Коронера, однако, больше заботило поручение, нежели география.
- Губерт не пишет, чего он от меня хочет? - спросил он.
Томас поспешно дочитал короткое послание до конца.
- По-видимому, обстоятельства смерти леди внушают подозрения, подробности же, как пишет юстициарий, ты узнаешь на месте. Он сам уезжает в Нормандию, однако настоятель ознакомит тебя с положением дел. Последняя фраза подчеркивает необходимость скорейшего прибытия в монастырь для освидетельствования тела.
- Святые кости, да она основательно дозреет, пока мы доберемся! - проворчал корнуолец. - Гонец, должно быть, провел в дороге добрых семь дней, да у нас неделя уйдет.
Выяснилось, что задержка не столь велика, так как герольд часто менял лошадей и сумел доскакать от Лондона до Эксетера за четыре дня. Затем удачное плавание на "Святой Радегунде", и в итоге они подъезжали к Бермондси, когда со дня смерти прошло немногим более недели.
Здесь население было еще скуднее, чем в Вулвиче, - сам монастырь да несколько хижин, ютившихся у его стен. Окрестности в этот промозглый зимний день казались унылыми - пустые болота, тянувшиеся вдоль Темзы, протекавшей в четверти мили от монастыря. Туман поредел, и трое путников видели заросшие камышом отмели между паутиной затонов и проток - большая река то и дело меняла русло, чуть ли не с каждым приливом или сильным дождем.
Монастырь выстроили на первом же от реки участке твердой земли, чуть приподнятой над болотом, и де Вулф, подъезжая к сторожке, видел тяжелый прямоугольник стен, за которыми просматривалось несколько зданий, в том числе и церковь. Гвин поглядывал на них без особого восторга, зато глаза Томаса разгорелись при виде нового церковного учреждения. Он усердно крестился и тихо бормотал молитвы на латыни.
Для коронера впереди лежал новый вызов его профессиональной репутации. Он втайне гордился, что юстициарий выбрал его из всех окружных коронеров Англии. Правда, у него были особые отношения с Губертом Уолтером - и даже с самим Ричардом Львиное Сердце: в Святой Земле он состоял в отряде личной охраны короля и сопровождал того в злосчастном возвращении на родину из третьего крестового похода. И все же назначение коронером двора, пусть и временно, было почетным, поскольку тот, кто занимал этот уникальный пост, отвечал за расследования всех смертей, нападений, ограблений и пожаров, затронувших короля, его двор и всякого, входившего в его великолепное, хотя и обременительное окружение.
Занятый этими мыслями, он проехал за мальчишкой к сторожке у западных ворот. В широкие ворота под каменной аркой могла пройти повозка, а рядом имелась калитка для пеших путников. Едва они спешились и отвязали от седел свой невеликий скарб, паренек из Вулвича поспешно выстроил лошадей одну за другой и, связав их вместе, без единого слова скрылся в тумане, оставив их втроем перед неприступными дубовыми створками, словно сирот под дверями богадельни.
Де Вулф шагнул к калитке и увидел рядом с ней колокольчик с подвязанной к языку веревкой. Он громко позвонил, и из калитки мигом появился крупный мужчина с бульдожьим лицом, одетый в линялую рясу. Джон, узнав послушника, подтолкнул вперед Томаса, предоставив ему объяснять, кто они такие. Привратник нехотя пропустил прибывших внутрь и молча захлопнул дверь, отрезав их от мирской суеты.
Они оказались в широком наружном дворе, замкнутом с другой стороны западной стеной церкви, а слева - низкой стеной, за которой виднелось кладбище. По правую руку выстроился ряд зданий, и страж дверей молча указал им на другие ворота, примерно в трети пути вдоль каменного фасада. Команда коронера отправилась к этому внутреннему входу и обнаружила в створках ворот маленькую дверцу. За ней им открылся длинный двор, упирающийся вдали во внешнюю стену обители. Слева тянулся еще один ряд зданий с несколькими дверями и рядом закрытых ставнями окон по верхнему этажу.
- Бог с вами, братья! - произнес чей-то голос рядом с ними.
Обернувшись, они увидели прямо за воротами маленький домик, из которого выбирался пузатый монах. Оказавшись в своей стихии, Томас де Пейн бросился к нему, само собой, осенив себя крестом, и залил его потоком латинской речи.
- Чтоб им по-английски не говорить? - пробурчал Гвин. - Мы б хоть знали, о чем они бормочут.
Томас порылся в своем мешке и извлек свиток с поручением Губерта Уолтера. Он предъявил красную восковую печать с затейливым гербом архиепископа Кентерберийского и позволил стражу внутренних ворот прочесть письмо. Румяный монах закивал головой, выказывая положенное почтение коронеру короля и на всякий случай также и Гвину. Затем он сказал что-то Томасу и рысцой заспешил к ближайшей двери.
- Это брат Мальо, и он отведет нас к настоятелю, только сначала покажет, где мы будем жить, - пояснил им клирик, радуясь возвращению в обитель Господа. - Это дом келаря, а над ним - странноприимный дом.
Изнутри первый этаж оказался занят кладовыми и маленькими конторами, где монахи вели списки и счета съестным припасам, напиткам и прочему добру, необходимому для телесного здравия братии, между тем как здравием их душ занимались в глубине обители. Все здесь пропахло волглым плесневелым зерном с примесью ладана. Добравшись до дальнего конца главного коридора, их проводник впервые заговорил по-английски - с сильным бретонским акцентом.
- Сэры, эта лестница ведет в комнаты для гостей и в опочивальни. Есть вы будете здесь, в этой маленькой трапезной перед кухней.
И Мальо указал сначала на большую комнату у подножия лестницы, затем на дверцу в стене, за которой грохотали горшки и сковороды. По простой каменной лестнице они поднялись наверх, где над кладовыми располагалась длинная опочивальня. В начале ее были выгорожены четыре маленькие комнатки, а остальное помещение устилала дюжина тюфяков, положенных прямо на пол. Над дверью в дальней стене висело большое распятие.
- Отсюда выход на галерею и в церковь, - объяснил брат Мальо. - Твоя келья, сэр Джон, будет здесь. Твои помощники будут спать на первых двух тюфяках в обшей опочивальне.
Твердо установив положение каждого из прибывших, толстяк-клуниец поспешил вернуться на свой пост, прибавив напоследок, что за ними скоро придут, чтобы проводить к настоятелю, а после позаботиться, чтобы гостей напоили и накормили.
Де Вулф вошел в свою келью и сбросил вьючную суму на матрас - единственный здесь предмет обстановки. В сумке у него мало что было, помимо двух чистых рубах, пары пар чистых штанов и двух нижних сорочек, уложенных кухаркой Мэри, поскольку его сварливая женушка Матильда была начисто лишена хозяйственных способностей.
Щетка для волос да нарочито заостренный нож для еженедельного бритья - в дополнение к перечисленному. Он подозревал, что у Гвина и Томаса с собой еще меньше того. Впрочем, клирик никогда не расставался со своей Вульгатой и молитвенником, а также и с принадлежностями для письма. Из уважения к пристанищу веры Джон снял пояс с мячом, стянул с плеча дополнительную перевязь и повесил все это на колышек, укрепленный в стене, вместе с серым плащом из волчьей шкуры, предназначенным для верховой езды. Пройдя в общую опочивальню, он увидел, что спутники его свалили свой небогатый скарб в стоявший у стены шкафчик. Гвин, открыв ставни лишенного стекол окна, выглядывал наружу.
- Распроклятая холодина, коронер. Что внутри, что снаружи, - мрачно заметил он. - Туман расходится, зато, похоже, снег пойдет. Ну, хоть труп свежее будет, при такой-то погоде.
Де Вулф с Томасом встали рядом с ним и выглянули в узкую щель в толстой каменной стене. Под ними круто опускалась полоска крыши из серой черепицы, окружавшая большой квадрат, поросший кое-где заиндевелой травой.
- Монастырская галерея вокруг двора, - заметил Томас. - Здесь, должно быть, капитул, а напротив - дортуар и фратер.
Два последних слова обозначали общую спальню и трапезную для монахов, в то время как послушники и служки ели отдельно. Высокая церковь замыкала монастырский двор слева, перекрывая вид на болота и на реку с севера.
Осмотр был прерван скрипом открывающейся двери. Вошел новый монах - в длинном черном бенедиктинском облачении, подметавшем полами землю. Этот был высок ростом и худ, а выбритую макушку окружало колечко редких седых волос. Его унылая физиономия утвердила Джона в мысли, что монастырь Бермондси - не слишком веселое заведение. Монах скользил по опочивальне, словно вместо ступней у него были колесики, и, приблизившись, склонил голову в сдержанном приветствии.
- Я - брат Игнатий, капеллан и секретарь настоятеля. Добро пожаловать, хотя, увы, причина вашего визита не слишком радостна.
Он обращал свою вступительную речь к Томасу, но ответил ему коронер, отрывисто представивший всех троих.
Игнатий неуловимым движением развернулся и указал на дверь, через которую вошел.
- Я проведу вас к настоятелю. Он не хочет откладывать разговор с вами. Затем вам, без сомнения, понадобится подкрепиться после долгой дороги.
Кажется, все услышали, как заурчало в животе у Гвина. Рослый корнуолец нуждался в подзаправке каждые несколько часов, а последний перекус на борту "Радегунды" по его меркам за трапезу считаться не мог. Вслед за секретарем они спустились по узкой лестнице в темный вестибюль, куда выходило несколько дверей.
- Вот эта ведет в церковный неф - на случай, если вы захотите оставить ложе ради молитвы, - указал налево Игнатий, однако открыл он другую дверь, выходившую на крытую галерею вокруг двора.
Они прошли по мощеной аркаде. Между колоннами открывался вид на чахлую траву внутреннего садика. На дальнем углу той же стороны квадрата еще одна дверь пропустила их в короткий коридор. В нем оказалось заметно теплее, чем в доме келаря и в опочивальне, и циник Гвин отметил, что глава обители позволяет себе больше удобств, нежели своим подчиненным. Проводник указал на несколько дверей по левую руку.
- Здесь размещаются различные кабинеты, в том числе и мой, а приемная настоятеля чуть дальше.
Он свернул в нишу по правую руку, откуда на верхний этаж вела деревянная лестница. Чем выше они поднимались, тем теплее становился воздух, а в квадратном зале наверху было уже просто тепло, чему способствовало то обстоятельство, что окно здесь было закрыто не ставнями, а стеклом - воистину редкая роскошь. За открытой дверью напротив просматривалась маленькая часовня - для личного пользования настоятеля, решил Томас.
Тощий монах постучал в другую дверь, вошел и тут же вышел снова, чтобы поманить их внутрь. Коронер перешагнул порог с твердым намерением сразу утвердить свои дарованные королем полномочия, поскольку по долгому опыту знакомств с некоторыми церковниками, властными и часто надменными, знал, как трудно заставить их содействовать расследованию. Однако ему сразу стало ясно, что в Бермондси не приходится опасаться подобных осложнений. Настоятель Роберт Нортхем так и рвался помочь ему всеми силами. Он поднялся из-за стола и вежливо поклонился коронеру.
- Я рад видеть, что ты добрался благополучно, сэр Джон. Твоя слава опережает тебя, и мне остается только надеяться, что ты успешно уладишь это огорчительное дело.
Он говорил мягким голосом, в котором, однако, ясно чувствовались нотки беспокойства. Де Вулф объяснил, что клирик и констебль необходимы ему при исполнении обязанностей коронера, и Роберт Нортхем тепло приветствовал обоих. Он был коренастый мужчина лет пятидесяти, тонзура особенно ярко выделялась в его густых темно-каштановых волосах. Волевое, выразительное лицо прорезали глубокие морщины в углах рта и на лбу. Хотя монастырь основали французы, и многие монахи прибыли из Нормандии или с еще более дальнего юга, Нортхем был англичанином. Он провел некоторое время в главной обители на Луаре, после чего, в 1189 году, был послан настоятелем в Бермондси.
По знаку начальника брат Игнатий подвинул кресло для коронера к столу напротив настоятеля, а Томасу и Гвину кивнул на скамью у камина, в котором уютно мерцал горящий уголь.
Секретарь, как положено, встал у него за спиной, когда Роберт Нортхем сел и принялся объяснять де Вулфу положение дел.
- Не знаю, сколько тебе известно об этой трагедии, сэр Джон. Зная Губерта Уолтера, сомневаюсь, чтобы он сообщил многое.
Джон согласно кивнул.
- Он мне практически ничего не сказал, настоятель, помимо того, что воспитанница короля найдена мертвой, а постоянный коронер двора тяжело болен, и потому я должен незамедлительно прибыть сюда.
Нортхем вздохнул и переплел пальцы под подбородком, готовясь сызнова излагать всю историю.
- Сия обитель имеет счастливую - а быть может, злосчастную - репутацию убежища и приюта для высокопоставленных леди. Иной раз мне думается, что нам бы следовало называться не монастырем, а гостиницей!
Он сдерживал сарказм, однако Джон уловил некоторую горечь в его интонации.
- Слишком удобно обитель расположена - почитай, в виду великого города Лондона, прямо через реку. Когда король, благослови его Бог, или один из его высокопоставленных приближенных нуждается в защите или удобном пристанище для той или иной леди, они склонны обращаться к нам. Особенно королевским воспитанницам, кажется, нет конца!
Он сложил ладони и оперся на стол, уставившись на де Вулфа своими темными глазами.
- Месяц назад архиепископ известил нас, что нам предстоит принять еще одну воспитанницу короля Ричарда, хотя, по словам Губерта Уолтера, к счастью, лишь на короткий срок - только до ее венчания в соборе Святого Павла на том берегу.
Джон почувствовал, что пора прервать монолог.
- Это требование было необычным, настоятель?
Нортхем обратил ладони к небу.
- Такое бывало и прежде - от нас недалеко ехать как до Вестминстерского аббатства, так и до городского собора. Эта самая леди проживала в одном из центральных графств и нуждалась для приготовления к обряду в жилище поблизости.
Джон с необычным для него терпением дожидался продолжения рассказа.
- Леди - или, вернее, девочка, так как ей не исполнилось и шестнадцати - прибыла в середине января в сопровождении камеристок и некоторых из ее опекунов. Это была Кристина де Гланвилль, состоящая в дальнем родстве с Ранульфом де Гланвиллем, прославленным юстициарием Англии, скончавшимся шесть лет назад при осаде Акры в Святой Земле.
Де Вулф пробурчал:
- Я сам там был, как и мой констебль Гвин. Мы отлично помним де Гланвилля и его трагическую кончину.
Настоятель побарабанил пальцами по столу.
- Тогда, как видно, трагические кончины у Гланвиллей в роду, потому что за два дня до венчания его внучатая племянница была найдена мертвой в одном из наших погребов.
- Почему она оказалась под опекой короля, настоятель? - спросил де Вулф.
- Она потеряла мать в малолетстве. Та умерла в родах, дав жизнь сыну, каковой стал бы наследником, если бы также не умер в младенчестве. Кристина была единственным потомком сэра Вильяма де Гланвилля - каковой, завершая трагический круг, погиб вместе со своим дядей, сражаясь с магометанами в Акре.
- Разве род Гланвиллей не из Суффолка, сэр? - ввернул Томас, обращаясь к настоятелю с другой стороны комнаты.
Роберт Нортхем кивнул.
- Именно так - и отец девочки оставил там очень солидное земельное имение, а также иную собственность. Поскольку совершеннолетнего наследника не имелось, майорат отошел короне, а единственная дочь стала воспитанницей короля Ричарда.
- Но ведь ей должны были назначить опекунов или поручить заботам какой-либо религиозной общины? - предположил коронер.
- Так и было, сэр Джон. Сначала ее поместили в гилбертинский монастырь Семпрингема в Линкольне, ведь ей в год смерти отца было всего десять лет. Затем ее дядя, брат покойной матери, взял ее в семью, сочтя это более подходящим для молодой девушки.
- Не слишком ли далеко от ее собственного поместья в Суффолке? - спросил Джон.
- У ее отца и в Дерби имелись поместья и копи, - пояснил настоятель.
Брат Игнатий из-за кресла настоятеля почтительно добавил несколько подробностей:
- Земли сэра Роже Бомона прилегают к поместью Гланвиллей в Дерби, так что ему было удобно управлять также и выморочным имуществом. Король согласился, и суд лорд-канцлера решил дело.
Циник де Вулф, услышав это, немедленно преисполнился подозрений.
- Ему, конечно, было выгодно такое распоряжение?
Слово вновь взял настоятель.
- Роже Бомон получал половину дохода с имущества Гланвиллей, вторая же половина отходила королю. Считалось, что это законное вознаграждение за то, что он дал приют Кристине и управлял обширными поместьями, разбросанными по трем графствам.
Джон подозревал, что все труды выпали на долю бейлифов и управляющих, а Роже оставалось только сидеть да подсчитывать доход от продажи овечьей шерсти и крупного скота. А в Дерби, весьма вероятно, имелись и оловянные копи, и каменоломни.
Томас заерзал на своей скамье - он успел заглянуть дальше своего начальника.
- Настоятель, а когда молодая леди достигла бы совершеннолетия?
Нортхем с интересом оглянулся на маленького священника. Он с самого начала угадал в нем острый ум, а последний вопрос только подтвердил это мнение.
- Здесь, полагаю, поднимает мерзкую голову мотив преступления. Независимо от того, вышла бы Кристина замуж или нет, по достижении шестнадцатилетия ей должны были вернуть ее имения.
Прежде чем продолжить, Роберт налил им вина.
- Последняя воля и завещание ее отца ясно указывают, что после совершеннолетия она должна унаследовать все имущество. Королевский совет, несомненно, подобрал бы ей достойного управляющего, который бы распоряжался землями за нее, хотя юридически она вправе была бы поступать с ними как угодно. Конечно, король мог бы пренебречь завещанием и оставить имущество за собой, но поскольку и Гланвилль, и его славный дядя погибли, сражаясь вместе с Ричардом Львиное Сердце в Акре, такое решение не понравилось людям.
Де Вулфу подумалось, что на язык настоятелю просилось слово "неблагодарность", но тот вовремя заменил опасное выражение. Зато кустистые черные брови сэра Джона слегка приподнялись, когда он задал настоятелю следующий вопрос.
- В шестнадцать? Но она собиралась замуж. Когда же ей должно было исполниться шестнадцать?
Роберт Нортхем снова вздохнул, его встревоженное лицо говорило о тяжелых днях, которые ему пришлось пережить.
- Она должна была обвенчаться у Святого Павла в свой шестнадцатый день рождения, коронер. И как раз накануне того дня ее нашли мертвой!
Трое гостей в молчании переваривали значение этого известия.
- Можно ли спросить, с кем она была обручена? - осторожно вмешался Томас.