Они с облегчением покинули похожее на склеп подземелье. Томас боязливо оглядывался через плечо, пока они пробирались мимо бочек и тюков к выходу из кладовой. Здесь казалось теплее - или хотя бы не так холодно, как в дальней камере, где тяжелый воздух словно разъедал кожу и легкие.
Прежде чем выйти, Джон еще раз осмотрел подножие лестницы. Он потопал ногой, затем поскреб влажную землю носком сапога. Сверху крутая лестница смутно освещалась горящим огарком, и отсюда виден был узкий проход между серыми каменными стенами и обтесанные глыбы того же гранита, из которого были сложены ступени.
Джон ничего не сказал и подошел к двери, открывавшейся во двор. Снег летел гуще, хотя на землю еще не легло ни снежинки, и Томас опять задрожал - на сей раз от холода, пронизавшего тело до костей.
Закрывая дверь, капеллан заметил, как дрожит клирик, и сжалился над ним.
- Рядом с дортуаром есть теплая комната, где с ноября до Святой Пятницы поддерживают огонь. В такую суровую погоду вы можете всегда погреться там.
Они с благодарностью приняли приглашение и отыскали комнату, зажатую между фратером и дортуаром, углами примыкавшими друг к другу. Кроме комнат настоятеля и кухни, это было единственное теплое место во всем монастыре. Здесь в камине горели большие поленья, а у другой стены стояла жаровня с углями. Вдоль стен выстроились скамьи с деревянными спинками, защищавшими от сквозняка. Две из них были заняты крепко спавшими старыми монахами, а на других читали или дремали монахи помоложе.
- Если вы погреетесь здесь немного, я пошлю за вами, когда настоятель готов будет снова вас принять, - пообещал Игнатий и тихо ускользнул прочь.
- Что-то не нравится мне этот парень, - пророкотал Гвин, когда они обосновались на скамье у очага, за пределами слуха ближайшего клюнийца. - И не потому, что я питаю пристрастие к кому другому из духовного сословия! - добавил он, дружески подтолкнув в бок Томаса.
Как ни странно, клирик в этот раз не клюнул на подначку, а склонился к де Вулфу, чтобы заговорщицким полушепотом спросить:
- Кронер, ты разобрал, что он пробормотал там в склепе, когда ты спрашивал, где ее похоронят?
- Слышал, как он бормотал, но слов не разобрал, - сказал Джон.
- Он сказал: "Надо бы похоронить на перекрестке с колом в сердце!"
- Говорю же, гнусный ублюдок! - проворчал Гвин, пока коронер переваривал новые сведения.
- А я заметил, какое у него при этом было лицо, - проговорил он медленно. - Что-то в этом монастыре неладно, так что держите глаза и уши открытыми, а рот на замке!
- Надеюсь, ты отдохнул после долгой дороги, сэр Джон? - любезно осведомился Роберт Нортхем, поднимаясь из-за стола, чтобы приветствовать коронера. - И, как я понял, взял след трагического происшествия… - Он замялся, не зная, как закончить вопрос.
Де Вулф ответил ему без обиняков:
- Да, настоятель, я осмотрел труп.
Священник опустился в кресло.
- Вижу, ты не взял с собой помощников?
- Нет, мне нужно переговорить с тобой наедине.
Он многозначительно глянул на Игнатия, занимавшего обычную позицию рядом с настоятелем, словно изготовившись защищать его.
- В присутствии моего секретаря ты можешь говорить свободно. Он еще и мой капеллан, и мой исповедник.
Джон решительно покачал головой.
- Есть вещи, которые можно высказать только наедине, - сказал он. - В этом смысле меня наставлял верховный юстициарий.
Это была ложь, но Джон не стеснялся лгать, когда считал нужным. Настоятель явно удивился, однако махнул Игнатию, и тот неохотно покинул помещение и закрыл за собой дверь. Джон заподозрил, что он остался подслушивать под дверью.
- Ты можешь мне что-то сказать? - с беспокойством спросил Нортхем, когда де Вулф сел в то же кресло, какое занимал прежде.
- Кристина де Гланвилль убита, - прямо ответил тот. - Ваши догадки были верны. Она не падала с лестницы. Ни живая, ни мертвая.
Пальцы Роберта нервно играли бронзовым распятием, висевшим на шее.
- Я подозревал это. Но откуда такая уверенность?
- Ты сам сказал мне: то обстоятельство, что она лежала ничком и головой к лестнице, не позволяет поверить в падение. Если бы она споткнулась на ступенях, то, по всей вероятности, лежала бы к ним ногами. С трудом, но можно предположить, что она перевернулась в падении, но тогда она почти наверняка оказалась бы лежащей кверху лицом.
- Почти наверняка - и только? - нахмурился настоятель.
- Это еще не все, - буркнул де Вулф. - Она получила сильный удар по затылку, проломивший ей череп. Опять-таки она могла удариться затылком при падении, но для этого ей пришлось бы извернуться в воздухе. На такой узкой лестнице это практически невозможно, так что она должна была разбить себе лицо.
Приор сопровождал его речь отрывистыми кивками.
- Далее, у нее сломана шея, - продолжал де Вулф. - Причем ее сломали рывком назад, совсем не так, как могло быть от сильного удара по затылку, от которого подбородок выдвинулся бы вперед. Но шея переломлена так, будто ее рванули сзади.
Повисло тягостное молчание.
- Ты абсолютно уверен? - почти прошептал настоятель.
- У нее на ногах и руках нет ни синяка, ни царапины, - продолжал настаивать Джон. - Можно ли поверить, что кто-то катился по двадцати твердым гранитным ступеням так неудачно, что сломал себе шею и разбил голову, не оцарапавшись об их грани?
Настоятель глубоко, с сожалением вздохнул.
- Так что, на твой взгляд, произошло, коронер?
- Кто-то нанес ей сильный удар по затылку неким предметом. Предмет был плоским, так как не порвал кожу, но достаточно тяжелым, потому что проломил кость. Она должна была мгновенно лишиться чувств, после чего убийца добил ее, сломав шею.
- Неужто такое возможно? - проскулил Роберт Нортхем.
Джон пожал плечами.
- Вполне. Я видел, как это делается в бою. Одна рука обхватывает подбородок, вторая на основании шеи - и быстрый рывок назад.
Настоятель содрогнулся.
- Значит, мы должны искать преступника чудовищной силы?
Коронер покачал головой, черные волосы разметались по воротнику серого кафтана.
- Вовсе не обязательно. Это мог проделать любой решительный мужчина - и даже женщина, если на то пошло!
Настоятель в ужасе перекрестился, напомнив Джону клирика Томаса.
- Храни нас, Боже! При бедняжке состояли несколько леди, но ни одна из них не могла быть замешана в таком!
- Кто именно были эти леди? - требовательно спросил коронер.
- Одна из них Маргарет де Куртене - ей предстояло быть фрейлиной невесты при венчании. Она была подругой леди Кристины, как я понял, со времени, когда они вместе жили в Семпрингеме.
Джон подметил, что Роберт Нортхем стремится по возможности обособить себя от участников трагического действа.
- Еще была леди Ависа, каковая, будучи женой опекуна, Роже Бомона, заменила Кристине мать, и их дочь Элеонора, и, само собой, были горничные и камеристки, прислуживавшие трем леди, - пренебрежительно закончил он.
- И все они расположились в вашей обители?
- Именно так, ведь у нас хватает удобных помещений. Как-никак, король и его министры любят использовать нашу обитель как пристанище для своих гостей, - произнес настоятель с некоторым неудовольствием.
- Где именно они располагались? - спросил коронер.
- Сэр Роже Бомон с женой получили гостиную и спальню в здании у внутренних ворот, а Кристина де Гланвилль с подружкой Маргарет де Куртене получили две комнаты для гостей неподалеку от предоставленных вам, сэр Джон. Тоже наверху, однако по другую сторону опочивальни, и дверь туда запирается.
- Как насчет личной прислуги?
- Они спали на тюфяках либо в углу тех же комнат, либо - в случае с Бомонами - в прихожей.
Джон минуту что-то обдумывал.
- Будущий жених, этот Джордан де Невилль, - он появлялся на сцене?
- Разумеется. Всю неделю, пока они были здесь, он навещал их почти ежедневно. Провел несколько ночей в гостевой спальне, где поместили вас, но в последние ночи перед венчанием не ночевал, потому, как я понимаю, что неприлично жениху находиться при невесте перед самой церемонией.
Он помялся, словно не зная, стоит ли продолжать, но все же решился.
- Однако в тот вечер, когда Кристину видели в последний раз, он был здесь. Уехал со своим оруженосцем в Саутуорк, где проживал в гостинице, поздно ночью.
Джон встал, поблагодарив настоятеля за потраченное время и терпение.
- Мне, прежде чем делать выводы, придется повидать всех заинтересованных лиц. Учитывая задержку, которая вызвана моим долгим путешествием из Девона, - я не стану, как положено, требовать, чтобы при дознании был представлен труп. Признаться, мне не известно, обязан ли коронер двора соблюдать правила, предписанные для обычных случаев, при данных обстоятельствах.
Роберт Нортхем поднялся, чтобы проводить де Вулфа до дверей, но тот обернулся, не дав настоятелю времени отодвинуть засов.
- Мне вот еще что пришло в голову, настоятель. Не следует ли мне узнать чего-либо о твоем капеллане?
Настоятель уставился на него в полном недоумении.
- О брате Игнатии? В каком смысле?
- Он, кажется, составил себе твердое мнение о некоторых предметах? Не кажется ли он тебе в некотором смысле одержимым?
Роберт Нортхем смущенно прокашлялся.
- Он склонен слишком буквально толковать Писание. Пожалуй, можно сказать, что он придерживается весьма крайних взглядов в некоторых вопросах веры.
Тон настоятеля говорил, что он не желает далее распространяться о своем секретаре.
- Тебе не известно, каковы могли быть его отношения с погибшей девушкой?
Настоятель, кажется, оскорбился.
- Отношения? Не было никаких отношений! Она была гостьей обители, как очень многие до нее.
Де Вулф видел, что Нортхем сознательно уклоняется от ответа, но счел, что настаивать пока не время. К этому можно будет вернуться после разговора с другими свидетелями, а сейчас он счел за лучшее откланяться. Игнатий демонстративно застыл у входа в часовню, довольно далеко от двери. Секретарь проводил коронера, возвращавшегося в теплую комнату, и Джон воспользовался случаем осторожно прояснить его отношение к покойной.
- Какого ты мнения о Кристине де Гланвилль? - спросил он.
- Я очень мало имел с ней дело, коронер. Гости располагаются в наружных помещениях монастыря, а я занят при настоятеле и в церкви.
- Однако ты должен был много раз встречаться с юной леди! Хотя бы раз в день она ведь посещала службы?
Капеллан покачал головой.
- В нашей церкви женщины не допускаются к священным обрядам. Это было бы нарушением устава ордена.
- Но должна же она была посещать мессу вместе с фрейлиной и опекунами?
Брат Игнатий неохотно признал, что настоятель предоставил для этой цели собственную часовню.
- Я несколько раздавал ей святое причастие, исполняя свой долг по отношению к этим гостям. Но о ней самой я ничего не знаю и не составил мнения о ее характере.
Долгий опыт допросов подсказывал Джону, что капеллан что-то скрывает, однако по его решительно сжатым губам видно было, что больше он, как и настоятель, ничего не скажет.
В тот вечер они трапезничали в гостевой трапезной в обществе полудюжины паломников с уэльских болот. Большую часть временных обитателей Бермондси составляли паломники, идущие на поклонение или возвращающиеся от недавно воздвигнутой усыпальницы святого Томаса в Кентербери. Впрочем, многие заходили дальше - иные до самого Рима или до Сантьяго де Компостелла. Народ это был веселый, и наперекор холоду они превратили скромную трапезу в приятную вечеринку, тем более что кое-кто запасся собственными винными мехами, в дополнение к элю и сидру, предоставленным монастырем.
Когда все было выпито, они поднялись в опочивальню и завернулись во все свои одежки, прежде чем укрыться одеялами, принесенными - по одному на каждого - братом Фердинандом, и свернулись на своих тюфяках, стараясь не замечать восточного ветра, стонавшего в щелях ставен и забрасывавшего спящих редкими снежинками.
На следующий день де Вулф почувствовал, что ему тесно в стенах монастыря. Томас настаивал на посещении всех очередных служб, но Джон одолжил в конюшне пару лошадей и выехал с Гвином на прогулку по окрестностям или, вернее, по городским окраинам недалекого Лондона. Они приблизились к городу и проехали через Саутуорк, чтобы еще разок полюбоваться на Лондонский мост, по которому проезжали меньше двух месяцев назад, когда прибыли из Эксетера для визита к Губерту Уолтеру. На сей раз они остановились на южном берегу и заглянули в соседнюю таверну, чтобы подкрепиться и хлебнуть эля, прежде чем снова повернуть к плоским болотистым пустошам, на которых виднелось несколько поместий с полосками полей, совсем голых в это время года.
Сегодня густой туман сменился влажной изморосью, и, когда они вернулись к Бермондси, стены монастыря мрачно выдвинулись из мглы, словно суровая крепость, выросшая на краю болота, тянувшегося к Темзе. Когда привратник пропустил их внутрь, даже у лишенного воображения Джона по коже пробежали мурашки, вызванные не одним только холодом. В полдень они опять поели в трапезной, казавшейся особенно пустой без шумных паломников, отправившихся своей дорогой в Кентербери. Позже, в теплой комнате, Томас робко осведомился у своего коронера, как им дальше вести расследование.
- Настоятель сказал, что все, кто прибыл с Кристиной, соберутся сегодня здесь для завтрашних похорон, - ответил Джон.
Еще утром он расспросил настоятеля, как намерены распорядиться телом, и получил ответ, что Бомоны уже просили похоронить Кристину на монастырском кладбище, так как спустя десять дней после смерти представлялось неудобным везти ее обратно в Дербишир.
- Я опрошу всех по очереди и постараюсь выяснить, как они относились к погибшей и где были в ночь, когда ее убили, - мрачно сообщил он своему клирику. - Кроме того, сегодня я займусь выкручиванием рук, чтобы проверить, не удастся ли выжать что-нибудь из этих клюнийцев.
Зная любовь Гвина к кухням, он отправил великана-корнуольца повертеться среди прислуги и собрать слухи. Для грязной работы в таких обителях, как Бермондси, использовали как братьев-послушников, не принявших обетов, но носивших монашеское облачен не и выбривавших тонзуры, так и обычных слуг, либо живших в обители, либо являвшихся каждый день из домишек по соседству. Гвин - добродушный парень, но себе на уме, умел подружиться с простонародьем и, конечно, выведать все скандальные сплетни.
Томас де Пейн отличался таким же талантом, но лучше действовал среди таких же, как он, церковнослужителей и священников. Теперь ему вернули благодать священства, однако он три года провел как в чистилище, будучи лишен сутаны из-за ложного обвинения в недостойном обращении с девочкой-ученицей в соборной школе Винчестера. До своего восстановления в правах он не раз помогал коронеру, втираясь в доверие к духовным лицам под личиной священника. С таким же заданием Джон отправил его и теперь, и клирик с восторгом принял поручение, дававшее ему возможность окунуться в атмосферу и обряды религиозной обители. Первым делом он побывал на вечерне в церкви, затем прошелся по галерее, заговаривая с монахами, прогуливавшимися вокруг садика.
Тем временем де Вулф вернулся в опочивальню и, отыскав брага Фердинанда, обратился к нему с просьбами, во-первых, о помещении, где он мог бы опрашивать свидетелей, а во-вторых, о возможности осмотреть комнату Кристины де Гланвилль. Смуглокожий монах вывел его из кельи, где спал Джон, на площадку лестницы и, выбрав ключи из связки, висевшей на большом кольце на поясе, отпер дверь на противоположной стороне.
- Здесь она проживала вместе с подругой Маргарет и двумя служанками, - сказал он на нормандском французском, с легким акцентом, в котором Джон угадал отзвук южнофранцузского Лангедока.
Отступив в сторону, монах пропустил коронера в короткий коридор с двумя дверями. Каждая открывалась в прихожую, где лежал тюфяк, а далее находились комнаты побольше и богаче обставленные, где постели были приподняты на низких помостах и стояли столы, а также складные стулья с кожаными спинками и высокие платяные шкафы.
- В первой жила леди Кристина, а в следующей - ее подруга, госпожа Куртене. Камеристки спали снаружи, - зачем-то пояснил Фердинанд. - Ели они, как все важные гости, в отдельной столовой у внутренних ворот, где расположены другие комнаты.
Де Вулф окинул взглядом комнаты, казавшиеся нежилыми.
- Куда подевалось ее имущество: платья и личные вещи?
- На прошлой неделе все забрали ее опекуны Бомоны. Они, как я понял, поселились у епископских ворот, но сегодня утром я получил записку от секретаря настоятеля. Он предупредил, что Бомоны вернутся сюда вечером, чтобы приготовиться к завтрашним похоронам.
Фердинанд вывел де Вулфа из комнат и запер дверь, после чего провел его вниз, где предложил ему расположиться для допросов в маленьком кабинете рядом с гостевой трапезной на первом этаже дома келаря. В голой келье с закрытым ставнями окном имелись стол, скамья и два жестких стула.
- Я скажу, чтобы сюда, когда вам понадобится, приносили жаровню с углями, сэр Джон, - предложил монах и сделал движение к выходу.
- Погоди, - приказал де Вулф. - Мне нужно поговорить со всеми, кто общался с покойной, а ты тоже в их числе.
Фердинанд остановился и медленно вернулся на середину комнаты.
- Я мало что могу рассказать, сэр.
Его темные глаза искали что-то в непроницаемом лице коронера.
- Похоже было, что она ждет свадьбы с радостным волнением? Для большинства молодых женщин это величайшее событие в жизни.
Монах бесстрастно ответил:
- Правду говоря, не знаю что и сказать, коронер. Особого восторга она не выказывала. Но ведь я мало ее видел.
- Когда видел в последний раз?
- В тот день за вечерней трапезой. Я обычно заглядываю в маленькую трапезную, отведенную именитым гостям, чтобы удостовериться, все ли в порядке. За столом сидели все прибывшие, в том числе и леди Кристина.
- А Джордан де Невилль там был?
- Был. Он поужинал, а потом вернулся в Саутуорк со своим оруженосцем.
Де Вулф не знал толком, о чем еще можно спросить этого неразговорчивого человека, однако решил зайти с другой стороны.
- Скажи, нет ли у брата Игнатия, так сказать, некоторых странностей? У него с языка во время осмотра трупа сорвалось неприятное замечание…
- А, ты говоришь о его странной мании? - спросил Фердинанд. - Мой собрат в чем-то мистик. Ему видятся дьяволы, ангелы и ведьмы, однако он вполне безобиден и прекрасная опора для нашего доброго настоятеля.
Коронер поморщился, услышав такой небрежный отзыв о странностях, свойственных капеллану.
- А при чем тут покойная леди? - резко спросил он.
Фердинанд развел руками, обратив ладони кверху.
- Он был убежден, что она - ведьма, сэр! Видишь ли, она была левшой, ласкала кошек в наших кладовых, и мочки ушей у нее были удлиненные, и еще какая-то чушь в том же роде. Он часто приходил к странным выводам относительно наших посетителей - а порой и относительно кого-нибудь из монастырской братии. Верил, что один послушник, который ухаживал за свиньями, - перевоплощение Понтия Пилата!
- И что с ним случилось? - буркнул де Вулф.
- В прошлом году он утонул в болоте, - как ни в чем не бывало ответил Фердинанд.