Сонька. Продолжение легенды - Виктор Мережко 3 стр.


- Для начала я изобью тебя, негодяй! - Хмельной Петр то ли в шутку, то ли всерьез стал колотить склонившего голову брата. - Как ты мог такое себе позволить? Поцеловать при всех девушку, от которой я без ума?!

- Но я, брат, тоже без ума! - вскричал тот и стал целовать подол платья артистки. - Как же мы будем жить, безумные?

- Жить будет один, второй же сойдет с ума от горя и тоски!

Кудеяровы обхватили друг друга за плечи и стали дурачась плакать, утешая и жалея друг друга.

Таббе от их хмельного шутовства становилось все веселее, она присела перед ними на корточки и стала гладить по головам, затем помогла подняться и под аплодисменты зевак повела их в ресторан.

Публика в ресторане встретила появление Таббы и Кудеяровых громкими приветствиями, девушку проводили к ее месту, рядом с ней уселись братья в испачканной дорожной пылью одежде.

Табба подняла глаза и тут же натолкнулась на горящий взгляд Рокотова. Он едва заметно усмехнулся ей и приподнял бокал.

Молодая артистка ответила тем же.

К ней наклонился Константин, хмельно дыхнув в лицо:

- Вы простили меня?

Она кокетливо опустила глаза.

- Считайте, что простила.

- Константин… Дорогой брат Костя, - потянулся к нему Петр. - Больше ни слова… Сидишь и молчишь. Понял?.. Весь вечер.

- Как скажешь, брат.

Неожиданно Табба заметила на соседнем кресле золотые, усыпанные бриллиантами часики, выпавшие из кармана Константина. Она с испугом отвела глаза, бессмысленно кому-то улыбаясь.

Часики блестели, манили… Публика поднимала тосты, шутила, смеялась, а Табба все не решалась что-либо сделать с часами.

Наконец она незаметно опустила руку и мягко прикрыла их ладошкой.

Снова поднялся под аплодисменты хмельной публики Рокотов и, не сводя глаз с прелестной молодой артистки, стал читать:

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец;
Создав, навсегда уступил меня року Создатель;
Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец,
И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Табба взглянула на младшего Кудеярова, сосредоточенно накладывающего закуску в свою тарелку, и коснулась его локтя.

- Ваши часы, граф, - и приподняла ладонь.

Улицы опустели, полная, сочная луна выкатилась на небо, отбил время колокол на пожарной каланче, изредка по улице с гулким цокотом проносились пролетки - город спал.

Время было далеко за полночь, в банкетном зале веселье катилось к концу, публика пребывала в хмельном, шумном состоянии - кто-то с кем-то отчаянно спорил, кто-то затягивал русскую народную, а кто-то спал, горько уронив голову на стол.

Табба также была довольно пьяна. Она, положив руки на плечи Петра Кудеярова, нежно заглядывала в его глаза и слушала непрекращающиеся речи.

- Вы грезите туманными снами о большой и чистой любви, - говорил граф, теребя жидкую бороденку. - Грезите! И не допускаете мысли, что подобная любовь существует. А она есть. Она бьется… трепещет рядом с вами! Неужели вы не слышите, как вопиет и замирает мое несчастное сердце?! Неужели вы, будучи тонкой и чувственной особой, не способны сострадать одинокому, отчаявшемуся господину. Я, милая девушка, ради вас готов на все! Кричать на весь мир о безответной любви! Немедленно предложить руку и сердце! А если прикажете, могу даже решиться на крайний, смертельный шаг! Погибну! Пущу пулю в сердце! Приму яд! Сделайте милость - прикажите, и я тут же исполню вашу волю!

Табба краем глаза видела Рокотова, порочно красивого и таинственного, снисходительно слушающего какого-то сухопарого господина с фанатично горящими глазами, но, почувствовав на себе его взгляд, рассеянно усмехнулась графу.

- Вот! Вы усмехаетесь? - печально заметил Кудеяров. - Усмехаетесь - значит, не верите. И какой смысл жить после этого? К чему стремиться? На что надеяться?

К нему сзади подошел младший брат и обнял его, бесцеремонно сбросив руки девушки с плеч.

- Надеяться, брат, надо только на себя! Не верь сладким словам, не принимай всерьез томные взгляды, не ищи утешения в лживых поцелуях и объятьях. Все ложь и суета! Все мимолетно и тщетно!

Петр вдруг стал пьяно, отчаянно плакать, тычась в грудь Константина, а тот гладил его по лысоватой голове и бормотал, будто утешал младенца:

- Нуте, нуте, родной… Нуте, маленький. Все отменно и просто замечательно… Сегодня худо, а проснешься и - слава Богу! Давай-ка, брат, слезки вытру.

Константин размазывал слезы по розовым щекам старшего брата, а тот все никак не мог успокоиться и жаловался:

- Но я люблю… Кирюша, люблю… Смертельно и безответно.

- Ну и хорошо. Ну и славно… Разве же может человек жить без любви? Тем более безответной!

Табба неожиданно увидела вошедшего в зал изрядно пьяного артиста их театра Изюмова. Он стоял в дверях, нагловато и по-хмельному недоуменно оглядывая присутствующих.

Табба, оставив занятых друг другом братьев Кудеяровых, решительно поднялась и направилась к незваному визитеру.

Изюмов вдруг увидел ее, дурашливо обрадовался, раскинул руки и сделал пару неуверенных шагов навстречу.

- Мадемуазель… А я как раз вас ищу! Какое счастье!

- Зачем вы явились сюда? - с нескрываемой злостью спросила артистка. - По какому праву вы меня преследуете?

- По праву исключительной влюбленности. - Изюмов был откровенно счастлив. - А для храбрости слегка выпив!

- Сейчас же исчезните и больше не смейте меня смущать!

- Это никак не в моих силах!

- Послушайте, вы… Завтра же я пожалуюсь в дирекцию и вас выгонят из театра!

- Пусть даже выгонят, я все равно не в силах оставить вас!

- Немедленно покиньте это заведение!

- Только вместе с вами!

Табба беспомощно огляделась: братья Кудеяровы, окончательно забыв о любви, слезах и предмете воздыханий, тянулись к бутылкам и о чем-то спорили.

Она, слегка пошатываясь и гордо подняв голову, направилась к выходу. Изюмов не отставал.

- Милая, желанная! Я провожу вас!

Девушка передала номерок пожилому швейцару с медалями, выхватила у него легкую шубку и бросилась к парадным дверям.

- Госпожа Бессмертная, куда же вы? На улице ночь! Это невозможно, сударыня! - воскликнул Изюмов, торопя швейцара со своим номерком: - Шевелись, милейший! - И снова обращаясь к девушке: - Умоляю, я мигом!

Неожиданно Табба налетела в дверях на какого-то господина и, подняв глаза, увидела поэта Рокотова.

Он спокойно смотрел на нее.

- У вас что-нибудь случилось, мадемуазель? - бархатным голосом произнес он. - Вас кто-то обидел? Вы поссорились?

- Нет-нет… Ничего особенного. - Артистка неожиданно оробела и как-то по-детски сжалась. - Просто утром надо пораньше в театр… Репетиция.

- Позволите проводить вас?

- Не знаю. Не знаю… - Табба оглянулась в сторону замершего Изюмова и зло бросила ему: - Не опоздайте на репетицию, сударь! - И тут же решительно кивнула Рокотову: - Проводите, если возможно. Так лучше будет.

Рокотов открыл перед ней дверь, оглянулся на переминающегося с ноги на ногу молодого артиста и негромко посоветовал:

- Ступайте спать, сударь. А то ведь проспите репетицию и вам же будет худо.

Табба снимала квартиру в доходном доме на Васильевском острове, путь до нее занимал не менее получаса.

Пролетка неслась по темному пустому городу, актриса и Рокотов сидели вплотную друг к другу. Поэт держал девушку за руку, несильно сжимая ее. Оба молчали.

Лишь однажды поэт склонился к девушке и полушепотом спросил:

- Вы дрожите… От прохлады или вас напугал пьяный господин?

- Не знаю, - пожала она плечами. - Наверное, и то, и другое.

- А он кто? Действительно ваш коллега?

- Коллега… Сумасшедший коллега. Я устала от него. Манерен, глуп, дурно театрален! У него даже речь как у персонажей из Островского!

- Хотите, я его пристрелю? - то ли в шутку, то ли всерьез спросил Рокотов.

Она испуганно взглянула на него.

- Вы на это способны?

- Я на все способен, - загадочно ответил он, затем добавил: - Ради вас.

Поэт осторожно приобнял ее, прижал к груди, стал гладить рукой по шубке, жалея и успокаивая.

Неожиданно спросил:

- Почему вы отдали графу часики?

- Какие часики? - повернулась к нему актриса.

- Часики графа. Вы вначале накрыли их ладошкой, потом все-таки решили вернуть Константину.

- Вам показалась, - резко ответила Табба. - Вам все показалось. И не говорите больше глупостей.

- Прошу прощения.

Миновали Дворцовый мост, поехали в сторону Васильевского острова, и наконец пролетка остановилась.

- Я провожу вас? - негромко спросил поэт, не отпуская руку девушки.

- Нет, я сама, - нервно ответила Табба.

- Вы не хотите попить со мной кофе?

- Как-нибудь в другой раз. - В голосе девушки прозвучала неуверенность.

Неожиданно Рокотов властно взял руками ее лицо и стал целовать - без стеснения, жадно, страстно.

Табба в какой-то миг коротко оттолкнула его, затем издала звук, похожий на стон, и ответила таким же искренним и ненасытным поцелуем.

Они целовались довольно долго. Поэт не отпускал девушку, заставляя ее задыхаться, едва не терять сознание.

Табба вдруг пришла в себя, словно очнувшись, испуганно и трезво взглянула на мужчину, с силой ударила его кулачками в грудь и рванула на себя дверцу.

- Не смейте!.. Не смейте же!

Поэт не стал преследовать ее, из пролетки он наблюдал, как Табба бежит, мелькая в редких лучах электрического света и кутаясь в воротник пальто.

Перед парадным она остановилась, резко оглянулась и скрылась за дверью.

Рокотов закутался в полы длинного драпового пальто и крикнул извозчику:

- На Мойку!

Табба поднялась на свой этаж, торопливо, словно за нею гнались, подошла к своему номеру и толкнула дверь.

Катенька, молоденькая прелестная прислуга, не спала, ожидая хозяйку. Увидев чем-то испуганную Таббу, она бросилась к ней.

- Что-то стряслось, барыня?

Та, не ответив, позволила снять с себя шубку и опустилась в кресло.

Катенька продолжала стоять, не сводя с нее глаз.

- Он меня погубит, - произнесла, почти не разжимая губ, Табба.

- Кто? - едва слышно спросила прислуга, приложив ладонь к губам.

Табба подняла на нее глаза и так же негромко произнесла:

- Я, похоже, влюбилась, Катенька.

- И слава Богу, - перекрестилась та. - Давно уж пора. Человек хотя бы хороший?

Актриса подняла на нее глаза.

- Черный. Я его боюсь.

- Свят, свят, - перекрестилась опять прислуга. - Так зачем он вам нужен? Бегите от него.

- Не могу, - усмехнулась Табба. - Первый раз увидела - и будто магнитом прихватило.

Катенька опустилась на корточки, заглянула Таббе в глаза.

- А может, все это ваши фантазии, барыня?

- Не знаю, - ответила тихо девушка и снова повторила: - Не знаю. Посмотрим. Приготовь мне кофе.

Недалеко от гостиницы "Англетер", за Исаакиевским собором, располагался тот самый ресторан под шатрами, где была назначена встреча Михелины и князя Брянского.

В ближнем сквере под присмотром мамаш и гувернанток шумно играла детвора, здесь же на отдельных скамейках заводили нежные знакомства молодые люди, а из модного ресторанчика доносились звуки фортепиано.

В ресторане за крайним столом сидела Сонька.

Шляпка, изящное пальто, легкий зонт, изысканные туфельки, мягкие, неторопливые манеры, высокомерный взгляд - все это подчеркивало породу, принадлежность дамы к аристократическим кругам.

Она неспешно попивала чай из фарфоровой чашки и листала какую-то газету, не сводя глаз с Михелины, сидящей за несколько столиков от нее и весело беседующей с князем.

Князь приехал точно к назначенному времени, за оградкой ресторана стоял его черный, похожий на дельфина, сверкающий автомобиль.

Пара - Михелина и Александр Брянский - о чем-то легко и непринужденно болтали и смеялись, причем князь отнюдь не стеснялся в выражении своих чувств к новой знакомой и нежно улыбался, поглаживал ее руку сухими длинными пальцами, иногда даже целовал тонкую девичью кисть в изящной перчатке.

Дочь почувствовала взгляд матери и непринужденно оглянулась - на короткий миг они встретились глазами, и Михелина продолжила милое кокетство с седовласым мужчиной.

Мать наблюдала очевидную состоятельность собеседника дочери - дорогие перстни на руках, трость с набалдашником из драгоценных камней, плотный бумажник, который господин пару раз неспешно извлекал из внутреннего кармана автомобильной кожаной тужурки, расплачиваясь за очередной заказ, - и в ней срабатывал ее давний цепкий инстинкт.

Сонька отчаянно гасила его в себе, тем не менее глаза ее ловили каждое движение княжеских пальцев с тяжелыми перстнями, прослеживая путь плотного бумажника от кармана на стол и обратно.

Неожиданно она увидела, что дочка встала из-за стола и направилась в сторону туалетных комнат в дальнем углу зала. Мужчина с откровенной животной заинтересованностью проследил за красивой фигурой девушки, жестом подозвал к себе ловкого официанта, снова извлек из кармана бумажник и вынул оттуда крупную купюру, делая серьезный заказ для столь привлекательной молодой особы.

И Сонька вдруг решилась.

Оставив на столе деньги за чай, она поднялась и не спеша направилась через зал к выходу.

Михелина остановилась перед дамской комнатой и, не понимая действий матери, капризно пожала плечиками.

Брянский по-своему понял замешательство девушки - он с некоторым недоумением поднялся и направился в сторону туалетных комнат, пытаясь понять, что происходит.

Сонька двигалась ему навстречу.

В какой-то момент она "зазевалась", отвлекаясь на что-то несущественное, и с размаху налетела на князя, уронив на пол сразу все - сумочку, зонт и даже шляпку.

- Простите, мадам! - подхватил ее князь. - Великодушно простите!

- Ничего страшного. - Сонька пренебрежительно отстранила его от себя, в мгновение ока выудив из кармана бумажник. - В следующий раз будьте повнимательней, сударь.

- Я случайно.

- Надеюсь.

Он принялся помогать даме собирать вещи, а к ним быстро подошла Михелина и озабоченно поинтересовалась:

- Что случилось, Александр?

- Вот, - несколько смущенно показал тот на Соньку, - по неосмотрительности столкнулись. - И снова извинился перед ней: - Простите, мадам.

- Прощаю. - Она сложила вещи в сумочку, надела шляпку и с высокомерной издевкой улыбнулась. - Прощаю прежде всего ради вашей прелестной дочери.

- Дочери?! - удивленно вскрикнула Михелина. - Я не его дочь!

- А кто же вы? - Сонька продолжала улыбаться.

Девушка с кокетливой надеждой взглянула на господина.

- Александр, кто я вам?

Глаза князя стали вдруг колюче-насмешливыми, он нагловато хмыкнул.

- Пока еще не знаю, Анна.

Михелина вспыхнула, будто получила пощечину.

- И как скоро, князь, вы определитесь?

- Буквально после нескольких встреч, мадемуазель.

- Любопытно… - Девушка медленно повернулась к Соньке, холодно пояснив: - Господин - известный в городе ловелас, а я его очередная знакомая, мадам, - и тут же повернулась к Брянскому: - Вас устраивает такой ответ, князь?

Сделав перед Сонькой легкий книксен, она с высоко поднятой головой направилась к своему столику.

Александр проводил ее слегка ошалевшим взглядом и посмотрел на Соньку.

- Я могу идти?

- Конечно, - насмешливо ответила та, - ваша спутница ждет вас, - и не спеша, с достоинством пошла к выходу.

Князь вернулся к Михелине, сел за стол и жестко произнес:

- Вы поставили меня в неловкое положение, Анна.

- Чем же? - Она холодно смотрела на него.

- Вашими словами… С чего вы взяли, что я известный ловелас?

- А разве не так?

- Вы видите меня второй раз. И вдруг такие суждения да еще в присутствии некоей дамы!

- Вы, князь, также видите меня второй раз, но уже представили как публичную девицу. И тоже в присутствии некоей дамы.

- Публичную девицу?

- Да, именно так…

- Неожиданный упрек.

Они смотрели в упор друг на друга, будто проверяя, кто дрогнет первым.

- Вы желаете моих извинений? - произнес наконец князь.

- Я желаю уйти. - Щеки девушки горели, она махнула официанту: - Подойди, любезный.

Александр жестом остановил официанта и тут же перехватил изящную руку девушки.

- Простите меня. Мои слова не были продиктованы злым умыслом - глупостью, дурным настроением, но никак не желанием оскорбить вас.

Михелина молчала, глядя куда-то в сторону.

Князь попытался заглянуть ей в глаза.

- Я бы желал, чтобы вы меня простили. Я искуплю свою вину.

- Хотите правду? - выдержав паузу, спросила девушка.

- Очень.

- Я бы немедленно покинула вас. Если бы не…

- Если бы не что?..

- Если бы не понимала, что потом буду горько сожалеть об этом. Думаю, мой максимализм объясняется моим возрастом.

Александр откинулся на спинку плетеного стула.

- Рискую получить по физиономии, но… вам сколько лет, мадемуазель?

Михелина улыбнулась.

- Узнаете, сбежите.

- Нет, теперь я определенно не сбегу.

Девушка поковыряла пальчиком скатерть на столе, подняла на князя глаза.

- Пятнадцать.

Повисло молчание, потом мужчина совершенно искренне переспросил:

- Вам только пятнадцать лет?

- Хотите сказать, что выгляжу старше? - засмеялась Михелина.

- Нет… Вы выглядите еще более юной. - Князь сжал ее кисть в лайковой перчатке. - Не откажите прокатиться со мной на авто. В порядке компенсации.

Михелина мягко провела ладонью по его плечу.

- Я вам говорила - от езды на авто у меня кружится голова.

- Я буду крайне осмотрителен.

- Обещаете?

- Конечно.

- Но только совсем недолго. Всего один раз вокруг Исаакия.

- Как прикажете.

Михелина послушно проследовала за князем следом к автомобилю, заметив мать, прогуливающуюся возле "Англетера", легко и весело поставила ногу на подножку автомобиля.

- Я готова!

Александр помог девушке сесть, уверенно завел машину, и авто тронулось к места.

- Один круг! - прокричала Михелина сквозь грохот машины. - У меня уже кружится голова!

- Как прикажете! - бросил на нее взгляд Брянский. - Но рекомендую все же привыкать к скорости!

- В следующий раз!.. К хорошему надо привыкать постепенно!

Автомобиль несся с непривычной для питерской публики скоростью, народ оглядывался, замирал, указывал вслед пальцем, извозчики нахлестывали лошадей, стараясь не отстать от чудо-техники. Михелина хохотала и игриво била автоводителя по плечу.

- Пожалуйста!.. Прошу вас! Не гоните так быстро! Это невозможно! Остановите, умоляю!

Назад Дальше