– "Андрюсик! Ты, что, дурак?!" – доставалось иногда интеллигентному и воспитанному Андрею Станиславовичу Радзиховичу, хоть и давнему, но всё же потомку известного благородного рода, от жены-простолюдинки.
Особенно простота Надежды Сергеевны Павловой бросалась в глаза окружающим её на работе людям.
Другие две женщины их коллектива, не считая Марфы Ивановны, сравнение с которой не имело смысла, Нона и Инна – женщины холерического темперамента – были по отношению к Надежде более интеллигентными и культурными.
Но сангвиник Надежда превосходила и Нону, и особенно Инну, именно своей добродушной простотой и порядочностью.
Однако с Надеждой Сергеевной Павловой не всё было так просто и ясно, как поначалу казалось Платону.
Гудин как-то поведал ему, что в их институте некоторые завистники за самодурство, твёрдый и упрямый характер Надежды, за глаза, прозвали её Салтычихой.
– "Так она же наверняка добрая самодурка и добрая Салтычиха!" – несколько скрасил такое сравнение Платон.
Надежда Сергеевна частенько по рассеянности, или по несобранности, а может и из-за излишней загруженности своего недостаточно правильно организованного мышления, совершала непростительные ошибки, частенько перекладывая при этом вину на своих близких или коллег по работе.
Иногда доходило просто до смешного. Как-то раз Платон положил на стол перед Надеждой заполненный бланк набранного им заказа и ушёл к себе. Через несколько минут из офиса раздался вопль Надежды:
– "Платон! А где заказ?".
– "Я его положил тебе на стол, прямо перед тобой!" – громко ответил тот через открытую дверь соседней комнаты.
– "Где? Я, что? Тупая!" – по-прежнему громко вопрошала начальница.
– "Наверно?!" – себе под нос предположил Платон.
– "А! Вот, нашла!" – положительно завершила Надежда своё смелое предположение.
Под стать начальнице поначалу стали действовать и некоторые другие сотрудники их ООО, обвиняя других в совершённых ими же самими оплошностях. Но Надежда быстро убедилась в честности и добросовестности Платона и даже защищала его от редких нападок на него нерадивых коллег.
А однажды рано утром, перед своим уходом на работу из их московской квартиры, Надежда Сергеевна передала, подъехавшему из Белых столбов на машине мужу, компьютер для ремонта, при этом временно положила в пакет с дискетками ключи от квартиры. Пока Надежда с Алексеем спохватились, пока искали возможность позвонить Андрею, тот уже отвёз компьютер в ремонт и прибыл на работу. Пришлось вызывать мастеров и ломать замок.
После этого от Надежды досталось всем, но особенно мужу.
Андрею иногда доставалось не только от жены, но невольно и от сына, и от домашних животных.
В одни из таких его несчастливых выходных суток в загородном доме, всё началось с маленькой кошечки, ночью расслабившейся на тёплой груди хозяина и нечаянно писнувшей ему в его открытый от храпа рот и щёку. Надежда, вытерев одеялом щёку, быстро убрала проказницу от гнева, так и не проснувшегося, но почему-то сладко прочмокавшегося мужа.
А после завтрака Андрей с сыном спустились в подвал перебирать картошку. Как всегда Алексей работал весело, с шутками, периодически подбрасывая и ловя сортируемые картофелины.
В один из моментов сын не вовремя окликнул отца, бросая через него увесистую картофелину в ящик.
Отвечая Алексею, Андрей сделал неосторожное движение в сторону, и повернул вверх своё лицо. И в этот момент эта злополучная картофелина смачно и точно ударила несчастного сверху в нос, даже не повредив очки.
Вскоре его нос довольно сильно распух и покраснел, а его обладатель на некоторое время получил от домочадцев прозвище "Дед Мороз".
Но на этом злоключения Андрюсика не закончились. Ближе к вечеру они опять, с невольным проказником – сыном, пылесосили весь дом. В один из моментов пылесос почему-то перестал работать.
Инженер Радзихович решил произвести осмотр и ремонт отказавшей техники. Он что-то открывал, крутил, включал, отключал, невольно позабыв, что сделал и в каком порядке.
И когда крышка мусорного бачка пылесоса была снята, он дал команду сыну включить адскую машину, опрометчиво заглядывая в его коварное чрево.
Переключенный реверс двигателя чудо техники ударил фонтаном пыли в удивлённо-обиженное лицо мастера-ломастера, в мгновенье ока превратив его в физиоморду мельника, а ещё точнее – в лицо рабочего цементного цеха.
На дикий хохот сына и матерные комментарии мужа, в комнату вбежала Надежда:
– "Подожди, я тебе полью!".
– "Мам, не надо, а то цемент схватится!" – продолжал хохотать, хватаясь за живот, Алёшка.
– "Да! Не мой сегодня день!" – заключил, после ликвидации последствий аварии, протирая очки и осторожно водружая их на распухший, уже красно-синий нос, глава семьи.
– "Надо же? В один день сразу две напасти!" – искренне удивился он.
– "Три!" – нечаянно вырвалось у жены сокровенное.
И Надежде пришлось расколоться, а заодно и поведать несчастному мужу о ночном кошачьем покушении на его здоровье.
Тут же разговор членов семьи невольно перешёл на их остальных кошек.
Вспомнили уже погибшего кота, совершенно случайно давно названного Самюэлем. Тот поначалу казался всей семье глупым.
Но совершенно случайно вскрылось, что он давно уже живёт на два дома, являясь дневным Барсиком у соседей и ночным Самюэлем в семье Надежды.
На очередное поспешное заключение Алексея, что Самюэль у нас глупый, последовало мотивированное заключение матери:
– "Нет, Лёш! Он не глупый, раз живёт на два дома! Он еврей!".
– "Надо же! Оказывается, среди котов тоже бывают евреи!" – подвёл черту под рассказом Надежды удивлённый Платон.
Другой же кот Надежды, найденный на улице и за первоначальную излишнюю свою худобу названный Тонюсенький, со временем отъелся в матёрого котищу, весом в восемь с половиной килограммов, став хоть и старым, но главным, а потом и единственным производителем в их посёлке.
Его, на правах сильного, "право первой брачной ночи" постепенно привело к увеличению с каждым сезоном количества серых котов в посёлке.
Периодическое спасение животных стало вообще характерным для Надежды Сергеевны.
Если ей по каким-либо причинам не удавалось оставить несчастную кошку или собаку у себя, то она их всегда удачно пристраивала.
В один из зимних, многоснежных дней на перекрёстке дорог их посёлка притормозил джип, из которого выбросили мешок. Надежда с Алексеем подошли поближе к шевелящемуся кому и услышали, доносящиеся из него жалобные писки-стоны. Развязали и достали четырёх упитанных, примерно полуторамесячных, симпатичных, кудлатых щенков кавказской овчарки.
Сразу решили их пристроить. Пошли по улицам, выискивая дома без собак, но с добрыми хозяевами.
Подошли к дому знакомой старушки, положили щенка у калитки и позвонили в звонок, спрятавшись неподалёку за сугробом.
Вскоре калитка отворилась, и подкидыш оказался в тёплых, любящих и заботливых руках.
– "Ой, какой хорошенький! Малюсенький ты мой, лапочка моя!" – ушла с находкой старушка, радостно и с любовью причитая.
Примерно также пристроили ещё двоих. А с последним вышло целое приключение.
Надежда предложила Алексею подбросить этого щенка известной в посёлке бабуле-богомолке, которая постоянно ходила по улицам, молилась, осеняя себя и прохожих крестным знамением, желая им здоровья, счастья и добра, прилюдно демонстрируя всем свою любовь к богу и связь с ним. Уж такая, всегда ко всем приветливая, верующая в бога, пожилая, одинокая женщина наверняка пригреет у себя божью тварь – рассуждала добрая, но наивная Надежда. Но не тут-то было, как говорится, обломилось!
Надежда прошла через незапертую калитку к дому и для верности положила щенка у крыльца. Потом осторожно вышла за калитку и отошла подальше к ожидавшему её сыну. Ждать пришлось недолго. На скулёж щенка из дома вскоре вышла хозяйка. Но к удивлению доброумышленников её реакция была для них неожиданной. Под возмущённые вопли и отборный мат эта богомолка с такой силой и злостью выбросила божий подарок через забор, что несчастный щенок заглубился, к счастью, в сугроб, как тяжёлое легкоатлетическое ядро.
Надежде с Лёшкой пришлось его даже откапывать из относительно рыхлого снега, пеленгуя местоположение бедолаги по его громкому, испуганному визгу.
– "Вот тебе и верующая! Она же богу молится?!" – досадовал Алёша.
Тогда предприимчивая парочка решила подбросить последнего щенка в дом, к так хорошо принявшей первого щенка, бабуле. Задумано, сделано.
Через несколько дней Надежда встретила около магазина так щедро ею одаренную бабушку.
Та, покупая геркулес, прямо светилась от счастья, коим и поделилась с невольной попутчицей:
– "У меня счастье-то, какое?! Я давно мечтала о щенке. И что Вы думаете?! Вы представляете? Бог мне его недавно и послал! И какого?! Того, о котором я как раз и думала: маленького, чёрненького и лохматенького!".
– "А как это произошло?" – замаскировалась Надежда.
– "А позвонили в калитку. Я тут же подошла. Кругом никого, а он лежит и скулит, о котором я давно мечтала! Знать точно Бог послал!".
– "Да-а? Ну, надо же!" – сделала Надежда удивлённое лицо.
– "Так что потом получилось? Я, видимо так сильно этого хотела, что через час Бог мне послал ещё одного, причём в точности такого же! Вот! Я так счастлива!" – щедро делилась старушка им.
– "Да! Здорово!" – на этот раз откровенничала Надежда.
– "Я стала сильнее духом и мне есть теперь о ком заботиться! И они мне отвечают любовью!" – радостно продолжала бабуля.
С тех пор в их посёлке стало на четыре кавказских овчарки больше, и, как минимум на трёх человек, больше счастливых жителей.
И только для лицемерной богомолки, дьявола в платочке, эти события имели самые негативные последствия – с ней перестали сначала здороваться Надежда с Алексеем, а затем и все проинформированные ими их общие знакомые соседи.
В загородном доме Надежды все её кошки и собаки жили в дружбе и гармонии. Начальница частенько делилась со своими подчинёнными радостью от общения с животными, и их между собой. Но некоторые из коллег не удержались от завистливых комментариев.
Иван Гаврилович Гудин как всегда снизошёл до пошлого злорадства:
– "А у Надежды котёнок псу яйца лижет!".
А Инна Иосифовна – до злого сарказма:
– "Так у неё вся семья сексуально озабоченная!".
Необыкновенную любовь Надежды Павловой к животным, в частности к кошкам и собакам, Платон прочувствовал как-то и сам лично.
В одно осеннее утро, по пути на работу, он неожиданно обнаружил в тамбуре холла своего офиса спрятавшегося там от непогоды маленького щеночка. Тот дрожал от холода и страха. Платон погладил малыша и взял на руки. Щенок, почувствовав тепло и доброту своего спасителя, несколько успокоился и расслабился, чуть слегка не оросив спасителя.
Платон первым пришёл в свой офис и сразу прошёл к себе. Достал коробку, постелил в неё бумагу и посадил туда уже согретого щеночка.
Вскоре пришла Надежда Сергеевна. Платон тут же показал ей свой сюрприз. Та взяла подарок на руки, посмотрела зубки и в затруднении определила пол.
Естественно Надежда тут же дала деньги и попросила Платона сходить за едой для щенка.
Найдёныш вскоре был накормлен, а Платон отбыл по делам. К концу дня вернувшись в офис, он увидел уже бегающего по полу офиса щеночка, названного Надеждой Тузиком. Но при уходе домой та вынуждена была всё же выставить находку за дверь. Тут же к щенку с радостным лаем подбежала его мать и утащила в местные, расположенные рядом, далеко не графские, развалины. Со следующего дня Надежда с Платоном стали регулярно ходить подкармливать своего найдёныша.
Его мать, как позже выяснилось, прозванная местными бомжами Воровайка, сначала обходила доброхотов стороной, лишь издали наблюдая за трапезой своего, кстати, единственного ребёнка, и лишь после ухода людей на безопасное расстояние угощалась сама её остатками.
Постепенно соучастником Надежды в кормлении щенка стал более свободный от работы Иван Гаврилович, а Платон довольствовался лишь рассказами самой кормилицы. Вскоре через разговор бомжей выяснилось, что Тузик – девочка и зовут его теперь Динка. Так что Надежда не поддержала высокое реноме своей давно известной в научном мире фамилии.
Для Платона повторилась история десятилетней давности, когда тоже биолог, но микро, его жена Ксения, аналогично ошиблась с определением пола малюсенького щеночка, найденного в подъезде мужем.
Как оказалось, в кормлении Динки стали принимать участие и многие сотрудники, расположенных поблизости учреждений и организаций.
Через два месяца Надежда уговорила теперь Платона покормить щенка вместе с нею. Какого же было их удивление, когда Динка, узнав своего спасителя, подбежала сразу к нему и стала ласкаться и заигрывать с ним. А тот стал не только гладить и говорить ласковые слова, но и кувыркать и трепать упитанного бутуза. Динка была рада необыкновенно.
Оказывается брезгливая Надежда, боясь испачкать руки и, не дай бог ещё и заразиться чем-нибудь, при кормлении Динки ограничивалась только словесным контактом. Хотя к своим животным она не испытывала такого брезгливого чувства.
По этому поводу Иван Гаврилович Гудин как всегда был краток и точен:
– "А своё говно не пахнет!".
А Динке, видимо, не хватало именно ласк по-собачьи, причём возможно даже грубоватых, чисто мужских.
Да и в Платоне она чувствовала не только доброту, но и надёжную силу, и добрую волю.
В общем, Надежда заревновала. Ведь она давала собаке еду, а та сразу переметнулась к Платону, которого не видела больше месяца.
С тех пор он перестал ходить с начальницей на кормление своего найдёныша, да и та своего удачливого коллегу больше не просила.
Следующий случай с найденными ими животными убедил Платона в том, что Надежда, оказывается, не умеет с ними общаться, в глубине души, не уважая их так же, как и всех мужчин, считая и тех и других, по отношению к ней самой, низшими.
Именно тогда Платон увидел, что Надежда обращается к животным грубо и бесцеремонно, как к своим сотрудникам, своей собственности.
Например, Платон задал Надежде вполне нейтральный вопрос. Та, думая о чём-то своём и ещё, видимо, не выйдя из образа возмущения чем-то, неожиданно схамила ему:
– "Ты, что? Опупел!".
– "Надь! Ты, видать, недаром около Белых столбов живёшь!?" – не выдержал такого лёгковесного панибратства по отношению к, ни в чём не виноватому, старшему по возрасту, коллеге дальновидный Иван Гаврилович.
Да! Сразу видны торчащие ушки её сельского воспитания! И никакой шапкой высшего образования, тем более колпаком кандидатского, их не закрыть! – сделал вывод Платон.
Другой раз Надежда Сергеевна, как всегда бестактно и бесцеремонно оборвала Платона, узнававшего по телефону всего лишь часы приёма врача:
– "Платон, освободи телефон, мне позвонить надо!".
Но за коллегу неожиданно вступилась Инна Иосифовна. Ею, конечно, руководила личная корысть.
Ибо Инна прекрасно понимала, что эти камешки, брошенные в огород Платона начальницей, в конечном счете, наверняка предназначались не ему, а лично ей:
– "Надюсик! Ну, ты даёшь! Дай человеку договорить! Он же совсем редко и мало говорит по телефону!".
Последнее уточнение оказалось весьма опрометчивым.
– "Инусик! Да я никогда не могу по работе дозвониться кому надо! Вечно телефон занят!" – маханула Надежда камешки теперь уже в нужном направлении.
Но обетованный огород оказался под надёжной защитой.
– "Неправда! Ты сама подолгу телефон занимаешь, и болтаешь о всякой чепухе! То о собаках и кошках, а то и вовсе об Алёшке!" – стойко и изощрённо защищала его въедливый знаток изящной словесности.
– "Не болтай ерундой!" – ударила Инну Иосифовну в отместку, и тоже ниже пояса, Надежда Сергеевна.
Но совместный смех всех коллег, тут же инициированный хитрым Платоном, сразу разрядил, накалившуюся было, обстановку.
Воспользовавшись разрядкой внутриофисной напряжённости, Платон отпросился у начальницы на первую половину следующего дня, мотивировав свою просьбу необходимостью посещения Пенсионного фонда.
В период оформления пенсии по инвалидности Платону неоднократно приходилось простаивать в долгих очередях в Пенсионном фонде, ожидая приёма.
Это было обусловлено во многом желанием пенсионеров со стажем оформить себе инвалидность, дающую дополнительные льготы, а также сезоном дачного межсезонья, когда неработающие дачники скопились в городе на зимовку.
Тогда, для подтверждения стажа работы, Платону пришлось посетить отдел кадров своего бывшего предприятия для получения соответствующей справки. Никого явно знакомых он не встретил и сердце при встрече с прошлым почему-то не щемило.
Видимо на отношение к своей бывшей фирме, в которой он, день в день, проработал ровно двадцать девять лет, очень повлияло его внезапное и, по существу, несправедливое увольнение в 1995 году. Оно было инспирировано его непосредственным начальником В.Г. Вдовиным, не желавшим уступить Платону свою должность, в связи с предстоящим через полгода уходом на пенсию.
А прошедшие годы подтёрли и завуалировали все существовавшие ранее тёплые и патриотические чувства по отношению к некогда родному предприятию.
Однако справка была получена на редкость быстро, без волокиты и дополнительных хождений.
Научились работать! Хоть и большое и, соответственно, инерционное предприятие! – обрадовался за бывших коллег Платон.
В начале апреля 2005 года он в очередной раз возвращался из своего территориального отделения пенсионного фонда. Проходя левой стороной на север по Новогиреевской улице мимо дома № 44/28, на асфальте довольно широкого тротуара, Платон увидел надпись, сделанную красной краской, почти метровыми буквами:
Ксюха! Я тебя люблю!
Тут же в воображении всплыло лицо любимой жены Ксении.
Да! Хоть я в душе и романтик, и в Ксению в своё время по-настоящему втюрился, но такое неуважение к окружающим людям и такую показуху допустить бы никогда не смог, решил в итоге про себя Платон.
Это своеобразное проявление эгоизма. Хотя парный эгоцентризм присущ всем влюблённым.
Тут же в памяти всплыл недавний эпизод в метро. Тогда Платон сел на крайнее от двери место в самом конце вагона. Рядом, чуть позже, присела девушка с парнем. Ей, видимо, показалось тесно рядом с Платоном, и она, скорее всего, пожаловалась на это своему молодцу, и они поменялись местами.
Парень, желая наказать "обидчика" своей дамы и выслужиться перед нею, специально сел вплотную к Платону, с излишней силой прямо вжимая того в боковое ограждение.
Платон, поначалу вытерпев, немного выждал, но потом, чувствуя неуёмную жажду этого интеллектуально недоразвитого мордоворота показать, кто здесь хозяин, кто прав, – высказал тому свою претензию: