– Ты в бреду часто повторяла это имя, – выдавила Полли, – и когда я тебя нашла, ты была дорого одета.
Торговка вскочила и бросилась к шкафу, куда повесила одежду подопечной.
– Вот видишь, эта ротонда стоит огромных денег, такие меха носят только аристократки или актрисы, правда, богатые куртизанки тоже любят соболя, – сбивчиво объясняла Полли, разворачивая блестящий мех, – и платье на тебе было бархатное, а ещё при тебе были драгоценности. Сейчас я покажу.
Полли разложила ротонду поверх одеяла и вернулась к шкафу. Она вытащила из-под стопки старенького, штопаного белья белый узелок и вернулась к постели.
– Вот, глянь: серьги и кольцо с аметистом, а ещё медальон. Он сам по себе дорогой – золота много, а в крышке такой огромный камень, я даже представить не могу, сколько он может стоить. – Полли разложила драгоценности на блестящем меху и с надеждой спросила: – Посмотри, может, они напомнят тебе что-нибудь?
Девушка взяла аметистовое кольцо и зажала его между ладоней. Она долго молчала, и скорбная складочка прорезала гладкий лоб, прежде чем больная заговорила вновь:
– Это кольцо называет имя Кассандры. Повторяет его раз за разом, но больше ничего. Может, медальон что-нибудь подскажет?
Она крепко сжала руки, будто старалась вытянуть из полированного золота своё прошлое, а потом повернула замочек и открыла крышку. Два прекрасных лица улыбнулись с портрета. Девушка провела пальцем по лицам на миниатюре и поднесла палец ко лбу.
– Франсиско и Джудитта, они любили друг друга и были счастливы, это – то, что я поняла, прикоснувшись к портрету. А сам медальон хранит права Кассандры. Я дала слово, что медальон будет при мне, и ещё я должна куда-то с ним поехать, но не знаю, куда.
– Права Кассандры? – переспросила Полли. – В медальоне? Значит, в нём должны быть бумаги. Давай, я посмотрю.
Она взяла украшение из рук больной и подошла к пылавшему камину. Женщина наклонилась поближе к огню, золото отразило языки пламени, и стала заметна тонкая щель между портретом и рамкой.
– Портрет снимается, – сообщила Полли и потянулась к ножу, лежащему на столе, – Ну что, попробуем открыть тайник?
– Давайте, – нерешительно кивнула больная, – правда, я немного боюсь.
Полли взяла нож и аккуратно просунула его кончик под рамку. Легкого усилия хватило, чтобы портрет отделился. Под ним в углублении крышки лежали плотно свернутые листы пожелтевшей бумаги. Полли вытряхнула их на стол и отнесла к постели.
– Смотри сама, ведь это твоё, – предложила она, бережно разворачивая слежавшиеся складки. Бумага, как видно, была чем-то пропитана, раз не ломалась. Развернув один листок, потом другой, Полли убедилась, что прочесть ничего не сможет.
– На каком же они языке? – удивилась она.
– Первый написан на испанском, а второй – на итальянском, – объяснила ей подопечная.
– Так ты что, знаешь и тот и другой? – растерялась женщина.
– Наверно, знаю, раз понимаю, что там написано, – подумав мгновение, ответила больная.
– И что же ты поняла? – нетерпеливо спросила Полли.
– Испанский документ – выписка из церковной книги о венчании герцога Молибра и графини де Мендоса, а итальянский – свидетельство о крещении Кассандры де Молибра, графини де Мендоса.
– Ну, вот всё и разъяснилось, – обрадовалась Полли, – ты – дочка герцога и графини. Я сразу это поняла. Только как же ты попала в Англию, и что с тобой здесь случилось? У тебя была пробита голова, да к тому же ты где-то сожгла волосы.
Больная провела кончиками пальцев по меху, и вдруг лицо её исказилось.
– Пожар, я чувствую, как пылает огонь! – воскликнула она. – И это не простое несчастье – в комнате двое убийц, они убили Джудитту и подожгли шторы… А потом они стреляли!
– Девочка моя, – испугалась Полли, – так ты чудом выжила! Они, верно, подумали, что ты мертва.
– Я не знаю, может, и так, – согласилась больная. – А нельзя ли узнать, был ли пожар рядом с тем местом, где вы меня нашли?
– Конечно, можно! Просто я уже две недели не выходила из дома, сидела с тобой, но теперь, когда ты пошла на поправку, я схожу на ту улицу и всё узнаю.
– Спасибо вам, – тихо ответила девушка, закрывая глаза.
– Спи, дорогая, тебе нужно больше отдыхать, а Полли для тебя в лепешку разобьётся.
– Я знаю, – не открывая глаз, прошептала больная и заснула.
– Вот и славно! Спи, моя Кассандра, – ласково сказала Полли, кладя руку на высокий белый лоб, впервые за много дней не пылавший жаром. – Поправляйся, а Полли перевернёт небо и землю и вернёт тебе то, что ты потеряла.
Товарки у Ковент-Гарден забросали Полли вопросами. Всем было любопытно, что же с ней случилось и почему она не работала. Сказавшись больной, торговка апельсинами пообещала в ближайшие дни, если здоровье позволит, вернуться к работе и, незаметно поменяв тему разговора, спросила у женщин, не было ли поблизости пожара?
Торговки расцвели от удовольствия. Ещё бы! Нашёлся ещё один благодарный слушатель, не знающий об ужасной беде, приключившейся в театре. Перебивая друг друга, женщины принялись взахлеб рассказывать подруге о пожаре в доме примадонны Молибрани. Дворецкий сеньоры сам приходил в театр на следующий же день после несчастья. Он-то и сообщил директору страшную новость. Директор поделился ею с труппой, а уж потом весь район вокруг Ковент-Гарден принялся обсуждать подробности случившегося.
Говорили, что великую певицу ограбили – сняли с её шеи дорогущее жемчужное ожерелье, а потом и вовсе убили. Дом же подожгли, чтобы замести следы. Дочка сеньоры, Кассандра, куда-то исчезла – скорее всего, убийцы увели её с собой. Но самым удивительным было не это, а то, что покойная сеньора оказалась испанской герцогиней. Из посольства даже приезжал специальный человек, чтобы опечатать её вещи.
Вызвав благодарный восторг торговок, Полли изумилась, ужаснулась, в меру поохала, и… отправилась домой. Теперь она уже знала, что надо делать. Следующим утром, изрядно сбросив цену на свой товар, Полли предлагала свои апельсины повару в испанском посольстве. Повар оказался добрым англичанином и с землячкой с удовольствием поболтал. От него Полли узнала, что и впрямь герцог Молибра поручил послу сообщать в Испанию, как живут в Лондоне его жена и дочь. Делом этим занимался граф Монтойа, но тот оказался тайным картежником с огромными долгами, и его несколько дней назад зарезали при выходе из игорного клуба. Пришлось послу самому описывать и упаковывать уцелевшие при пожаре вещи покойной герцогини Молибра для передачи её супругу. Посол был так озабочен ценностью изъятого, что отправил всё в Гранаду со специальным курьером.
Полли запомнила название города и поспешила домой. Теперь у них с Кассандрой появилась хоть какая-то ясность в том, кто была её мать. Вот только было непонятно, почему герцогиня жила отдельно от мужа и кто её убил. Полли подозревала, что бедную женщину погубили по заказу разгневанного супруга, но боялась обсуждать с больной этот щекотливый вопрос. Впрочем, Кассандра заговорила сама:
– Тётушка, – так она теперь всегда называла Полли, – я знаю, что вы думаете, будто мой отец мог подослать убийц к моей матери. Может, вы и правы, а может, и нет. Но я должна понять, что же произошло на самом деле. Разгадка находится в Испании, в Гранаде, где, как вы узнали, живёт герцог Молибра. Значит, нам нужно туда поехать.
– Конечно, дорогая, мы поедем, куда скажешь, но сначала ты должна поправиться. Ведь ты пока не встаёшь. Как только выздоровеешь, мы сразу же сядем на корабль.
– Я быстро поправлюсь, – пообещала Кассандра.
Но быстро – не получилось, силы к больной возвращались слишком медленно. Прошёл почти месяц, прежде чем она, обняв за шею Полли, сделала свои первые шаги по комнате. Ещё месяц понадобился, чтобы найти корабль, идущий в Малагу – ближайший к Гранаде порт. Наконец, продав скупщику краденого соболью ротонду, Полли обеспечила оплату проезда на торговом барке "Розамунда", и обе женщины отправились в путешествие.
Помощник капитана, показавший пассажиркам их каюту, напомнил, что до Малаги ожидаются ещё четыре захода в другие порты, и первым из них будет Дувр. Кассандра вздохнула, ей это название ни о чём не говорило. Весь мир был для неё чистым листом. Дувр так Дувр!
В Дувре Орловой пришлось не сладко. В Лондоне молодые российские дипломаты с видимым облегчением усадили надоедливую фрейлину в почтовую карету, снабдили её билетом на почтовую бригантину "Пегас" и… умыли руки. Так что пришлось Агате Андреевне путешествовать по Англии с помощью жестов. Впрочем, это оказалось даже забавным, но в огромном порту Дувра фрейлине стало не до смеха: множество кораблей, толпы спешащих людей… Где теперь искать этот самый "Пегас"? Не дай бог, опоздаешь к отплытию!
Орлова постаралась сложить из нескольких знакомых слов короткую фразу: "Sorry… brigantine "Pegasus…", а потом произнесла её вслух. Как ни странно, первый же моряк, сосредоточенно трусивший мимо с мешком на плече, оказался настолько любезным, что не только понял косноязычную иностранку, но и проводил её до трапа "Пегаса", да ещё и донёс саквояж. На радостях Агата Андреевна подарила моряку шиллинг и поспешила занять свою каюту. Приехала она, как оказалось, слишком рано, поэтому успела и отдохнуть, и даже подремать до отхода судна. Проснувшись, фрейлина решила выйти на палубу – посмотреть на отплытие.
Других пассажиров на палубе не было, и лишь матросы, чётко выполняя команды, летали от мачты к мачте. Стараясь не мешать, Агата Андреевна отошла на корму и огляделась. Солнце отбелило меловые скалы Дувра и растворилось в седых волнах пролива. Всё было светлым: серебристым и белым. Глаз не оторвать!.. Первый день весны стал последним днём пребывания Орловой в Англии. Хорошо, что он заканчивался так красиво. Эта великолепная картина вытеснит из памяти все тяжёлые переживания и сомнения, измучившие Агату Андреевну на Британских островах.
Орлова всё же решилась выполнить свой долг и отослала императрице-матери твёрдое "нет". Она не смогла написать о принцессе Уэльской то самое "не жилица", услышанное в Гайд-парке, но сослалась на свои впечатления и предчувствия. К счастью, Мария Фёдоровна опасения поняла и в ответ прислала краткое письмо, где благодарила свою фрейлину и просила её теперь съездить в Вену и Париж. На втором листе с чёткой немецкой педантичностью были изложены подробные инструкции – что, где и как должна делать Орлова. Мария Фёдоровна всегда знала, чего хочет, и за долгие годы у власти привыкла добиваться этого любой ценой.
Новое путешествие – новые заботы! Что ж, по-другому, как видно, не бывает.
Корабль уже отошёл от причала, и, маневрируя, становился на курс. Ему навстречу из открытого моря двигалось большое трехмачтовое судно. На его борту потемневшие белые буквы сложились в слово "Розамунда". У борта встречного корабля Агата Андреевна заметила такого же любопытного зрителя, как и она сама. Грубый серый плащ с капюшоном полностью скрывал фигуру, но с первого взгляда на тонкое, даже худое, лицо стало ясно, что зритель – молоденькая девица. Тонкие черты, бледные впалые щёки, бескровные губы. Больная? А может, это следы недоедания? Незнакомка заинтересовала Орлову.
Мимо девицы пробежал матрос, он задел её локтем и кинулся извиняться. Пассажирка не отшатнулась и не оскорбилась, она с достоинством ответила моряку и перешла вдоль борта ближе к корме, где уже никому не смогла бы помешать.
"Странно! Что-то не вяжется, – задумалась Орлова. – Девица одета как простолюдинка, а держит себя так, как это умеют лишь родившиеся на самом верху. Не стушевалась, не озлобилась, не выказала никаких чувств по отношению к обидчику. В ней есть чувство собственного достоинства, и, как любит говорить Мария Фёдоровна, "commeilfaut"".
Суда почти поравнялись друг с другом. Девица в сером плаще оказалась как раз напротив Орловой, и фрейлина как будто бы наткнулась на взгляд золотисто-карих глаз. Агате Андреевне даже показалось, что незнакомка прочла её мысли. Но разве это возможно? Бред какой-то! И всё же в глазах девушки ясно сквозили понимание и интерес. Орлова прикрыла веки, стараясь защититься от этого проницательного взгляда, а когда открыла их, корабли уже разминулись. Незнакомка обернулась, ловя взгляд Агаты Андреевны, а потом нерешительно подняла руку и помахала.
– И тебе удачи, милая, – пробормотала фрейлина и кивнула в ответ.
Пусть первый день весны принесёт счастье всем путешествующим!
Орлова кинула последний взгляд на английский берег и ушла в свою каюту в тот самый час, когда на землю Франции вновь ступила нога её самого знаменитого сына. Во главе небольшого отряда отрёкшийся император Наполеон высадился у мыса Антиб и в очередной раз перевернул судьбу Европы.
Глава пятнадцатая. Возвращение Наполеона
Как быстро Вена превратилась в столицу Европы! Блистающие хороводы балов и приёмов сменяли друг друга то в столичных, то в загородных дворцах. Сегодня давали бал в Хофбурге, ставшем на время конгресса резиденцией российского императора. Светлейший князь Алексей Черкасский представил себе кокетливые лица флиртующих дам, подчеркнутую лихость мужчин и с трудом подавил нахлынувшее отвращение. Как же всё это было пошло! Море интриг, лицемерия и дешёвых дрязг. Век бы этого не видать!
Смерть сестры ударила Алексея так больно, что даже сейчас, три месяца спустя, он не мог без дрожи вспоминать лицо Лизы. Её-то за что? Самую нежную и ранимую, самую светлую из всех Черкасских. От отчаяния наворачивались слёзы…
Ненастный мартовский вечер тоже не прибавлял радости. Весна принесла в Австрию дожди, и, хотя, считая по календарю, она вступила в права неделю назад, снега уже давно не было, а серые слякотные дни очень напоминали позднюю осень в Англии.
Как хорошо сейчас в Ратманове! Вот бы вернуться. Алексей закрыл глаза, но так и не смог представить белый дом на высоком холме: похоже, что милые воспоминания оставили его… Когда же закончится этот конгресс? Полгода делят наследство Наполеона, а конца-краю не видно… Привычная тоска отравляла всё вокруг, разливалась желчью, добивала остатки воли. Заветная мечта выйти в отставку и уехать вместе с женой и сыном в Ратманово день ото дня бледнела и таяла. Жена вновь ждала ребёнка, и её пришлось отправить в Англию, а Алексей остался в Вене один на один со своей чёрной меланхолией.
Услужливо пробили часы – напомнили, что если флигель-адъютант императора не хочет опоздать, то следует поскорее собираться, и тут же в дверях появилась могучая фигура ординарца Сашки.
– Пора, барин, – важно сообщил тот и выставил перед Алексеем блестящие, словно черное зеркало, сапоги. – Извольте глянуть, как сияют.
Сашка двинулся к шкафу доставать парадный мундир. Никуда не денешься – нужно собираться. Ещё немного усилий – и генерал-майора Черкасского подготовили к появлению на очередном балу. Впрочем, к выходу государя Алексей всё-таки опоздал. Общество уже перебралось в бальный зал, и князь решил не спешить. Даст Бог, хотя бы нынче удастся избежать и танцев, и пустопорожней болтовни.
Пока у него это получалось: за колонной в аванзале Алексей не привлекал особого внимания, зато сам мог дать волю своему желчному настроению, разглядывая пёструю многоязычную публику. Все в Хофбурге были разряжены в пух и прах. Дамы излучали доступность, а мужчины с готовностью ловили их игривые взгляды. Всё было так же, как вчера, и как месяц назад, да и завтра ничего не изменится…
Внимание Алексея привлёк стремительно вошедший в двери офицер в австрийской форме. Тот так рванулся к дверям бального зала, что князь насторожился. По виду австриец явно был курьером, но пакета у него в руках не было, значит, тот привёз донесение на словах. А вот это уже было странно! Алексей поспешил вслед за вошедшим.
В зале гремела музыка. Танцевали котильон. Император Александр шёл в паре с супругой Наполеона, Марией-Луизой, вернувшейся под родительский кров после мужниного отречения. Французская императрица сверкала большими, слегка на выкате голубыми глазами и казалась очень оживлённой. Её отец – как всегда, чем-то недовольный, тщедушный австрийский император Франц – стоял в дальнем конце зала в окружении своих советников и с кислой миной наблюдал за танцующими. Прибывший курьер двинулся прямо к нему. Офицер приблизился к императору и что-то сказал. Сухое длинное лицо Франца мгновенно побледнело. Казалось, что краски жизни просто стекли с него, а на щеках императора проступила землистая бледность покойника. Австрийские министры так же, как и их государь, переменились в лице.
Что же случилось? Алексей не мог справиться с беспокойством, хотя и надеялся, что дело касается только австрийцев. Но он ошибся. Франц поспешил к закончившему танец русскому императору и стал что-то объяснять, а тем временем министры устремились прочь из бального зала. Александр I вздрогнул и заметно побледнел. Он глазами нашёл в толпе Алексея и сделал ему чуть заметный знак приблизиться.
Черкасский пересёк стремительно пустеющий зал и подошёл к своему государю. Император Франц тем временем властно кивнул жене и дочери и направился к дверям. Обе женщины, недоумённо переглянувшись, поспешили вслед за ним, а всё ещё бледный Александр Павлович повернулся к своему флигель-адъютанту и сказал:
– Алексей, твоя сестра Долли так и не призналась мне, кто была та девушка, одетая цыганкой на маскараде в Англии. Надеюсь, что ты поможешь мне в этом вопросе.
– Простите, ваше императорское величество, а что случилось? – оторопел Черкасский.
– Случилось именно то, что предсказала мне тогда эта цыганка. Наполеон бежал с Эльбы, высадился на юге Франции, а теперь идёт на Париж. Города сдаются ему без боя, гарнизоны переходят на его сторону, а крестьяне толпами ходят за его каретой. Откуда эта девушка могла знать всё это полгода назад?
Государь смотрел в глаза Алексея, и у того просто не осталось выбора. Пришлось сознаваться:
– Дело том, что эта "цыганка" – моя сестра Лиза. Я не знаю, сможете ли вы поверить, но она единственная в семье унаследовала дар нашей прабабки – предвидение будущего. Я до сегодняшнего дня так и не решил – принимать ли всерьёз её способности или считать их фантазиями впечатлительной барышни. Но теперь я склоняюсь к тому, что Лиза говорила правду.
– Алексей, где сейчас твоя сестра? – перебил император. – Я хочу её видеть.
– Ваше императорское величество, к сожалению, это невозможно. Лиза погибла три месяца назад.
– Как?.. Почему же ты ничего не сказал мне?
– Так получилось… Бедняжка Лиза поехала в гости к примадонне лондонской оперы, а в этом доме уже находились преступники. Они убили и ограбили хозяйку дома, потом устроили пожар, чтобы скрыть следы преступления. Моя сестра погибла случайно.
– Прими мои соболезнования, – расстроился Александр Павлович. – Я обязан этой девушке тем, что, в отличие от императора Франца, оказался готов к такому повороту событий. Ты видел, как улепётывали австрийцы? Как будто Наполеон вновь идёт из Баварии на Вену.
Император замолчал, потом, собравшись с мыслями, добавил: