Голос доносился откуда-то издалека. Одетта! Значит, она мертва. Виктор пошатнулся.
- Мсье… - позвал голос.
Нет, это абсурд. Одетта, должно быть, продала медальон. Чушь, она слишком им дорожила! Она его потеряла, ну конечно, потеряла. Виктор начал успокаиваться, дыхание выровнялось, предметы обрели прежнюю форму и цвет.
Подслеповатый продавец не спускал с него глаз. Виктору стало неловко, и он попытался улыбнуться.
- Да-да… Красивая вещица, - выговорил он срывающимся голосом. - Ее принес тот старик с длинными седыми волосами?
Торговец напрягся.
- Вы из полиции?
- Вовсе нет, просто хочу знать…
- Я не обязан называть своих клиентов. Так вам нужен медальон или нет?
- Послушайте, это очень серьезно. У вас наверняка есть журнал покупок, и, если вы позволите мне заглянуть в него…
- Я не нарушаю законов, мсье, так что можете жаловаться, сколько угодно.
- Боже упаси! Я покупаю медальон, сколько вы за него хотите?
- Тридцать франков, вещь того стоит! - с вызовом произнес торговец.
Виктор достал бумажник, отсчитал сорок франков и в упор взглянул на собеседника.
- Ладно, хорошо, - сдался тот, убирая деньги. - Я не хочу неприятностей. Медальон принес старик, но прежде я его никогда не видел.
- Конечно… - Виктор кивнул и вышел.
Улица показалась ему вражеской территорией.
Как безобидная побрякушка могла нагнать на него такой ужас? Был ли старик в квартире Одетты? Кто он - вор или убийца? Ему почудилась обтянутая сухой кожей рука, срывающая цепочку с шеи трупа. "В медальоне была моя фотография, вот почему он узнал меня на Пер-Лашез!" Виктором овладела холодная ярость. Он прижмет этого мерзавца!
Он почти бегом несся по улице.
"Неужели Одетта могла продать медальон вместе с моей фотографией? Пожалуй, могла, она такая легкомысленная и рассеянная… Или же… старик где-то подобрал медальон. Но тогда с чего бы ему удирать, столкнувшись со мной на кладбище?"
Виктор шел в толпе парижан, стекавшихся с окраин к магазинам, где торговали корсетами, шляпами и фарфором, и разговаривал сам с собой. Он был расстроен. Надо было прислушаться к словам Денизы. Умолчав об исчезновении Одетты, он только усугубил ситуацию. Таша права, он должен сообщить о случившемся в полицию.
Папаша Моску сжимал в кулаке две пятифранковые монеты - ничтожная плата за такую чудесную вещицу. Старик понимал, что его провели, но чувствовал облегчение, избавившись от медальона. Он вынул из кармана фотографию Виктора, разорвал в клочки и выбросил в водосточный желоб на углу улицы Сен-Мартен напротив церкви Сен-Мерри. "Нет нужды хранить его физиономию, она и так отпечаталась у меня в башке!"
Потрескавшиеся стены домов образовали узкий темный проход, где торговали вином, сухофруктами и колотым сахаром. Папаша Моску углубился в лабиринт средневековых улочек, и шум большого города остался у него за спиной. На улице Тайпен стояли дома, укрепленные подпорками, за пыльными окошками навалом лежали тряпки и ржавые железяки. В меблирашках на улице Бризмиш, где он ночевал, пока не переселился в Счетную палату, горели фонари. "Здесь берут за комнату от 40 сантимов до одного франка за ночь" - было написано на табличке. Старик без сожаления вспоминал те времена: хозяин ночлежки на рассвете безжалостно будил постояльцев. Папаша Моску махнул рукой старому приятелю Биби Лапюре, но, видно, тот, сойдясь с поэтами из Латинского квартала, сделался снобом, потому что притворился, что не заметил его. Старик бросил беглый взгляд налево, где на Венецианской улице бродячие торговцы цветами украшали свои тележки фиалками и мимозой, и поспешил на улицу Рамбюто.
"А кольцо? - задумался он. - Что с ним делать? Ничего, продам другому скупщику, чтобы замести следы. Хорошо, что я додумался встать лагерем на улице Сен-Пер. Душегуб из медальона - наверняка и есть тот самый проклятый А.Д.В., что разгромил мой бивуак! - не смог меня найти, потому что не знал, что искать нужно у себя под носом!"
Тротуары на улице Рамбюто были заставлены тележками зеленщиц, на которых вокруг весов с медными тарелками громоздились овощи и фрукты. Толстые щекастые тетки в фартуках и сабо, перекрикивая друг друга, зазывали покупателей:
- Чудные апельсины, сочные севильские апельсины! Эй, старичок, попробуй апельсин, улетишь в неба синь!
- Ему милей моя редиска, правда, дорогой? Похрусти редиской, станешь чист, как киска!
- Да он брюзга! Сгрызи мою морковь, будешь весел и здоров!
Папаша Моску сбежал от их шуточек и насмешек в тихую гавань улицы Архивов. Метров через сто он остановился. Может, вернуться и оценить кольцо у ювелиров, которые вместе с перекупщиками толпятся возле ломбардов? Нет, лучше спросить совета у мамаши Бриско, она подскажет верный адресок, решил он.
Старик оказался в тихом квартале. За старинными фасадами открывались просторные дворы, с которыми соседствовали фабрики игрушек, мастерские и магазинчики по производству и продаже бронзы. Он прошел мимо мэрии Третьего округа и сквера у Тампля, где сидел лукавый Беранже с закрытой книгой в руках. Вид липы, под которой, если верить легенде, Людовик XVI проверял у сына уроки, навеял папаше Моску патетический панегирик "великому победителю королей", и он затянул охрипшим голосом: "Наполеон - наш император, он велик и милосерден!"
Папаша Моску пересек рынок Тампля, где на знаменитой площадке второго этажа находили последний приют тряпки, не продавшиеся на первом. Там в нескольких павильончиках торговали вещами из тех, что выбросили богачи. Папаша Моску устал, ему не терпелось добраться до места, и он шустро лавировал между прилавками с обувью и сюртуками, грудами юбок и занавесок, коврами и перинами. Он вспомнил свой разгромленный бивуак и снова впал в отчаяние. "Этот господин с фотографии хочет меня укокошить! Не жаловаться же легавым! Хотя… почему бы нет? Я получу кров и еду, буду жить в тепле, и никакой Груши меня не достанет…"
- У меня уже есть! - рявкнул он в лицо молоденькой модистке, предложившей ему поношенный котелок.
- Отдам за ломоть хлеба, будете в нем кум королю!
- Лапы прочь, Жозефина!
Старик покинул рынок и пошел по узкой улочке де ла Кордери, в центре которой находилась маленькая треугольная площадь. Именно там располагался кабачок мамаши Бриско.
Виктор не сразу отыскал в коридорах префектуры бюро по розыску пропавших, которым руководил некто Жюль Борденав, и изложил причину своего прихода молодому чиновнику с опухшими от усталости глазами, который едва справлялся с зевотой.
- Мадам Одетта де Валуа, я записал. Вы - член семьи?
- Н-нет…
- Родственник?
Виктор покачал головой. Клерк вздохнул.
- Так кто же вы этой даме?
- Друг.
- Друг или… любовник? - утомленно поинтересовался собеседник Виктора.
- Друг. И очень беспокоюсь за нее: она с прошлой пятницы не возвращалась домой.
- Эта дама замужем?
- Да, то есть теперь она вдова.
- Понятно, - кивнул полицейский. - Когда скончался ее супруг?
- В ноябре или декабре, точно мне неизвестно, он работал на строительстве Панамского канала и заразился желтой лихорадкой.
- Да-да, канал… - буркнул чиновник, болтая пером в чернильнице. - И как долго он там работал?
- С сентября 1888 года. Но какое отношение…
- Если я правильно понимаю, мадам… де Валуа - поправьте, если я ошибаюсь, - жила одна с сентября 1888 года?
- Я сказал вам об этом минуту назад! - ответил Виктор, теряя терпение.
- Я не сомневаюсь в искренности ваших намерений, дорогой мсье, - сказал чиновник, опуская перо в чернильницу, - но согласитесь: нельзя начинать поиски пропавшего по запросу друга. Каждый гражданин Республики имеет право передвигаться в любом направлении. Скорее всего, дама отлучилась, не поставив вас об этом в известность, такое случается каждый день.
Вполне удовлетворенный собственной логикой, он уткнулся в бумаги.
- Так вы отказываетесь принять мое заявление?! - рассвирепел Виктор.
- Повторяю, дорогой мсье, вы ей не ее муж и не родственник. Вряд ли вам это известно, но мы каждый год регистрируем от сорока до пятидесяти тысяч заявлений от членов семей пропавших. Большинство провинциалов отправляются в Париж и пропадают без следа. Мы перегружены…
- Мне так не кажется! Прощайте, мсье, и спокойной вам ночи! - воскликнул Виктор и на прощанье сердито хлопнул дверью.
Он успокоился, только оказавшись на мосту Искусств. На площади Института он купил газеты и пролистал их в поисках упоминания о смерти Денизы, но ничего не нашел.
Виктор поднялся к себе, не заходя в магазин. Таша допивала кофе. Она ничего не спросила и выслушала его путаные объяснения молча.
- Ты крепко спала, и я не стал тебя будить, а мне нужно было отправиться на набережную Сен-Мишель, к папаше Дидье, он букинист, специализируется на торговле афишами, но время от времени к нему попадают старинные издания, и он попросил оценить одно собрание сочинений…
- И ты совершил удачную покупку?
- По правде говоря, нет, все тома были слишком потрепанные, но папаша Дидье пригласил меня в кафе, а там я встретил приятелей - собратьев по цеху, и…
- Все ясно. Мне нужно показать еще несколько эскизов издателю, ты будешь дома вечером?
- Надеюсь…
Таша подошла к Виктору, поднялась на цыпочки, поправила упавшую ему на лоб прядь волос и поцеловала.
- Я побежала, увидимся.
Она упорхнула, а Виктор спустился в магазин, где Жозеф расставлял на полке полное собрание сочинений Ретифа де ла Бретона.
- Это невозможно продать, - буркнул он, увидев своего патрона, но тоже ничего не сказал по поводу его отсутствия в час открытия магазина и не вернулся к сюжету о Денизе.
Виктор обошел стеллажи, взял в руки одну книгу, другую, потом вдруг заинтересовался свежим изданием Дидро, провел пальцем по затылку Мольера и был удовлетворен, не обнаружив на нем пыли. Через десять минут он не выдержал.
- Я вернусь через час, - коротко бросил он Жозефу.
- Хорошо, патрон.
Дверной колокольчик звякнул, выпуская Виктора на улицу, и из задней комнаты тут же появилась Таша.
- Поспешите, Жозеф, и будьте осторожны.
- А если он возьмет фиакр?
- Вы что-нибудь придумаете. Не упускайте его из виду ни на мгновение, меня волнует только одно - чтобы с ним ничего не случилось. Деньги у вас есть?
- Не волнуйтесь и положитесь на меня, я не подведу.
Жозеф надвинул кепку на глаза и кинулся догонять направлявшегося к Сене хозяина.
Виктор пристально вглядывался в зияющее провалами окон здание. Он пересчитал высокие аркады и колонны. Счетная палата, где когда-то соседствовали Министерство торговли и Министерство общественных работ, была мечтой для любителя античности: классические формы, заросшие зеленью развалины. Но Виктору, воспитанному на английской культуре, это здание больше напоминало замок с привидениями, которые так любила описывать Анна Радклиф. Закопченные каменные стены, обрушившаяся кровля, выбитые стекла и - странная деталь - трепещущий на ветру обрывок шторы на одном из окон, которая дополняла ощущение запущенности и таинственности.
- Замок Синей Бороды, - сдавленным голосом пробормотал Виктор, направляясь к улице де Лилль.
Он позвонил в дверь привратницкой. Бдительная консьержка впустила его только после того, как внимательно изучила визитку.
- Извините за беспорядок, я как раз начала уборку.
- Я ищу старика с длинными седыми волосами. Хочу отблагодарить его за то, что украсил цветами могилу моей жены на Пер-Лашез.
- А, это папаша Моску. Я его давненько не видела, должно быть, отсыпается после запоя. Скоро появится, не сомневайтесь.
- Покажите, где он обретается, я оставлю ему немного денег.
- Простите, мсье, не могу, он разозлится. В конце прошлой недели кто-то устроил в его комнате такой разгром! Беднягу это так поразило, что он позвал меня. Видели бы вы этот кошмар! Помню, я напугалась, когда увидела в Лувре "Плот Медузы", но тут меня просто ужас охватил. Будто ураган прошел. А папаша Моску выглядел так, словно призрак увидал, ну да, призрак, хотя с его-то ремеслом… Готова поклясться, что в этом деле нет ничего сверхъестественного. У нас тут шляются молодые бездельники, обжимаются в кустах с девицами - позади дома настоящие дебри. Вот они-то смеху ради и устроили погром… Я сказала полицейским, но что им до моих слов, у них хватает дел поважнее. Приберегите ваши деньги, папаша Моску их все равно пропьет.
Она проводила Виктора на крыльцо и уже собиралась уйти к себе, но спохватилась:
- Погодите, я кое-что вспомнила, сегодня ведь среда, так что, если хотите его поблагодарить, сходите в Тампль. Он там что-то покупает, перепродает, болтает с приятелями, а потом отправляется есть суп к мамаше Бриско на улицу де ла Кордери, в "Бриско, не останешься без обеда". Там его и найдете.
На беду Жозефа, добравшись до набережной д'Орсэ, Виктор взял фиакр.
"И что мне теперь делать? - задумался юноша. - Мадемуазель Таша будет в ярости. Ладно, слежку я прекращаю, но в эти развалины наведаюсь. Ей богу, дыр там больше, чем в швейцарском сыре!"
Лавочки были слишком тесными и темными, чтобы старьевщики могли выставлять там свой товар, вот они и раскладывали вещи прямо на тротуарах. Папаша Моску азартно торговался за помятый рожок с продавцом, предлагавшим публике старую военную форму, ржавые шпаги и лохмотья, которые выдавал за наряды императрицы Евгении. Последнее слово осталось за папашей Моску. Он с довольным видом засунул инструмент в глубокий карман и направился к заведению мамаши Бриско.
Потолок в маленьком зале был низкий и закопченный, столы и лавки стояли тесно. Кое-кто из посетителей дремал, другие играли в карты и домино. Огромная металлическая печь отапливала зал. Здесь подавали луковый суп - фирменное блюдо заведения. Женщина с курчавыми седыми волосами и могучей грудью, шаркая носами, обносила посетителей горшочками. Это и была хозяйка заведения мамаша Бриско.
- А вот и наш папаша Лашез! - громогласно поприветствовала она вошедшего старика. - Садись поближе к огню! Хочешь супу?
Не дожидаясь ответа, она поставила перед ним дымящийся горшочек.
- Надеюсь, хлеб ты принес? Не забыл, что я тут хлеба не подаю?
- Обойдусь. Подай мне полсетье красного.
- Слушаюсь, мой генерал.
Съев суп и выпив вино, папаша Моску осоловел и, когда хозяйка похлопала его по плечу, едва не свалился со стула от испуга.
- Готовь денежки, старик, ты последний, все разошлись, я закрываю лавочку.
- Мне нужен твой совет, красавица. Я хочу избавиться от одной фамильной драгоценности…
- Показывай. - Она поднесла кольцо к свету. - Мне нравится. Где ты его стянул, старый прохвост?
- Получил в наследство от родственницы.
- Ври кому-нибудь другому. Я его возьму, но вместо денег буду месяц кормить тебя до отвала, идет?
Они затеяли долгий спор, и старик одержал победу: месяц превратился в три. Виктор наблюдал за посетителем и кабатчицей через окно. Он обрадовался, что отыскал папашу Моску, и решил дождаться его, укрывшись в сарае. Ждать ему пришлось почти полчаса: старик вышел в тот самый момент, когда Жозеф выскочил из фиакра на другом конце улицы.
Не подозревая, что за ним следят, папаша Моску направился к Тамплю. За ним по пятам следовал Виктор, которого, в свою очередь, "вел" Жозеф.
Старьевщики зазывали покупателей, нахваливая свой товар:
- Отличное пальто! Взгляните на этот потрясающий фрак, мсье!
Сытый и довольный, папаша Моску на ходу приветствовал знакомых. Он как будто кого-то искал. Неожиданно он врезался в собравшуюся вокруг разносчика толпу, вынырнул рядом с полицейским и принялся кашлять, что-то невнятно бормоча, а потом отхаркался в сторону второго агента. Виктор застыл перед грудой подсвечников и не заметил Жозефа, наблюдавшего за происходящим из-за штабеля матрасов. Стражи порядка призвали на помощь своего бригадира.
- Что случилось? - спросил он.
- Вообразите, шеф, этот человек нарочно кашлянул мне в лицо. Я спросил, в чем дело, а он ответил: "Не собираюсь с тобой разговаривать!" - и толкнул моего товарища.
- Я сразу понял, что этот тип - смутьян, - подхватил его напарник. - Когда я подошел, он сплюнул в мою сторону. Я приказал ему прекратить, а он заорал: "Грязный легавый! Разве не видишь, что я болен?"
Бригадир смерил папашу Моску строгим взглядом.
- Что скажете в свою защиту?
- Простите, полковник, бронхи у меня забиты…
- Разве это дает вам право харкать в лицо служителям правопорядка?
- Со всем моим уважением, командир, но кашель ведь не сдержишь!
- Можно прикрыть рот ладонью! Кроме того, вы, если не ошибаюсь, назвали моего подчиненного "грязным легавым"!
- Я?! Да никогда в жизни, император мне свидетель! Я всего лишь посетовал на собственные несчастья и хворобу!
- Вы усугубляете свою вину, поминая императора. Забираю вас в участок, там уж я вылечу вашу простуду.
Папаша Моску воззвал к окружающим, и Виктор едва успел спрятаться за кучей тряпья.
- Какая несправедливость! - вопил старик. - Это все из-за Груши! Это он сказал: "Легавый! Грязный легавый!" - и удрал, а я расплачиваюсь!
На самом деле папаша Моску был страшно доволен, что полицейские отведут его в участок, но продолжал ломать комедию.
- Бедняга чокнутый, а они его загребли, какой позор! Инфлюэнца есть инфлюэнца! - воскликнула одна из старьевщиц.
Раздались свистки и улюлюканье, шуточки и насмешки. Жозеф увидел, что Виктор присоединился к толпе зевак, сопровождавшей папашу Моску, и, напомнив себе девиз Лекока: "Тот, кто вовремя стушевался, видит яснее, выйдя из тени", решил применить его на практике.
Виктор дождался, когда зеваки разошлись, вошел в комиссариат и поинтересовался у дежурного судьбой старика.
- Не беспокойтесь, проведет ночь в камере и успокоится. Учитывая погоду, так для него же будет лучше.
Виктор поблагодарил дежурного и вышел на улицу, решив вернуться на рассвете и забрать старика. Небо стало свинцовым, на грязных тротуарах таяли снежинки. Виктор зажал трость подмышкой, сунул руки в карманы и пошел прочь. Вслед ему из-под козырька подъезда смотрел худенький лицеист.
- Погода совсем рехнулась, - проворчал Жозеф, вытирая ноги о коврик перед бюстом Мольера.
- Вы его потеряли! - воскликнула Таша.
- Меня едва не застукали, и я счел за лучшее скрыться, но, если хотите, могу вернуться… - ответил раздосадованный юноша.
Он сделал вид, что хочет обслужить двух рассматривавших новинки франтов, но Таша удержала его за рукав.
- Не сердитесь, я просто очень волнуюсь. Рассказывайте, прошу вас.
Жозеф дал ей детальный отчет.
- Не бойтесь, опасность патрону не грозит, я не дам его в обиду.
- Спасибо, Жожо, я знаю, что могу на вас положиться. Мне пора. Напомните мсье Легри, что мы с ним встречаемся вечером в "Золотом солнце".