Таша ушла. Франты оплатили "Современные маски" Фелисьена Шансора, и Жозеф, вскарабкавшись на любимую лесенку, принялся просматривать газету "Сьекль" в поисках новостей о Денизе. Он ничего не нашел, но одна статья привлекла его внимание.
ТРУП В СЕН-НАЗЕРЕ
До сегодняшнего дня дело о неопознанном трупе, выловленном в Сен-Назере, никак не продвигалось, и звезда господ Горона и Лекашера готовилась закатиться. Однако позавчера рано утром инспектор Лекашер обратил внимание на короткую информацию в "Котидьен де Л'Уэст", в которой упоминалось о том, что докеры нашли бумажник, застрявший за контейнером в трюме № 2 грузового судна "Гоэланд". Бумажник находился в крайне плачевном состоянии, но в нем оказались документы, которые были отосланы в префектуру на экспертизу.
Жозеф вклеивал вырезку в блокнот, когда появился Виктор.
- Хорошо, что вы вернулись, патрон. Из-за непогоды клиентов у нас немного, так что есть время пораскинуть мозгами. Я все время думаю о Денизе…
- Я тоже, но пока ничего не ясно.
Беседу прервал приход любителя иллюстрированных изданий о бабочках. Жозеф шепнул Виктору:
- Мадемуазель Таша ждет вас в девять вечера в "Золотом солнце".
В оранжевом свете газовых фонарей по бульвару Сен-Мишель текла толпа спешащих по делам студентов, вольных преподавателей и разношерстных представителей богемы. Всех их как магнитом влекло на террасы кафе, где правила бал богиня грез и забытья, "зеленая фея" - абсент. Сидя за столиками, они лорнировали ножки проходивших мимо женщин, которые приподнимали юбки, чтобы не запачкать подол талым снегом. Представительницы прекрасного пола бежали на свидание или спешили на остановку омнибуса неподалеку от массивного фонтана.
Заурядная пивная "Золотое солнце" располагалась на площади, в угловом доме. Каждый вечер сюда устремлялись молодые длинноволосые бородачи в старомодной одежде. Некоторых сопровождали дамы легкого поведения с сильно напудренными лицами.
Виктор вошел. Лестница в глубине зала вела на цокольный этаж, расписанный Гогеном. В зале стояло пианино, на трехногих столиках и стульях лежали шляпы, воздух пропах трубочным и сигарным дымом и дешевыми духами. Художники ставили свои холсты у стены и заказывали выпивку стоявшему за стойкой хмурому бармену. Морис Ломье - в вишневой бархатной куртке, с большим бантом на шее и в мягкой фетровой шляпе - встречал их дружеским тумаком и предлагал садиться, повторяя одну и ту же шутку:
- Займи свое место, Цинна!
Раздосадованный Виктор повернулся, чтобы уйти, и увидел Таша. Она чудесно выглядела в бледно-зеленом платье с белым кружевным воротником и пышными, сужающимися на запястьях рукавами.
- Прелестный наряд, никогда его не видел, ты не…
- Это мамино платье, я берегу его для особых случаев.
Виктор почувствовал себя уязвленным: выходит, свидания с ним Таша не считает "особым" случаем.
- Оно слишком узкое в талии, приходится надевать корсет, и ровно через час я начинаю задыхаться, - добавила она, угадав его мысли. - Пойдем к пианино. Хочешь бокал шампанского от Мориса? Твое здоровье!
Виктор едва успел пригубить вино (не слишком охотно - из-за Ломье), как к ним подошел странный старик в дырявом плаще и сдвинутой на одно ухо шляпе, угодливо поклонился и попросил "мелочишки для бедняги Поля и сигарету для себя". От него несло перегаром. Виктор дал ему денег, чтобы отделаться.
- Что это за чучело? - спросил он, когда тот удалился.
- Великий пианист.
- Неужели?
- Видел его зубы? Черный, белый, черный, белый…
- Смешно! - воскликнул Виктор. - И все же, кто он на самом деле?
- Этот голодранец и бездельник отзывается на нежное прозвище Биби Лапюре.
- А какого "беднягу Поля" он имел в виду?
- Верлена. Биби Лапюре называет себя его секретарем, но на самом деле просто носит записочки любовницам поэта. А еще подрабатывает натурщиком на Монмартре.
- Верлен, - задумчиво произнес Виктор. - Великий поэт, возможно, гений. Жаль, что он губит здоровье в кабаках.
О, как вы мучите сердца!
Умру пред вашими ногами…
- О, да ты и стихи любишь? Я полагала, ты увлекаешься только полицейскими романами.
- Мы знакомы меньше года! Неужели ты полагаешь, что успела хорошо узнать меня, если…
- Я хочу представить тебя моей новой подруге, - перебила его Таша. - Мадемуазель Нинон де Морэ, мсье Виктор Легри.
Он поднял глаза. Перед ним стояла стройная молодая женщина в собольей шапочке на черных волосах и длинных, до локтя, перчатках. Он поцеловал ей руку и успел заметить упругую округлую грудь в вырезе платья, влажные губы и миндалевидные, искусно подведенные глаза.
- Рад знакомству, - пробормотал он.
- Идем, я покажу, какие картины отобрала для выставки, - предложила Таша.
- Чья это затея? Ломье?
- Нет, выставку придумал Леон Дешан, главный редактор "Ла Плюм". Два раза в месяц, по субботам, он устраивает публичные поэтические чтения.
Морис Ломье подскочил к Нинон.
- Ничего не говорите, я догадался! Вы пришли ради меня! - воскликнул он, обнимая молодую женщину за талию.
Нинон изящным движением развернула веер, отгораживаясь от взглядов мужчин. Виктор не мог не оценить ее манкого очарования.
- Морис, - обратилась к Ломье Таша, - вот четыре холста, к началу следующей недели я закончу еще пять.
- Плохо, дорогая, нам будет непросто решить, как развесить картины, если… Ладно, показывай. Снова эти твои крыши! - недовольно проворчал он. - Ты ведь знаешь, как я не люблю этот сюжет. Почему ты не выбрала обнаженную мужскую натуру? - Он отступил на шаг, оценивая общее впечатление. - Не хватает мужественности.
- Но Таша ведь не мужчина! - возразила Нинон.
Таша весело рассмеялась.
- Спасибо, что заступились за меня, Нинон, но только мужественность и впечатляет этих господ, внушая им уверенность в себе.
Морис спросил, взяв Виктора под руку:
- Ужели возможно принимать женщин всерьез, дорогой Легри? Что они создали? Только не называйте имен Сафо и мадам Виже-Лебрён, умоляю!
Нинон улыбнулась Ломье и сладким голоском задала следующий каверзный вопрос:
- А сколько гениев-мужчин узнала бы История, проводи они две трети жизни за чисткой картошки и стиркой пеленок?
- Не может быть, чтобы вы имели в виду себя! - запротестовал Ломье.
- Где ты познакомилась с этой девушкой? - шепотом поинтересовался у Таша Виктор.
- В "Бибулусе", вчера вечером, она помогла мне отнести холсты к багетчику. Ты был в морге, так что… Она сказала, что хочет мне позировать, но я отказалась.
- Почему?
- Я не смогу ей платить. Нет, нет, я знаю, что ты хочешь предложить, это не обсуждается, и потом, женские "ню"…
- Жаль.
- Что значит - жаль?
- Я бы попросил дозволения присутствовать на сеансах.
- Хитрец! Можешь обратиться к Морису, если хочешь, - он уже подцепил Нинон. Подожди меня внизу, я сейчас приду.
Виктор сел за столик в зале, где старые мрачные холостяки поедали сосиски, и развернул газету. Почти все статьи были посвящены отставке канцлера Бисмарка, в рубрике "Происшествия" ничего нового не оказалось.
- Дорогой друг, не верьте ни единому слову из того, что там написано, они все выдумывают!
- Не возводите напраслину на прессу, именно ей мы обязаны нашим знакомством!
Виктор поднял глаза от газеты: Таша и Нинон сели рядом с ним.
- Таша рассказала мне о вас, - улыбнулась ему Нинон. - Книготорговец, фотограф, рыцарь без страха и упрека, сыщик-любитель… Не многовато ли для одного человека?
- Насчет четвертого пункта она явно преувеличивает, - заметил Виктор.
- Лицемер! - воскликнула Таша. - Признайся, что обожаешь лезть в дела, которые тебя не касаются, и прошлым летом даже рисковал из-за этого жизнью!
- Я оказался вовлечен в то дело помимо своей воли…
- Перестаньте спорить и просветите меня, - вмешалась Нинон. - Таша уверяет, что вы страстный любитель детективных романов. Мне они кажутся скучноватыми, написанными по одной и той же схеме: добро торжествует над злом, убийца пойман, осужден и казнен, обыватели могут спать спокойно.
- Не могу с вами согласиться, - покачал головой Виктор. - Преступление завораживает порядочных людей. Авторы этого жанра увлекают нас на тайные тропинки, туда, куда мы сами никогда не осмелились бы ступить в реальной жизни.
- Вот как? Что ж, возможно, я поторопилась с суждением. Но меня куда больше волнует путь мужчины к сердцу женщины. Помогите мне заполнить этот пробел, мсье Легри, договорились? - спросила Нинон, наградила Виктора долгим рукопожатием и удалилась.
- Пантера, - прошептал Виктор, глядя ей вслед.
- Денизу опознал кто-нибудь из близких? - спросила Таша.
- Нет.
- Что ты решил?
- Дай мне еще два дня.
- Ни днем больше, ясно? Не хочу делить жизнь с эквилибристом, который может в любое мгновение упасть и разбиться.
- Ты действительно хочешь разделить со мной жизнь? - поймал ее на слове Виктор.
- А что мы, по-твоему, делаем? - рассмеялась она.
По пути домой он вдруг решил отдать Таша гребни из слоновой кости, купленные на улице Пернель. Она растроганно поцеловала его и не сказала, что ненавидит такие вещи, потому что они олицетворяют для нее страдание и смерть. Виктор нащупал в кармане медальон Одетты: это маленькое сердечко хранило секрет, который ему предстояло разгадать.
Снег шел, не переставая.
Мадам Пиньо собрала тарелки и приборы и отнесла их на кухню.
- Наелся, сынок?
- Да, мама, - ответил Жозеф.
Она взяла стальную кочергу, поворошила в печи, подбросила туда лопату угля и подняла штору на окне.
- Снег все валит и валит, не погода, а чистый кошмар. Если не потеплеет, останусь завтра дома.
- И правильно, мама, в твоем возрасте не стоит переутомляться.
- Не волнуйся, я выдержу. Твой бедный отец говорил: "Ты крепкая, как скала, Эфросинья".
- Пойду в папин сарайчик.
- Только не сиди допоздна, сынок.
Жозеф закрылся в сарае и поставил керосиновую лампу на стол, заваленный патронами, гильзами, осколками снарядов, островерхими касками прусских артиллеристов. Все это осталось ему от отца, который во время Франко-Прусской войны служил в Национальной гвардии. Еще тут были старые книги, гравюры, кипы газет, тщательно рассортированные по годам. Здесь Жозеф сочинял свои истории, писал роман, изучал газетные вырезки и мечтал о Валентине де Салиньяк.
Этим вечером юноша был не в духе. Он сел и хмуро уставился на лежавшие перед ним свежие газеты. Дениза не шла у него из головы. Жозеф попытался сосредоточиться на романе, но не смог, закрыл школьную тетрадь, на обложке которой красовалось: "Любовь и кровь", открыл новый блокнот, написал на первой странице "Происшествие на кладбище Пер-Лашез", поставил дату: "Март 1890 г.", покусал кончик ручки и наконец решился:
Вернуться в Счетную палату.
Патрон что-то от меня скрывает.
Зачем он следил за этим стариком?
Жозеф взглянул на пришпиленную к стене фотографию, на которой были запечатлены двадцатилетняя мадам Пиньо и ее упитанный жених. Они стояли у парапета набережной Вольтера и улыбались в объектив.
- Ты прав, папа, нельзя опускать руки. Когда человек чего-то очень хочет, он добьется своего. Решено: я займусь этим делом всерьез, и ты будешь мной гордиться.
Глава седьмая
Солнце пригревало совсем по-весеннему, снег таял, но Жозефа это не радовало. Как может небо сиять лазурью, когда "Л'Эклер" напечатала на четвертой полосе:
УТОПЛЕННИЦА С КРЫМСКОГО МОСТА
Судя по результатам вскрытия, неизвестную, чье тело нашли три дня назад в канале Урк, сначала оглушили, и только потом бросили в воду. Убийство из ревности?..
Жозеф вырезал заметку и вклеил ее в новый, приготовленный с вечера блокнот, потом пролистал другие газеты и нашел в "Пасс-парту" еще одно упоминание о Денизе:
Утонувшая в канале Урк девушка получила жестокий удар по голове, а потом ее утопили. Тело до сих пор никто не опознал. Полиции пора принять меры для обеспечения безопасности граждан…
Наверху хлопнула дверь, Жозеф спрятал газеты и блокнот, торопливо натянул халат и схватил метелку. По лестнице спустилась Таша.
- Патрон не с вами? - спросил он, смахивая пыль со стола.
- Он ушел очень рано, сослался на встречу с клиентом, но наверняка солгал, уж слишком озабоченное у него было лицо…
- Можете не продолжать, сам знаю: брови чуть вздернуты, лоб наморщен, как будто вот-вот укусит.
Жозеф изобразил насупившегося бульдога, и Таша не удержалась от смеха.
- Думаю, он опять играет в сыщика-любителя, и мне это совсем не нравится, - прошептала она.
"Можно подумать, это нравится мне! - мысленно возмутился Жозеф. - Патрон обещал, что я буду в курсе дела, а сам меня ни во что не посвящает! Вот и доверяй после этого людям!" Жозеф был так зол, что стукнул метелкой по макушке Мольера.
"Я еще покажу, на что способен. После обеда я "заболею". За пять лет беспорочной службы я ни разу ни на что не жаловался, так что… Пусть только попробует сказать, что я шатаюсь без дела! И мадемуазель Таша заодно помогу!"
Жозеф продолжил уборку, бормоча себе под нос угрозы и упреки в адрес Виктора.
- В чем дело, Жожо? - спросила Таша.
- Я вчера простудился, когда следил за мсье Легри, я разбит, я болен - вот в чем дело!
Юноша собирался продолжить, но тут его внимание привлек остановившийся у магазина фиакр. Он подошел к витрине.
- Ну и ну! Мадемуазель Таша, смотрите-ка, кто вернулся!
Виктор покинул комиссариат в самом что ни на есть отвратительном настроении. Он опоздал! Папашу Моску освободили за двадцать минут до назначенного времени, потому что камера понадобилась для пятерых грабителей, которые ночью обчистили какую-то квартиру. Виктор взглянул на часы: пять минут десятого. Нужно возвращаться в магазин, иначе Таша рассердится. Он купил свежий номер "Сьекль" и развернул газету.
Папаша Моску сидел у печки, уплетал кровяную колбасу с картошкой и рассказывал гризеткам и местным пьянчужкам, как провел ночь в участке, в компании дам легкого поведения.
- Одна была немолодая и ужасно толстая. Она сказала, что так наголодалась при пруссаках, питаясь крысами и земляными грушами, что теперь ест за четверых. Дай ей бог здоровья!
Старик глотнул вина.
- Ее имя мадам Сен-Жен, так звали подругу Бонапарта. Ох и любил же он женщин, а от своей Богарне был просто без ума… - Папаша Моску чуть не подавился: имя Жозефины, которым он наградил "свою" покойницу, прояснило его затуманенные винными парами мозги, и он вспомнил, где зарыл труп: там же два куста сирени, которые он пересадил на могилу.
Кто-то начал колотить его по спине, но он отмахнулся и вскочил. "Нужно собирать вещи и смываться, не то я пропал". Старик уже сделал несколько шагов к двери, но, услышав очередную насмешку в свой адрес, вернулся к столику:
- Я не кролик! - взревел он.
- Нет, ты - свинья! - подхватил чей-то пьяный голос.
- Знаю, знаю, Груши, ты затаился и поджидаешь меня! А вот шиш тебе! Я вернусь незаметно, когда стемнеет, и ты меня не заметишь, ведь ночью все кошки серы.
- И круглы, как бочки! - заорал другой пьяница.
- К бою! - завопил папаша Моску. - Я отсижусь тут, в тепле, с бутылочкой, а если кто против… - Он привстал, но не удержался на ногах и рухнул на табурет, выкрикнув во все горло: - Тому я проткну саблей бок!
Виктор остановился перед отелем на площади Республики как вкопанный, уставившись в газету, которую держал в руках. Прохожие толкали его, ругались, обзывали придурком, но он ничего не замечал. Все его внимание было поглощено крупным заголовком на газетной полосе:
УБИЙСТВО НА КАНАЛЕ УРК
Молодая утопленница, выловленная моряком в канале Урк, получила смертельный удар по затылку, прежде чем попала в воду.
Виктор обессилено опустился на лавочку, газета выскользнула у него из рук. Так, нужно все обдумать, и быстро. "У меня нет ничего, кроме смутных догадок и расплывчатых предположений. В тот день, когда я отправился к Таша, чтобы поговорить с Денизой, мадам Ладусетт сообщила, что девушка в семь утра ушла в бюро по найму. Я поднялся в мансарду около десяти и увидел, что там все перевернуто вверх дном, следовательно, комнату Таша обыскали не после, а до убийства, между, скажем, половиной восьмого и моим появлением".
Виктор смотрел на роющегося в отбросах бездомного пса и думал, что, вероятно, Жозеф прав, следует взять на вооружение методы героев Габорио: "Я оставляю легкие ребусы детям. Мне же нужна необъяснимая тайна, чтобы я мог ее разгадать…" "Прими логику мсье Лекока, - сказал себе Виктор, - представь себя преступником: что бы ты сделал на его месте? Присланное пневмопочтой письмо выманило Денизу из комнаты Таша, ты прячешься где-то поблизости и подстерегаешь ее. Она выходит. "Дамы в голубом" при ней нет. Ты удивлен. Идешь следом, проверяешь. В узелке не может быть плоского прямоугольного предмета размером тридцать на сорок сантиметров. Должно быть, девушка оставила "Даму" наверху. До назначенной тобой встречи еще много времени, ты возвращаешься в дом № 60, незаметно для консьержей пересекаешь двор, поднимаешься. Находишь под ковриком ключ. Входишь. Тщательно все обыскиваешь. Ничего! Между тем, ты уверен, что Дениза картину не забирала. Ты бежишь к церкви Сен-Жак-Сен-Кристоф. Ты в бешенстве. Видишь Денизу. Начинаешь ей угрожать, спрашиваешь, где картина, куда она ее спрятала? Дениза напугана и все отрицает, она боится быть уличенной в краже. Ты отнимаешь у нее узелок, она убегает, ты догоняешь ее, наносишь удар, она падает. Она мертва. Вокруг никого. Ты сбрасываешь тело в воду, роешься в ее вещах… Увы, мерзкая девчонка тебя провела, ты в растерянности…"
Виктор вскочил.
"Убийца не нашел "Даму в голубом", он все еще ищет картину! А раз он ее ищет… Надо все проверить".
Виктор устремился к стоянке фиакров.
Ничего не найдя в мансарде, Виктор сбежал вниз по лестнице, но увидел во дворе Хельгу Беккер на велосипеде и остановился, закуривая сигарету. Он проверил каждый холст, предположив, что "Дама в голубом" спрятана в раме одного из них, но ее нигде не оказалось.
Виктор постучал в дверь привратницкой, и на пороге появилась мадам Ладусетт со шваброй в руке.
- А, это вы, мсье Легри! Я беспокоюсь из-за ключа, это вы его взяли? Мадемуазель Таша была в ярости, уж вы мне поверьте.
- Знаю, знаю, все уже улажено. Вы не помните, какие вещи были при маленькой служанке, когда она выходила из дома?