То, что произошло со мной дальше… Я не знаю, как это объяснить. Может быть, так на меня повлияла эта сбивающая с толку находка посреди озера, может быть, все эти люди, похожие на стервятников, ошеломленно взирающие на восковое тело утопленника. Но вдруг между мной и недавними плакальщиками будто опустилась пелена, за которой мне виделось просто скопище живых существ, под стать стаду животных. Не знаю, понимаете ли вы меня. Вот лежит мертвый человек, абсолютно голый, если не считать пары лоскутов, прикрывающих его тело. А вот и стадо одетых в траур, вдруг сбежавшихся посмотреть на еще один труп прямо с поминок Элкомба. Было ясно как день, что никто – ни они, ни мы – не представляет, что делать дальше. Помню, однажды я видел похожую картину в детстве: стадо коров собралось вокруг мертвого теленка. Одна из телок, наверно его мать, облизывала его в тщетных попытках вернуть к жизни. Остальные стояли вокруг, равнодушные и недвижные.
Эта немая сцена у озера длилась всего несколько мгновений, но мне показалось, что целую вечность.
Итак, все мы стояли как вкопанные. Кроме одного.
Посмотрев поверх голов, я увидел фигуру, отделившуюся от толпы. Освальда узнать труда не составило. Я знал, что если кто и способен прояснить ситуацию, то только дворецкий. Так предсказывала мне моя интуиция.
Едва я решил выяснить, что Освальд тут делает, как толпа зашевелилась. Словно кто-то снял заклинание, и люди заговорили одновременно. Кто-то кинулся к лодке, чтобы укрыть тело лежавшими там мешками, другие решали, кто и куда понесет тело.
Я пошел за дворецким. Проходя мимо Филдинга, в глазах его я увидел собственные тревогу и молчаливое понимание.
Только что описанное мною – то, как нам помогали вытаскивать на берег тело, всеобщая скованность и молчание собравшихся вокруг нашей находки, – все это произошло быстрее, чем я об этом рассказываю. Поэтому неудивительно, что со стороны особняка продолжали прибывать люди, любопытствующие узнать, из-за чего тут вся эта суматоха. В обратном направлении двигались только двое: дворецкий Освальд и актер Ревилл. Похожий на жердь, Освальд заметно торопился, но ни разу не обернулся, что меня и насторожило. Словно у него что-то на уме, словно он спешит по какому-то делу, которое предпочитает оставить в тайне.
За ним легко было уследить: он не прятался и вокруг никого не было. Обойдя особняк с южной его стороны, он спустился по западному склону-пустырю в сторону леса Робина. Я помедлил, прикидывая, как поступить лучше, и двинулся туда же немного с другой стороны. Если дворецкий кого-то искал, то понятно, почему не оглядывался и не смотрел по сторонам: был слишком сосредоточен на том, что впереди. Достигнув кромки деревьев, его худощавый силуэт исчез среди теней.
Выждав немного, я побежал следом, а когда поравнялся с деревьями, сбавил темп и отдышался. Вот он, вновь передо мной, зеленый массив леса, тревожащий и непредсказуемый.
Освальд зашел в него немного левее, рядом с тем местом, где я впервые повстречался с Робином; недалеко рос и вяз, на котором дикарь повесился. Я пересек границу между низиной и кущей и принялся думать, что делать дальше. И тут откуда-то слева донесся чей-то разговор, тихий, буквально шепотом, так что слов нельзя было разобрать.
Осторожно я двинулся в сторону голосов. Впрочем, иначе передвигаться в лесном полумраке было сложно. Тон говоривших постоянно балансировал на грани раздражения, он то вскипал, то опадал. Я приблизился к крошечному пятачку открытого пространства, посреди которого стояли две фигуры: темная и светлая. Прямо перед моим носом рос какой-то куст, так что я решил укрыться за ним, присев на корточки. Одежда моя все еще была сыровата после поездки по озеру. Разобрать что к чему в сумеречной тени леса было трудно, но некоторое преимущество у меня все же имелось: я знал одного из говоривших. Освальд стоял практически напротив того места, где я прятался, лицом ко мне и своему собеседнику. Что касается последнего, то моему взгляду была доступна лишь его широкая спина.
– Вам больше нечего тут делать, – сказал Освальд.
– Вы позвали меня только для того, чтобы сообщить об этом?
– Свое вы отработали.
– Меня подобные вещи мало волнуют. Хлеб насущный и средства к существованию.
Было что-то знакомое в этом голосе. Кто же это такой?
– Как же вы живете? – презрительно фыркнул дворецкий.
– Как птицы, брат мой.
Ну конечно, это же Питер Пэрэдайз! Массивное телосложение, неизменное "брат мой" всем и каждому… Но с чего вдруг Освальду понадобилось разговаривать с тем, кого он сам недавно выставил из поместья?
– Как птицы? То есть червей и мух собираете?
– Я имею в виду, живем тем, что нам дают. Что Бог нам посылает, – ответствовал Пэрэдайз с усталостью и с чувством достоинства в голосе.
– А что, если он пошлет вам… вот это?
Освальд замахнулся, словно хотел ударить Питера, но опустил руку. Весьма неожиданный поворот событий: дворецкий, обычно столь невозмутимый и сдержанный, поддался желанию применить физическую силу.
– Говорю тебе, Пэрэдайз, вы злоупотребили оказанным вам гостеприимством.
Иден произнес фамилию актера, как сплюнул.
– Старая песня.
– Знаешь, что бывает с теми, кто злоупотребляет гостеприимством? Если говорить вашими же словами, тьма будет их единственным приютом и ночлегом.
– Как это случилось с дикарем, которого нашли болтающимся на дереве?
– Именно так.
– И как случилось с твоим хозяином?
– Не смей упоминать его имени.
– И с тем, кто не успел отрастить жабры, чтобы жить под водой?
Удивительно, как быстро слухи о найденном в озере теле достигли ушей Питера Пэрэдайза!
– Как видишь, здесь… опасное место, – промолвил Освальд.
– Я вижу, что это место греха и разврата, – ответил Пэрэдайз. – Но раз уж ты заговорил о тех, кто отправляется во тьму, то их гораздо больше, чем тех, кто остается здесь. Если уж на то пошло, брат мой, мертвые всегда должны численно превосходить живых. И не стоит забывать, что не для всех это будет тьма. Так что ты меня не запугаешь.
Действительно, не похоже было, чтобы слова Освальда и несостоявшаяся попытка начать драку возымели хоть какое-то действие на Питера Пэрэдайза. В сущности, я наблюдал сейчас ту же сцену противостояния, что и в амбаре после представления о Богаче и Лазаре. Взаимный обмен угрозами. Правда, в тот раз кулак первым занес Пэрэдайз, тогда как теперь роли поменялись. Повисла пауза, после которой Освальд шагнул в чащу.
Пэрэдайз подождал немного, потом повернулся и тяжело вломился в заросли, рядом с тем самым местом, где я прятался. Его седая всклокоченная борода и нахмуренные брови проплыли в лесном сумраке. Один взгляд в сторону и вниз – и он бы меня увидел. Впрочем, смотрел Питер только вперед.
Я тоже решил подождать. Подождать и подумать. Потом я отправился вдогонку дворецкому. Из этих двоих он казался наиболее осведомленным в происходящем. Треск веток выдавал продвижение Освальда в глубину леса, и мне было любопытно узнать, куда он направляется.
Похоже, блуждание по зарослям стало входить для меня в привычку, и к тому же довольно глупую. На сей раз я в этом убедился. Вы уже достаточно наслышаны о том, какой я мастер по части того, чтобы заплутать в чаще, так что времени тратить зря не стану, только скажу, что настал момент – всего через несколько минут, как я двинулся по следам Освальда, – когда я вдруг обнаружил, что не слышу больше, чтобы кто-нибудь впереди прокладывал себе путь среди деревьев. Я остановился, затаив дыхание.
Пришлось признать – я упустил его. Что ж, родиться охотничьей собакой мне не случилось.
Но тут сзади хрустнула ветка; выходит, Освальд, если только это был он, каким-то образом сделал крюк и теперь находится у меня за спиной.
Бездна разделяет лихорадку погони и ужас от преследования. Дворецкого я считал опасным типом, возможно доведенным до отчаяния, и терять ему было нечего. Заметил ли он, как я уходил с того мрачного сборища (то есть с поминок)? Я боялся пошевелиться и обернуться, опасаясь, что в сгущающейся темноте Освальд без труда сможет заметить бледное пятно моей физиономии. Но я знал, что он прямо за моей спиной. Я чувствовал его присутствие буквально затылком.
Я запаниковал. Затаив дыхание, я бросал затравленные взгляды по сторонам. В глубине леса уже царила ночь, хотя солнце еще не село. Мрачные облака затянули небо. Видимо, ясная июньская погода исчерпала себя. Мне показалось, я узнаю верхушки ближних деревьев. Это было убежище Робина, его логово, вернее, гряда старых лесных великанов, окаймлявшая поверху насыпь, под которой оно находилось.
За спиной у меня раздался шелест листьев. Потом прекратился. И раздался вновь. Кто-то осторожно крался в моем направлении. Без колебаний я рухнул на четвереньки. Наверное, мною руководил инстинкт. Словно животное, я вперился взглядом в темноту, пытаясь обнаружить нору, ведущую в берлогу Робина. Вот она! Я пополз вперед, но ошибся. Оказывается, когда стоишь на четвереньках, все вокруг выглядит иначе. Затравленным зверем я вертел головой по сторонам. Встань и встреть своего врага как человек, говорил я сам себе, но не находил в себе сил сделать этого. Скорее чувствуя, как темный силуэт приближается ко мне, я метнулся в противоположном направлении и совершенно случайно обнаружил, что позади меня – нора в убежище лесного дикаря. Эта вонючая, грязная нора теперь показалась мне такой родной и уютной. Узкий лаз расширился в вымоину под корнями деревьев. Едва заметные остатки света пробивались сквозь сплетение корней.
Я затаился. Ситуация была подобна той, когда мелкий зверек укрывается в своем жилище, тогда как хищник рыщет неподалеку, принюхиваясь в поисках входа. Я изо всех сил напрягал свой слух, но до меня доносились лишь звуки леса. Может быть, я ошибся, и Освальд не хитрил, не делал крюк, чтобы застать меня врасплох, и все, что я услышал и увидел, являлось лишь игрой моего перенапряженного рассудка. Но и в этом случае я считал, что лучше пока сидеть в норе Робина и не высовываться. Более безопасного места в лесу сейчас было не найти, хотя прежде, сказать по правде, эта берлога меня пугала.
Откинувшись на локтях назад – раз уж мне предстояло просидеть здесь некоторое время, я имел право расположиться так, как мне будет удобно, – я рукой сдвинул какой-то предмет. На ощупь он походил на коробку. Я, естественно, сразу же вспомнил шкатулку, которую мне показывал Робин и которую позже я показывал Филдингу, с ее животным (те жуки) и растительным (обрывки бумаги) никчемным содержимым. Похоже, дикарь хранил тут целую коллекцию коробочек. Я потряс находку. Внутри что-то лежало. Я крепко сжал ее в руках, в надежде позже исследовать ее тщательнее.
Время шло, и я начал уставать от сидения в темноте. Звуки снаружи – шорохи, шуршание, неясные вздохи – напоминали все что угодно, только не присутствие рядом человека, так что я сделал вывод, что если кто и был там, то уже, должно быть, устал от ожидания, как и я, и ушел.
Мои догадки оправдались. Никто не схватил меня, едва я выполз на свежий воздух. Никто не пустился преследовать меня, пока я спешил покинуть погрузившийся во мрак лес, на ходу зарекаясь ни за что на свете более не пересекать его границ. Вздох облегчения вырвался у меня из груди, едва я достиг открытого пространства. Солнце садилось. Вокруг никого не было. Я посмотрел на шкатулку, которую держал в руках. Она была очень похожа на ту кожаную, в которой я нашел жуков и бумаги и которая разбилась, упав на землю. По сути, кто-то будто бы наспех присоединил ее отлетевшую крышку на место. Очень неожиданное и странное наблюдение.
Я осторожно открыл шкатулку. Никакие жуки на этот раз внутри не копошились. Там были аккуратно сложенные бумаги. Что ж, опять Ревиллу выпало на долю что-то найти, – следовательно, после, как водится, он должен выставить себя дураком.
Поэтому, прежде чем броситься со всех ног сообщать Филдингу последние новости, мне надо было быть уверенным, что находка действительно того стоит. Вынув стопку бумаг, я бережно опустил шкатулку на землю. Потом развернул листы. Около полудюжины довольно плотных и незатертых. Сердце мое забилось чаще при виде крупного почерка, которым они были исписаны. Не изысканный, но я бы сказал, четкий и достаточно разборчивый.
Достаточно разборчивый, чтобы понять смысл. Который, однако, был… одновременно очевиден и туманен. Я прочел бумаги. Запутался и прочел снова. Обрывки некой истории. Перед глазами у меня стала возникать картина, подобно тому как очертания пейзажа проступают сквозь туман, который тает временами, позволяя разглядеть линию холмов и долин, прежде чем сгуститься вновь и оставить вас в неведении и недоумении по поводу того, где вы находитесь и в какую сторону вам двигаться.
Тщательно сложив листы обратно в шкатулку, я сунул ее под мышку и со всех ног бросился к особняку и к моему руководителю в подобных делах мировому судье Адаму Филдингу.
– Я должен рассказать вам одну очень печальную мелодию, миледи.
Прямая как струна, леди Пенелопа сидела в кресле посреди одной из комнат покоев, которые она совсем недавно делила со своим супругом. На ней было черное платье, лицо закрывала вуаль. Траур продлится еще много месяцев, хотя по обычаю скоро черный цвет в одежде можно будет заменить темным пурпуром. Я вдруг поймал себя на том, что размышляю о ее шансах выйти замуж во второй раз, и счел эти шансы довольно высокими. Недавно ей пришлось перенести тяжелые испытания – жестокая смерть мужа, заключение сына в тюрьму и его надвигающаяся казнь, – но ее особая красота не померкла. Найдется немало охотников до ее титула и изысканных черт. Кроме того, я заметил, что брак сам по себе сродни старой, доброй привычке. И когда узы его разбиты смертью одного из супругов, для большинства людей это лишь переходный момент на пути к очередному браку. Словно поменять костюм, ибо трудно бродить по этому миру нагими, да еще и в одиночку.
– Поверьте мне, Пенелопа, – продолжал Филдинг, – я бы не прибег к этому собранию, если бы то меня не вынудили обстоятельства. Обстоятельства, которые касаются всех нас.
Причину, по которой судья обратился к леди Элкомб по имени, я узнал лишь позже.
Леди Пенелопа грациозно – едва ли не кокетливо, как мне показалось, – кивнула Филдингу своей по-монашески укрытой в черное головой. Скоро вы снова окажетесь замужем, подумал я, изумляясь невероятной женской способности выносить тяготы судьбы, которые раздавили бы мужчину.
– Вряд ли что-нибудь сравнится с тем, что я уже пережила, – сказала она.
Адам Филдинг оглядел тех, кто был в комнате. Кроме самого судьи, леди Элкомб и меня здесь находились еще три человека: разумеется, Кэйт, Кутберт Аскрей и Освальд (который и виду не подавал, что недавно был в лесу). За окнами стояла ночь. В руке Филдинг держал те самые бумаги, которые я отдал ему двумя часами ранее. То, что он обнаружил в этих листах, столь его поразило, что он сразу же потребовал этого собрания в присутствии миледи, ее сына и дворецкого, извинившись за необходимость нарушить ее траур.
– Сегодня вечером мой молодой друг обнаружил эти бумаги в убежище Робина. Он правильно сделал, показав их мне. В них содержится история, которую только вы, моя госпожа, можете подтвердить. И хотя это грозит причинить вам новую боль, вы обязаны это сделать, поскольку, уверяю вас, – если эта история является правдой, – мы сможем снять с вашего сына Генри обвинение в убийстве отца.
Я заметил, как крепко ухватились пальцы леди Пенелопы за подлокотники кресла. Но она ничего не сказала. – Миледи, должно быть, вы помните, как незадолго до дня свадьбы я беседовал с вами и лордом Элкомбом о смерти Робина.
– Да, я помню.
– Ваш супруг рассказал, что этот несчастный был рожден в поместье, а затем мать увезла его отсюда. Когда он вернулся, никто не знает, но с тех пор он жил в лесу, и, как видно, на протяжении долгих лет. Возможно, Робин решил вернуться в родные края после смерти матери, хотя никому не известно, жива ли была на тот момент Веселушка – так, кажется, ее звали – или же мертва.
– Откуда же людям это знать? – Голос леди Элкомб выдал напряжение последних дней, она произнесла эти слова почти шепотом.
– Действительно, откуда? – подхватил Филдинг. – Она была простой женщиной, даже имя ей заменяло прозвище, данное местными работниками.
– Я в то время здесь еще не жила, – снова шепот.
– Не совсем так, моя госпожа. Впрочем, Веселушка и впрямь покинула Инстед-хаус вскоре после вашего переезда сюда.
– Вы уверены в том, что сейчас говорите, судья Филдинг? – спросил Кутберт, подойдя к матери, словно желал ее защитить.
Прелестное лицо Кэйт выглядело встревоженным, не знаю только, из-за ее ли отца или из-за леди Элкомб.
– Не могу сказать, что полностью, – кивнул Филдинг. – Поэтому я должен быть крайне осмотрителен. Возможно, будет лучше, если я расскажу вам эту историю. В конце концов, то, что написано тут, в этих бумагах, может оказаться неправдой.
– Так расскажите же, и покончим с этим.
– Хороню, миледи. Жила-была одна молодая женщина, которая только что вышла замуж и приехала в поместье мужа. Через полгода она исполнила свой долг перед супругом, родив ему наследника. Поскольку ребенок появился на свет преждевременно, некоторое время думали, что он не выживет. Но он не умер, и с каждым днем в нем прибавлялось сил и здоровья. Он рос буквально по часам. Однако родительской радости не суждено было длиться долго, поскольку вскоре стало ясно, что с малышом что-то не так. Не с его телом, но с его разумом. Мать это быстро поняла, как и отец, – даже если он не мог в этом себе прямо признаться. Жестокосердной эта супружеская пара не была, по крайней мере, они не поспешили избавиться от малыша, бросив его на произвол судьбы или отнеся в лес, как поступили бы наши предки. Но родители не могли смириться с мыслью, что этот несчастный дурачок, этот слабоумный… однажды унаследует поместье. Лучше бы он умер. Многие дети умирают. Особенно нежеланные. Но этот был совсем иного сорта. Каким бы немощным ни являлся его ум, физического здоровья мальчику было не занимать, – будто бы вся отводившаяся ему сила сосредоточилась в мышцах, не коснувшись разума. Кто может осуждать родителей за то, что они чувствовали и что они сделали? У них было одно преимущество – о рождении ребенка знали единицы. Малыш был недоношенным, как я сказал, и, когда стало очевидно, что он слаб рассудком, были приняты все меры, чтобы его существование оставалось в тайне.
Глубокая тишина воцарилась в комнате, освещенной лишь слабым светом нескольких свечей. Я удивлялся жестокости Филдинга, и оставалось только верить, что подобная тактика была необходима для достижения задуманного им. Леди Элкомб сидела вполоборота, но, как и остальные, ловила каждое слово судьи.