Уже почти спустившись по лестнице в главный двор, перед палатами гостей у фонтана они заметили высокую фигуру настоятеля Путтока. Но не это привлекло внимание Фидельмы и заставило ее внезапно замереть в дверях, от чего Эадульфу и Лицинию, что шли следом за ней, тоже пришлось резко остановиться. Рядом с настоятелем она увидела дрожащую сестру Эафу, которая что-то говорила ему со слезами в голосе. На расстоянии казалось, что настоятель своею насмешливой улыбкой и жестами пытается успокоить и утешить ее. Вдруг Эафа резко отвернулась и убежала в сторону одного из выходов во внутренний двор. Вошедших она так и не заметила.
Путток некоторое время стоял, глядя ей вслед со странным выражением лица. Потом повернул голову и увидел Фидельму и за ней Эадульфа и Лициния. Не поздоровавшись, он отвернулся и быстро зашагал по направлению к двери дальнего корпуса.
- Кажется, наш заносчивый настоятель чем-то расстроил бедную сестру Эафу, - задумчиво сказала Фидельма. - Интересно, что случилось.
- Это уже не в первый раз, - мрачно заметил Эадульф.
Фидельма обернулась к нему с изумлением.
- Что ты имеешь в виду?
- Вчера утром, возвращаясь из трапезной к себе, я слышал громкие голоса из покоев Путтока. Я пошел в свою комнату и, уже закрывая за собой дверь, услышал, что дверь Путтока со стуком распахнулась. Любопытство разобрало меня, и я приоткрыл дверь, чтобы подглядеть, что произошло. В коридор выбежала сестра Эафа, растрепанная, со съехавшим набок головным убором и с таким лицом, словно только что видела самого Люцифера. Она убежала по коридору к лестнице и исчезла внизу.
- Ты спросил Путтока, что случилось?
Эадульф поджал губы, и на его щеках проступил румянец.
- Я сам догадался. Я давно уже слышу намеки на то, что Путток славится своими похождениями… Пусть Римский устав советует настоятелям и епископам соблюдать целомудрие, но, боюсь, в этом Путтоку ближе легкий закон Колумбы, не требующий сего.
Глаза Фидельмы сузились.
- Да, едва ли подходящая репутация для того, кто намеревается пойти по стопам Августина Кентерберийского… Ты хочешь сказать, что Путток известен своими попытками добиться внимания женщин против их воли?
Лицо Эадульфа было достаточно красноречиво, но он все же осторожно сказал:
- Так я слышал.
- Неужели в саксонских королевствах законы никак не защищают женщин от насилия? - с ужасом спросила Фидельма.
- Бедных - нет, - ответил Эадульф.
- Наш закон не только защищает честь любой женщины, но и даже если женщина была пьяна и ее силой принудили к соитию, это тем не менее считается серьезным оскорблением. Наш закон защищает всех женщин. Если мужчина осмеливается поцеловать женщину или просто прикоснуться к ней против ее воли, по закону с него взыщут штраф в двести сорок серебряных скрепалов.
Эадульф знал, что скрепал - это основная монета в Ирландии.
- Наверное, я зря рассказываю, ведь это всего лишь сплетни, - сказал он. Ему стало не по себе от гнева Фидельмы. - Я слышал об этом только от Себби.
- А я бы не стала доверять брату Себби с его честолюбием, - предостерегла Фидельма. Казалось, она хотела было что-то добавить, но передумала. - Пойдемте, Фурий Лициний, отведите нас в жилище Ронана Рагаллаха.
- Это постоялый двор у одной из арок Аква Клавдия, - сказал Лициний, которого явно заинтриговал происшедший разговор.
- Где это? - нахмурилась Фидельма.
- Недалеко отсюда, сестра, - ответил Лициний. - Вы наверняка видели акведук. Это величественное сооружение, оно было заложено еще более шести веков назад печально известным императором Калигулой. По нему в город поступает вода из источника возле Сублаквеи, в паре часов хода отсюда.
Фидельма действительно видела акведук и успела поразиться его устройству. В Ирландии не было ничего похожего - в то время королевства Ирландии изобиловали пресной водой, и не было нужды изменять направление течения рек или перемещать источники, чтобы оросить засушливые почвы, подобные тем, какие встречаются здесь, в Риме.
- Он снимает комнату в доме дьякона Биэды, - продолжал Лициний. - Должен предупредить вас, сестра, что это очень дешевый и на редкость убогий постоялый двор. Им управляют люди далекие от Церкви, и там никто не побеспокоится о том, чтобы уважать чувства женщины-монахини, если вы понимаете, о чем я.
Фидельма посмотрела на юношу без улыбки.
- Я думаю, что мы поняли, о чем вы, Фурий Лициний, - серьезно ответила она. - Но если Биэда - дьякон Церкви, тогда я не понимаю, как это место может быть таким, как вы описываете.
Лициний пожал плечами.
- В Риме нетрудно купить покровительство и должность, сан дьякона в том числе.
- Тогда я всеми силами постараюсь не принимать близко к сердцу все то непристойное, что увижу там. А теперь, думаю, пора идти, потому что мне вовсе не хочется пропустить ужин, который, - она подняла взгляд на небо, - уже не за горами.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Фурий Лициний вел их через множество двориков и садов Латеранского дворца, пока наконец они не вышли в боковые ворота дворцовой стены и не увидели склоны холма Целия. Размеры дворцовых территорий впечатлили даже Фидельму. Лициний не без гордости демонстрировал свои знания.
- Это Санкта Санкторум, Святая Святых, - указал он на купол, возвышающийся вдалеке. Заметив, что Фидельма нахмурилась, он решил, что стоит рассказать подробнее. - Санкторум - это личная часовня Его Святейшества, в которой сейчас хранится Scala Sancta - та самая лестница, по которой Иисус Христос спускался из дворца Пилата, после того как Его приговорили к смерти.
Фидельма недоверчиво подняла бровь.
- Но ведь этот дворец находился в Иерусалиме, - заметила она.
Лициний не удержался от самодовольной усмешки, поняв, что знает кое-что, чего не знает она.
- Преподобная Елена, мать великого Константина, привезла из Иерусалима эту лестницу - двадцать восемь ступенек тирийского мрамора - на которую даже сам Епископ Римский может всходить лишь коленопреклоненным. Лестницу она нашла тогда же, когда и подлинный крест, погребенный в холме Голгофы, тот самый крест, на котором страдал Спаситель.
Фидельма слышала эту историю о том, как три сотни лет назад уже в преклонные годы мать императора Константина нашла тот самый крест. Она не понимала, как же удалось столь точно установить подлинность этого деревянного креста, но тут же упрекнула себя за то, что задается таким вопросом.
- Я слышала, что благочестивая Елена прислала из Святой Земли целый корабль реликвий, вплоть до щепок от Ковчега Завета… - язвительно заметила она.
Лициний был серьезен.
- Позвольте, сестра, я вам покажу нашу гордость, реликвии, которые хранятся у нас в Латеранском дворце.
Он уже готов был забыть о том, за чем они шли, и повернуть назад. Фидельма удержала его, положив руку на его плечо:
- Может быть, позже, Фурий Лициний? Всему свое время. Сейчас нам нужно осмотреть жилье Ронана Рагаллаха.
Лициний залился краской, осознав, что увлекся. Он тут же показал пальцем в сторону акведука, возвышавшегося перед ними на другой стороне площади, примыкавшей с востока к территории дворца.
- Вон тот дом - это постоялый двор Биэды.
Место, где жил Ронан, в самом деле было маленьким полуразвалившимся домишком. Внушительные каменные своды акведука высились над ним, и даже Фидельма поразилась их грандиозным размерам.
Постоялый двор Биэды стоял в тени акведука, почти прямо под одной из арок.
У входа стоял на посту одинокий стражник из числа custodes.
- Здесь оставили стражу на случай, если Ронан Рагаллах попытается вернуться, - объяснил молодой тессерарий, входя внутрь этого убогого строения.
Фидельма презрительно хмыкнула.
- Очень сомневаюсь, что Ронан Рагаллах настолько глуп. Ведь он знает, что это первое место, где его станут искать.
Лициний сжал зубы. Он не мог привыкнуть к тому, что женщина судит его действия и отдает ему приказания. Он слышал, что положение женщин в Ирландии, Британии и Галлии было совсем другим, чем здесь, в Риме. Здесь они знают свое место и большую часть времени сидят дома. Это просто неприлично - чтобы женщина, да еще и иностранка, буквально помыкала им! Но он вспомнил, что военный комендант, супериста Марин, отдал четкое распоряжение. И теперь он, Лициний, должен служить и во всем повиноваться этой женщине и еще этому кроткому, почти застенчивому саксонскому монаху.
Когда они ступили на крыльцо укрытого тенью дома, навстречу им из двери нижнего этажа вышла невысокая женщина средних лет. Увидев облачение тессерария, она разразилась настоящей бурей ругательств на странном рокочущем наречии римских улиц. Фидельма не могла разобрать почти ни слова, но было ясно, что слова, которые она кричала в лицо тессерарию, были не лестные. Она уловила конец фразы, в которой женщина послала Лициния ad malam crucem!
- Чем недовольна эта женщина? - осведомилась она.
Лициний не успел ответить, потому что женщина вдруг выскочила вперед и обратилась к Фидельме, стараясь говорить медленнее, чтобы та ее поняла.
- Кто будет платить за пустую комнату? Монах-чужестранец не вернется и не заплатит мне того, что задолжал. То есть уже месяц с тех пор, как он платил последний раз! И вот теперь в городе полно паломников, а я сижу с этой пустой комнатой и не могу никому ее сдать, потому что так приказал этот catalus vulpinus!
Фидельма усмехнулась.
- Успокойтесь. Я уверена, что ваши убытки будут возмещены, ведь, если Ронан не вернется, когда мы закончим, вы сможете продать его имущество, разве нет?
Женщина, похоже, не уловила язвительного тона Фидельмы.
- Этого-то? - презрительно усмехнулась она. - Никогда еще у меня здесь не было ирландского паломника, у которого было бы что-то, кроме тряпья, да и то он надевал с утра! Нет у него денег. И вещей у него в комнате не осталось, которые можно было бы продать заместо платы. Этак я по миру пойду!
- Стало быть, вы уже проверили, что у него нет ценных вещей? - сухо спросила Фидельма.
- Конечно… - начала женщина и вдруг осеклась и замолчала.
Фурий Лициний гневно нахмурился.
- Вам было приказано не входить в комнату, пока вам не разрешат, - угрожающе произнес он.
Хозяйка воинственно приподняла подбородок.
- Вам-то легко приказывать! Бьюсь об заклад, что у вас еды всегда хватает.
- Вы выносили что-нибудь из комнаты Ронана Рагаллаха? - резко спросила Фидельма. - Отвечайте правду, не то пожалеете.
Женщина перевела на нее испуганный взгляд.
- Нет, я ничего не трогала…
Ее голос замер под пристальным, проницательным взглядом Фидельмы, и она опустила глаза.
- Жить-то надо, сестра. Времена нынче тяжелые. Надо как-то жить…
- Брат Эадульф, сходи с этой женщиной и найди все, что она унесла из комнаты Ронана. Женщина, если ты обманешь нас, то мы все равно это узнаем, а за ложь наказание неизбежно, и не только в этом мире.
Хозяйка понурила голову.
Эадульф посмотрел на Фидельму, сдерживая улыбку; он знал, что ее резкость часто была напускной. Он коротко кивнул и повернулся к женщине.
- Пойдемте, - сказал он сурово. - Покажите мне все, что вы взяли, все до последнего.
Фидельма жестом велела Фурию Лицинию следовать за ней, и они продолжили подниматься по лестнице.
- Проклятые крестьяне! - бормотал он. - Они не постесняются обчистить тебя, даже когда ты будешь лежать в постели и умирать. Терпеть их не могу.
Фидельма предпочла не отвечать и молча проследовала за ним на второй этаж в маленькую комнатушку, темную и мрачную. В ней пахло кухней и въевшимся потом.
- Интересно, сколько они просят за эту дыру, - задумчиво сказал Лициний, распахивая дверь и приглашая Фидельму зайти внутрь. - Их много, таких грабителей, которые сколачивают огромные состояния, сдавая пилигримам комнатушки за непомерные деньги.
- Вы уже говорили мне, что этот постоялый двор не под управлением Церкви, - сказала Фидельма. - Но ведь Церковь наверняка может как-то контролировать цены в городе?
Лициний кисло улыбнулся.
- Видите ли, Биэда - это жирный маленький торгаш. Он сдает несколько домов, и для каждого нанимает quae res domestic dispensat…
- Кого? - спросила Фидельма.
- Того, кто будет вместо него управлять домом, как вот эта женщина внизу. Вероятно, добрый Биэда удерживает с нее и стоимость пустующей комнаты.
- Конечно, нехорошо было с ее стороны присваивать вещи отсюда, но если ее доход зависит от того, занята ли эта комната, то я бы не хотела, чтобы она терпела убыток из-за нас.
Фурий Лициний пренебрежительно фыркнул.
- Такие, как она, никогда не пропадут. Что вы хотели бы увидеть?
Фидельма вгляделась в темноту каморки. Хотя ставни были открыты, сквозь крошечное окошко проникало слишком мало света, потому что небо в окне заслонял огромный акведук.
- Прежде всего я бы хотела вообще хоть что-то увидеть, - пожаловалась она. - Здесь есть свечка?
Лициний ощупью нашел огарок свечи у изголовья кровати и зажег его.
В комнате почти ничего не было, кроме грубой деревянной кровати с подушкой и грязным, пропахшим потом одеялом и маленького столика со стулом. На крюке, вбитом в стену, висел большой мешок-саккулюс. Фидельма сняла его и вытряхнула содержимое на кровать. Там не оказалось ничего, кроме запасной одежды и сандалий. Принадлежности для бритья лежали на столике у кровати.
- Скромную жизнь он вел, однако, - усмехнулся Лициний, с удовольствием глядя на разочарованное лицо Фидельмы.
Она не ответила, запихнула вещи обратно в мешок и повесила его на крючок, потом стала тщательно осматривать комнату. Казалось, тут давным-давно никто не живет. Она подошла к кровати и принялась осторожно и тщательно снимать с нее одеяло и простыни. Но поиски ничем не вознаградили ее за труды.
Лициний стоял, опершись на дверь, и смотрел на нее с интересом.
- Я вам говорил, что ничего не найдете, - торжествовал он после унижения в покоях Вигхарда.
- Я так и поняла.
Она нагнулась и оглядела пол. Ничего, кроме пыли. Внезапно она остановилась: по полу сновали туда-сюда какие-то черные жуки. Что это? Здоровенные, отвратительные твари…
- Скарабеусы, - кратко пояснил Лициний, увидев причину ее испуга. - Тараканы. Эти старые дома кишат ими.
Фидельма вскочила на ноги в омерзении, но вдруг увидела, что из-под кровати что-то торчит. Она наклонилась, стараясь не замечать бегающих по полу тараканов. Это был обрывок папируса - совсем непохожий на пергамент, - грязный, затоптанный, почти неразличимый на фоне пола.
Она взяла огарок свечи и внимательно рассмотрела находку.
Клочок был не больше нескольких дюймов, явно оторванный от большего листа. На нем виднелись какие-то странные письмена, которых она не могла разобрать. Это были не греческие и не латинские буквы, не было это и знаками Огама, старинного алфавита ее родины.
С натянутой улыбкой она вручила его помертвевшему Лицинию.
- Вы понимаете что-нибудь в этих знаках? Можно понять, что это такое?
Фурий Лициний внимательно рассмотрел обрывок папируса и покачал головой.
- Я никогда не видел таких букв, - медленно произнес он. Но, не желая вновь потерять лица перед этой женщиной, добавил: - А разве это имеет какое-то значение?
- Кто знает? - Фидельма пожала плечами и убрала клочок папируса в свой марсупий. - Посмотрим. Но вы были правы, Фурий Лициний: в этой комнате действительно ничего нет, что бы могло нам быть полезно прямо сейчас.
На лестнице послышались шаги. Улыбающийся Эадульф принес множество предметов.
- Найти все получилось, увы, не сразу. По крайней мере, я думаю, что это все. Мы пришли очень вовремя, эта добрая женщина еще не успела ничего продать, - усмехнулся он.
Он по одному выложил предметы на кровать: ниточка четок; распятие червонного ирландского золота, не очень искусно сделанное, но все же ценное; кошелек-crumena, совершенно пустой; несколько реликвий, вероятно, купленных в катакомбах, и два маленьких Евангелия, - от Матфея и от Луки.
- Хороша плата за месяц, а? - ехидно усмехнулся Фурий Лициний. - На это можно жить в такой дыре месяца три, если не больше. Если не считать тех денег, что были в крумене.
Фидельма внимательно рассматривала оба Евангелия, перелистывая страницу за страницей, словно что-то ища. Они были на греческом, но не очень хорошо сшиты. Между страницами ничего не было. Закончив свой осмотр, она со вздохом отложила их.
- Ничего не нашли?
Фидельма покачала головой, решив, что он спрашивает про Евангелия.
- А тайники?
Она поняла, что он имеет в виду поиски в самой комнате.
Фурий Лициний снисходительно улыбнулся.
- Декурион Марк Нарсес уже обыскал все возможные места, где можно было что-нибудь спрятать.
- И все же… - Эадульф улыбнулся в ответ и принялся медленно и внимательно осматривать стены, аккуратно постукивая по ним костяшками пальцев и прислушиваясь к звуку. Они ждали, пока он прослушивал все стены, и наконец повернулся к ним с растерянной улыбкой.
- Декурион Марк Нарсес был прав, - он ухмыльнулся Лицинию. - Здесь нет места, где Ронан Рагаллах мог спрятать сокровища из Вигхардова сундука.
Фидельма собрала принесенные Эадульфом вещи, сняла со стены саккулюс и положила их туда.
- Мы возьмем это с собой в целях сохранности, Фурий Лициний. Можете сказать женщине, что, как только разбирательство будет закончено, мы вернем ей эти вещи в счет неуплаты. Только дьякон Биэда должен будет лично явиться за ними и сообщить, сколько стоит его комната.
Молодой тессерарий одобрительно улыбнулся.
- Будет сделано, как вы сказали, сестра.
- Хорошо. Я надеялась до ужина успеть поговорить с братом Себби и потом, если получится, еще и с настоятельницей Вульфрун и Эафой. Но боюсь, уже поздно.
- А не имеет ли смысл сейчас узнать побольше о Ронане Рагаллахе? - спросил Эадульф. - Мы сосредоточились на приближенных к Вигхарду людях, а между тем почти ничего не знаем о самом подозреваемом.
- Но поскольку Ронан Рагаллах бежал из своего заключения, узнать о нем что-либо теперь непросто, - сухо ответила Фидельма.
- Нет, я не имел в виду допрашивать Ронана. Я подумал, что, может быть, пришла пора посмотреть место, где он работал, и расспросить его товарищей.
Фидельма поняла, что Эадульф прав: она упустила это из виду.
- Он служил в Munera Peregrinitatis - Палате Чужеземцев, - вставил Лициний.
Фидельма внутренне укоряла себя за то, что не догадалась сходить на место работы Ронана раньше.
- Тогда, - сказала она ровным тоном, - теперь нам нужно любой ценой осмотреть Палату Чужеземцев.
В комнате, предоставленной военным комендантом, Эадульф выложил перед собою глиняные таблички и стилус и принялся записывать все самое важное из разговора с настоятелем Путтоком и Эанредом. Когда они возвратились во дворец, то узнали, что та часть Палаты Чужеземцев, где Ронан Рагаллах служил скриптором, закрыта, и его начальник ушел на кену - ужин.