Ивана Гавриловича тоже неоднократно возмущали манеры их начальницы, и он тоже, как только мог, протестовал против, завуалированных под панибратство и простоту, оскорблений в свой адрес.
Платону приходилось невольно соглашаться с ним по поводу культуры речи Надежды, как всегда вызывая восторг старца точностью своих замечаний и комментариев:
– "Судя по её говору и культуре речи, она или из далёких краёв, или из недалёкой семьи!".
– "Алло! Вас с Москвы беспокоят!" – тут же услышали они подтверждение своих слов.
Платон не очень-то позволял Гудину вести с собой такие разговоры о третьем человеке, тем более о женщине и начальнице.
К тому же и Иван Гаврилович сам весьма страдал отсутствием той же культуры общения. И в этом они были с Надеждой сродни друг другу, как два сапога – пара.
Более того, их уровень не профессиональных знаний был низок и примерно одинаков.
И Платону было очень забавно иногда со стороны слушать, как двое собеседников, не зная сути обсуждаемой проблемы, купаясь в своих досужих домыслах, поддакивали друг другу, соглашаясь со всякой ерундой, высказанной партнёром, лишь бы, не дай бог, не показаться ему незнающим, или просто дураком.
Более того, Иван Гаврилович часто заискивал перед начальницей, пытаясь добиться дополнительного её расположения к себе, причём часто в ущерб своим товарищам: Алексею и особенно Платону. Другие отношения были у него с комендантом Ноной Алексеевной Барсуковой.
Волею судеб, и Иван, и Нона оказались в своё время в роли родителей, любящих своих детей издалека.
Находясь в разводе с обеими своими бывшими жёнами, Гудин сознательно никогда не занимался воспитанием своих троих сыновей, отбиваясь от них лишь деньгами.
Нона после развода тоже оказалась разделённой со своими двумя сыновьями.
Имея опыт развода и деления маленького ребёнка, Платон думал об этом, какой же женщиной надо быть, чтоб при судебном разбирательстве потерять право на своих детей и отдать их мужу?
Тут два варианта: или очень хорошей – отдать детей много зарабатывающему и любящему сыновей мужу; или очень плохой – потерять материнское право из-за аморального поведения.
Что было в случае с Ноной, Платону было неизвестно, но он, как оптимист, склонялся к первому варианту. К тому же, после смерти бывшего мужа, Нона легко сошлась со взрослыми, почти самостоятельными, сыновьями и стала с ними буквально дружить.
Почти тоже стало и с Гудиным. Он особенно поддерживал отношения со старшим сыном Олегом, от которого у него как раз и был единственный внук Арсений, и опекал заканчивавшего ВУЗ младшего сына Ивана, родившегося от второй бывшей жены Валентины.
Это во многом объединяло Ивана и Нону, делая их постоянными задушевными собеседниками. Большой любитель посплетничать, Гудин уединялся с Ноной в её кабинете не только для таких бесед, но и чтобы не мешать, а, главное, не участвовать в производственном процессе, одновременно отдыхая от бесконечного трёпа Надежды. Темы обсуждались разные, в том числе интимные. Но, почему-то, только о личной жизни Ноны, а не хитроватого Ивана, видимо, боявшегося ненароком проговориться о наступившей своей несостоятельности, как потенциального любовника.
Рассказывая Гудину о последнем своём возлюбленном, с коим она недавно рассталась, Нона разоткровенничалась:
– "А у него деревенский лоск городского типа! Ну, я и послала его на… хрен!".
– "Красиво жить не запретишь!" – сделал вывод злорадный Гудин.
Прошло несколько дней. Весна набрала силу.
Окончательно проснувшийся после зимней спячки народ, готовился вкусить тёплой жизни.
Готовилась и Нона Петровна, темперамент и энергичность которой иногда заменяли разум, создавая иллюзию бурной, кипучей деятельности, любвеобильности и просто ненасытности жизнью.
– "Ой, хорошо поела! Наконец-то почувствовала вкус к жизни!" – неожиданно разоткровенничалась она после окончания совместной праздничной предмайской трапезы.
– "Вань! А я теперь сажусь на диету, на новую, японскую, на 13 дней!" – искренне поделилась она с лицемером Гудиным.
– "Для похудания лучше садиться не на диету, а на хрен!" – посоветовал ей большой знаток индийских диет.
– "Ванёк! Ты у нас прям мистер – Ваньхренмистер!" – критично резюмировал Платон, защищая оскорблённую в его присутствии Нону.
Но изрядно захмелевшая дородная красавица вдруг перебила знатоков словесности, и запела, под всеобщий хохот сослуживцев, импровизируя на невольно заданную Гудиным тему:
– "А где мне взять такое чу-удо, чтоб от конца и до конца-а!
А где мне взять такое чу-удо, чтоб сесть с надеждой я могла!
И чтоб ничто не отвали-илось. И чтоб ничто не опусти-илось, Когда я ся-яду на-а конец! Когда я… кончу, наконец!".
– "Ну, Нонк! Ты даёшь!" – удивилась Надежда.
– "Да, она всегда всем даёт!" – многозначительно и мечтательно добавил Гудин.
На такую беспардонность старца Нона ответила долгим, молчаливым, но испепеляющим взглядом оскорблённой женщины.
– "Нон! Не обижайся! Я ведь не со зла!" – пытался загладить вину за свою глупость Гудин.
– "А по дури!" – не удержался уточнить Платон.
– "Ну, вот, хотели, как лучше, а получилось, как… вчера!" – внесла ясность уже несколько успокоившаяся недавняя солистка.
Она вообще в последнее время как-то похорошела.
После развода прошло уже немало времени, страсти улеглись, и Нона поведала коллегам о причине разрыва с мужем. Они, как это часто бывает, были банально тривиальны.
Муж сначала перестал оказывать жене знаки внимания, затем загулял, а потом и вовсе изменил. Тогда Нона решила "вышибить клин клином", и вскоре сама нашла другой клин.
После того, как Нона впервые изменила мужу из-за его демонстративной, постоянной невнимательности к её женским потребностям, её словно прорвало. Спусковой механизм был спущен.
Она готова была теперь отдаться всему, что двигалось вокруг неё и совершало возвратно-поступательные движения. Тогда любой мужчина, взявший её за руку, смог бы без труда овладеть её изголодавшимся, трепещущим телом.
Развод их стал неизбежен. Но причиной того стала всё же супружеская неверность мужа. После его предательства она теперь не верила никому, даже своему внутреннему голосу, а с мужчинами общалась лишь, как с временными попутчиками, машинками для секса.
Как-то давно, ещё до Платона, шалавистая Нона схлестнулась в чём-то с принципиальной и щепетильной Надеждой Васильевной Гавриловой. Между женщинами пробежала искра. И с тех пор тёща Платона в своём узком кругу стала называть Нону ведьмой и колдуньей с чёрным глазом.
А та, в свою очередь, за глаза, стала называть Надежду Васильевну "Старухой Изергиль".
Вспоминая эту историю, Надежда Сергеевна Павлова рассказала Платону, что его тёща по своему характеру была очень похожа на её мать, потому Надежда всегда любила и уважала Надежду Васильевну.
Совершенно случайно узнав о позиции Ноны к своей тёще от неё же самой, Платон стал относиться к ней с большей настороженностью. Ибо эта красавица, взращённая в кубанских степях, была востра и несдержанна на язык, что проявлялось в её общении даже с любимыми мужчинами.
Чуть что, она, как лихой казак выхватывала из ножен, то бишь изо рта, свою острую саблю, читай язык, и, не разбирая, кромсала им супостата, направо и налево. В такие моменты на язык ей лучше было не попадаться.
Однажды, увидев Платона слишком коротко подстриженным, из-за чего стали заметны его слегка оттопырившиеся уши, она вдруг неожиданно сказанула, больно резанув гордо плывший корабль ниже ватерлинии:
– "Ты так подстригся, что стал похожим на еврея!".
И тут Платон понял, что Ноне тоже недостаёт ума и такта.
После весеннего заграничного отпуска коменданта, любопытный Гудин попросил Нону рассказать всем о её поездке в Италию, в которой он и сам когда-то бывал:
– "Нон! Ну, ты расскажи про свою поездку в Италию!".
Но, как только Нона открывала рот, он бесцеремонно перебивал её, рассказывая уже о своёй поездке в Италию и своих впечатлениях о ней.
И так повторилось несколько раз.
В конце концов, Нона возмутилась:
– "Вань! Ты всё время затыкаешь мне рот и не даёшь рассказать! Всё бу-бу-бу, да бу-бу-бу! Прям как бабуин какой-то?!".
– "Ну, как Италия?" – немного смутившись, повторил вопрос Гудин.
– "Хорошо! Я даже научилась ругаться по-итальянски!".
– "Как?".
– "Да иди ты на фиг, Антонио!" – вызывая всеобщий хохот, уточнила Нона, обращаясь непосредственно к Ивану Гавриловичу.
Виновница дискуссии вскоре ушла к себе.
– "Да, хорошо, видать, Нонка отдохнула в Италии!" – сделала глубокомысленный вывод Надежда, после её ухода.
– "От такой релаксации у неё даже началась релактация!" – отмочил вдруг Платон под всеобщиё гогот коллег и особое удовлетворение, загрустившего было Гудина.
Такое, прилюдное, бестактное отношение к себе Иван Гаврилович никогда и никому не прощал, потому он ждал удобного случая для реванша.
И такой случай представился.
Нона совершенно доверчиво обратилась к всезнающему доктору Гудину:
– "Вань! У меня что-то сегодня спина болит! На нервной почве?".
Завидовавший недоступным для него её здоровым и красивым формам, Гудин, подкалывая любвеобильную женщину, завистливо и язвительно изрёк:
– "Дурочка! Это у тебя от неровной почвы!".
По привычке сдержавшаяся на очередное панибратство Гудина, Нона всё же достойно ответила доставшему её хаму:
– "Тебе, наверно, твоя Галя дома подзатыльники даёт за такое обращение?!".
Вмешавшийся в их разговор, Платон, тут же уточнил:
– "Так к ней он по-другому обращается!".
– "Эта тема не дискутабельна!" – вдруг витиевато сообщил Гудин, обращаясь ко всем, начавшим обсуждать его Галю.
– "А что значит не паскутабельна?" – съёрничал Платон.
– "Ты мне мозги не ети! У тебя это не получается!" – огрызнулся Гудин Платону:
– "Ванёк! Ты у нас прям, Гомо при матус какой-то!" – не унимался тот.
– "Так это значит, ты только на работе так распускаешься!?" – окончательно пригвоздила Нона к позорному столбу Гудина, тут же повернувшись к мастеру Платону с разъяснением:
– "Замок у нас сломан и приходится теперь входную дверь на палку запирать!".
– "Это плохо! Палка долго не выдержит, если на неё всё время запирать!" – выдал Платон участливо.
Тут же, не разобравшись, о какой палке идёт речь, в их разговор вновь бесцеремонно влез Гудин, давая на старую тему новый совет Ноне:
– "Здоровому телу – здоровую палку!".
Выручая её, на смех коллег тут же отреагировал Платон:
– "Хорошего… не каждый день!".
– "А тебе наверно, вообще никогда не надо?!" – как большой знаток секса, предположил Иван Гаврилович.
– "Надо, Федя, надо! Но не дают!" – многозначительно намекнул кому надо Платон.
Обрадовавшаяся такой позиции коллеги, кому надо тут же неожиданно предложила Платону:
– "Ешь!".
– "Зачем?".
– "Чтобы глаза горели!" – с мечтательным энтузиазмом добавила Нона.
– "И из ушей дым валил?!" – не удержался Платон, несколько лишая её надежды ожидания.
Воспользовавшись подходящей ситуацией, Нона попросила Платона набрать для неё на компьютере, по её исходным данным, один срочный документ. Платон согласился.
Вскоре материал был готов, но к тому времени комендант уже отъехала по делам в институт.
Вошёл взмыленный Гудин, с порога завистливо бросив Платону:
– "Тебе хорошо! Ты сидишь тут на стуле и работаешь! А я по Москве мотаюсь!".
Платон тут же отреагировал:
– "Так каждому своё! Кому стул, а кому… прорубь!".
И лишь через несколько дней заказчица явилась к исполнителю.
Но тогда Платон забыл дома очки. Поэтому на вопрос Ноны, где в компьютере находятся подготовленные Платном для неё материалы, отвечать пришлось Надежде.
В присутствии Платона и Ноны та начала шарить по рабочему столу своего компьютера в поисках нужного файла, приговаривая:
– "Куда же ты, Платон, вставил его?".
– "Да куда надо было, туда и вставил!" – отвечал тот, позабыв, куда он сохранил давно подготовленное для Ноны.
– Наверно, куда попал, туда и вставил!" – пошутила Нона.
– "Но я целкий! Обычно попадаю куда надо и сразу!".
Вечером Платон собрался в гараж. Доехав на автобусе, он, как обычно, пошёл дальше дворами, придерживаясь правой стороны. Идя по тротуару, левее, сзади, он услышал шум приближающегося автомобиля.
Вдруг, впереди, слева из-под забора школы на проезжую часть придворовой территории не спеша вышел большой, чёрно-белый, пушистый кот. Он глянул направо на приближающуюся машину и человека, и, оценив обстановку, величаво проследовал им наперерез.
Видимо, веривший в приметы, водитель легковушки, заметив препятствие, сбавил ход в попытке пропустить вперёд Платона, который тут же всё это и осознал.
И он, не веривший в приметы, невозмутимо продолжил свой путь вперёд, наблюдая, как кот неотвратимо пересекает его путь.
Водитель еле двигавшейся автомашины уже было хотел дать газу, но тут же, видимо в недоумении и нерешительности остановился.
Почти дойдя до линии визирования Платоном своего предполагаемого пути, котяра неожиданно повернул голову направо, и, как показалось Платону, улыбнулся ему.
Возможно почувствовав во встречном кошатника, кот резко свернул тому навстречу, пройдя мимо его левой ноги, чуть ли не касаясь её, задевая брюки хвостом и тихо мурлыча.
Затем он свернул за Платоном к своему дому, окончательно отрезав его от автомобиля. Водитель теперь ну никак не мог бы объехать кошачий след и, остановившегося с невольным хитрецом, Платона.
Вот, тебе и на! Вот и приметы! Не боишься – пройдёшь! А боишься, так попадёшь! Как не ловчи и не тормози! – про себя смеялся довольный Платон.
Желая не портить удачный ход событий, он не стал выказывать котику какие-либо знаки внимания и одобрения, а бесцеремонно и неблагодарно проследовал дальше за незадачливым автомобилистом.
На следующий день Надежда, для очередного переоформления своего денежного сертификата, послала в ближайшее отделение сбербанка Ивана Гавриловича, чем периодически занимался только он один. Заодно с ним со своими платёжками пошёл было и Платон.
Но тогда Надежда озадачила и его, вручив ему деньги для оплаты ещё и своих домашних платежей.
Встав в разные очереди коллеги, маясь от безделья, долго стояли молча.
Но, как бывало нередко, находясь в хорошем расположении духа, через некоторое время Платон начал отпускать в адрес некоторых притомившихся посетителей и полусонных работников сбербанка, в присутствии товарища – верного и благодарного представителя публики – шутки в виде безобидных реплик.
На вопрос стоявшей в соседней очереди женщины к оператору:
– "Девушка! А кто у Вас списывает зарплату по перечислению?".
Незамедлительно последовала, поддержанная пока лишь улыбками, Платоновская ремарка:
– "А списывать нехорошо!".
А вскоре на ответ оператора очередному клиенту:
– "А у Вас будет комиссия!".
Последовало угрожающе-уточняющее от Платона:
– "Ревизионная!".
Платон любил чёткие выражения и частенько издевался над теми, кто допускал двузначное, многозначительное и произвольное толкование слов, в том числе, когда надо, и над собой.
На сообщение оператора впереди Платона стоящей женщине:
– "У Вас платёжка не проходит!".
Платон опять не удержался со своим советом по существу:
– "А Вы её получше засуньте!".
Оплатив свои и Надеждины платёжки, Платон сел на стул, ожидая пока Иван Гаврилович в другой очереди обналичит и продлит действие её же сертификатов. Ждать пришлось долго.
Чувствуя свою вину за задержку товарища, Гудин, после завершения нудной, но ответственной операции, сам пошёл в превентивное наступление:
– "Ты зачем взял её личные платёжки? С какого бодуна? Ты же себя этим унижаешь!".
– "Да нет! Скорее всего, это ты себя унижаешь! Я ведь взял её платёжки, в отличие от тебя, заодно, потому, что иду оплачивать свои! А, скорее всего, унижает она сама себя!
И вообще, следить за тем, кто пытается тебя, якобы, унизить, Вань, это дело не царское! Это дело плебеев, которые всё время бояться быть кем-то униженными!
А я на это не обращаю внимание! Я по этому поводу никогда не комплексую. Каждому своё!".
Эти слова Платона Гудину крыть было нечем.
Он как-то поёжился и быстро пошёл на выход.
Вместе они попутно зашли в магазин отовариться к обеду.
После возвращения в офис и доклада Надежде, Гудин зашёл к Платону.
Расположившись в противоположных торцах стола, коллеги неспешно обедали, одновременно ведя беседы на различные темы.
Разогревшийся с улицы Платон, как обычно поначалу раскашлялся.
– "Чего это ты всё кашляешь и кашляешь?!" – не удержался бестактный Гудин – "Да… рудники, проклятые, замучили!".
Начали, как водится, с политики.
– "А ты слышал: по телевизору сообщили, что Саакашвили изменил свою позицию к России в нашу пользу? Как ты думаешь, почему?" – первым начал Гудин.
– "А ему позвонили из бухгалтерии… из Вашингтона! Я бы теперь на месте Путина заявил, что Россия будет вести переговоры с Грузией, когда сочтёт нужным, а не когда это угодно Америке!" – весело поддержал тему Платон.
Постепенно дошло дело и до анекдотов. Инициатором их, как всегда, был Иван Гаврилович. Но подбил его на это Платон, задав вопрос, помнит ли Иван какой-нибудь забавный анекдот.
– "Конечно, помню! И расскажу! Не чикаясь!".
Он рассказал несколько из них Платону. Посмеялись. Затем Иван Гаврилович стал приставать с тем же вопросом к хозяину помещения.
Платон сам не особо-то и любил анекдоты. И, видимо, поэтому их плохо запоминал. Но зато он иногда придумывал сам, свои.
Видимо по отношению к анекдотам люди, всё-таки делятся на любителей слушать, любителей рассказывать, умеющих их сочинять и нейтральных к ним.
К двум последним категориям и относил себя Платон.
Но в данный момент он решил отблагодарить товарища за внимание, проявленное к себе и познакомить его с давно им придуманным.
– "Армянское радио спросили: А кто сейчас президент России? Ответ: Путин второй! Вопрос: А почему второй? Ответ: А потому, что при Николае втором уже был Рас путин!".
– "Армянское радио спросили: А сколько, по вашему мнению, весит президент России Путин? Ответ: Один пут!".