– Отвезешь этих дам в Гранаду. Доставишь прямо до порога, куда они скажут. Денег не бери! – велела старшая.
Парень помог забраться в коляску сначала Полли, а потом Кассандре. Экипаж тронулся и покатил по пёстрым и шумным улицам Малаги. Девушка не отрываясь глядела по сторонам. Как же здесь было красиво и как интересно! Конечно, впереди её ждало трудное дело, но пока они просто путешествовали. Не стоит расстраиваться раньше времени. Сейчас всё хорошо, вот этому и надо радоваться.
Лошади потянули коляску в гору, и спустя полчаса на одном из поворотов Кассандра вновь увидела бескрайнюю даль моря. Оно было ослепительно-синим… Какая красота!.. Кассандра вгляделась в эту синеву, и вдруг в памяти мелькнуло лицо, закрытое чёрной маской, в прорезях шёлка блестели синие, как это море, глаза. Господи, да кто же это? Девушка испугалась, и лицо исчезло. Попробовать ещё раз? Кассандра сосредоточилась и вновь уставилась на море, но ничего не вышло. Лица в маске больше не было.
Кассандра сначала приуныла, но потом одумалась. Что это за мысли? Скоро и так всё станет явным. Вот об этом и нужно размышлять, а не о мужчине, тем более в маске! Задумавшись о цели своего путешествия, Кассандра ждала привычного тревожного настроения, но вдруг поняла, что его больше нет, и она ничего не боится. С чего это вдруг она стала такой храброй и такой сильной? И когда это случилось? Самое интересное, что Кассандра этого не заметила.
Гранада потрясла Кассандру. Яркие черепичные крыши, узкие улочки, сбегающие в долину с трех высоких гор, а самое главное, дома-пещеры, вырытые в крутых склонах… Девушка во все глаза смотрела по сторонам и пропустила мимо ушей вопрос возницы.
– Сеньорита, какая улица вам нужна? – повторил цыган, повернувшись к пассажиркам.
– Нам нужно попасть в замок герцога Молибра, – уверенно сказала Кассандра, резонно предположив, что такого знатного человека найти будет несложно. Возница кивнул и повёз их по извилистым улочкам, летящим с горы вниз сверкающим серпантином.
Гранада оказалась огромной. Они всё ехали, а город никак не кончался. Кассандра уже хотела было остановить кучера и расспросить, куда он их везёт, но цыган сам развернулся к пассажиркам и сообщил:
– Замок Монте-Оро находится за городом, так что ехать долго. Может, хотите сделать привал?
Кассандра посоветовалась с Полли, и они решили передохнуть. В жидкой тени трёх кипарисов, росших у поворота дороги, женщины утолили жажду, немного походили, а потом отправились дальше.
Домов становилось всё меньше, а дорога вилась, прорезая узкие, поросшие лесом долины между острых рёбер горных склонов. Наконец за одним из поворотов открылось изумительное зрелище: на плоской вершине огромной белой горы как будто парил над морем сказочный замок. От подножия горы к вершине узкой спиралью завивалась дорога. Замок показался Кассандре необычайно древним. Глубокие бойницы квадратных башен, отполированные веками железные балки огромных ворот и даже замощённый потёртой брусчаткой двор напоминали о давно прошедших веках.
В воротах коляску остановил стражник в чёрном.
– Кто вы и чего хотите? – грозно спросил он, выставив вперёд копье.
Что можно было на это ответить? Кассандра сняла с шеи медальон и протянула его стражнику.
– Передайте это хозяину замка.
Часовой в задумчивости покрутил в руках цепочку и, обернувшись, крикнул в глубину двора:
– Хосе, иди сюда!
Стражник, стоявший у дверей дома, покинул свой пост и подошёл к нему.
– Что тут? – настороженно спросил он.
– Отнеси это дону Себастьяну. Скажи, что просили передать герцогу.
Ожидание оказалось долгим, но наконец-то у ворот появился седой мужчина с жёстким и властным лицом. Так же, как и стражники, он был одет во всё чёрное.
– Приветствую вас, сеньоры! – поклонился он. – Я коннетабль замка, дон Эстебан. Прошу вас, проходите в дом.
Он пошёл вперёд, а женщины двинулись за ним. Они пересекли двор и оказались под сводами огромной арки. Дон Эстебан провёл их по каменной лестнице со стесанными за века ступенями. Кассандра старалась не отставать и помогала идти Полли. Миновав анфиладу старинных покоев, они остановились перед узкой дверью с массивными чёрными петлями. Коннетабль постучал и, услышав приглашение войти, отступил в сторону, открывая дверь перед Кассандрой. Полли коннетабль попросил подождать в коридоре.
Кассандра шагнула вперёд и оказалась в большой полутёмной комнате. Окна здесь были закрыты ставнями, а на столе стоял зажжённый шандал. Пламя свечей выхватило из сумрака синий бархатный полог, чёрное дерево массивной кровати и гору белых подушек. Утопая в них, полусидел измождённый седой человек. И хотя морщины избороздили его щёки, Кассандра сразу же его узнала: это был постаревший красавец с портрета в медальоне. Он поднял глаза и, слабо улыбнувшись, сказал:
– Здравствуй, дочка! Что-то ты совсем не спешила домой.
Кассандра молча смотрела в лицо старого герцога и пыталась понять, что же она чувствует. Перед ней лежал отец – истаявший от болезни, может, даже умирающий. Но её сердце не забилось чаще, она понимала, что видит этого человека впервые и ничего, кроме сострадания к его болезни и слабости, не испытывает. Вздохнув, она подошла к кровати и присела на стул, стоящий у изголовья. Герцог молча смотрел на неё, ожидая ответа. Нужно было что-то говорить. Пришлось сказать правду.
– Ваша светлость, я хочу вас сразу предупредить, что пострадала при пожаре. Врач сделал всё что мог, но я две недели пролежала без памяти, а когда пришла в себя – не смогла вспомнить ничего, даже собственного имени. Поэтому я не знаю вас, не помню ни мамы, ни того, как случилось несчастье. Доктор сказал, что память вернётся внезапно, от случайного слова или знакомого места. Только на это я теперь и надеюсь.
– Ты ничего не знаешь о пожаре? – удивился герцог. – И о том, как погибла твоя мать?
– Я знаю лишь то, что мне рассказала тётушка, так я называю добрую женщину, подобравшую меня на мостовой у Ковент-Гарден. Её зовут Полли Дженкинс, она торговала апельсинами у театра. Когда она нашла меня, то привезла к себе домой и долго выхаживала. Так вот, тётушка узнала, что маму убили и ограбили. Бандит или бандиты сорвали с её шеи очень дорогое жемчужное ожерелье. Скрывая своё преступление, убийцы устроили пожар, но как я выжила и выбралась из дома, не помню.
Кассандра опустила глаза и до боли сжала кулаки. Ей было стыдно – наверно, этот старый, больной человек ждал от неё хоть какого-то проявления родственных чувств, но она не смогла переступить через себя, а притворяться не захотела.
– Мне никто не сообщил, что убийцы ограбили твою мать, – задумчиво протянул герцог. – Сразу после трагедии я получил отчет из посольства, где говорилось, что Джудитта убита, а ты пропала, но там нет ни слова об ограблении. Но это – мелочи. Расскажи мне, как же ты поняла, кто ты, если ничего не помнишь.
Кассандра обрадовалась – герцог ей поверил! И уже с облегчением начала пересказывать то, что знала точно:
– Тётушка Полли сохранила вещи, которые были при мне: в большом медальоне был парный портрет, на нём изображены вы и мама, а под ним были свёрнуты свидетельство о моём рождении и лист из церковной книги о вашем венчании. А в бреду я всё время повторяла своё имя.
Кассандра вдруг увидела, что герцог закрыл глаза, а его лоб покрыла испарина. Бедный, он ведь устал и так болен! Сердце Кассандры наполнилось жалостью. Она подвинула стул поближе к кровати и взяла бледную руку с длинными, совсем исхудавшими пальцами в свои ладони. Ей хотелось ободрить больного, передать ему своё сочувствие, но вдруг в голове зазвучали мысли, волнующие отца.
Герцог вспоминал тот единственный счастливый год, окончившийся так трагично. Кассандра видела прелестное лицо своей матери, поющей на одной из башен замка, потом увидела красивого молодого человека – своего сводного брата Карлоса, наследника отца, тот весело смеялся, стоя рядом с Джудиттой. Потом герцог оказался в полутёмном кабинете. Напротив него стоял высокий брюнет с тонкими чёрными усами, закрученными в кольца. Брюнет положил на стол золотой браслет и сообщил герцогу, что нашёл эту вещицу в спальне Карлоса, а потом поинтересовался, не знает ли дядя, кому из дам, приезжавших в замок по приглашению наследника, может принадлежать этот браслет, и не пора ли начинать сватовство.
Вот так Кассандра и узнала, почему они с матерью жили отдельно от отца. Подлость заманила герцога в ловушку, а ревность сломала ему жизнь.
Девушка молчала, не зная, что делать дальше. Но герцог открыл глаза, посмотрел ей в лицо. Кассандра ощутила его раскаяние, а потом всё вокруг затопила нежность. К ней. Отец любил Кассандру больше всего на свете, больше самой жизни…
– Ты не унаследовала таланты своей бабки? Глаза-то ведь у тебя точно такие же. Может, ты и мне погадаешь? Сколько осталось жить? – тихо спросил герцог, не отнимая у дочери своей руки.
– Я попробую…
Кассандра сжала руку больного и закрыла глаза, но картин будущего не было – за закрытыми веками чернела пустота. Она виновато улыбнулась и предположила:
– Наверно, мои силы кончились. Давайте попробуем завтра.
– Не расстраивайся, милая, с твоими способностями всё в порядке, – грустно улыбнулся старик, – ты не видишь моего будущего, потому что его нет. Моё время вышло. Это естественно. Но у меня есть пара незаконченных дел, которые я должен завершить. И я обязательно это сделаю. Но позволь попросить тебя о величайшем одолжении: я знаю, что ты унаследовала божественный голос своей матери, и что Джудитта сама учила тебя. Спой! Дай мне услышать голос моей любимой.
Кассандра оторопела. Она не подозревала, что, оказывается, ещё и поёт. Ей и в голову не приходило попробовать. Но она также не знала, что может говорить и на всех тех языках, какими владела, пока не услышала их и не прочитала документы, спрятанные в медальоне. Она робко глянула на герцога и повинилась:
– Я не знаю, что умею петь. Но, может, вспомню, как я это делала, если увижу ноты. Ведь вы говорите, что мама учила меня, значит, я должна знать ноты.
– Подойди вон к тому бюро и открой его. Там лежат вещи, оставшиеся в замке от твоей матери. Поищи, там есть и ноты, переписанные её рукой, – посоветовал отец.
Старинное бюро чёрного дерева, украшенное филигранной резьбой, занимало весь простенок между двумя окнами. Кассандра повернула в замке ключ и откинула крышку. Внутри лежали аккуратно сложенные бархатные футляры, скорее всего, с драгоценностями, Библия в переплёте из тиснёной кожи и несколько свернутых в свитки нотных листов, перевязанных разноцветными тесёмками. Кассандра взяла один – завязанный голубым бантом – и потянула за кончик ленточки. Ноты развернулись, открыв множество значков, разбросанных по линейкам. Она тут же всё поняла. Конечно, она знает ноты! Кассандра попробовала взять первые две и обнаружила, что у неё сильный низкий голос. Она осмелела и запела громче, ей даже вспомнились слова, написанные для этой мелодии. Это была "Аве Мария". Кассандра вернулась к кровати, где, закрыв глаза, лежал умирающий герцог, и запела во всю мощь своего вновь обретённого голоса. Душа её взлетела к небесам. Это было счастьем, божественной стихией. Все женщины её рода обладали этим счастливым даром, и, когда они пели, их души вот так же трепетали от невыразимой радости… Кассандра вдруг осознала, как натянулись, наполнились силой нити, связавшие её с родными, и она наконец-то поверила в себя – Кассандру Молибрани, дочь великой сеньоры Джудитты, самой знаменитой оперной дивы Европы.
Кассандра допела и посмотрела на отца. На его изрезанных морщинами щеках поблескивали дорожки от слёз. Он так и слушал дочь, не открывая глаз. Кассандра уловила его мысли. Герцог просил прощения у своей Джудитты за их загубленные жизни, а у своего погибшего на войне сына Карлоса за то, что отверг его. Герцог молил Всевышнего дать ему хотя бы месяц жизни, чтобы устроить судьбу своего единственного ребёнка. А потом печаль ушла, и в душе старика остались лишь счастье и нежность, ведь перед смертью он наконец-то впервые увидел дочь. Как же, оказывается, хрупка жизнь, и как непростительно поздно люди прозревают! Но судьба привела Кассандру домой, и она скрасит последние дни отца…
Громкий стук в дверь предварил приход дона Эстебана.
– Ваша светлость, позвольте представить вам сеньору Дженкинс, – обратился он к герцогу и, подав руку Полли, торжественно вывел женщину на середину комнаты.
– Здравствуйте, сеньора, – обратился к Полли герцог, переходя на английский. – Примите мою глубочайшую благодарность за то, что вы спасли для меня дочь.
– Не за что, ваша светлость, – отозвалась Полли. – Я люблю Кассандру как родную и в лепёшку расшибусь, лишь бы она была здорова и счастлива.
– Ещё раз благодарю вас…
Герцог замолчал, похоже, собираясь с силами, но всё-таки смог отдать распоряжение:
– Дон Эстебан, распорядитесь, пожалуйста, чтобы мою дочь и сеньору Дженкинс проводили в их комнаты. День был трудным, и им необходимо отдохнуть. А сами вернитесь сюда.
– Да, ваша светлость, – поклонился дон Эстебан и вышел.
Он вернулся ровно через минуту, за ним следовали две служанки в чёрных платьях и белых крахмальных фартуках.
– Ваше сиятельство и вы, сеньора, соблаговолите проследовать за горничными, они отведут вас в приготовленные для вас комнаты, – предложил дон Эстебан.
Кассандра взяла Полли под руку и, попрощавшись с отцом, вышла вслед за служанками, а усталый герцог тихо сказал своему преданному слуге:
– Оказывается, наш информатор из посольства не сообщил очень важных подробностей о смерти моей жены, например, о том, что её ограбили. Ожерелье, которое с неё сняли в момент смерти, – скорее всего, то, что было моим свадебным подарком. Жена изображена в нём на портрете в медальоне моей дочери. Я думаю, графа Монтойю перекупили, и ещё я подозреваю, что это мог сделать именно тот, кто восемнадцать лет назад принёс мне тот браслет – мой племянник Альваро. Дон Эстебан, поезжайте в Мадрид и постарайтесь обыскать покои этого интригана. Ищите всё, что может быть связано с моей женой и дочерью. Но поспешите, мне осталось слишком мало.
– Я понял, ваша светлость! Не беспокойтесь, через час я уже буду в пути.
Дон Эстебан поднялся и поклонился герцогу.
– Бог вам в помощь, но, пожалуйста, поторопитесь, – напомнил старик.
Хозяин замка Монте-Оро просто не мог уйти из жизни, не узнав всей правды и не отомстив.
Глава двадцатая. Правосудие
За прошедший месяц Кассандра и Полли так освоились в замке Монте-Оро, словно жили здесь всегда. Добрейшая душа, Полли рвалась помогать больному герцогу. Женщина попросила объяснить это хозяину замка и предложила дежурить около него по ночам, чтобы Кассандра могла отдыхать. Герцог, сознававший, что его силы уходят, согласился. Так они и проводили дни и ночи в спальне больного.
Кассандра отправила слугу в книжную лавку в Гранаде, велев привезти ей все ноты, которые он там найдёт. А когда лакей привёз ей целую кипу нот, распорядилась перенести в спальню отца маленький клавесин из соседней гостиной. С замиранием сердца, села Кассандра за инструмент и, взяв первые аккорды, поняла, что и играет тоже хорошо. Теперь она пела, аккомпанируя себе на клавесине, и замолкала лишь тогда, когда отец засыпал.
Герцог попросил дочь носить наряды Джудитты, оставшиеся в спальне его жены. Испанские платья с пышными юбками и широкими кушаками оказались Кассандре впору и очень ей шли.
– Наша кровь, – тихо сказал герцог, увидев свою дочь в кружевной мантилье и с высоким гребнем, – что у твоей матери, что в моем роду, все женщины были ослепительными красавицами.
– Спасибо, отец, – просияла Кассандра.
Незаметно для себя она начала называть герцога отцом. Когда это вырвалось у неё впервые, старик заплакал, а глядя на него, заплакала и Кассандра. Она прижалась лицом к почти прозрачным рукам человека, которого нашла так поздно. Оба понимали, что счёт его жизни уже пошёл на дни. И оба старались наслаждаться последней возможностью побыть друг с другом.
Сегодня после долгого отсутствия в замок вернулся дон Эстебан. Кассандра сидела рядом с герцогом, рассматривая древний свиток с родословным древом семьи Молибра. Она разбиралась в именах, а отец помогал ей, когда деликатный стук в дверь возвестил о приходе коннетабля.
– Добрый день, ваша светлость, ваше сиятельство, – поздоровался дон Эстебан, – я выполнил поручение и готов отчитаться.
– Девочка моя, тебе будет не слишком интересно – иди отдохни, ты и так всё время тратишь на меня, – попросил герцог.
Кассандра поняла, что мужчинам нужно остаться наедине, и пошла к себе, а в спальне герцога дон Эстебан достал из кармана продолговатый свёрток в плотной бумаге и развернул его.
– Ваша светлость, я приехал в ваш мадридский дворец, когда дон Альваро был в городе. Поэтому мне пришлось дожидаться его отъезда в имения. Возможно, что он подозревал меня, но я сказался больным и несколько раз вызывал знакомого врача. Наконец вашему племяннику надоело сидеть одному в столице, ведь королевская семья и все его приятели уже выехали в загородные резиденции. Дон Альваро ещё пару дней покрутился вокруг меня, но не выдержал – уехал на лето в Каталонию. В тот же день я начал поиски. Никому неизвестно, насколько хорошо я знаю все тайники дворца, иначе ваш племянник увёз бы с собой то, что нашлось в его кабинете. Это – ожерелье вашей супруги и короткое письмо без подписи. Почерк нам знаком – он принадлежит Монтойе, граф требует от своего заказчика оплатить совершённое преступление. В том же тайнике лежала и целая пачка ваших писем – тех самых, которые вы в течение многих лет писали своей супруге. Письма не распечатаны, как видно, дон Альваро их перехватывал.
Коннетабль вложил в руки герцога жемчужное ожерелье с сапфировым аграфом и развернул письмо Монтойи. Стопку нераспечатанных писем он положил на столик, стоящий в изголовье кровати.
– Я должен был догадаться ещё много лет назад, – помолчав, грустно сказал герцог, – я видел в глазах своих племянников алчность, но в глазах Альваро она горела ярче всего. Я считал, что дети моего брата преданы мне так же, как я предан семье, но это не соответствовало действительности. Давно нужно было увидеть очевидное: Альваро медленно, но верно устранил тех, кто стоял между ним и титулом. Я должен защитить от него хотя бы дочь, и уходя, хочу сам поквитаться с преступником за убийство моей жены.
Герцог закашлялся и побледнел. Дон Эстебан с беспокойством глядел на его покрытый испариной лоб и закрытые глаза. Наконец герцог пришёл в себя и приказал:
– Отправьте гонца в Каталонию к Альваро. Вызывайте его сюда, напишите, что я умираю.
– Хорошо, ваша светлость! Гонец уедет немедленно. Но через две недели дон Альваро будет здесь, вы хотите, чтобы он увидел сеньориту? – осторожно спросил коннетабль.