- Думаю, это будет весьма рискованно. - Берк задумчиво разглядывал сигару. - Они очень замкнуты, эти немецкие банки. Стараются по возможности брать на работу своих соотечественников. А если наши происки откроются, то и моя репутация отправиться вплавь по реке.
- А я, - продолжал Пауэрскорт, - постараюсь узнать, чем занимался старый мистер Харрисон в Блэкуотере. Это озеро и статуи не идут у меня из головы. Уверен, что старик припрятал где-то свои бумаги. Но там столько подсказок: Геркулес, Эней, речные божества, Диана, Исида; это озеро просто гигантская головоломка. Начну-ка я, пожалуй, с Национальной галереи.
- Почему с Национальной галереи? - удивилась леди Люси, вспомнив, как ходила туда с мужем, и надеясь, что он и теперь возьмет ее с собой.
- Все дело в расположении храмов. Я уверен, что архитектор, планировавший парк, брал за образец полотна Пуссена или Лоррена, а может, обоих. Вдруг картины подскажут нам ключ к разгадке?
- Фрэнсис, - на этот раз Джонни Фицджеральд заговорил серьезно. - Я немедленно выезжаю в Берлин. Я могу там задержаться и поэтому хочу тебя предупредить. - Он по очереди посмотрел на каждого из трех собеседников, словно у него появился дар ясновидения, а не вторая бутылка. - Могу поспорить, что к моему возвращению на этом свете останется на одного Харрисона меньше. Еще одна жертва при загадочных обстоятельствах отправится на встречу с Создателем. К сожалению, мне не дано предугадать, кто это будет.
Ричард Мартин поджидал Софи в кофейне напротив станции Ливерпуль-стрит. Было уже полшестого. На улице сгущался туман. В лондонском Сити наступало время отлива. Армия служащих, шедшая на приступ утром, теперь начинала отступление, пешие отряды двигались более радостно, спеша занять места в поездах и автобусах, которые развезут их по домам.
Ричарду нравились кофейни. Ему нравилась их история: сколько великих финансовых компаний зародились в подобных местах! Например, "Джонатанс" и "Гарроус" сто пятьдесят лет назад, а те, в свою очередь, породили "Ллойдс" и Лондонскую и Фондовую биржи. Кофе из Ист-Индии смазало и подтолкнуло рост лондонского Сити.
Порыв ветра и клочки тумана ворвались в дверь, настигая Софи.
- Ричард, ах, Ричард, извини, что я опоздала.
Ричард готов был ждать Софи всю жизнь, но порой опасался, что именно так и случится.
- Не волнуйся, Софи, позволь, я закажу тебе кофе. Ты дрожишь - наверно, озябла?
- Я дрожу не от холода, а от гнева, - отвечала девушка, стягивая перчатки и кидая их на стол. - У меня был разговор с директрисой.
- И что она сказала?
Софи подождала, пока официант в черной куртке поставит перед ней чашку с кофе. Ричард намерен был растянуть свою чашку хоть на час и не собирался заказывать новую.
- Она заявила… - Софи едва сдерживала слезы. - Она заявила, что на меня поступили жалобы.
Девушка замолчала и принялась искать носовой платок.
- Не расстраивайся, Софи. - Ричард не мог решить, взять ли ему ее за руку или лучше обнять за плечи. Может, это слишком людное место? - А что за жалобы? Кто жаловался? Вряд ли они недовольны тем, как ты учишь детей. Всем известно, какая ты замечательная учительница.
Софи попыталась улыбнуться.
- Они жаловались не на то, как я учу. Она… миссис Уайт, сказала, что родители недовольны тем, что я участвую в женском движении.
Теперь девушка вновь взяла себя в руки.
- Какое ей дело, чем ты занимаешься после работы! - возмутился Ричард.
- Она сказала, что на меня пожаловались две семьи, но отказалась назвать, кто именно. Эти родители требовали, чтобы меня отстранили от работы. Они заявили, что не хотят, чтобы их детям забивали голову всякими нелепыми идеями.
- И что ты на это ответила? - Ричард не сводил взгляда с рук девушки. Они казались такими мягкими.
- Я сказала, что это чушь и что я никогда не заговаривала с учениками о моих убеждениях. Никогда. Что считаю это неправильным. Учителя не должны навязывать детям свои собственные убеждения. Но я узнаю, кто эти родители, вот увидишь. Я детей спрошу.
- Нет, так поступить ты не можешь.
- Почему? Уж не собираешься ли и ты диктовать мне, как я должна вести себя в школе? - Глаза Софи гневно засверкали. - Что ты вообще об этом знаешь?
- Я почти ничего не знаю про твою школу, Софи. Лишь то, что ты мне сама рассказывала. - На самом деле Ричард считал, что не так уж мало знает об этой школе. - Но если ты станешь расспрашивать детей, как бы осторожно ты это ни делала, они придут домой и расскажут своим родителям. Тогда ты наживешь новых врагов. И все только еще больше запутается.
Софи посмотрела на Ричарда. "А он не такой простофиля, как кажется", - подумала она.
- К тому же, Софи, - продолжал молодой человек, - ты еще не сказала, как собирается поступить директриса.
- Она объяснила, что сначала хотела выслушать меня, а потом уже будет решать, как ей поступить. Миссис Уайт не любит принимать поспешные решения.
- Значит, пока увольнение тебе не грозит? Так вопрос не стоит?
- Слава Богу, нет.
- Пожалуй, я знаю, как она поступит. Наверняка попробует еще раз поговорить с этими родителями и успокоить их. Она постарается убедить их, что выбор учителей для школы - это ее обязанность, а не родительская. В противном случае не будет никакого порядка. Возможно, она заверит их, что ты обещала не проповедовать в классе идеи суффражизма. Вероятно, потребует от тебя пообещать это. На том все закончится.
Софи внимательно посмотрела на Ричарда и рассмеялась.
- Я-то думала, ты все дни проводишь в банке, складывая цифры и записывая результаты в бухгалтерские книги. А оказывается, ты обучился и иным премудростям.
- В банке приходится иметь дело с самыми разными делами, Софи. - Ричард вдруг почувствовал себя старше своих двадцати двух лет. - Рождения, свадьбы, смерти и всякие трудные моменты между этими событиями.
- А кстати, что происходит у тебя в банке, Ричард? - У Софи словно камень с души свалился. - Все живы? Никого больше не выловили в Темзе?
- Живы-то мы живы. Да только… - Ричард вдруг нахмурился. - Мы словно работаем вхолостую. Происходит что-то странное. И это беспокоит меня не меньше, чем твой разговор с директрисой.
- Значит, ты волновался обо мне? - улыбнулась Софи.
- Конечно. Пока я не могу сказать, что именно происходит с Банком Харрисонов. Мы, банкиры, должны уметь хранить тайну.
Официант уже десять минут тер соседние столики, опускал шторы и подметал пол.
- Кажется, они ждут не дождутся, когда мы уйдем. Давай я провожу тебя до дома.
- Тебя так тревожит то, что происходит в банке? - спросила Софи, заинтригованная новой тайной.
- Да, - ответил Ричард, подавая девушке пальто и невольно задерживая руки на ее плечах. - Но пока я могу только наблюдать и ждать, что случится.
Молодые люди влились в толпу людей, спешивших в тумане домой к тем, кто их любил, домой - к семьям, домой, чтобы отдохнуть перед новым днем в Великом Сити. Софи гордилась, что ее Ричард оказался таким понимающим. А Ричард любовался покачиванием ее бедер и думал, что, раз уже стемнело и вокруг столько людей, может, ему стоит взять девушку за руку. "Просто чтобы она не потерялась", - убеждал он себя.
На гранитном надгробье восседали два мраморных черных орла, строго взирающих на Берлин. Эпитафия была простой:
"Здесь лежит Генрих фон Трайтчке. Сорок лет он служил в Университете Берлина, рассказывал студентам об уроках прошлого и учил, что история его народа указывает путь к славному будущему. Он был почитаем при жизни и не будет забыт после смерти. Здесь покоится великий немец".
Даже спустя девять месяцев после похорон могила все еще была усыпана цветами. Местный цветочник, заметив популярность именно этой могилы, открыл еще одну лавку прямо на кладбище.
Два человека, которые стояли сейчас у могилы, присутствовали и на похоронах. Старого историка провожали в последний путь со всеми воинскими почестями: гусары и гвардейцы выстроились в почетном карауле вдоль дороги от церкви до места упокоения, медленная барабанная дробь сопровождала процессию.
- Смотрите, Карл, до сих пор люди приходят сюда отдать дань его памяти.
Манфред фон Мюнстер, главный вербовщик тайного общества, учрежденного во славу идей Трайтчке, стоял с непокрытой головой, держа шляпу в руке.
- В банках говорят, что в его честь назовут улицу или площадь, - сказал Карл Шмидт, один из последних рекрутов фон Мюнстера.
- Что ж, это будет достойное увековечивание его памяти. Идемте, сегодня я должен сообщить вам новости из тайного общества. - Фон-Мюнстер упоминал тайное общество с особым почтением. - Они весьма удовлетворены вашей работой, - продолжал он. - Потсдамский банк вами действительно доволен.
- Рад это слышать.
- Но теперь, - продолжал фон Мюнстер, оглядывая кладбище, чтобы убедиться, что за ними не следят, - пора сделать следующий шаг. Вскоре вам предстоит оставить Потсдамский банк.
- Оставить? - взволнованно переспросил юноша. - Вы же сказали, что они мной довольны.
- Да, конечно. - Фон Мюнстер потер рука об руку. - Они настолько вами довольны, что будут рады принять вас назад, когда вы выполните свою миссию.
- Речь идет о той самой поездке в Англию, о которой вы говорили?
- Именно, - подтвердил фон Мюнстер. - Вам предстоит отправиться в Лондон и поступить на службу в Банк Харрисонов, что в лондонском Сити. Для вас там уже зарезервировано место.
- А что мне делать, когда я приеду в Лондон? - спросил Карл, радуясь тому, что наконец-то понадобились его услуги. Он уже стал подумывать, что тайное общество - лишь пустая болтовня.
- Сперва доберитесь до места. Получите ваши инструкции в Лондоне. На сегодня это все, что я могу вам сообщить.
Они шли мимо длинного ряда могил, некоторые из них были отмечены железными крестами, означавшими, что покойный служил в армии.
- Манфред, не могли бы вы ответить мне на один вопрос? - заговорил Карл.
Фон Мюнстер улыбнулся.
- Постараюсь.
- Вы сказали, что я был на хорошем счету в Потсдамском банке и что они примут меня назад, когда я исполню свой долг. Но откуда вам это известно? Неужели в Потсдамском банке тоже есть члены тайного общества, которые передают вам информацию?
Фон Мюнстер обнял юношу за плечи.
- Карл, мне не следует говорить вам этого, но - да, у нас действительно есть свои люди в Потсдамском банке. Мы постоянно увеличиваем число наших членов. Вскоре у нас будут свои люди во всех крупных учреждениях Германии.
11
Пауэрскорт ехал ранним поездом в Корнуолл, на встречу с Леопольдом Харрисоном, старшим партнером в Частном банке Харрисонов и племянником человека, чей труп был выловлен у Лондонского моста. В пути он размышлял о семейных распрях. Хотя Пауэрскорт помнил слова Уильяма Берка, утверждавшего, что нет оснований считать причиной разделения Банка Харрисонов семейную вражду, его не оставляли сомнения. А что, если вражда, которая привела к разделению банков, является неким "Проклятием дома Харрисонов"? С профессиональной точки зрения Пауэрскорту даже нравились семейные распри: иногда они продолжаются так долго, что порой причиной самых загадочных преступлений оказывается семейный разлад, начавшийся несколько поколений назад.
"Вот древние греки знали толк в подобных семейных ссорах, - размышлял Пауэрскорт, - а потом явились итальянцы и перехватили пальму первенства". Пока поезд мчался по бесхитростному сельскому пейзажу Гемпшира, он вспомнил проклятие дома Атрея и тот печально знаменитый пир в Микенах, который Атрей устроил в честь своего брата Фиеста. В огромном бронзовом чане были поданы к столу куски белого мяса. Атрей предложил угощение Фиесту, и тот охотно отведал его. А в конце трапезы слуги внесли блюдо, полное отрубленных человеческих рук и ног. И тогда Фиест догадался, что вкушал плоть своих собственных детей. Жажда возмездия, ненависть, смертельная вражда владели семейством на протяжении нескольких поколений и стали причиной множества убийств. В школьные годы Пауэрскорт пытался подсчитать, сколько человек унесла эта распря. Он сбился, досчитав до семнадцати. Но какой бы истовой ни была вражда Харрисонов, вряд ли бы она достигла подобного размаха.
Каусэнд оказался парой прелестных деревушек, от Плимута морем до них было всего четыре-пять миль, а по суше довольно далеко. Прибрежная полоса изгибалась, образуя небольшую бухту Кингсэнд, и снова выдавалась вперед, переходя в скалистый мыс, а потом вновь отступала, давая место еще одной бухте - Каусэнд. Кеб довез Пауэрскорта до главной площади Каусэнда.
Паб "Контрабандисты" подсказывал, чем занималось в прошлом местное население. Дом Харрисонов назывался Треханнок, к нему от площади и крошечного пляжа вела извилистая улочка. Эти милые домики, скорее всего, были построены в конце восемнадцатого или в начале девятнадцатого века, решил Пауэрскорт, любуясь открывавшимся отсюда видом на море. Возможно, их построили на деньги, доставшиеся Англии за морские победы над Наполеоном. Контрибуции - вот самый удачный способ умаслить жажду наживы, неизменно сопутствующую вспышкам патриотизма и превратившую Королевский флот в пугающую силу: достаточно вспомнить захваченные капера, которые, несмотря на блокаду, везли во Францию сахар из Вест-Индии и кофе из Бразилии, или французских солдат, взятых в плен и по дешевке проданных в казну Его Величества - вот они-то и оплатили все эти домики. Лейтенанты, медленно карабкавшиеся по служебной лестнице, вступив в сговор со смертью, собиравшей свою дань, смогли с комфортом обосноваться здесь, чтобы, уйдя в отставку, прогуливаться по берегу, рассматривая корабли, плывущие в Плимут и обратно. Богатые капитаны и адмиралы, которым доставалась львиная доля добычи, не стали бы селиться в таком месте. Этим деньги помогли пробиться в дворянство и стать владельцами поместий в Девоне и Гемпшире.
Треханнок не отличался красотой. Черная дверь, маловыразительные окна, обращенные на извилистую улочку. Леопольд Харрисон, невысокий толстый мужчина лет пятидесяти, сам открыл гостю.
- Вы, вероятно, Пауэрскорт. Прошу вас, входите.
Костюм хозяина был явно сшит у одного из лучших лондонских портных, в таком пристало прогуливаться по Ломбард-стрит или Пикадилли, а не по извилистым улочкам Корнуолла. Ботинки были начищены до блеска. Волосы безукоризненно уложены.
Харрисон провел Пауэрскорта по коридору мимо столовой, где гость заметил великолепный обеденный стол и стулья эпохи Регентства, и пригласил в гостиную, выходившую окнами на море. И тут Пауэрскорт понял: дом был построен как бы задом наперед. Треханнок стоял на краю мыса, разделявшего две деревушки. Парадная дверь на самом деле выходила на тропинку, спускавшуюся со скалы. Если сесть в дальний угол комнаты, то из окна не видно ничего, кроме моря. "Наверное, зимой, - подумал Пауэрскорт, - брызги шторма долетают до самых окон, оставляя на стеклах соляные разводы".
Пока они усаживались в одинаковые кожаные кресла, так чтобы из окна было видно серую водную гладь, по которой некогда двигалась испанская армада, Пауэрскорт почувствовал, что толстяк старается отдалиться от него. Может, он и разоделся так в целях самозащиты.
- Лорд Пауэрскорт, - заговорил Харрисон торопливо, - родственники настояли на нашей встрече. Чем я могу быть вам полезен?
Пауэрскорт посчитал, что следует начать беседу с выражения соболезнования, а уже потом перейти к делу.
- Мистер Харрисон, я глубоко опечален ужасной смертью вашего дяди. Ко мне обратились с просьбой расследовать это дело.
- Эта смерть меня не касается, - перебил его Харрисон, словно торопился отделить себя от семейных неурядиц. - Я в это время был в Корнуолле.
- Конечно, - согласился Пауэрскорт и сочувственно улыбнулся. - Не могли бы вы рассказать мне о вашей семейной распре?
В гостиной повисло молчание. Леопольд надулся, покраснел, казалось, его распирает от возмущения. Пауэрскорт заметил за окном кружившего над морем баклана. Вот птица с ликованием взмыла вверх, унося в клюве небольшую рыбу.
- Это давняя история. И вряд ли можно назвать это распрей. Пожалуй, это все, что я хотел бы сказать по этому поводу, - виновато произнес Леопольд.
- Большинство семейных распрей начались очень давно, - мягко заметил Пауэрскорт, размышляя, не выставят ли его за дверь, - но их последствия сказываются до сих пор.
Пауэрскорт подождал. Он отметил, что у Харрисона отличная коллекция картин, изображавших морские сражения: дым выстрелов, падающие в воду снасти, взрывающиеся корабли - снаряд попал прямо в склад боеприпасов и все вокруг стало красно-черным. При более удачных обстоятельствах он мог бы часами рассматривать эти полотна.
- Это случилось очень давно. Повторяю, это все, что я хотел бы вам сказать.
"Попробую-ка я припугнуть его", - решил Пауэрскорт.
- Должен признаться вам, мистер Харрисон, что пока расследование не принесло результатов. Поэтому нельзя исключать вероятность нового убийства или убийств. Они могут случиться где угодно. А в наши дни добраться до Корнуолла не составляет труда.
Баклан снова взмыл в небо, но на этот раз без добычи.
- Я не понимаю, как эта давняя история связана с ужасным убийством, - сказал Харрисон. - Я могу сказать вам только одно. Больше мне добавить нечего.
"Он рассчитывает, что я довольствуюсь жалким обрывком информации, - подумал Пауэрскорт. - Интересно, какова будет моя добыча?"
- Это связано… - Харрисон запнулся, словно превозмогая себя. - Это связано с одной женщиной, - произнес он наконец так, будто речь шла о банкротстве или умственном расстройстве. Он даже начал задыхаться, казалось, ему не хватало воздуха, чтобы произнести слово "женщина".
- Кто была эта женщина? - спокойно спросил Пауэрскорт. Уж не объявилась ли в бухте Каусэнд новоявленная Медея или Клитеместра?
- Я не могу вам сказать. Я обещал не говорить об этом. Поймите, пожалуйста.
"Оставьте меня в покое" - вот что он на самом деле хочет сказать, - подумал Пауэрскорт. - Попробую-ка задать еще один вопрос, и на этом все".
- А что, события, связанные с этой женщиной, произошли здесь или во Франкфурте?
- И здесь и там, - уныло подтвердил Леопольд, словно он только что нарушил все данные им когда-либо обещания.
- Спасибо, мистер Харрисон. Скажите, а не повлияла ли как-нибудь эта распря на разделение Банка Харрисонов на два отдельных банка?
Снова нависло молчание. Мимо окна проплыла небольшая яхта. Слышно было, как шумит, ударяясь о скалы, море.
- И да и нет, - проговорил Харрисон. - Но прошу вас, пожалуйста, не выпытывайте у меня больше ничего про эту распрю! Это меня очень расстраивает. Обещайте, что не станете этого больше делать, - добавил он с мольбой, - и я расскажу вам о банке все, что захотите.
У Пауэрскорта мелькнула мысль: не воспользоваться ли ему удобным случаем и не выведать ли сейчас все финансовые секреты великих людей Англии, разузнать о долгах кабинета министров, выяснить истинную ценность новоявленных миллионеров и дознаться, сколько платят аристократы своим содержанкам в Биаррице или Париже. Но он удержался.
- Я бы хотел только узнать причину образования двух отдельных банков. Ну, помимо семейной вражды, конечно.
Леопольд Харрисон приободрился.
- На самом деле все очень просто, лорд Пауэрскорт. Это зависит от того, как вы хотите делать деньги.