отметил случай Уинстона Ховарда, арестованного по подозрению в вооруженном грабеже. Донтси защищал его на разбирательстве в Олд Бейли по поручению поверенных из фирмы Хупера, которые заверили клиента, что адвокат его вытащит. Причем, судя по всему, на этот раз Ховард действительно был невиновен, слишком уж он ловок и хитер, чтобы угодить в лапы правосудия. Однако Донтси дело проиграл, и, когда приговоренного уводили из зала суда, он был в ярости и публично клялся поквитаться с идиотами, засадившими его в тюрьму.
- Все это очень интересно, - заметил Фицджеральд, - но при чем тут я?
- Сейчас узнаешь, - сказал Пауэрскорт. - Думаю, тебе нужно повидаться с Бренданом Хупером, поверенным из компании "Хупер, Харди и Слоп". Ее адрес: Уайтчепел, Нью-стрит, 146. Видишь ли, десять дней назад разбойник Ховард вышел из Пентонвиля на свободу.
- Пентонвиль, - пробурчал Джонни. - Уайтчепел, где резвился Потрошитель… Почему мне вечно достаются такие прелестные уголки?
- Помощник Донтси сказал мне, что, по словам Хупера, Ховард вышел из тюрьмы еще более озлобленным. Поверенный так напуган, что даже сменил место жительства и попросил защиты у полиции. Ну а Донтси уже нет на свете. Он мертв.
3
За последние два дня Пауэрскорт подробно изучил профессиональную сторону жизни Александра Донтси. Он беседовал со многими из коллег и помощников адвоката и уже примелькался привратникам Куинз-Инн. Наиболее выразительную характеристику Донтси дал его начальник, адвокат Максвелл Керк.
- Ваша военная выправка, лорд Пауэрскорт, говорит о том, что вы служили в армии. Вы наверняка замечали, что одни офицеры легко привыкают к армейской жизни, другие - с трудом, а некоторым это и вовсе не удается. Кстати, такие, по моим наблюдениям, погибают чаще, потому что никто из сослуживцев не готов ради них рисковать собой. Так вот, мистер Донтси вписался в наш круг мгновенно, словно был рожден для этого. Я пригласил его сюда семь лет назад и ни секунды не пожалел.
- А что он представлял собой как адвокат? - спросил Пауэрскорт, хотя сомневался, что услышит правду.
Керк помедлил, явно обдумывая ответ.
- Если позволите, я приведу довольно причудливую аналогию. В школе я увлекался крикетом. У нас был один замечательный игрок - старшеклассник Моррисон. Он мог ловить мячи, взлетавшие, казалось, прямо в небо, справлялся с любой крученой подачей, мастерски орудовал битой - одним словом, готовый кандидат в сборную Англии. Но бедняга играл очень неровно. Бывали матчи, когда он едва передвигался по полю, не мог попасть по мячу, не в состоянии был выиграть ни одной пробежки. Это было странно, очень странно. Донтси напоминал мне этого самого Моррисона. Сегодня он выступает на процессе блестяще, поверенные выстраиваются в очередь, чтобы работать с ним, и он триумфально выигрывает дело. Назавтра он является в суд вялый, что-то невнятно бормочет и выглядит совершенно беспомощным, так что поверенные просто рвут на себе волосы. Правда, такие провалы случались не слишком часто, может, один на десяток или даже дюжину побед. Однако они бывали, да еще какие!
- Отражалось ли это на его гонорарах? На количестве клиентов?
- Пожалуй, да, - медленно произнес Керк. Он не отрывал глаз от окна, как будто там, над Темзой, витал призрак Донтси. - Думаю, он зарабатывал не так много, как мог бы с его дарованием. Хотя многие поверенные продолжали к нему обращаться.
Пауэрскорт сомневался, что Керк настолько осведомлен о частной жизни Донтси, что сможет ответить на его следующий вопрос, но все же его задал:
- Находите ли вы какие-то объяснения этим срывам? Он был подвержен депрессиям? Или просто мог выпить лишнего накануне? А может, дело в чем-то другом?
- О, вы не первый, кто хотел бы это выяснить, лорд Пауэрскорт. Один из наших клерков каждый день отмечал перепады настроения Донтси, а потом сравнивал свои наблюдения с поступавшими к нему отчетами о судебных разбирательствах. Его календарь был испещрен пометками: Б - бодрый, ВС - весел и счастлив, ОВС - очень весел и счастлив, НН - настроен нейтрально, П - печален, М - мрачен, ОМ - очень мрачен и так далее. Наконец, в канун Нового года (Бог знает, что подумало дожидавшееся его до поздней ночи семейство) наш исследователь уселся сличать данные. И не нашел абсолютно никакой взаимосвязи! "Очень мрачный" три дня подряд, Донтси был великолепен на суде. С утра был "очень веселый и счастливый", он после полудня выступил на процессе в Олд Бейли просто ужасающе. Это было просто невероятно.
Наконец Пауэрскорт задал вопрос, который всегда приберегал напоследок:
- А были ли у него проблемы с деньгами, с женщинами?
- Если и были, он не признался бы в этом мне, во всяком случае, пока ситуация не стала бы критической. Конечно, содержание усадьбы в Кенте обходилось ему недешево, но он неплохо зарабатывал. А насчет женщин мне ничего не известно. Донтси был человеком скрытным и свято оберегал свою личную жизнь от посторонних. Так что кто его знает… Думаю, у него могли быть интрижки - он явно пользовался успехом у слабого пола, - но фактами я не располагаю.
Пауэрскорт и не рассчитывал услышать от Керка что-нибудь вроде: "Честно сказать, лорд Пауэрскорт, наш Донтси был ужасным бабником, менял подружек каждые три месяца…" Здесь никто не стал бы рассказывать о шалостях коллеги. Корпорация сомкнула ряды, и посторонний мог узнать лишь то, что ему положено было знать. Правду строго дозировали - она была слишком опасна, чтобы выпустить ее на свободу.
Впрочем, Пауэрскорту рассказали о жестокой схватке, которая произошла между Донтси и Порчестером Ньютоном на выборах в бенчеры примерно за месяц до трагедии.
Бенчер становился верховным членом адвокатского сообщества, но это звание требовало от удостоившегося столь высокой чести значительных отчислений в корпоративный фонд. В отличие от других корпораций Куинз, кроме того, обязывал бенчера упомянуть свою организацию в завещании, хотя точные цифры не назывались. Именно этот двойной налог с бенчеров, при том что почти все деньги расходовались на жалованье преподавателям и стипендии студентам из бедных семей, и сделал малочисленный Куинз богатым. В крупных юридических корпорациях, согласно уставу, могло быть сорок-пятьдесят бенчеров, в Куинз-Инн их было только восемь.
Пауэрскорту уже в первый день его расследования нашептали, что избранию Донтси предшествовала яростная борьба. Причем сражение соискателей не имеет ничего общего с дебатами на парламентских выборах. Никаких заявлений кандидатов, никаких официальных речей. Претендент устраивает неформальные вечеринки, где за бокалом хереса можно свободно пообщаться с избирателями. Доверительная беседа на званом обеде - и колеблющиеся переходят на твою сторону. Союзники конкурентов тем временем распространяют порочащие сведения о противнике. Их сообщают всем, кто готов слушать, а таких всегда находится предостаточно.
В противостоянии между Донтси и Порчестером Ньютоном почти до самого финала лидировал Ньютон. Какой слух за сутки до выборов пустили приверженцы Донтси, Пауэрскорту никто не решился передать, но этот слух сработал. И хотя голосование было тайным, все практически сразу узнали, что Донтси победил с приличным перевесом. А Ньютон тут же перестал с ним здороваться.
Пауэрскорт вскоре понял, что Ньютон еще и потому стал заклятым врагом Донтси, что чуть ли не во всем был его полной противоположностью.
Донтси обладал богатым воображением, которое позволяло ему увидеть в деле тонкости, не всегда очевидные для остальных. Ньютон же был честным исполнителем - он усердно корпел над бумагами, но выступал без особого блеска. Донтси отличали пылкость и живость ума, а Ньютон был рассудителен (кое-кто даже назвал его туповатым) и флегматичен. У него, безусловно, имелся мотив - как известно, немало избирательных кампаний приводит к дуэлям, и заподозрить его в убийстве мешал лишь способ, которым расправились с Донтси. Представить Ньютона отравителем было трудно, впрочем, только до тех пор, пока не выяснилось, что тот служил в Индии. Пауэрскорт отлично знал, что там многое можно узнать о смертельных ядах.
А еще был Эдвард, помощник Донтси, худощавый и молчаливый молодой человек. Он готовил для патрона все материалы, и во многом именно от него зависело, какой будет речь адвоката в суде. У Эдварда, конечно, была фамилия, но почему-то никто из его коллег не мог ее припомнить. Зато все в один голос поражались тому, что он избрал профессию юриста. У Эдварда был ужасный для будущего адвоката недостаток. Друзья, а в Куинз-Инн этого юношу очень любили, сравнивали его со студентом-медиком, который падает в обморок при виде крови, или с безбожником, который решил принять духовный сан (хотя циники считали, что стойкий атеизм лишь способствует карьере в англиканской церкви и сулит кресло епископа, а то и самого архиепископа Кентерберийского). Дело в том, что Эдвард был ужасно, мучительно, безнадежно застенчив. Привратники за глаза прозвали его Эдвардом Тихим. Он мог целыми днями ни с кем не общаться, не произнести ни слова на совещании, а на торжественном обеде ограничиться лишь робким кивком соседу. Когда однажды он набрался храбрости и попросил сидевшего рядом коллегу передать ему картошки, грянул такой хор поздравлений, что несчастный Эдвард тут же ретировался со слезами на глазах. Однако, по общему мнению, Донтси считал его лучшим помощником на свете, высоко ценил его глубокие знания и умение разбираться в характерах судей. Эдвард, как сообщили Пауэрскорту, вел что-то вроде дневника, в котором описывал поведение всех участников процесса, и его записи впоследствии помогали предугадать реакцию того или иного судьи на доводы сторон.
Беседу с Эдвардом Пауэрскорт планировал, как военную операцию. Для начала он решил извлечь юношу из привычной обстановки, пригласив выпить послеобеденного чаю на Манчестер-сквер.
Вдохновленная успехами в распаковывании вещей и борьбе с беспорядком, леди Люси любезно расспрашивала гостя о его семье. Оливия, выполняя инструкции отца, изо всех сил старалась, чтобы молодой человек чувствовал себя как дома. Задействован был даже один из близнецов, его торжественно принесли в столовую и издали показали Эдварду. Пауэрскорт рассудил, что перед младенцем никто не устоит - даже чопорный англичанин обязательно восхитится его красотой и обаянием, похвалит за сообразительность или хотя бы отметит сходство с родителями. Эдвард при виде двухмесячного малыша произнес: "Он выглядит очень смышленым".
По окончании чаепития, во время которого гость с удовольствием поедал сдобные булочки, дамы удалились, оставив мужчин наедине.
- Спасибо, Эдвард, что приняли мое приглашение и пришли, - осторожно начал беседу Пауэрскорт. - Я был бы вам очень благодарен, если бы мы немного - и конфиденциально, разумеется, - поговорили о мистере Донтси. Не могли бы вы вкратце описать его последнее дело?
Повисла долгая пауза.
Пауэрскорт на какое-то мгновение даже испугался: неужели за чаем Эдвард исчерпал весь свой запас красноречия и операция не удалась? Но потом облегченно вздохнул: то ли юноша просто собирался с мыслями, то ли булочки сделали свое дело, но ответ все же последовал.
- Процесс об убийстве, сэр. В Олд Бейли. Восемь дней. Судья Фэрфакс. - У Эдварда, видимо, было предубеждение против глаголов. - Мистер Донтси как обвинитель, сэр. Большая редкость. Обычно защитник. Ужасный случай, сэр. Молодую женщину забили до смерти на пляже в Ярмуте. Бывшего любовника видели в городе в день убийства. Возможный мотив - ревность. Защита признала, что обвиняемый был в городе, но отрицала, что убил именно он.
Пауэрскорт с удовлетворением отметил, что в речи Эдварда постепенно появляются глаголы.
- Судья недолюбливал мистера Донтси, и ему пришлось нелегко, но он победил. Присяжные совещались всего двадцать минут. Судья огласил приговор. К настоящему времени казнь, вероятно, уже состоялась, сэр.
- Мистер Донтси был удовлетворен вердиктом?
- Может, это и странно, сэр, но нет, он не обрадовался. Я думаю, он считал подсудимого невиновным. Он не говорил мне этого, но мне так показалось. Возможно, я не прав.
- А вы не запомнили имя и адрес преступника?
- Мурхаус, сэр. Джеймс Генри Мурхаус, Лондон, Хорсни-лейн, 15.
- У него большая семья?
Снова повисла пауза, как будто что-то заело у Эдварда в мозгу, но вот зубчики щелкнули, и юноша четко произнес:
- Четыре старших брата и две младшие сестры, сэр.
- Благодарю вас, Эдвард. Ну а какое дело было на очереди? Надеюсь, не убийство?
- О нет, сэр. Грандиозная афера. Мистер Донтси собирался выступать вторым номером в паре с ведущим адвокатом, тоже нашим бенчером, мистером Стюартом. Они и прежде часто сотрудничали. Дело Панкноула. Может быть, вы помните это имя, сэр? Мошенник учреждал компании одну за другой, набирал тысячи и тысячи акционеров и выплачивал такие дивиденды, что люди пачками скупали его акции. Но выплаты процентов шли лишь за счет новых компаний, то есть новых инвесторов. Никакой реальной деловой прибыли, только постоянный приток частных вложений.
- Панкноул… Это тот, который сбежал в Америку, но там его арестовали и препроводили обратно на родину?
- Тот самый, лорд Пауэрскорт. Одно из самых сложных дел в моей жизни. Предварительные дебаты в суде должны были идти целый день или даже больше.
- Эдвард, вы ведь много и плодотворно работали с мистером Донтси. Наверное, вы знаете его как никто другой. Вы не заметили в нем ничего необычного? Он изменился, став бенчером?
Эдвард внимательно посмотрел на Пауэрскорта, спокойно ждущего его ответов. Пауэрскорт знал, что Люси вряд ли им помешает - она занята обустройством на новом месте и наверняка предпочтет руководить женской половиной домочадцев, вместо того чтобы сидеть с мужчинами в гостиной. После долгой паузы Эдвард сказал:
- Все спрашивали меня об этом: и мистер Сомервилл, и мистер Кэдоген, и мистер Керк, и молодой полицейский инспектор. Я ничего им не сказал…
Еще одна небольшая пауза.
- Это произошло после выборов. Что-то изменилось. Не сразу, как он стал бенчером, а недели через две-три. Мистер Донтси как будто внутренне ополчился против чего-то. Против чего именно, я не знаю. Однажды я зашел к нему. Он не ожидал меня увидеть: думал, наверное, что я в библиотеке. Войдя в кабинет, я увидел, как он изучал какие-то цифры в своем блокноте. Когда он поднял на меня глаза, в них было отчаяние. "Не по правилам, Эдвард, - воскликнул он, - это уж совершенно не по правилам!" Мистер Донтси нахмурился и с минуту смотрел в окно, потом спрятал в стол свой блокнот. Больше он к этому не возвращался, во всяком случае, в разговорах со мной.
Пауэрскорт проводил Эдварда до дверей. Леди Люси тепло попрощалась с юношей и взяла с него слово непременно заходить к ним на чай, заверив, что он всегда будет желанным гостем.
Глядя, как Эдвард идет по площади мимо Собрания Уоллес, в окнах которого уже зажегся свет, Пауэрскорт пожалел, что не задал ему еще один вопрос - о романах Донтси на стороне. А вдруг молодой человек смог бы назвать имена или даже адреса избранниц своего патрона?
А для Эдварда чай у Пауэрскортов стал боевым крещением. Он и припомнить не мог, когда у него получалось говорить так свободно. Что ж, теперь он, пожалуй, сможет сделать самое важное - побеседовать с Сарой Хендерсон. Среди ее поклонников в Куинз-Инн не было преданнее Эдварда. Он узнавал звук ее легких шагов, когда она поднималась по лестнице в свой кабинетик на чердаке. Приникнув к окну, он следил, как она грациозной походкой пересекает двор. Трижды Эдвард намеревался поговорить с Сарой, трижды он твердо обещал себе не трусить. Но трусил. И молчал. А теперь… Теперь он с решительностью, рожденной за чаем и подкрепленной булочками Пауэрскортов, выполнит свое намерение!
Весь день волнение миссис Берты Хендерсон возрастало. С трудом преодолевая боль, она все-таки испекла кекс. Усилия, затраченные на взбивание теста до нужной консистенции, окончательно ее изнурили. Ближе к вечеру миссис Хендерсон стала все чаще поглядывать на украшавшие каминную полку дешевенькие часы. Половина пятого. Без четверти пять. Она принялась подсчитывать: десять минут до станции в Кенте, минут сорок пять в поезде до вокзала Виктория, максимум полчаса от Лондона до платформы в Эктоне, пять минут пешком по шоссе, и Сара должна быть дома. В половине шестого волнение сменилось тревогой. Что-то с поездами? Правда, вокзал Виктория славится сбоями расписания в часы пик… А вдруг с Сарой что-то случилось?