Бурное веселье зрителей вызывали неприличные звуки, которые тот издавал задом. Кто-то даже забрался на сцену, чтобы лично проверить, что в недрах черных бархатных брюк артиста не кроется никаких потайных устройств. Виктор с отвращением отвернулся.
- Если верить Зидлеру, в каждом человеке дремлет свинья, - сказал Дольбрез.
Несмотря на сырую погоду, в саду было полно народу. Все вышли подышать свежим воздухом. Ослики безропотно возили представителей высшего общества по аллеям, ярко освещенным газом и электричеством. Здесь же располагались карусели, тир, летний кафешантан, над которым возвышалась гигантская фигура слона, отделанная "под мрамор", которую привезли сюда после Всемирной выставки 1889 года. Заплатив всего двадцать су, можно было полюбоваться на чувственный псевдо-восточный танец.
Когда Виктор с Дольбрезом попали внутрь слона, представление закончилось, и зрители пытались аплодисментами задержать на сцене дородную одалиску. Складки шифонового костюма почти не скрывали ее прелестей. Виктор и его спутник прошли в маленькую комнатку за крошечной сценой, где артистка снимала грим.
- Привет, козочка моя! А я привел тебе нового поклонника.
- Очень вовремя! Я просто с ног валюсь от усталости! - Выговор одалиски выдавал в ней жительницу предместий.
- Ну, не сердись, он всего лишь хочет задать тебе парочку вопросов про Гастона.
Жозетта пристально уставилась на них: один глаз у нее был густо подведен, веко второго покраснело - она только что стерла с него тени.
- И слышать о нем не хочу! Негодяй! Он меня обчистил: спер все деньги и образ Святой Девы - мне его отец подарил. Вы что, из полиции? - с тревогой спросила она Виктора. - У Гастона неприятности?
- Нет, - успокоил танцовщицу Дольбрез, - этот господин, как и ты, всего лишь хотел повидаться с Гастоном.
- Чтоб ему пусто было! - выкрикнула Жозетта, поворачиваясь спиной к собеседникам.
- Любовь! - вздохнул Дольбрез.
- Если это он отправил вас ко мне прозондировать почву, передайте: я выкинула все его шмотки, может искать их у старьевщика. Да, и пускай угол себе снимет, а у меня может больше не появляться. Прощайте!
Виктор рассеянно брел аллеей, забыв о Дольбрезе, который задумчиво на него поглядывал.
- Глупо получилось. Мне очень жаль, но, похоже, дочь вашего клиента обесчестил редкостный негодяй. Может, стоит заглянуть в раздевалку для здешних служащих?
Им пришлось вернуться через зал в фойе, к кассам. Тут Дольбрез резко остановился.
- Черт! Шляпу забыл. Минутку, я сейчас.
Виктор чуть шею не свернул, пытаясь проследить за Таша, которая шла к бару под руку с Лотреком. Он уже хотел пойти за ними, но тут вернулся Дольбрез:
- Вот она, нашел. Вы идете?
Он толкнул дверь, и они оказались в тесной комнате с шкафчиками вдоль стен. Из одного из них, с табличкой "Молина", Дольбрез извлек мятую рубашку и початую пачку турецких папирос, достал одну и зажал в уголке рта. Из пачки выпала какая-то бумажка. Дольбрез протянул ее Виктору, и тот с трудом разобрал каракули, написанные на обертке шоколада Колониальной компании:
Шарманса у маей тетки.
Абирто, на лево, во дваре манон, зал петриер.
Ул. Л., прв. 1211
- Что там такое? - с любопытством спросил Дольбрез.
- Судите сами, - протянул ему бумажку Виктор.
- Китайская грамота какая-то. Или по-овернски написано. А может, и вообще волапюк. Давайте лучше веселиться. Я собираюсь танцевать кадриль. Вы пойдете со мной?
- Идите вперед, я за вами.
Когда Дольбрез вышел, Виктор направился к выходу и, ступив на тротуар, столкнулся с элегантным господином, одетым по английской моде.
- Антонен Клюзель!
- Легри! Виктор Легри! Да мы целую вечность не виделись!
- Почти два года. Как там "Пасс-парту"?
- Отлично! Мы переехали на улицу Гранж-Бательер, в дом номер 40, это рядом с пассажем Вердо, буду рад вас видеть! Извините, бегу, не хочу пропустить выступление нашей Эдокси. Она имеет большой успех, кто бы мог подумать!
На бульваре Клиши народу прибавилось. Виктор отдался на волю людского потока. Горький привкус во рту недвусмысленно намекал на то, что его печень не в восторге от смеси алкогольных напитков, которой его потчевали в этом проклятом кабаре. Перед глазами у него неотрывно стояла картина: Таша сжимает запястье Лотрека и хохочет, хохочет не переставая… Что она скажет, когда Виктор придет к ней на улицу Фонтен? Удастся ли ему сохранить самообладание? И все эти мучения он вытерпел ради жалкого клочка бумаги с абсолютно непонятным текстом! Причем нет никаких доказательств того, что именно Гастон Молина был воздыхателем Элизы Фуршон. Может, он сам получил от кого-то эту записку?..
"Будет тебе наука, - говорил себе Виктор. - Все, что тебе удалось узнать наверняка, - это то, что Таша общается с распутниками. Идиот несчастный!".
Глава шестая
16 ноября, понедельник
Поднимающийся над кофейником пар был похож на приложенный к губам указательный палец, призывающий хранить молчание. Таша сидела, закутавшись в шаль, и позевывая жевала бутерброд. Виктор пытался избавиться от последствий бессонной ночи с помощью чашечки кофе. Он уже жалел, что вернувшись домой раньше Таша, притворился спящим. Если бы он сразу высказал все, что лежало неподъемным грузом на сердце, то сейчас мог бы спокойно смотреть ей в глаза.
А пока он не придумал ничего лучшего, чем заговорить о том, какую карьеру в "Мулен-Руж" сделала Эдокси Аллар:
- Удивительно, как нами иногда играет судьба. А ты знала о том, что она теперь танцует?
Ответ Таша его озадачил:
- У меня не по-лу-ча-ет-ся!
Он вздрогнул.
- Что, прости?
- Не могу я! Не получится у меня! Никогда, никогда, никогда!
- Что не получится?
- Сравниться с ним в мастерстве!
- С кем "с ним"?
- С художником, с которым я вчера виделась, я тебе о нем уже рассказывала - Анри де Тулуз-Лотреком.
Ну вот, она сама призналась. Виктор дрожащей рукой отставил чашку.
- Так это ты с ним встречалась?
- Да, в "Мулен-Руж". Мне в "Жиль Блазе" заказали серию карикатур под названием "Парижская ночь в лицах".
- А я думал… ты мне не…
- Закрой рот, ты похож на рыбу.
- А я-то думал, ты больше не работаешь на эту газету. Ведь иллюстрации к книгам делать гораздо выгоднее. К тому же за квартиру плачу я, а ты недавно продала картину…
- Моя страсть к живописи обходится гораздо дороже, чем твое увлечение фотографией. Рамы, краски… Спасибо, конечно, что ты помогаешь мне. Но деньги за ту несчастную картину, что купили Буссо и Валадон, не покроют всех моих расходов. И вообще, мне нравится вращаться в кругу журналистов. С ними интересно. Скажешь, я неправа?
Виктор не знал, что ответить. Он с трудом уговорил ее принять от него финансовую помощь. Их совместной жизни - точнее, не совместной, а параллельной - постоянно что-нибудь угрожало. Таша отказывалась выходить за него замуж, заявляя, что после свадьбы независимая женщина превращается в маленькую девочку, которой и шагу не дают ступить самостоятельно. А она хотела сама строить свою карьеру. Что на это возразишь?
- Остерегайся этого уродца, говорят, он неравнодушен к рыжеволосым женщинам.
Таша недоуменно вздернула брови.
- С чего ты взял?
- У меня свои источники информации, - ответил Виктор сдержанно.
Таша зарылась лицом в складки шали, и плечи ее мелко затряслись. Неужели плачет? - испугался Виктор, но она подняла голову, всхлипывая от смеха.
- Ой, Виктор, ну какой же ты смешной! "У меня свои источники!" Вылитый инспектор Лекашер!
Она снова расхохоталась. Оскорбленный сравнением с глуповатым полицейским, Виктор вскочил и потянулся за шляпой, но Таша остановила его:
- Да ладно тебе, не сердись, просто я не могу не смеяться, я… - Она опять прыснула, но быстро взяла себя в руки. - Да, это правда, Анри нравятся рыженькие, он даже ко мне клинья подбивал. Надо признать, несмотря на все его уродство, в нем есть своеобразное обаяние. Но даже будь он самим Аполлоном, у него все равно нет ни малейшего шанса на взаимность с моей стороны. Я люблю только тебя. Неужели ты не почерпнул эту информацию из своих источников?
…Жозеф изучал пачку квитанций с заказами. Виктор пытался сосредоточиться на работе, но безуспешно - его мысли вращались вокруг улицы Фонтен. После разговора с Таша к нему вернулось ощущение полноты жизни - казалось, все вокруг вновь пришло в движение. Ее "Я люблю только тебя" и долгий поцелуй вернули Виктору душевное равновесие, и он чуть не признался, что сам был в "Мулен-Руж", но побоялся снова испортить отношения с Таша - ведь она терпеть не могла, когда он начинал расследование очередного преступления. Они поговорили о том, кто теперь займет помещение пустующей парикмахерской, и условились встретиться в мастерской часов в семь вечера, чтобы вместе отправиться в "Ша-Нуар", где Таша собиралась набросать эскиз к портрету какого-то молодого писателя.
- Мсье Легри, я закончил с витриной, выставил там сентиментальные романы. "Это было прекрасно, но немного грустно. Командир отряда пожарных в блестящей каске - и тот не мог сдержать слез", - продекламировал Жожо нараспев. - Все, с меня хватит. - Взяв яблоко и блокнот, он собрался просматривать газеты.
- С таким режимом питания и заболеть недолго, - очнулся от задумчивости Виктор.
- Не волнуйтесь, я отъедаюсь по вечерам! Матушка заботится о моем желудке. И вообще, каждому свое, - вы же дегустируете раков… Я вот что хотел у вас спросить: как вам название "Предательство и кровь"? Так будет называться мой новый роман.
- Броско. Предыдущий вариант был, кажется, "Любовь и кровь"?
- Да, но я передумал его так называть, слишком уж сентиментально получается. Я решил взять несколько не связанных друг с другом фактов и состряпать такую загадку, что любой голову сломает…
- Метод компиляции, - пробормотал Виктор.
- Вот именно! Запутанная интрига. Осталось только решить, что станет ключом к этой загадке. Я делаю ставку на сильные чувства. За точку отсчета возьму убийство на перекрестке Экразе, а убитую девушку назову Золушкой в красном. Добавлю деталей из разных любопытных происшествий, из тех, что давно собираю. С ума сойти можно, сколько всего в Париже случается! Главное - уметь вовремя сориентироваться в обстановке. Вот скажем, сегодня мне попалась настоящая жемчужина. Вы только послушайте:
ТРУП В ВИННОЙ БОЧКЕ
Вчера утром перед открытием винного рынка один из работников…
- Виктор! Ваш обед остынет! - раздался голос Кэндзи.
- Иду! - отозвался Виктор.
Жозеф с сожалением закрыл блокнот.
- И кому я все это рассказываю… Воистину, миром правит чревоугодие!
Он вздохнул и с хрустом надкусил яблоко.
Швейцар в Эльдорадо выслушал Виктора с неприступным видом, но, получив хорошие чаевые, стал гораздо более словоохотлив:
- Она живет неподалеку от театра "Варьете" и пассажа "Панорама", в доме номер один. Если хотите, можете туда прогуляться, это совсем рядом.
- Я знаю. А какой у нее этаж?
- Кажется, второй.
Виктор поймал себя на том, что научился отлично ориентироваться в районе бульваров Страсбур и Монмартр. При известии о том, что Ноэми Жерфлер живет неподалеку от перекрестка Экразе, его охватило дурное предчувствие. Он прошел мимо милых сердцу каждого библиофила книжных лавочек, парфюмерных магазинчиков и кондитерских и остановился у витрины с веерами. "Интересно, - думал он, - понравится ли Таша веер с панорамой Восемнадцатого округа? И вообще, может, ну ее, эту Жерфлер? В конце концов, главное, что Элиза, жива и невредима, гостит у матери. Но как в этом убедиться, если не проверить самому?"
Стоило ему ступить на лестницу, как мимо него проскользнул мужчина в сером шерстяном пальто и низко надвинутой на лоб шляпе. Он пробормотал какое-то извинение и помчался вверх, перепрыгивая через две ступеньки.
Виктор позвонил. Дверь ему открыла неприветливая женщина. Маленькие глазки, распухший от насморка нос, грязный передник - ее внешность мало соответствовала представлениям Виктора о том, как должна выглядеть горничная.
- Я хотел бы поговорить с мадам Жерфлер.
- Ее нет дома, - буркнула женщина.
- А как скоро она вернется?
- Она ушла к портнихе, так что может там и весь день проторчать: у нее столько платьев и побрякушек - хоть маскарад устраивай.
- Маскарад?
Горничная послюнила палец и присела убрать с ковра крошки.
- Ага, - сказала она, выпрямившись, - фрукты, цветы, перья и все такое.
- Ну, тогда, может, ее дочь сможет меня принять?
- Дочь?
- Да. Мадемуазель Элиза.
Горничная смерила его подозрительным взглядом, но потом смягчилась:
- Скажете тоже, - фыркнула она. - Нету у нее никакой дочки.
- Вы в этом уверены?
- Ну, само собой, она мне о своей личной жизни не рассказывает. Но я точно знаю, что официально мадам Жерфлер не замужем. Можете дать мне свою карточку, я ей передам.
- Спасибо, но я лучше зайду в другой раз, - сказал Виктор.
* * *
Человек в сером пальто перегнулся через перила третьего этажа и смотрел на спускающегося по лестнице Виктора, поглаживая в кармане рукоять ножа. Это его успокаивало. Нож был талисманом, с которым он не расставался много лет. Придется ли снова им воспользоваться? Неважно. Когда чувствуешь, что он оттягивает карман пальто, будто верный солдат, всегда готовый выполнить приказ, на душе становится легче. Настоящего друга у него все равно нет, а нож, в случае чего, не подведет.
Так значит, Ноэми еще не вернулась. Ну что ж, это несколько расходится с его планами, но ничего страшного, приятный тет-а-тет можно и отложить. Что значит каких-то несколько часов после стольких лет ожидания? Он с усмешкой подумал о фразе, которую обронила горничная: "Нету у нее никакой дочки". Ошибочка вышла! Точнее было бы сказать: "Нету у нее больше никакой дочки".
* * *
Терзаясь сомнениями, Виктор вышел на бульвар Монмартр и подозвал наемный экипаж.
Приехав на улицу Фонтен, он заметил на противоположном тротуаре уродливого художника в пенсне. Не от Таша ли он вышел?
Она работала, одетая в перепачканную красками блузу.
- У меня, наверное, галлюцинации, но мне показалось, что я видел Лотрека.
- Да, он заходил. Вы разминулись буквально на несколько минут. Он живет тут неподалеку - переехал в двадцать первый дом еще в апреле. Подожди, я сейчас переоденусь.
Она что, смеется над ним? Неужели не понимает, какие чувства вызывает у него одна мысль о том, что она в таком виде принимала у себя этого горе-художника?
Виктор не смог побороть любопытство и приподнял тряпку, скрывавшую полотно, над которым работала Таша. То, что открылось его взору, лишь усилило беспокойство: растрепанная танцовщица, исполняющая канкан, из пены юбок торчат черные чулки. Таша копировала стиль Лотрека, но ей не хватало его экспрессии: фигура выглядела статично и была похожа на куклу. Ну, и зачем было выбирать такой сюжет?
Таша вернулась быстро, и Виктор едва успел прикрыть картину.
- Как я тебе?
На голове у нее красовалась неизменная шляпка. Она переоделась в блузку с темными манжетами и черную юбку. А еще надела бусы из лазурита, которые Виктор подарил ей на день рождения, и украшенные вышивкой перчатки, доставшиеся от матери. Корсет Таша не носила, и под блузкой угадывались соблазнительные очертания ее груди.
- Ты очаровательна!
Виктор вдруг успокоился и, помогая Таша надеть пальто, запечатлел на ее шее легкий поцелуй.
До кабаре "Ша-Нуар", которое с 1885 года занимало бывшую мастерскую бельгийского художника Альфреда Стивенса на улице Виктора Массе, было всего пять минут пути. Виктор с восхищением разглядывал фасад здания. На уровне второго этажа располагалось огромное панно с изображением кошачьей фигуры на фоне солнечного диска. Свет от двух огромных фонарей падал на деревянную вывеску. Виктор успел прочитать лишь первые и последние слова, выведенные желтыми буквами:
Остановись, прохожий!
Будь современным!
Они поднялись по ступенькам и увидели швейцара в пышной ливрее. В руках он держал алебарду и трость с серебряным наконечником. Швейцар провел их внутрь по длинному коридору, который упирался в еще одну лестницу.
Оставшись одни, они первым делом обошли комнаты первого этажа: зал Франсуа Вийона, затем - Зал стражи, который превратили в уютное кафе. В витраже Виллета на тему культа золотого тельца отражался огонь, пылающий в очаге громадного камина. На верхушке растущей в кадке пальмы спал самый настоящий черный кот.
Они поднялись по дубовой лестнице. Таша указала на закрытую дверь:
- Вот здесь собирается редакторский совет.
- И часто ты тут бываешь?
- Время от времени я продаю в газету свои рисунки. Поначалу у нас с Виллетом была настоящая война, ведь тиражи достигают двадцати тысяч экземпляров. Но теперь мне на него плевать - он разругался с хозяином.
Они поднялись этажом выше и оказались в Зале торжеств, где шло какое-то представление. Человек десять зрителей уже расселись по местам. Вновь прибывших громогласно приветствовал дородный широкоплечий мужчина с рыжими волосами и бородой, одетый в наглухо застегнутый сюртук.
- Добрый вечер! Добрый вечер! Катались ли ваши светлости на поезде удовольствий? Нет? Тогда поскорей занимайте места!
Виктор протянул официанту купюру, и тот проводил их на свободные места.
- А это что за горлопан? - спросил Виктор у Таша.
- Родольф Сали. Злые языки называют его рыжим ослом. Он известный балагур, его либо ненавидят, либо обожают.
- А ты как к нему относишься?
- Чтобы не давать тебе повода для ревности, скажу, что я его уважаю. Он создал это заведение и всегда сам решает, кому выступать в его кабаре.
Виктор ожидал увидеть здесь бильярд и карточные столы, но никак не зал с пианино в центре, за которым сидела улыбчивая светловолосая мадам Сали. Повсюду были расставлены фаянсовые безделушки и медные вещицы в средневековом стиле, на стенах висели картины и рисунки. Взгляд невольно останавливался на огромном полотне Виллета, изображавшем беснующуюся толпу на фоне зданий Оперы, собора Нотр-Дам, Дома инвалидов.
Зал постепенно заполнялся, и Сали отпускал хриплым голосом шуточки в адрес каждого нового гостя.