- Значит, Луций собирается снова выставить свою кандидатуру на должность консула? - спросил я.
- Что-то в этом роде.
Я не смог прочесть в ее глазах, что она подразумевала под этими словами, ибо в этот миг Аврелия подняла чашу с вином, которая закрыла ее лицо.
Ко мне обратился Катилина, и хотя он возлежал на кушетке прямо напротив меня, разделявшее нас расстояние заставляло его говорить достаточно громко.
- Как ты относишься к пребыванию Цицерона в должности консула? Мы как раз обсуждаем эту тему.
- Он лучший в Риме оратор, - ответил я. - Возможно, самый лучший во все времена. Превосходно владеет пером. О его умении использовать лазейки в законе слагают легенды.
Катилина фыркнул.
- Другими словами, он управляет страной как законник. Но разве это нужно Риму? Куда подевались воины, которые сделали нашу нацию великой? Разве Цицерон когда-нибудь стяжал славу на полях сражений?
- Зато Антоний не законник, - напомнил я ему.
Катилина сразу помрачнел, ибо хотел войти в союз с Антонием на время прошлых выборов, но что-то у них не сложилось, и Антоний вместо этого заключил союз с Цицероном.
- Да, но он также и не воин. Но все же думаю, что на будущий год, когда он доберется до македонцев, тем явно не поздоровится.
Не снискавший известности на полях сражений Катилина, подобно прочим людям такого типа, числил себя прославленным полководцем, а свои скромные заслуги оправдывал неудачными обстоятельствами.
- Должен сказать, что меня весьма удивил отказ Цицерона от проконсульского наместничества в Македонии, - подбросил я Катилине благоприятную возможность для атаки.
И он за нее ухватился.
- Потому что Цицерон - трус. Он знает, что ему придется бороться. А у него для этого кишка тонка. Он скорее останется в Риме и будет досаждать порядочным людям своими мелкими юридическими трюками.
- Если последние обвинения, выдвинутые им против тебя, окажутся правдой, вряд ли он может рассчитывать на безопасное пребывание в Риме.
Катилина разразился громким и вполне искренним смехом.
- Ему повсюду мерещатся заговоры против него. Это весьма характерно для трусов. Поверь мне, Деций, - он смотрел на меня в упор, выражение его лица было серьезным, - если мне доведется перейти к решительным действиям, то я не ограничусь убийством таких, как Марк Туллий Цицерон.
Катилина произнес это имя таким тоном, будто под ним подразумевалась редкая болезнь.
- Едва ли у нашего Деция хватит духу пойти на крайние меры, - произнес Цетег, интонация и взгляд которого делали его похожим на десятилетнего забияку.
Он был мрачной личностью с вечно угрюмым выражением лица и опущенными уголками рта. Возненавидеть такого человека не составляло труда.
- Если от чего и страдаю, так только от излишней рассудочности, - ответили. - Лишь полный кретин будет рисковать жизнью и благосостоянием, не имея ни единого шанса на успех.
- Такие люди, как ты, могут себе позволить быть терпеливыми, - презрительно заметил Цетег. - Далеко не у каждого за спиной стоит прославленная семья, которая поддерживает его и продвигает по карьерной лестнице.
Катилина пожирал нас внимательным взглядом. По какой-то причине он дал право своему прихлебателю вступить в разговор.
- Скажи, разве курульный эдил Лентул Спинтер не доводится тебе близким родственником? - осведомился я.
- И что из этого следует? - резко ответил он, как будто родственная связь с высоким чиновником каким-то образом его компрометировала.
- Кажется, я знаю, что Деций имеет в виду, - вступил в разговор Лека.
У меня было такое впечатление, будто Катилина подал ему знак, чтобы он встал на мою сторону.
- В его семье так много Цецилиев Метеллов, что молодые их представители не способны занимать весомого места в семейных советах. Не так ли, Деций?
Я напустил на себя недовольный вид.
- Не могу этого отрицать.
- К тому же, - продолжал Лека, - затраты, связанные с занимаемой должностью, сильно бьют по карману. Когда я был квестором, мне казалось, что последние десять лет ни один из моих предшественников не вложил ни единого асса в благоустройство дорог. Пришлось влезть в большие долги, чтобы восполнить их упущения.
Лека был человеком полной комплекции. Его негромкий голос лился ровно и мягко, лаская слух.
- В самом деле, Деций? - спросил Катилина. - Неужели должность так дорого тебе обошлась, что пришлось прибегнуть к услугам ростовщиков?
Я чувствовал, что меня провоцируют на откровенность, и решил воспользоваться этой возможностью.
- Дорого?! Да если бы дело было только в благоустройстве дорог! Как бы не так!
Я пытался говорить слегка заплетающимся языком, хотя, клянусь, не был ни капли пьян.
- Не так далек тот день, когда мне предстоит бороться за должность эдила. После Публичных игр, проведенных Цезарем два года назад, народ ждет подобного же увеселения от каждого эдила. Значит, чтобы соответствовать этой должности, мне вновь придется брать денег взаймы. Не так давно для хорошего представления было вполне достаточно двадцати пар гладиаторов. Цезарь же приучил народ к зрелищу с участием пяти сотен пар. Я уже не говорю о львах, медведях, зубрах и прочих зверях.
- Это уж точно, - подхватил Лека. - Ладно бы это были бои простых гладиаторов - а то ведь гладиаторов из Кампаньи, обученных в лучших школах. Ладно бы обычный публичный ужин после окончания Игр - нет, непременно со свежими мясом и рыбой, да еще с заморскими фруктами! Причем раздаются они всем подряд, вплоть до последнего римского каменщика. Кто положит конец такому расточительству? - Его жирное лицо скривилось в горестной, насмешливо-сострадательной улыбке. - Но ведь твоя семья наверняка возьмет на себя часть расходов?
- Увы, не всегда и не всем из нас так везет, - нахмурившись, ответил я. - Мне оказал существенную помощь отец, но мы не принадлежим к особо богатой ветви Метеллов. Да и никто из нас не может сравниться в благосостоянии с Крассом или Лукуллом. Как говорят, мы все слишком тощие и размножаемся слишком быстро, чтобы успеть сколотить приличное состояние.
Последняя моя фраза, произнесенная на латинском языке, который еще был в обиходе, вызвала бурю аплодисментов. Особенно горячо встретили мою шутку женщины. Только тогда обнаружилось странное обстоятельство: ни Фульвия, ни Семпрония за весь вечер не проронили ни слова. Мне стало ясно, что Катилина, взяв нити беседы в свои руки, запретил им говорить до тех пор, пока что-то для себя не выяснит.
- Полагаю, тебе посчастливилось найти богатого покровителя? - заискивающим тоном продолжал домогаться Лека.
- Разве можно назвать кого-то богатым, - сухо парировал я, - если за ним не стоит Красс?
- Красс недавно связал себя узами брака с твоим семейством, - напомнил мне Катилина.
- Метеллов слишком много, и далеко не каждый имеет такое влияние, как Красс. А меня он вообще считает личным врагом.
В эпоху Первого гражданина люди, возможно, забыли, каким большим человеком в свое время был Красс. Утверждение, будто Красс оказал какому-то несчастному квестору высокую честь, назвав его своим личным врагом, было слишком самонадеянным. Однако именно такие заявления могли вызвать симпатии людей, окружавших меня в тот вечер.
- И с Помпеем ты не очень ладишь, - произнес Лека, - если верить слухам, ходившим несколько лет назад. Ведь это он выслал тебя из Рима.
- Тогда для меня было весьма полезно на год-другой удалиться из города, - загадочно заметил я.
Все, что было верно для Красса, было вдвойне верно и для Помпея. Другими словами, для последнего я был столь мелкой сошкой, что он вряд ли вообще меня помнил, поскольку голова у него была занята куда более важными вещами.
- Твоя семья, - продолжал Лека, - известна умеренными взглядами в политике, в своем большинстве не поддерживала амбиций Помпея. Но твой двоюродный брат Метелл Непос является преданным Помпею легатом. Будучи избранным трибуном плебса на следующий год, он станет добиваться изменения законодательства в угоду амбициям Помпея.
- Мудрая семья всегда имеет своих представителей в каждом лагере, - заявил я. - Из этого следует, что ты никогда не потеряешь все, если поставишь не на ту лошадку. Что же касается Непоса в роли трибуна, то у него ничего не получится, потому что коллегой у него будет Катон. А уж тот точно не даст ходу ни одной законодательной инициативе Помпея. Катон пошел в трибуны исключительно для того, чтобы составить оппозицию Непосу.
- Но остается еще Лукулл, - вновь вступил в разговор Цетег, в голосе которого прозвучала характерная для него колкая насмешка.
- У нас с Лукуллом никогда не было разногласий, - ответил я. - Но мы никогда не были слишком близки. Он женился на одной из сестер Клодия, а тот ненавидит меня еще больше, чем Красс и Помпей, вместе взятые.
- У тебя особый талант наживать врагов, - смеясь, произнес Катилина.
Восприняв его замечание как призыв, остальные, за исключением Аврелии, последовали его примеру и тоже захохотали.
- Всякий, кто враг Клодию, мне друг, - продолжал Катилина. - Итак, насколько я понимаю, тебе пришлось обратиться к профессиональным ростовщикам?
- Почему вас так интересуют мои финансовые дела? - осведомился я в свою очередь.
- Всякий амбициозный человек, если он от рождения не богат, по определению должен влезть в долги, - ответил Катилина. - Но тот, кто задолжал одному из тех троих, что мы упомянули, сидит у него на крючке и не заслуживает нашего доверия.
- Доверия? - переспросил я. - В каком это смысле?
- У всех нас есть амбиции, - тихо проговорил Катилина. - Мы знаем, кто стоит между нами и властью, которой имеем право обладать, кто мешает получить заслуженные нами почести. Они прибрали к рукам все высшие должности и командные посты, заставляя лучших людей страдать от непосильных долгов. Уж не считаешь ли ты случайностью, что за последние двадцать лет расходы на то, чтобы соответствовать должности, возросли до невероятных размеров? - Его лицо стало краснеть. - Не находишь ли совпадением то, что все мы попали в зависимость от ростовщиков? Как могло случиться, что люди высокого происхождения, семьи которых на протяжении веков производили на свет римских консулов и полководцев, стали должниками безродных богачей, которых наши предки не удостоили бы даже взгляда?
- Большинство из них вольноотпущенники, - заметил Цетег. - Люди, которым следовало бы быть рабами, как бы они ни рядились в обличье вольных граждан или всадников.
- Это вполне устраивает людей, стоящих у кормила власти, - заметил я.
- Более чем устраивает. Это результат интриг кучки могущественных людей, - подхватил Катилина. - Тех, которые никогда добровольно не расстанутся с властью. Разве можно жить в таком бесславии, называя при этом себя человеком?
Катилина разгорячился. Окинув взглядом присутствующих, я заметил, что каждый из них впитывал в себя каждое его слово. Потом мельком взглянул на Аврелию. Казалось, она тоже взирает на отчима с нескрываемым восхищением. Однако в выражении ее лица было и нечто иное, весьма походившее на завуалированную насмешку.
- Итак, - продолжал Катилина, - что за человек берет на себя управление Римом? Марк Туллий Цицерон! Законник! Человек, у которого нет никаких способностей к этой должности, за исключением умения манипулировать словами. Таких, как он, в наше время хоть пруд пруди. Они никогда не смогут принимать жесткие, быстрые и беспощадные решения, как это надлежит делать настоящему консулу. Ибо главное для них - слова, а не дела.
- А какого рода человек нужен Риму? - спросил я.
- Такой, как Сулла. - Ответ Катилины меня удивил. - Сулла взял власть в свои руки, когда страна впала в хаос. Этот диктатор не искал ни сомнительной славы толпы, ни покровительства аристократов. Он произвел чистку в Сенате, объявил вне закона врагов государства, провел преобразования судов, дал нам новую конституцию. А потом, когда все это было сделано, освободил от обязанностей своих ликторов и в статусе обычного гражданина удалился в свой загородный дом писать мемуары. Вот такой человек нужен Риму.
Речь Катилины заключала в себе немалый подтекст. Правда, для красного словца он опустил некоторые подробности. Например, тот факт, что Сулла вывел страну из хаоса, который сам и создал. Кроме того, он мог себе позволить удалиться от дел после нескольких лет диктатуры, ибо за это время если не уничтожил, то сослал всех своих врагов, оставив у власти только сторонников, прочно занимавших свои позиции. Не было никаких сомнений, кто именно был предполагаемым новым Суллой. Мне пришлось уставиться в свою чашу, как будто обдумывая слова Катилины.
- Полагаю, - торжественно начал я, осененный внезапной мыслью, - что за таким человеком можно пойти. Двадцать лет назад Метеллы были в рядах самых ярых сторонников Суллы. Почему бы и нет? Разве мне не хватит на это смелости?
- В самом деле, почему?
Кажется, Катилина был удовлетворен, ибо наконец в разговор вступили женщины. Больше ни слова не было сказано о власти и политических интригах, препятствующих достойным людям занять высокую должность. Мое внимание полностью переключилось на Аврелию, которая, казалось, тоже питала ко мне интерес.
Заправившись вином, гости пустились в азартные игры и начали делать ставки. Пришлось присоединиться к остальным, хотя обычно я ограничиваюсь скачками и боями, и то исключительно для того, чтобы польстить своему самолюбию умением предсказывать исход событий. Заключать же пари просто наудачу я никогда не любил.
Хотя я не слишком много проигрывал, меня ужасали суммы, которые ставили на кон остальные. Они называли себя плохо обеспеченными людьми, но их карманы были набиты деньгами. Хотя они изрыгали проклятия, когда фортуна поворачивалась к ним спиной, никто из них всерьез не переживал по этому поводу.
- А ты везучий человек? - спросила меня Аврелия, когда чаша с игральными костями, сделав полный круг, перешла ко мне.
- Не был бы везучим - давно удалился бы в царство мертвых, - ответил я. - Но в азартных играх мне всегда не везет.
- Тогда позволь одолжить тебе немного удачи, - шепнула она.
Делая вид, что наблюдает за игрой через мое плечо, Аврелия прильнула ко мне сзади, и я ощутил, как коснулась моей спины одна из ее упругих грудей. Несмотря на то что нас разделяла ткань одежды, я почувствовал набухший бутон ее соска. Нежное, будто предназначенное исключительно для меня дыхание всколыхнуло волну возбуждения. Пожалуй, потребуется немного подождать, чтобы встать из-за стола, не привлекая к своей особе нежелательного внимания. Чтобы скрыть замешательство, я изо всех сил встряхнул кожаную чашу и, опрокинув ее на стол, отдернул назад.
- О, Венера! - воскликнула Аврелия, будто взывая к богине с молитвой.
И ее мольба подействовала, ибо все кости выпали по-разному и составили наибольшее число очков.
- Потребуется удача, чтобы повторить такой ход, - произнес Катилина, принимая от меня чашу. - Однако мне в таких играх всегда везет.
Встряхнув чашу, он вывалил на стол ее содержимое, после чего громко и от души выругался. Не думаю, что причиной тому была потеря денег. Все кости выпали одной и той же стороной, которая соответствовала единице. Это была так называемая каникула, маленькая собака, что означало наименьшее количество очков.
ГЛАВА 5
На следующей неделе было совершено еще четыре убийства. В каждом из них жертвами оказались всадники. Даже для Рима такое количество трупов за столь короткий срок было явлением необычным, поэтому город наполнился слухами. Орудием первого преступления была, очевидно, дубинка, которой несчастного ударили по голове. Второму пострадавшему перерезали горло. Третьего закололи, а четвертого обнаружили утопленным в Тибре. Последний случай можно было бы причислить к случайности, но после первых трех уже никто не сомневался, что и в четвертом не обошлось без насилия.
Город наполнился сплетнями и толками. Прорицатели делали мрачные предсказания, однако особой тревоги среди жителей не было. Более того, ощущалось какое-то молчаливое удовлетворение. Всадники не были популярным сословием: они не имели ни престижа нобилитета и сенаторского класса, ни многочисленности простого люда. Слишком многие брали у них деньги в долг. Они были богаты и благополучны, что порождало зависть. Кроме того, еще не остыло всеобщее чувство протеста, вызванное непопулярным жестом претора Отона: тот закрепил четырнадцать рядов в амфитеатре за всадниками вслед за местами, которые традиционно занимали сенаторы и весталки. Общее мнение горожан об убийствах склонялось к тому, что этот класс выскочек вполне их заслужил.
Одной из жертв стал Децим Флавий из числа руководителей "красной партии" в Цирке. Я начал расследование именно с него, оправдывая свое решение тем, что Цецилии традиционно поддерживали на скачках "красных", при том что остальные Метеллы всегда были на стороне "белых". Однако ряды обеих партий в последнее время значительно поредели: на скачках теперь доминировали "зеленые" и "синие". "Зеленые" стали партией простого люда, а "синие" представляли аристократов-оптиматов, их клиентов и сторонников. Большинство всадников также были "синими". Располагавшиеся в цирке напротив друг друга представители партий "синих" и "зеленых" перед началом скачек состязались: кто кого перекричит. Надо сказать, что беспорядки в ту пору были большой редкостью.
Чтобы получить какие-нибудь сведения о покойном Флавии, разумней всего было обратиться в Большой цирк. Поэтому, едва узнав об убийстве, я тем же утром направился на Форум, вернее, в Долину Марции, что раскинулась между Палатинским и Авентинским холмами. Именно здесь Тарквиний Приск положил начало римским скачкам в те далекие времена, когда наш город представлял собой небольшое, разместившееся на семи холмах поселение. Оно было таким древним, что теперь уже никто не помнит, почему алтарь Конса находится под землей.
Большой цирк, самое крупное строение в Риме, представлял собой несколько огромных сооружений, в которых размещалось все необходимое, чтобы к началу скачек на песчаные дорожки могли выехать четыре колесницы с возницами, запряженные четверками лошадей. Животных доставляли из Испании, Африки и Антиохии. Каждая лошадь проходила обучение в течение трех лет, а возниц тренировали с детства. Поскольку потери среди них были очень велики, нужно было их постоянно восполнять. Колесницам надлежало быть чрезвычайно легкими, чтобы двигаться как можно быстрее, поэтому их постоянно заменяли новыми, более совершенными. И возничие, и лошади питались по особому рациону. За ними, равно как за колесницами и упряжью, ухаживало множество рабов. В особенности невольники холили коней: чистили стойла и их самих, тренировали и лечили, если это требовалось. Некоторые из рабов были приставлены к лошадям исключительно для того, чтобы с ними разговаривать, содержать в довольстве, сопровождать их на арену перед началом скачек - бежать рядом, всячески ублажая и поднимая их дух.