Заниматься делами лично Вано не собирался. Что бы там ни говорила мать – для этого существовали слуги и работники. Достаточно было нанять нужных людей и строго с них спрашивать, и успех придёт сам собой. Самого нужного человека Вано нашёл сразу. Управляющий из Рощина Атласов, ещё нестарый человек с благообразным пухлым лицом и плотной фигурой, сразу глянулся молодому графу. Атласов преданно сверлил хозяина глазами и в конце каждой фразы прибавлял: "Как изволите, ваше сиятельство". Такой преданный, знающий своё место человек – просто подарок судьбы! Атласов с жаром взялся за дело и каждый день докладывал молодому графу, как идут дела, подсовывая ему записочки о том, что нужно купить и сколько это будет стоить.
Повзрослев, Вано уже не раз пожалел, что в детстве не захотел учиться. Писал он кое-как, а в расчетах и вовсе был не силён, но Атласов не должен был об этом догадаться. Вано важно рассматривал писульки управляющего, уточнял, сколько тому нужно денег, и ехал к матери. На первых порах Саломея легко расставалась с деньгами, но потом начала ворчать, а в последние дни прямо-таки скандалила. А ведь стройку ещё даже не закончили, не бросать же её сейчас, когда деньги от продажи льняной пряжи вот-вот потекут рекой. Почему мать не хотела этого понять? Почему упрямилась? Сегодня Вано специально приехал в Пересветово к завтраку, надеясь, что настроение Саломеи улучшилось и она даст денег. Вано подавил раздражение от её глупого вопроса, который можно было задать лишь малому ребёнку, и, спокойно на него ответив, в свою очередь спросил:
– Матушка, вы не передумали относительно вчерашних счетов?
Саломея чуть заметно поморщилась, но, мысленно пообещав себе, что сегодня никто и ничем не испортит ей настроения, объяснила:
– Сынок, ты тратишь слишком много. Нельзя так верить людям, как ты доверяешь своему Атласову. Нужно хотя бы проверять его траты. Ты просмотрел за ним счётные книги?
Саломея хитрила. Дело было не в управляющем. Нанял его Вано, да и ладно, ведь фабрика стала очередной игрушкой, которую графиня Печерская подарила своему обожаемому сыну. Дело было в другом: у Саломеи кончились деньги. Всё, что она могла снять с Пересветова, она сняла ещё осенью и тогда же получила деньги с доходных домов в Ярославле, так что до продажи нового урожая взяться деньгам было неоткуда. Перед тем как позволить Вано хозяйничать, мать прикинула, что до сентября её средств с избытком хватит и на семью, и на забавы сына. Но деньги растаяли, утекли сквозь пальцы. Следовало давно умерить аппетиты Вано, но Саломее так нравилось, что её мальчик приходит к ней с просьбами.
Теперь деньги кончились. Понятно, что голодная смерть никому не грозила – и в Пересветове, и в Рощине имелись большие запасы муки, картошки и солений, птицы и скота тоже хватало, но оплачивать счета сына графиня больше не могла. Оставалось одно: сделать вид, что она просто хочет разобраться с фабричными делами. Счётные книги можно было смотреть сколь угодно долго, глядишь, заветный план и сработает, а тогда наследство Печерских решит все вопросы. Саломея поймала себя на том, что не слушает сына. Вано горячился, доказывал, что ведёт дела правильно. Мать улыбнулась своему повзрослевшему "малышу" и ласково, но твёрдо сказала:
– Сынок, я должна проверить всё сама, деньги любят счёт, а ты ещё слишком молод и горяч. Возможно, тебе не хватает трезвости ума. Я же не спеша посмотрю счётные книги, а потом мы вместе с тобой примем нужные решения. Давай, мы сегодня съездим с тобой на фабрику, заберём гроссбухи, а потом ты вернёшься домой и поживёшь здесь столько, сколько нужно.
Такого удара Вано не ожидал. Мать хотела лишить его завоеванной свободы! Она вновь собиралась запихнуть сына в Пересветово, в то время как Раю опять отправят в девичью. Безумная злость на эту властную и неумную бабу овладела Вано, он вскочил и крикнул:
– Этого не будет! Я останусь в Рощине и буду ждать вашего решения там. Я – мужчина, я дал слово, что скоро мы будем купаться в золоте, и должен сдержать своё обещание. Если вы считаете нужным проверять счётные книги – проверяйте, а я поеду к себе домой.
– Хорошо, дорогой! – воскликнула потрясённая графиня, первый раз в жизни увидевшая сына в таком бешенстве. – Делай как хочешь. Можешь сейчас вернуться в Рощино и встретиться со мной на фабрике, можешь остаться здесь, тогда поедем вместе на тройке.
– Я уеду сейчас. Встретимся в три пополудни, – процедил Вано и вышел из комнаты.
Мать становилась невыносимой, а ему приходилось зависеть от её прихотей. Но, по крайней мере, сегодня он отстоял своё право мужчины жить так, как ему хочется. Это была настоящая победа. Теперь Вано понял, что, оказывается, его гнев выбивает мать из колеи. Как же быстро она сейчас сдалась! Следовало взять это на вооружение. Вано улыбнулся.
"Наверно, пора брать власть в доме в свои руки. Мать – всего лишь женщина. В конце концов, она должна понять, что не может спорить со мной, – размышлял Вано. – Саломея должна перестать командовать и передать дела и деньги мужчине".
Он мысленно представил робкое выражение на лице матери, лишившейся денег и власти, и решил, что будет хорошо и справедливо к ней относиться. Но пусть Саломея живёт одна, он уже к ней не вернётся. Вано вышел во двор, вскочил на своего серого орловского рысака и полетел по заснеженной аллее к воротам. Он наконец-то понял, что и как ему теперь делать. Всё оказалось предельно просто: надо скрутить Саломею в бараний рог.
Глава семнадцатая. Триумф Саломеи
Сказать, что Саломея была потрясена вспышкой сына – значит, не сказать ничего. В такой ярости своего мальчика она видела впервые. Как же до этого дошло, что сын готов поднять восстание против её власти? Это, безусловно, чье-то влияние, сам Вано никогда не решился бы на это. В любви и преданности своего ребёнка графиня не сомневалась, но вредоносное влияние следовало пресечь на корню. Кто настраивает сына против матери?! Саломея всё взвесила и нашла виновного – Заиру.
Свою прежнюю няню, ставшую в Пересветове домоправительницей, графиня разыскала в кладовой. Старуха, узнав накануне от хозяйки, что денег больше нет, пересчитывала припасы.
– Бросай заниматься пустым делом, мне нужно с тобой поговорить, – распорядилась Саломея и отправилась в небольшую комнату, служившую ей кабинетом.
Заира, давно усвоившая, что взбешённой хозяйке лучше не перечить, бросилась вслед, даже не замкнув кладовую. Саломея уселась в кресло за письменным столом и подняла на застывшую в дверях няньку светлые от бешенства глаза.
– Что это ты рассказываешь молодому графу? Какие мысли внушаешь? Или это твой сын говорит с моим мальчиком о дурацких традициях вашей деревни? – прорычала Саломея. – Признавайся, что вы ему наговорили?!
– Бог с тобой! Я ничего не рассказывала Вано. Я прекрасно помню, что ты запретила говорить с ним о нашем народе, – испугалась Заира.
Старая нянька и впрямь перестала рассказывать внуку о Кавказе, но Саломея не знала главного: её запрет опоздал – всё уже давно было сказано. К тому же Заира подозревала, что её сын, наплевав на приказы Саломеи, старался воспитать мальчика по законам гор.
– Значит, это Коста внушает моему сыну ваши деревенские взгляды, что мужчины – в жизни короли, а женщины ничего не значат? – спросила Саломея, с пристрастием вглядываясь в лицо своей няньки.
– Коста со мной не советуется. Я никогда не знала, что он делает. Захочет – приходит, захочет – уходит. Он с тобой разговаривает больше, чем со мной, – опустив глаза, ответила Заира.
Старуха так надеялась, что судьба помилует её и на этот раз, ведь то, что сейчас пыталась раскопать Саломея, было слишком опасно. Зная характер своей воспитанницы, Заира не сомневалась, что та со злобы может выкинуть старую няньку из дома, не дав ни гроша. Спасая собственную шкуру, старуха постаралась переложить свою вину на других:
– Здесь-то я внимательно следила за девками: все, кого Вано принуждал, отказали ему, а вот в Рощине твой сын сразу же нашёл себе усладу. Дворовую девку по имени Рая. Но я проверила – он у неё первый, так что никакой заразы наш граф не подцепит.
– Так вот в чём дело… – протянула Саломея. – Почему ты мне про неё ничего не сказала?
– А чего говорить, и так всё ясно: у мальчика горячая кровь, а ему уже двадцать исполнилось. В горах мальчишки лет в двенадцать невинности лишаются.
Спокойное упоминание о незаконном происхождении её сына, чего Саломея, в сущности, стыдилась, опять вывело графиню из себя.
– На что это ты тут намекаешь? Может, ещё заявишь, что мой мальчик – твой внук? – прошипела Саломея. – Раз и навсегда заруби на своем длинном носу, что Вано – русский граф. А если я узнаю, что ты или твой сын хоть словом, хоть жестом дали понять Вано, что это не так – вам не жить. А сейчас иди вон!
Заира поклонилась и выскользнула за дверь. Ковыляя до своей незакрытой кладовой, старуха всё думала, что как бы Саломея ни пыталась забыть о том, от кого родился её мальчик, кровь Вано всё равно даст себя знать. Так же, как во всех поступках Серафима старая нянька видела тень его мягкого и деликатного отца, так во всех повадках Вано Заира узнавала своего наглого, жёсткого, не признающего никаких авторитетов Косту.
– Кровь обмануть нельзя, кровь всегда выйдет наружу, – пробормотала старая нянька себе под нос. – Как можно быть такой слепой?
Выяснив причину возмутительного поведения своего сына, Саломея успокоилась. Как же она раньше не догадалась, что её мальчик торчит в Рощине не из-за дурацкой фабрики, а из-за женщины? Всё оказалось так просто. Дворовая девушка – не самый плохой поворот событий, по крайней мере, у неё никакого влияния на Вано никогда не будет. Это не жена и не любовница из благородных – вот тогда матери пришлось бы держать ухо востро. Но, слава богу, никаких молодых женщин на горизонте у Вано пока не наблюдалось, и незачем было начинать напрасную борьбу с сыном. Наоборот, надобно успокоить Вано. А как? Дать денег!..
Саломея давно знала, где их взять, только уж очень брезговала одалживаться у бывшего любовника. Но делать было нечего – сын дороже гордости. Графиня подошла к зеркалу. Сама себе она теперь очень нравилась: полнота необыкновенно украсила её тело, сделав его аппетитным, да и лицо выиграло – в нём появилась обманчивая мягкость. Тот, кто не знает графини Печерской, вполне может поверить, что Саломея – милая и прелестная женщина. Это очень обнадёживало. Возможно, через пару месяцев, когда она переедет в столицу, кто-то и клюнет на такую красоту. Саломея ещё сделает партию, о которой мечтала в юности!
Но в глубине души графиня знала, что новый брак ей совсем ни к чему. Зачем? Когда ей нужны лишь богатство и власть, а это и так придёт, как только Саломея устранит пасынка. Предстояло убить двух зайцев: заставить Косту выполнить обещанное и выманить у него деньги. До сих пор Саломея всегда крутила этим мужланом как хотела, справится и на сей раз. Она накинула шаль и побежала через сад во флигель. Ну, Коста, трепещи!
Коста валялся на кровати в одних подштанниках. Хотя Аза ушла уже с час назад, он всё никак не мог успокоиться… Чёрт побери! Он опять осрамился… Сначала всё вроде бы пошло как по маслу. Когда Аза только раздевалась, томительное предвкушение как будто возбудило абрека. Конечно, эта молодка не шла ни в какое сравнение с Саломеей – тяжёлые ноги и широкий, плоский зад приживалки не нравились Косте, но Аза брала своей молодостью. К тому же Коста не ошибся – девица оказалась опытной и сразу пустила в дело язык и пальцы. Но это приятное занятие всё тянулось, а Коста так и не почувствовал в себе готовности взять Азу. Наконец она тоже это поняла. Из её глаз исчезло сладострастное ожидание, потом по белой коже пробежали мурашки: Аза замерзла, стоя на коленях на холодном полу. Она отстранилась и вопросительно глянула на Косту.
– Тебе не нравится? – удивилась она.
– Да нет, приятно, – протянул он, не зная, что делать дальше.
– Ты меня не хочешь! – возмутилась Аза. – Вы все здесь до смерти боитесь Саломеи, ты так трясёшься от страха, что даже перестал быть мужчиной!
Приживалка кинулась одеваться. С трудом застегнув на спине платье, Аза мстительно выпалила:
– Не думай, что я уйду с пустыми руками! Ты сам виноват, что не захотел.
Коста натянул подштанники и подошёл к полке, висящей над окном. Из круглой вазочки, затерявшейся среди курительных трубок и пистолетов, он достал золотой червонец и протянул приживалке.
– Бери! Небось в княжеском доме и сам дядя, и двоюродные братья имели тебя бесплатно, – процедил он.
– А вот это не твоё дело! Ты тоже не ангел, а разбойник с большой дороги, – заявила Аза, забрав монету.
Она накинула шаль и выскользнула из флигеля, сразу свернув за угол, чтобы никто из слуг не догадался, где она была. А Коста так и остался лежать на кровати, размышляя, как же ему теперь быть. На ум ничего путного не приходило. Похоже, что Аза была права: он так благоговел перед Саломеей, что перестал быть мужчиной. Знакомые быстрые шаги, раздавшиеся в коридоре, заставили абрека приподняться. Дверь отворилась, и в маленькую спальню влетела Саломея. Окинув Косту презрительным взглядом, она фыркнула:
– Ты скоро опухнешь от безделья! Уже обед, а ты ещё не вставал! – Брезгливая гримаска скривила узкие губы, и Саломея уже спокойнее закончила: – Впрочем, можешь не одеваться, у меня разговор недолгий.
Графиня потерла рукой лоб, будто собираясь с мыслями, потом твёрдо глянула на Косту и заявила:
– Пришла пора выполнять договор. Вчера я получила известие о смерти мужа. Михаил – в Вене, я это предвидела и заказала для тебя паспорт, его привезли ещё неделю назад. Так что собирайся и поезжай.
Эта женщина была неисправима, она в очередной раз походя оскорбила Косту и, похоже, даже не заметила этого. Но абрек промолчал, ведь Саломея была так красива. Рука, которой графиня только что касалась лба, так изящно закруглялась к белому локтю, что Коста терял голову. Когда Саломея наклонилась, её полуобнажённая грудь почти вывалилась из лифа бархатного платья. Прислушиваясь к своим ощущениям, Коста продолжал молчать. И вдруг он понял, что его естество откликнулось на жестокость Саломеи. Та была госпожой, а он жаждал её.
– Ну, что же ты молчишь? – прикрикнула графиня.
– Когда ехать?
– Завтра… Да, и ещё вот что: Вано потратил слишком много денег на свои игрушки с фабрикой. У меня свободных средств сейчас нет, так что дай мальчику немного золота из твоих запасов.
– Вот как? – оживился Коста. – Но у нас ведь договор, где всё имеет свою цену. Я доставляю тебе наследство Печерских и за это живу в этом доме рядом с матерью и сыном. А чем заплатишь ты?
– Что за бред ты несёшь? – удивилась графиня. – Почему я должна платить за то, что ты выполнишь свой отцовский долг?
– Но ты запретила нам с Заирой говорить мальчику, кто его настоящий отец. Так что придётся и тебе заплатить.
– Ну, и что же ты хочешь? – скривилась Саломея.
– Я хочу тебя, но ты будешь делать то, что делают для мужчин обычные шлюхи.
Графиня оторопела. Требование оказалось таким неожиданным… Как этот мужлан вообще додумался сказать такое? Но тёплая волна возбуждения уже родилась глубоко внутри, и жар потёк по жилкам, обещая сладостный восторг. У Саломеи так давно не было мужчины, что мысль "заплатить" уже не казалась ей глупой. Но она никогда не позволит мужчине взять над собой верх! Этого никто от неё не добьётся ни за золото, ни за ласки. Саломея глянула в горящее страстью лицо своего любовника и вдруг поняла, что сейчас этот дикий разбойник стал мягким воском в её руках. Желание запылало в ней алым пламенем. Топнув ногой, Саломея крикнула:
– Раз так, я заплачу – только мои услуги будут стоить тебе очень дорого! Я – графиня. Разве нищий абрек найдёт столько денег, чтобы он мог купить меня?
– Я, если захочу, смогу купить даже царицу! – прорычал Коста.
Одним махом вскочил он на массивный квадратный стол, стоящий посередине комнаты и, надавив на доски, откинул незаметную крышку в потолке. Поднявшись на носки, с усилием поднял один из трёх сундуков, спрятанных на чердаке, и вместе с ним спустился вниз. Поставив свою ношу на пол, абрек открыл крышку. Сундук оказался доверху набит золотом. В основном там лежали червонцы, но были и монеты незнакомой чеканки, их принадлежности Саломея не знала.
– Сколько ты хочешь? – ехидно спросил Коста, наслаждаясь жадным блеском её глаз.
– Столько, сколько смогу удержать, пока ты будешь ласкать меня, – фыркнула Саломея, она подхватила подол бархатного платья, открыв красивые ноги в белых шёлковых чулках и крепких кожаных ботинках. – Сыпь, я скажу, когда хватит.
Надетая под платьем рубашка открывала её ноги выше колен, и Коста увидел матовые полоски белой кожи над чулками. Вожделение захлестнуло его, абрек снова был молодым и горячим, а ещё он безумно хотел эту наглую и высокомерную суку. Коста пригоршнями зачерпывал золото и сыпал его в подол бархатного платья. Монеты всё сыпались, но он не останавливался. Абрек хотел победить эту чудовищную гордячку, а она, задыхаясь от жадности, молчала. Наконец руки Саломеи дрогнули под тяжестью золота в подоле, и Коста остановился.
– Я заплатил, – сказал он, – теперь твоя очередь.
– Я разрешаю тебе целовать мою кожу там, где нет одежды, – капризно заявила Саломея. – Стань на колени и целуй.
Она уже тоже горела в огне, эта игра была такой острой – никогда ещё с Саломеей не случалось ничего подобного, а ведь это было именно то, в чём она всегда нуждалась. Коста уже опустился на колени, припал ртом к бедрам своей владычицы и стал их покусывать, а потом облизал. Саломею затрясло. Она стояла с поднятой юбкой, полной золота, а мужчина, стоя на коленях, как раб, ласкал её. Возбуждение дошло до крайней точки, Саломея застонала, и Коста, раздвинув складки её лона, прижался к нему губами. Женщина зарычала, плавясь в огненных волнах и, обмякнув, привалилась спиной к столу. Коста подхватил её под колени и положил спиной на столешницу. Золотые монеты рассыпались по потёртому дубу, а он согнул ноги своей любовницы, широко раздвинул их и вошел в ещё трепещущее лоно. Саломея царапалась, как тигрица, встречая мощные выпады своего любовника, а он вскипал всё сильнее, пока не закричал от восторга. Свершилось! Он вновь превратился в мужчину!
"Вот что мне всегда было нужно. Не хозяин, а раб", – размышляла Саломея, слушая частые удары мужского сердца. Она пошевелилась под тяжёлым телом Косты, и тот, придя в себя, поднялся и отступил. Стал одеваться. Графиня уселась на столе и аккуратно собрала подол, который не выпускала из рук даже лежа. Основная часть монет по-прежнему лежала в бархатных складках, но часть золотых вывалилось на стол и даже скатилась на пол.
– Собирай, у меня руки заняты, – улыбнулась довольная Саломея, и её любовник обомлел, увидев, как преобразила улыбка властное лицо графини.
Абрек кинулся собирать монеты и складывать их в подол, а потом, ползая на коленях, подобрал золотые, раскатившиеся по полу.
– Всё собирай, – благодушно шутила Саломея, – я эти деньги честно заработала.