Фурий Лициний был бесстрастен; Фидельма и Эадульф переглянулись. Сакс был явно позабавлен тем, как настоятель пытается навязать всем свою волю. Но, встретившись взглядом с Фидельмой, Эадульф поспешил придать своему лицу более серьезное выражение. Он понял, что означают ее напряженные губы.
- Говорите! - бесцеремонно потребовал Путток. - Мое время дорого.
- Наше тоже, Путток из Нортумбрии. - Голос Фидельмы был сдержан и холоден; гораздо более резкий ответ, который пришел ей в голову, она оставила при себе.
Смуглый настоятель только слегка улыбнулся. Улыбка сделала его лицо еще более зловещим.
- Сомневаюсь, - ответил он, совсем не замечая ее гнева. - Теперь, когда Вигхард мертв, за все отвечаю я. Ведь очевидно, что мы не можем вернуться в Кентербери без архиепископа, а кто еще из нас, саксов, достоин получить папское благословение?
Фидельма глядела на этого высокого самодовольного человека с нескрываемым изумлением.
- Вас уже назначили на место Вигхарда? - спросила она. - Я уверена, что брат Эадульф сообщил бы мне об этом, если бы знал.
- Но я не слышал… - начал было Эадульф, однако Путток был невозмутим и довольно улыбался.
- Я пока только собираюсь представить Его Святейшеству свою кандидатуру, но ведь выбор очевиден.
Лицо Эадульфа стало серьезным.
- Но епископы и настоятели саксов избрали Вигхарда.
Путток обратил на Эадульфа ледяные голубые глаза, словно хотел испепелить его взглядом.
- И он мертв. Кто еще из тех, кто в Риме, годится на его место? Кто? Назовите этого человека!
Эадульф сглотнул, не в силах что-либо сказать. С той же самонадеянностью настоятель снова обратился к Фидельме:
- Ну, так что за вопросы?
Фидельма подумала, пожала плечами. Что ж, почему бы не спросить прямо сейчас, пусть это и означает пойти на поводу у своевольного настоятеля.
- Я хочу знать, где вы были в то время, когда Вигхард погиб.
Путток уставился на нее. Лицо было неподвижно, и только глаза светились злобой.
- Сестра, на что это вы намекаете? - Его тихий голос превратился в шипение.
Фидельма сжала зубы.
- Намекаю? Я задала достаточно простой вопрос. Я уполномочена двором Его Святейшества задавать этот вопрос каждому из тех, кто жил на том же этаже, что и Вигхард. Это понятно?
Настоятель сморгнул - только это выдало его изумление той прямотой, с какой к нему обращается эта молодая ирландка. Однако он не смутился.
- Сестра, мне кажется, вы забываете о своем положении. Вы как монахиня общины святой Бригиты в Кильдаре…
- Нет, Путток, я не забываю своего положения. Я сейчас говорю не как представитель Кильдарской обители, но как судья суда брегонов Ирландии, уполномоченный епископом Геласием и комендантом Латеранского дворца проводить разыскания о причинах смерти Вигхарда. Я задала вам вопрос, и я жду ответа.
Путток смотрел на нее в упор, раскрыв рот, но не знал, что сказать. Потом он закрыл рот и опять моргнул холодными глазами.
- Даже если это так, - запальчиво сказал он, - это не дает вам права вести себя столь неуважительно! Я обращу на это внимание епископа Геласия.
Когда он встал и повернулся к дверям, Фидельма резко окликнула его:
- Путток из Нортумбрии, вы не ответили на мой вопрос. Мне придется доложить епископу Геласию, что вы отказались отвечать на вопросы и помогать дознанию, которое назначил он как номенклатор Его Святейшества.
Настоятель застыл. В напряженной тишине две воли схватились в безмолвной борьбе.
- Я крепко спал в своей комнате, - наконец ответил Путток, обратя на Фидельму ненавидящий взор.
- В каком часу вы легли спать?
- Рано. Почти сразу после ужина.
- Действительно рано. А почему вы отправились спать в такой ранний час?
Снова повисла тишина, и Фидельма подумала, что сейчас, наверное, Путток не откажет себе в удовольствии продолжить словесный поединок. Однако настоятель немного помедлил и пожал плечами.
- Что у меня было общего с Вигхардом, так это то, что я, как и он, не переношу ни здешнего климата, ни здешней еды. Прошлой ночью я плохо себя чувствовал. Чем скорее я окажусь снова у берегов Нортумбрии, тем лучше.
- Но вы сразу уснули? И когда проснулись?
- Я спал беспокойно. В какой-то момент мне почудился шум, но я слишком устал, чтобы выяснять, что такое. В два часа ночи меня разбудил мой слуга и сообщил мне прискорбную весть, что Вигхард умер, упокой Господи его душу.
Благочестивые слова звучали неискренне.
У Фидельмы создалось впечатление, что эта весть вовсе не стала для Путтока прискорбной. Он был явственно честолюбив и жаждал занять место Вигхарда.
- Вы ничего не видели и не слышали?
- Ничего, - вновь подтвердил Путток. - А сейчас я пойду на встречу с епископом Геласием. Идем, Эанред.
Настоятель решительно направился мимо Эанреда в коридор.
- Стойте!
Настоятель резко повернулся, раскрыв рот в изумлении от того, что она смеет противиться его воле. Ему никогда еще никто так не перечил, тем более женщина, тем более - ирландка!.. Он потерял дар речи. Эадульф прикрыл рот рукой, делая вид, что вытирает пот с лица.
- Я еще не допросила брата Эанреда, - объяснила Фидельма с улыбкой и, не обращая внимание на взбешенного настоятеля, повернулась к тихому и скромному его слуге.
- Он скажет вам то же самое, что и я, - огрызнулся Путток, прежде чем она начала допрос.
- Вот и пусть говорит. - Фидельма была непреклонна. - С вами мы закончили, с вами у меня все, Путток из Нортумбрии. Можете идти или оставаться - как вам угодно.
Путток некоторое время стоял, хватая ртом воздух. Затем повернулся к Эанреду:
- Придешь ко мне, как только закончишь, - рявкнул он, как хозяин на собаку, развернулся и вышел; в коридоре раздались его тяжелые шаги.
Брат Эанред стоял, все так же сложив руки, и с покорным видом глядел на Фидельму. Казалось, все произошедшее его нисколько не взволновало, как будто он вообще не придал этому значения.
- Итак, брат Эанред… - начала Фидельма.
Монах ждал с рассеянной, почти отсутствующей улыбкой. У него были светлые глаза, почти без выражения.
- Где вы были вчера вечером? Расскажите, пожалуйста, что вы делали после ужина.
- Что я делал, сестра? - Он улыбался. - Я лег спать, сестра.
- Сразу после ужина?
- Нет, сестра. После ужина я вышел погулять.
Фидельма приподняла бровь. Ей уже приходило в голову, что смирение монаха объясняется его недалекостью. Он хороший помощник, но нуждается в том, чтобы его постоянно направляли и указывали, что делать.
- Где вы гуляли?
- Я ходил на великую арену, сестра.
Эадульф, долго не произносивший ни слова, спросил:
- Вы имеете в виду Колизей?
Эанред спокойно кивнул.
- Да, это так называется. Место, где убили столько людей. Я хотел сходить туда. - Он довольно улыбнулся. - Прошлой ночью туда было шествие с факелами.
Это было то самое шествие, где Фидельма и Эадульф побывали, прежде чем пойти на мессу по святому Айдану Линдисфарнскому.
- Когда вы вернулись сюда?
Эанред на мгновение нахмурился, но тут же на его лице снова появилась растерянная улыбка.
- Точно не помню. Тогда здесь было уже много народу, и в комнатах толпились солдаты.
- Вы хотите сказать, что вернулись, когда Вигхард уже был мертв? Но это значит - уже после полуночи. Вас кто-нибудь видел, когда вы вернулись?
- Наверное, солдаты. А, и еще брат Себби. Он был в коридоре, и он попросил меня разбудить настоятеля Путтока и сказать ему, что Вигхард мертв. Я так и сделал.
- Получается, вы провели в Колизее много часов, если вернулись так поздно? - вмешался Эадульф.
- Я не все это время был там.
- Куда вы еще ходили?
- Меня пригласили выпить вина на одну прекрасную виллу недалеко отсюда.
Эадульф и Фидельма раздраженно переглянулись.
- А кто пригласил вас на эту виллу, Эанред?
- Греческий врач, которого я часто видел здесь.
Фидельма удивленно подняла брови.
- Корнелий? Вы говорите о Корнелии Александрийском?
Эанред радостно улыбнулся и закивал.
- Да, его так зовут, сестра. Корнелий, да. Корнелий пригласил меня посетить его виллу здесь неподалеку, чтобы посмотреть старинные произведения искусства из его собрания и выпить с ним. Мне нравится слушать его рассказы о дальних странах, хотя у меня с латынью не очень хорошо, я же не ученый, понимаете.
- Значит, вы провели вечер с Корнелием, и он это подтвердит?
- Да, я был с ним, - нахмурился Эанред, видимо, не вполне понимая, к чему ведет Эадульф.
- Ясно. А когда вы вернулись и узнали о том, что случилось, вы сказали, что брат Себби велел вам разбудить настоятеля Путтока. Вы сделали это?
- Да.
- Настоятель Путток спал в своей комнате?
- Да, он крепко спал в своей комнате.
- И что было дальше?
- Настоятель был очень взволнован, надел ризу и пошел в покои Вигхарда, где было много людей.
- А вы что сделали?
- Я пошел в свою комнату, рядом с комнатой настоятеля, и уснул, потому что очень устал и выпил слишком много вина у врача-грека.
- И вам не было интересно, отчего умер Вигхард?
Брат Эанред равнодушно пожал плечами.
- Все мы умрем рано или поздно.
- Но Вигхарда убили.
Лицо монаха ничего не выражало.
- Брат Себби велел мне передать настоятелю, что Вигхард мертв. И все.
- Вы не знали, что его убили?
- Теперь знаю, сестра. Потому что вы так сказали. Мне уже можно идти? Настоятель хотел, чтобы я пришел к нему.
Фидельма посмотрела на него долгим тяжелым взглядом, потом тихо вздохнула.
- Хорошо. Можете идти.
Монах поклонился и вышел.
Фидельма повернулась к Эадульфу и Лицинию. Эадульф улыбался, качая головой.
- Да, ну что ж… Действительно, очень простой человек. Однако потому меня и удивляет, что Корнелий хотел провести с ним вечер, не говоря уже о том, что беседовал с ним об искусстве.
- Похоже, что беседа была односторонней, - согласилась Фидельма. - Есть множество людей, которые любят поговорить и не придают особого значения тому, диалог это или монолог. Вероятно, наш друг Корнелий из таких. Ему просто был нужен слушатель, а не собеседник.
- Вот уж кто не внушает благочестивых мыслей, так это настоятель Путток, - заметил Лициний.
- О да. Наглый, честолюбивый… - Фидельма вдруг остановилась. - Какова мера его честолюбия, хотела бы я знать?
Эадульф вдруг нахмурился и недоверчиво посмотрел на нее.
- Постой, Фидельма. Не надо забывать про Ронана Рагаллаха. Ты ведь не хочешь сказать, что подозреваешь настоятеля в убийстве Вигхарда?
Фидельма на миг улыбнулась.
- Эадульф, я не забыла о Ронане. Просто для меня этот вопрос еще не решен. Осталось кое-что неясное.
Фурию Лицинию, который все это время стоял, не произнося ни слова, явно надоело ждать, судя по выражению его юного аристократического лица.
- Вы все еще собираетесь пойти обыскать жилище брата Ронана? - спросил он.
- Да, Лициний, скоро. Я сначала хочу осмотреть все помещения на этом этаже. Ведь то, что мы не нашли ничего здесь, не означает, что не нужно искать в остальных комнатах.
- Но они все были заняты в час убийства. - Лицинию было явно не по себе.
- Нет, - ответила Фидельма. - Например, мы только что узнали от Эанреда, что его комната была свободна - он вернулся сюда уже после убийства.
- И ты намерена обыскать все комнаты? - иронически поинтересовался Эадульф. - Покои Путтока, например?
Тессерарий сделал несчастное лицо:
- Покои настоятеля там, в конце коридора, но кто может заподозрить настоятеля…
Фидельма гневно фыркнула.
- Если мне поручено заниматься этим, мне нужны все возможные сведения, - раздраженно ответила она стражнику. - Сначала мне говорят, что обыск проведен. Потом выясняется, что в покоях Вигхарда никто не искал. Теперь мне говорят, что искали не во всех комнатах на этаже. А только в тех, о которых вы думали, что они были не заняты!
От ее внезапного гнева молодой тессерарий слегка побледнел.
- Простите меня, но это была обязанность декуриона… - Тут он заметил, что пытается все свалить на другого, и удрученно замолк. - Я просто думал…
- Давайте думать буду я, - перебила Фидельма. - А вы просто скажете мне правду - все, как есть и в точности, не более и не менее.
Фурий Лициний неуверенно пожал плечами.
- Но обыскивать покои настоятеля Путтока точно нельзя. Он… в конце концов, он настоятель…
Фидельма презрительно фыркнула в ответ на этот довод, и тессерарию пришлось искать другое объяснение:
- Но он был у себя во время убийства. Убийца не мог бы ничего спрятать там, не потревожив настоятеля…
Фидельма повернулась к Эадульфу.
- Проверь, ушли ли уже Путток и Эанред на встречу с епископом Геласием. Если ушли, мы сейчас пойдем осматривать их покои.
Лициний выглядел возмущенным.
- Но…
- У нас есть на это полномочия, тессерарий, - оборвала его Фидельма. - Мне стоит напомнить вам об этом?
Эадульф вышел, прошел по коридору и вскоре вернулся.
- Они ушли, - доложил он.
Фидельма отправилась в комнаты настоятеля и его слуги. Осмотр покоев Путтока не занял много времени. Ясно стало одно: Путток любил побаловать себя, поскольку его комната не отличалась той простотой и скромностью, какую Фидельма ожидала от человека, вступившего на путь смирения и благочестия. Видно было, что Путток накупил домой на память немало драгоценных вещиц. Однако ничего не указывало на то, что в этой комнате спрятано что-то, похожее на сокровища из Вигхардова сундука.
Здесь было такое же окно, как и в комнате Эадульфа, выходившее во внутренний двор. Под окном шел узкий карниз, тянувшийся по всей длине здания. Так как он был всего несколько дюймов в ширину, Фидельма поняла, что спрятать что-либо вне комнаты тоже невозможно.
- Комната Эанреда - следующая? - раздраженно спросила она, выйдя в коридор.
Лициний спокойно кивнул. Ему не хотелось еще раз вызвать гнев этой женщины, сказав что-нибудь не то. Никогда прежде он не встречал женщин, что командовали мужчинами и повышали на них голос, как эта ирландка.
Фидельма зашла в комнату монаха-слуги. Это была бедная и простая каморка. Там не было почти ничего ценного, если не считать мешка-саккулюса, в котором Эанред держал свои скудные пожитки - запасную пару сандалий, нижнее белье и принадлежности для бритья.
Фидельма стояла, сложив ладони, и разглядывала каморку. Потом подошла к окну и выглянула. Комната эта находилась под прямым углом к другому крылу и тоже выходила в квадратный внутренний двор, однако туда нельзя было попасть из палат гостей. От ее наметанного глаза не укрылось, что штукатурка и черепица этого здания были новее, а значит, он построен позже. Наверное, этим объяснялось то, что здания не были соединены между собой. Однако она заметила, на втором здании под окнами шел такой же карниз, только архитектор не пожалел материала и сделал его пошире. Тот имел целый фут в ширину, а поскольку окно этой комнаты было совсем близко к углу между корпусами, перешагнуть на карниз соседнего здания не составляло труда.
- Вот видишь, - сказал Эадульф за ее спиной. - По-моему, Фурий Лициний прав. Мы взяли ложный след.
Она обернулась.
- Комната Эанреда довольно аскетична, правда?
- Да, кажется, Эанред не любит излишеств, - согласился Эадульф. Он повернулся и вслед за Лицинием вышел в коридор. Фидельма осталась одна. Постояла немного, подумала, потом пожала плечами. Может быть, Эадульф прав. Может быть, у нее просто разыгралось воображение. Но она не могла избавиться от ощущения, что упускает что-то важное.
- Нам еще нужно обыскать покои Инэ и Себби, - сказала она.
Она вышла в коридор, и вдруг, когда она закрывала дверь, ее взгляд упал на дверной косяк. На высоте около трех футов от пола деревянный косяк был расщеплен, и на нем висел крошечный кусочек ткани, зацепившийся за торчащую щепку.
Она наклонилась и протянула руку, чтобы снять его.
Эадульф смотрел на нее, хмурясь.
- Что это?
Она покачала головой.
- Точно не знаю. По-моему, лоскут мешковины.
Она взяла лоскуток двумя пальцами и выпрямилась, чтобы рассмотреть его на просвет.
- Да, лоскут мешковины.
Эадульф кивнул, разглядывая его.
- Что это значит? - спросил Фурий Лициний, наблюдавший за ними.
- Я пока не знаю, - ответила Фидельма. - Может быть, в комнату Эанреда что-то вносили, мешок зацепился за щепку на косяке и порвался.
Эадульф глядел на нее, пытаясь угадать ее мысли.
- Ты хочешь сказать, что в комнату Эанреда вносили сокровища?
Эадульф имел редкую способность делать выводы из рассуждений Фидельмы быстрее, чем она сама.
- Я говорю, что не знаю, - мягко ответила она, пожимая плечами. - Плох тот судья, что судит прежде, чем собраны все сведения.
- Но так быть могло, - не уступал Лициний, которому тоже хотелось внести свой вклад. Он чувствовал, что должен попытаться восстановить честь своих товарищей - Эанред, по его же собственным словам, вернулся тогда, когда тело Вигхарда уже нашли, а значит, уже после того, как арестовали Ронана Рагаллаха. Может быть, Ронан упрятал награбленное в комнате у Эанреда, пока того не было.
Фидельма усмехнулась.
- Да? Ронан Рагаллах спрятал два мешка с золотом и серебром в комнате Эанреда. Потом вышел, и его поймали стражники. Что же сталось с мешками?
Лициний поджал губы.
- Я уже говорил о возможном помощнике… - пробормотал он.
- Да, говорили. Мы обсудим это позже. Сейчас давайте осмотрим комнату брата Себби, - предложила Фидельма.
- А мешковина? - спросил Эадульф, глядя, как она прячет лоскуток в свою большую сумку-марсупий.
- Мудрый судья собирает доказательства по одному, - улыбнулась она. - А когда все лоскутки собраны, мудрый судья их рассмотрит и, как ремесленник складывает мозаику, попытается расположить их так, чтобы, вставляя нужные кусочки в нужное место, получить целую картину. Плох тот судья, который хватает один кусочек и пытается только по нему судить о целом. Как знать? Может быть, этот кусок вообще не от той картины, которая ему нужна.
Она посмотрела на него снизу вверх с озорной улыбкой и вышла в коридор.
В комнатах брата Себби и брата Инэ не обнаружилось ничего сверх того, что там должно было быть. После этого Фидельма предложила сделать то, что они и собирались сделать изначально - пойти и обыскать жилище Ронана Рагаллаха.
Эадульф переглянулся с тессерарием, явно разочарованным, пожал плечами и последовал за ней. Ему дело представлялось совершенно ясным, и он не понимал, зачем все эти утомительные обыски. Очевидно, что Ронан Рагаллах убил Вигхарда ради сокровищ, и ему удалось спрятать их, прежде чем его поймали. Теперь, когда он сбежал, он наверняка забрал и добычу и, если только у него есть голова на плечах, удалился от города на самое далекое расстояние, какое возможно.