И вот уже взбегает он по лестнице стремглав
И в дверь колотит кулаком, терпенье растеряв,
Не ждет, когда из-за дверей раздастся, как всегда:
"Да-да?"
В развратника прицелившись, нажал он на курок.
Красотка сникла - тут сдержать он хохота не смог:
"Ха-ха!"
- А правда, что ее зовут Ноэми Фуршон? - спросил Виктор.
- Да вы что, спятили?! - уставилась на него девушка. - И как вам в голову могло прийти такое дурацкое имя?
Глядите, что за господин! Куда он так спешит?
Куда он так торопится, куда он так бежит?
Он мчится - каждый скажет вам, кого здесь ни спроси,
- С повинной в комиссариат, на улицу Бюсси.
"Представьте, господа,
Я был без памяти влюблен,
Вином и страстью ослеплен,
Я проучить ее хотел, но тут стряслась беда.
Она ушла во цвете лет. Какой же я балда!"
Рука прижата к сердцу, взмах веером над головой, остановившийся взгляд, зрачки расширены - казалось, мадам Жерфлер хотела загипнотизировать тех, кто еще не попал под власть ее чар.
"Так арестуйте же меня! Я встал на ложный путь.
Преступник я и душегуб, пустил ей пулю в грудь!".
Но вдруг бледнеет комиссар, не в силах он вздохнуть:
"Софи, я так тебя любил! О, как же ты могла!"
И вот лишь кончики сапог торчат из-под стола.
Ну и дела!..
Певица воздела руки кверху, и мужские взгляды устремились на ее обтянутую муаром грудь, некоторые даже вооружились для этого лорнетами.
…Глядите,
Глядите, что за господин! Куда он так спешит?
Куда он так торопится, куда он так бежит?
Он ищет понадежней сук себе на этот раз.
О боже праведный… На сем закончим мы рассказ.
Ноэми Жерфлер закончила песню и глубоко вздохнула. На мгновение в зале воцарилась мертвая тишина, потом раздались бурные овации. От полноты чувств зрители молотили пивными кружками по откидным столикам, восхищенные крики слились в непрерывный гул. Мадам Жерфлер приподняла юбки, сделала реверанс и послала залу воздушный поцелуй. Она собиралась уйти со сцены, но публика не отпускала ее, выкрикивая: "Браво!" и "Бис!". На лице у певицы застыла неестественная улыбка, на лбу блестели бисеринки пота, а тушь потекла с ресниц, прочертив черные бороздки на сильно напудренных щеках. Наконец занавес опустился.
- Как она прекрасна! - воскликнула девушка, обращаясь к Виктору, но его уже и след простыл.
Он вернулся к кассе, но из театра не вышел, а свернул в темный, заваленный декорациями из папье-маше и старыми плетеными ивовыми креслами коридор. Если подняться по деревянной лестнице, что справа, - попадешь в курилку. А если спуститься - в гримуборные, расположенные прямо под сценой. Виктор пошел на запах пудры, к которому примешивались нотки пачули и вонь испражнений - ведра стояли тут же, в конце узкого коридора. Проходя мимо одной из дверей, он услышал недовольный женский голос:
- Можно подумать, вам сегодня не заплатили. Берите свои пять франков и подите вымойтесь, у вас вся шея черная.
Другая дверь приоткрылась, и видно было, как герой-любовник устраивает сцену ревности "обозному солдату", а комик, не обращая на них внимания, жарит над газовой горелкой селедку, насадив ее на железный прут.
- Эй, да ты тут все спалишь! Хочешь, чтобы нас отсюда выперли? - не выдержал "солдат".
Виктор поспешил к гримерным актрис.
Поклонники мадам Жерфлер - человек пять-шесть - толпились в дверях гримерки, дальше их не пускала костюмерша. Они встретили Виктора насмешливыми взглядами.
- Она же вам ясно сказала: ей надо переодеться, - ворчала костюмерша. - О ней и так уже всякие слухи ходят. Давайте-ка, выметайтесь отсюда!
Поклонники отступили. Мимо них прошел лакей с огромным букетом роз. Виктор приподнялся на цыпочки и в приоткрытую дверь гримерной увидел, как женщина с осунувшимся лицом и прилизанными светлыми волосами, одетая в сорочку и нижнюю юбку, достает из букета и распечатывает конверт. Дочитав записку, она изменилась в лице, вскрикнула и упала без чувств. Поклонники, толпившиеся на пороге, не отреагировали на ее обморок - видно, сочтя это очередной причудой. Но заслышав крик костюмерши: "Мадам! Мадам! Что с вами?!", - все устремились в гримерку.
Виктор тоже вошел. Ноэми Жерфлер уложили на диван и обступили так плотно, что ей нечем было дышать. Виктор разглядывал комнату: баночки кольдкрема, висящая на ширмах одежда, на полу - перепачканная пудрой вата, веер, черный чулок и карточка. Виктор незаметно подобрал ее и прочитал:
Шлю эти пурпурные розы золотой девочке, баронессе де Сен-Меслен в память о Лионе и былых моментах счастья.
А. Прево
Виктор сунул карточку в карман.
- Выйдите! Мадам плохо! - закричала костюмерша, выставляя всех из гримерной.
Оказавшись на бульваре, Виктор задумчиво шел мимо многочисленных кафе, где собрались актеры и гуляки, поглощая пиво и абсент. Он долго бродил по улицам, не замечая, что устал и промок до нитки. Руки он держал в карманах. В одном был томик Маро, в другом - записка, которую он подобрал в гримерной Ноэми Жерфлер.
Глава пятая
15 ноября, воскресенье
Звук приближающихся шагов спугнул крысу, и она шмыгнула в узкий проход между винными бочками, что загромождали палубу старой баржи, стоявшей у причала в порту на набережной Сен-Бернар. Крыса метнулась к борту баржи, нависавшему над темной водой, потом резко развернулась и засеменила к берегу. В неверном свете уличного фонаря мелькнул лишь ее длинный голый хвост. Камень пролетел мимо. Крыса исчезла.
- Мерзкая тварь! - проворчал Базиль Попеш, направляясь к башне с часами. - Попомните мое слово, в один прекрасный день наш милый Париж превратится в столицу крыс.
Со стороны Ботанического сада раздался львиный рык.
- Ба, да это, кажись, Тиберий, что-то ему не спится. Зубы у бедняги разболелись, что ли?
Базиль Попеш свернул на одну из пяти улиц, расходящихся от набережной. Они были названы в честь винодельческих регионов страны: Бургундии, Шампани, Бордо, Лангедока и Турени. Разместившиеся здесь приземистые складские строения образовывали границы винного рынка. На темной улице не было ни души. Базиля передернуло от страха и холода. Он постучал носком ботинка по стене склада - свет прикрепленного к ней фонаря казался почти уютным.
- Интересно, сколько сейчас, пять часов? Полшестого? Мы ведь как раз здесь должны встретиться… Чтой-то Полит запаздывает.
Приглушенный звук заставил Базиля подпрыгнуть от испуга. Он пригляделся и различил силуэт тележки, двигавшейся по дорожке к винному подвалу. Лошадь шла почти бесшумно, будто приведение, даже цокота копыт не было слышно. Базиль Попеш запрокинул голову, прикрыл глаза и с удовольствием втянул пропитанный винными парами воздух. Вдруг кто-то хлопнул его по спине, и он недовольно вскрикнул.
- Без паники, это всего лишь я.
В темноте Базиль узнал расплывшуюся фигуру своего приятеля Полита Горжерана - тот надвинул фуражку на самые брови и курил коротенькую трубку.
- Прости, что опоздал, - был заказ на доставку божоле. Ладно, пошли. Только осторожнее, смотри, куда ступаешь, - тут разлили какое-то пойло, так что скользко почище чем на льду!
По воскресеньям на рассвете Базиль Попеш приходил сюда к бывшему однополчанину Политу пополнить недельные запасы вина взамен на украденное у хищников мясо. Вообще-то врач запретил ему пить, но папаша Попеш и не думал его слушать. Он был убежден, что вино не только поднимает настроение, но и помогает от камней в почках - рано или поздно оно их просто растворит.
Старые, покрытые плесенью, изрядно потрепанные в результате многочисленных перевозок бочки громоздились на огороженном участке, заросшем густым кустарником. Полит поставил сбыт вина на поток и получал с этого неплохие барыши. Он по дешевке продавал его владельцам кабаков, ютившихся в районе Моб, а те, в свою очередь, за весьма скромную плату наполняли этим вином стаканы своих постоянных посетителей.
В то воскресное утро у бочек собралась целая толпа. Полита встретили дружным возгласом:
- Ну что, получим мы сегодня наше пойло?
- Спокойно! Лавочка для особо жаждущих открывается ровно в шесть.
- Ты что, носишь свое вино в церковь к причастию?
Полит растолкал собравшихся и подошел к стоявшей под газовым фонарем бочке.
- Вот увидите, это не вино, а чистый нектар.
Он подставил кружку под медный краник и открыл его. Вино красной струйкой весело зазвенело по металлу, но вскоре в бочке что-то булькнуло, и поток иссяк.
- Ну что там еще стряслось?! - Полит чертыхнулся и подкрутил краник.
- Да в твоей бочке давно уже лягушки поселились! - выкрикнула белобрысая пышногрудая тетка.
Все насмешливо уставились на Полита.
- Что за черт? Не могла же она сама по себе опустеть. Не иначе как ночью к ней кто-то приложился! - Он в сердцах стукнул по бочке. - Да, но звук-то, как от полной. Ну-ка, глянем, что там внутри.
Он нагнулся, подобрал лом и с силой поддел крышку бочки. Она соскочила на удивление легко, и не рассчитавший усилия Полит рухнул в объятия к белобрысой тетке.
- Нет, ну вы посмотрите на этого красавца! Ты что это, никак глаз на меня положил? Смотри, у меня и без тебя есть с кем развлечься!
Полит с глупой ухмылкой склонился над бочкой, но тут же отшатнулся, едва сдерживая тошноту. Остальные тоже поспешили взглянуть.
- Ч-черт! - пробормотал здоровяк в серой блузе и сразу же отпрянул.
Базилю Попешу пришлось прищуриться, чтобы что-то разглядеть, - он не взял с собой очки. Но когда увидел, к горлу подступил ледяной ком. Это напоминало содержимое отвратительных склянок из Музея естественной истории: волосы, струящиеся по поверхности темной, подсвеченной желтым уличным фонарем жидкости, широко раскрытые глаза, застывший в безмолвном крике рот. Не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища, Базиль Попеш склонился еще ниже. А ведь он знает этого утопленника. Хотя они и виделись-то от силы пару раз, он сразу узнал своего соседа с первого этажа.
- Надо бы позвать ажанов, - тихо проговорил кто-то.
Никому не хотелось оказаться замешанным в это грязное дело. Повисла неловкая пауза, а потом, не сговариваясь, люди разошлись.
- Э, меня подождите! - пискнул Полит. - Базиль, где ты там?
Базиль Попеш так быстро мчался по улице Шампани в сторону Сены, что даже взмок. Он видел убитого из бочки, когда на днях высунулся из окна подышать свежим воздухом. Было где-то около полуночи, и еще один человек, в сером пальто, похоже, следил за жильцом с первого этажа. Он, в свою очередь, тоже заметил Базиля и смотрел на него достаточно долго, так что вполне мог запомнить.
"Брось, - уговаривал себя Попеш. - Это не твоего ума дела. И без того проблем хватает. Пусть разбираются без тебя, ты ничего не видел и ничего не знаешь!"
* * *
Пелена облаков разошлась, и солнечный луч скользнул по кровати. Виктор проснулся. Странно, с чего это он лежит на животе? Он резко перевернулся на спину. Таша работала. Из-за мольберта видны были лишь распущенные волосы и босые ноги. В печке уютно потрескивал огонь. Виктор сел, подложив под спину подушку, зевнул и пригладил волосы.
- Сколько можно работать? - проворчал он. - Сегодня ведь воскресенье, иди сюда, ко мне.
- Нет, мне обязательно надо дописать этот этюд, пока вдохновение не ушло. А ты поспи еще, если хочешь.
Виктор раздраженно отбросил одеяло. Спи! Он-то хотел понежиться с ней в постели.
"Вот и люби после этого художниц! - подумал он. - От творчества они получают больше наслаждения, чем от мужчины!"
У него даже промелькнула мысль, что лучше бы Таша была обычной женщиной, которая только и думает, что о своей внешности да о всяких побрякушках.
- Ты что, обиделся? - рассмеялась Таша. - Виктор, милый, эта картина очень много для меня значит… Ты ведь знаешь, какая я упрямая.
Да уж, упрямая. Виктор стал одеваться, не сводя с нее глаз. Таша казалась очень хрупкой, но сила воли у нее просто железная.
- Я все понимаю, - сказал он. - Пойду, пожалуй, не буду тебе мешать. - Это прозвучало фальшиво, и Виктору стало стыдно за свою неискренность.
- Может, поужинаем сегодня вместе? - предложила Таша, но тут же добавила: - Черт! Совсем забыла, у меня же деловая встреча, я буду поздно.
- У меня тоже встреча, - обиженно заметил он. Она накрыла картину куском ткани, бросилась к Виктору и повисла у него на шее.
- С женщиной встречаешься?
- А ты с мужчиной?
- Да нет же, дурачок!
Долгий поцелуй. Виктор успокоился: прекрасные зеленые глаза Таша никогда не лгут. А даже если и солгут, ему все равно не освободиться от их власти.
- А что ты там прячешь? - указал он на мольберт.
- Закончу - покажу.
- Ну скажи! Пейзаж с видами крыш? Обнаженная натура? Натюрморт?
- Секрет.
Стоило Виктору выйти, как на него с новой силой нахлынули сомнения. Он уже представлял себе, как обнаруживает на мольберте Таша подтверждение своих подозрений - набросок мужского портрета. Чтобы отвлечься от этих мыслей, он приказал себе думать об Элизе Фуршон. Как она была одета, покидая пансион? А что, если в красное платье, как та несчастная с перекрестка Экразе? Надо проверить. Ему вдруг захотелось отправиться с Таша на пикник к озеру Сен-Манде, лежать на земле и смотреть на небо сквозь листву на деревьях.
"В такую-то погоду? - оборвал он сам себя. - Нет уж! Так и инфлюэнцу подхватить недолго! Вечером мы увидимся, и когда она окажется в моих объятиях, я скажу, что больше так продолжаться не может! А пока надо сосредоточиться на новой загадке. Отправлюсь-ка я на шоссе де л'Этан, наведу справки. Под каким предлогом? Можно взять фотоаппарат. Мадемуазель Коримба Бонтам будет счастлива получить свой фотопортрет…"
- Мсье Легри! Какой приятный сюрприз! А мы с барышнями как раз собираемся на прогулку. О, вы занимаетесь фотографией?
Виктор стоял посреди тротуара на шоссе де л'Этан, нагруженный фотоаппаратом на треноге и большой сумкой с фотографическими пластинами. Под натиском пышнотелой мадемуазель Бонтам, которая чуть не подпрыгивала от нетерпения, он даже слегка попятился.
- Окажите любезность, сделайте наш групповой снимок! - попросила она.
- Я как раз хотел просить вас позировать мне, - с готовностью откликнулся Виктор.
Ему было немного неловко в окружении празднично одетых девушек, каждая из которых старалась привлечь к себе внимание. А мадемуазель Бонтам в огромной шляпе с зелеными перьями была похожа на огромного попугая.
- Ох, не знаю, хорошо ли я буду смотреться, - проворковала она, вертясь перед фотографом.
- Вы очаровательны, вас можно принять за одну из ваших воспитанниц, - заверил ее Виктор. - Пойдемте к озеру.
К нему незаметно подошла Айрис в элегантном, отделанном мехом сером пальто.
- Как вы можете делать ей комплименты! - возмущенно прошептала она. - Она же настоящая мегера. Это крестный попросил вас приехать?
- Мадемуазель, внимание! Не каждый день нас фотографируют. Берта, Аспазия, высокие пусть будут сзади. А вы, Айрис, пройдите вперед, встаньте рядом с Генриеттой и Аглаей. Остальные…
- Но так нечестно, - возмутилась Аспазия, - я на три сантиметра ниже Генриетты!
- Жаль, что Элизы с нами нет, - проговорила Берта.
- Она вернулась к матери, - объявила мадемуазель Бонтам и повернулась к Виктору: - Представляете, эта дама даже не заплатила мне за начавшийся триместр. Если она надеется, что я прощу ей долг…
- Вы о юной мадемуазель Фуршон? Дочке Ноэми Жерфлер? - спросил Виктор непринужденным тоном.
- А, так вы раскрыли тайну этого псевдонима, окутанного романтическим флером? Какая проницательность, мсье Легри! Девочки, успокойтесь, встаньте по местам! Не буду вам мешать, мсье Легри!
Виктор установил камеру на треногу, попросил воспитанниц пансиона встать ближе друг к другу и нырнул под черную ткань. Девушки хихикали, толкались и то и дело спрашивали, долго ли им еще изображать из себя статуи.
Когда снимок был сделан, воспитанницы мадемуазель Бонтам разбежались, и та, словно курица, бросилась за ними, придерживая рукой шляпу с перьями. Айрис снова подошла к Виктору.
- Вы ведь ничего не рассказали крестному?
- Я был нем как рыба… Скажите, а как Элиза была одета, когда собиралась на свидание?
- Почему вы спрашиваете?.. А-а, я поняла, крестный попросил вас разузнать, с кем я вожу знакомство…
- Уверяю вас, мадемуазель Айрис, вы ошибаетесь. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
Девушка окинула Виктора ироничным взглядом.
- Вы что-то от меня скрываете. Ну да ладно, рано или поздно я все равно узнаю правду, - пробормотала она себе под нос. - На Элизе было красное платье и красное пальто. Поэтому она и одолжила у меня туфли. Они с Гастоном договорились пойти на бал в "Мулен-Руж", он там работает. А правду говорят, что у танцовщиц видны нижние юбки и белье?
- Если верить афишам, то именно так оно и есть.
- Много бы я дала, чтобы на это посмотреть.
- Сомневаюсь, что ваш… э-э-э… крестный это одобрит.
- А ему вовсе не обязательно об этом знать. Вы ведь умеете держать язык за зубами, правда, мсье Легри? - Айрис строго посмотрела на Виктора.
От продолжения этого щекотливого разговора Виктора спасло возвращение мадемуазель Бонтам, которая наконец-то собрала воспитанниц в стайку. Виктор стал прощаться, а барышни по наущению своей наставницы наперебой приглашали его отведать восхитительного чаю с яблочным штруделем. Уходя, Виктор с беспокойством взглянул на Айрис. Осознает ли Кэндзи всю глубину своей ответственности за эту девушку?
На обратном пути он зашел в бистро на авеню Виктора Гюго, чтобы за стаканчиком вермута обдумать полученную информацию. Слишком уж много совпадений: красное платье, босые ноги, туфелька, которую нашел Грегуар Мерсье. "Мулен-Руж", Гастон… Кто он, музыкант? Танцовщик? Рабочий сцены?
"Надо будет отправиться туда прямо сегодня, - решил Виктор. - Не зря же я дразнил Таша. А заодно посмотрю на этих пресловутых дамочек".
Ему невольно вспомнились горящие глаза, чувственный рот и волосы цвета воронова крыла. Эдокси, прекрасная Эдокси Аллар, эта томная фея, которая пыталась соблазнить его в коридорах "Пасс-парту", где тогда служила секретарем-машинисткой. Кажется, она, помимо журналистики, занималась еще и танцами. Исидор Гувье как-то сказал, что Зидлер пригласил ее в "Мулен-Руж". Интересно, какой она взяла себе псевдоним? Виви?.. Нет, Фифи… Фифи… Да, точно, Фифи Ба-Рен.