- О… да, я полагаю, что и это… возможно. Но что это за тайна? Вы имеете в виду что-то недостойное, безнравственное? И каким образом Тави могла все это обнаружить?
- Не знаю. Нет ли у вас каких-либо соображений, где она побывала в тот день? - Монк снова двинулся по дорожке, и Ромола пошла рядом.
- Нет, даже представить не могу. Она почти не разговаривала с нами в тот вечер, если не считать этого глупого спора за столом.
- А о чем был спор?
- Ничего конкретного, немного повздорили, дали волю нервам. - Ромола глядела прямо перед собой. - О том, куда она ходила, даже просто о чем-то необычном не было сказано ни слова.
- Благодарю вас, миссис Мюидор. Вы были весьма любезны, согласившись со мной побеседовать.
Монк остановился, и она тоже, явно испытывая облегчение при мысли, что неприятный разговор скоро закончится.
- Я бы очень хотела помочь вам, мистер Монк, - сказала Ромола, и лицо ее стало печальным. В глазах уже не было ни страха, ни тревоги - одна лишь скорбь. - Если я что-нибудь вспомню…
- Сообщите мне. Или мистеру Ивэну. Всего доброго, мэм.
- Всего доброго. - Она повернулась и пошла прочь. Но отойдя ярдов на десять-пятнадцать, обернулась - просто убедиться, что Монк уже сошел с гравийной дорожки и направляется в сторону Пиккадилли.
Монк знал, что Киприан находится в клубе, но не хотел просить разрешения войти и побеседовать с ним. Слишком легко было получить отказ и пережить жгучее унижение. Поэтому Монк решил подождать на мостовой и заодно обдумать вопросы, которые он собирался задать Киприану.
Он прогуливался перед зданием уже минут пятнадцать, когда мимо него, направляясь к Хав-Мун-стрит, прошли два человека. Что-то в походке одного из них показалось Монку настолько знакомым, что он невольно устремился за ними, но, пройдя с полдюжины шагов, опомнился и остановился. Он понял, что не знает этих людей, просто на секунду облик одного из них напомнил Монку какого-то близкого, а ныне забытого человека. И в этот миг в нем смешались надежда, печаль и острое предчувствие беды.
Еще минут тридцать Монк стоял на ветру и пытался восстановить в памяти столь стремительно промелькнувший образ: аристократическое красивое лицо старика лет шестидесяти. Почему-то Монк был уверен, что изъясняется этот человек легко, культурно, даже несколько вычурно; он знал, что именно этот голос некогда направлял его в жизни. Монк подражал этому человеку во всем: копировал его манеру одеваться, вести себя, перенимал даже его интонации, мало-помалу избавляясь от тягучего нортумберлендского акцента.
Но внезапно эти выхваченные было из мрака фрагменты воспоминаний вновь рассыпались, оставив Монку лишь чувство невосполнимой потери и какого-то неисполненного долга.
Так он и стоял в нерешительности, когда на крыльце клуба появился Киприан Мюидор. Он сбежал по ступеням и заметил Монка только в последний момент, едва с ним не столкнувшись.
- О… мистер Монк? - Киприан остановился. - Вы меня ждете?
Монк заставил себя вернуться к действительности.
- Да… С вашего позволения, сэр.
Киприан встревожился:
- Вы что-нибудь… что-нибудь обнаружили?
- Heт, сэр. Я только хотел задать несколько вопросов, касающихся вашей семьи.
- О… - Киприан двинулся в сторону парка, и Монк был вынужден последовать за ним. Выглядел Киприан безукоризненно, и лишь преобладание темных тонов в костюме напоминало о том, что он носит траур по сестре. - А что, дома этого нельзя было сделать? - осведомился он, нахмурившись.
- Я только что говорил с миссис Мюидор, сэр. В Грин-парке.
Киприан, казалось, был удивлен таким известием, даже слегка растерян.
- Сомневаюсь, чтобы вы могли услышать от нее что-нибудь существенное. Что вы, собственно, желаете узнать?
Монк был вынужден прибавить шагу.
- Давно ли проживает в доме вашего отца миссис Сандеман?
Киприан чуть поморщился, на лицо его набежала тень.
- С тех пор, как умер ее муж, - довольно резко ответил он.
Монку приходилось лавировать, то и дело обходя медлительных или встречных пешеходов.
- Она в близких отношениях с вашим отцом? - Монк знал ответ заранее; он не забыл неприязненного взгляда Фенеллы, брошенного на сэра Бэзила во время его первого визита на Куин-Энн-стрит.
Киприан помешкал, затем решил, что ложь все равно обязательно обнаружится - не теперь, так позже.
- Нет. Тетушка Фенелла оказалась в стесненных обстоятельствах. - Лицо Киприана застыло - кому приятно обсуждать домашние дрязги? - Папа предложил ей поселиться у нас. Естественно, он чувствовал ответственность за судьбу родственницы.
Монк мысленно набросал следующую картину: родственные обязательства, вынужденная благодарность и, как следствие, внешние проявления покорности. Куда больше ему хотелось бы знать о том, что скрывается за чувством долга, но обращаться за этим к Киприану не имело смысла. На прямой вопрос тот ответил бы очередной отговоркой.
По краю мостовой прокатил экипаж; колеса взметнули жидкую грязь, и Монк отпрыгнул в сторону, спасая брюки.
- Для нее, вероятно, было большим ударом оказаться вдруг на иждивении родственников. - с искренним сочувствием сказал Монк. Кто-кто, а уж он-то мог себе представить отчаяние Фенеллы.
- Да, - неохотно ответил Киприан. - Но вдовы часто оказываются в подобных обстоятельствах после смерти супруга. Это можно было предвидеть.
- И она это предвидела? - поинтересовался Монк, машинально стряхивая воду с рукава.
- Понятия не имею, мистер Монк. Я ее не спрашивал. Это было бы с моей стороны весьма бестактно. Это не мое дело, да и не ваше. Все произошло много лет назад - двенадцать, если быть точным, - и к нынешней трагедии никакого отношения не имеет.
- А мистер Терек оказался в столь же печальной ситуации? - Монк по-прежнему шагал рядом, не отставая; они стремительно миновали трех модно разодетых леди, вышедших подышать свежим воздухом, и нежно воркующую парочку, которой, видно, и холод был не страшен.
- Он живет с нами, потому что его преследовали неудачи. - Киприан, казалось, постепенно утрачивал свою обычную бесстрастность. - Если вы спрашиваете именно об этом. Понятно, что причиной в данном случае было не вдовство. - Он саркастически улыбнулся.
- Он давно живет с вами на Куин-Энн-стрит?
- Лет десять, насколько мне помнится.
- Он - брат вашей матери?
- Вам это уже должно быть известно. - Киприан обошел компанию джентльменов, увлеченных разговором и не замечающих, что они мешают остальным. - В самом деле, если это образец ваших сыскных способностей, то я удивляюсь, как вас до сих пор не уволили. Дядюшка Септимус больше, чем это принято в обществе, увлекается горячительными напитками, и состоятельным его не назовешь. Но это добрый и порядочный человек, чьи неудачи опять-таки не имеют никакого отношения к гибели моей сестры. Так что сведения о его слабостях вряд ли помогут вам в расследовании.
Монку понравилось, как решительно Киприан - неважно, из каких соображений, - защищает своего родственника. Однако про себя он отметил, что следует выяснить, о каких же это жизненных неудачах дядюшки Септимуса шла речь, и не узнала ли случайно Октавия про мистера Терека нечто такое, за что сэр Бэзил мог изгнать иждивенца из своего дома.
- Он - азартный игрок, сэр? - спросил он вслух.
- Что?
На щеках Киприана проступил румянец, и он, чуть не столкнувшись с каким-то пожилым джентльменом, вынужден был остановиться и принести извинения.
Мимо прокатила тележка торговца; владелец ее выкрикивал нараспев всяческие похвалы своему товару.
- Мне пришло в голову: не азартный ли он игрок? - пояснил Монк. - В последнее время многие джентльмены играют по-крупному, особенно если им не хватает острых ощущений или, скажем, денежных средств.
Лицо Киприана снова стало непроницаемым, но вспыхнувший на щеках румянец не проходил. Монку оставалось лишь предположить, что он затронул чувствительную струнку если не дядюшки Септимуса, то самого Киприана.
- Он состоит в том же клубе, что и вы, сэр? - Монк повернулся лицом к Киприану.
- Нет, - ответил тот и после паузы снова двинулся дальше. - Дядюшка Септимус посещает свой собственный клуб.
- Ваш - не в его вкусе? - как бы невзначай поинтересовался Монк.
- Нет, - быстро ответил Киприан. - Просто он предпочитает общаться с людьми одного с ним возраста… и, я полагаю, опыта.
Они пересекали Гамильтон-плейс, удачно маневрируя между проезжающими кебами.
- Так я угадал? - спросил Монк, когда они вновь ступили на тротуар.
Киприан промолчал.
- А сэру Бэзилу известно, что мистер Терек время от времени поигрывает в карты? - настаивал Монк.
Киприан набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. Монк понимал, что ему неприятно отвечать на такой вопрос и что он явно скрывает грешки Септимуса от отца. Эта черта Киприана тоже понравилась Монку.
- Наверное, нет, - сказал Киприан. - Но я буду весьма вам обязан, если вы не станете информировать об этом отца без крайней необходимости.
- Я не думаю, что такая необходимость возникнет, - согласился Монк. Он уже сделал вывод, основанный на особенности клуба, из которого недавно вышел Киприан. - Это же относится и к вашей склонности к азартным играм, сэр.
Киприан остановился и повернулся к Монку, широко раскрыв глаза. Впрочем, вглядевшись в лицо инспектора, он расслабился, и губы его тронула легкая улыбка. Оба продолжили свой путь.
- А знала ли об этом миссис Хэслетт? - спросил Монк. - Не может ли так быть, что, услышав о картежных подвигах мистера Терека, она намекнула ему об этом?
- Понятия не имею, - с несчастным видом откликнулся Киприан.
- Что еще могло их связывать? - продолжал Монк. - Общие интересы, похожие судьбы… Что обычно сближает людей? Мистер Терек был вдовцом?
- Нет… Он никогда не был женат.
- Но ведь не всегда же он обитал на Куин-Энн-стрит! Где он жил до этого?
Киприан шел молча. Они миновали Гайд-парк, несколько минут плутали среди движущихся карет и кебов, тележек торговцев и метельщика, поспешившего убрать свежий помет с их дороги в надежде, что джентльмены бросят ему монетку. Монку было приятно видеть, что Киприан не обманул его ожиданий, и сам поспешил сделать то же самое.
Вскоре они достигли начала Роттен-роуд и зашагали по траве к Серпантину. Несколько джентльменов проехали верхом вдоль улицы, копыта глухо ударяли о влажную землю. Двое всадников громко засмеялись и пустили лошадей галопом, забренчали сбруи. Три женщины проводили их взглядами.
Киприан наконец собрался с мыслями.
- Дядюшка Септимус был военным. Ему пришлось уйти в отставку. Этим и объясняется его нынешнее бедственное положение. Отец принял его в дом. Иного выхода для дядюшки Септимуса просто не предвиделось - будучи младшим сыном, он ничего не унаследовал от своего отца.
- Как это все печально, - сказал Монк искренне. Он легко мог представить себе, как страшно разом лишиться всего: денег, офицерского достоинства, положения в обществе. Когда человека изгоняют из армии, все отворачиваются от него, и он становится совершенно одиноким и беспомощным.
- Но причиной было не бесчестье и не трусость, - продолжал свой рассказ Киприан, и голос его звучал с неподдельной горечью и сочувствием. - Он влюбился, и любовь его не была безответной. По его словам, не существовало никакой преступной связи, но это не меняет дела…
Монк был озадачен. Услышанное просто не имело смысла. Офицерам не возбраняется жениться, многие из них имеют семьи.
Лицо Киприана исполнилось жалости и горькой иронии.
- Я вижу, вы не понимаете. Сейчас все поймете. Это была жена полковника.
- О… - К услышанному добавить было нечего. Подобные случаи считались несмываемым оскорблением. Была затронута честь и даже больше того - тщеславие. Униженный полковник, не в силах отомстить иначе, пустил в ход свою власть. - Понимаю.
- Да. Бедный Септимус. Он так никогда больше никого и не полюбил. Тогда ему было за сорок, он дослужился до майора, имел прекрасную репутацию. - Киприан замолчал, потому что навстречу им шла пара, судя по всему, знакомые, ибо они обменялись с ним вежливыми кивками. Поправив цилиндр и подождав, когда пара отойдет подальше, Киприан продолжил: - Он и сам стал бы полковником, если бы его семья могла себе это позволить… Но офицерские патенты в те времена стоили весьма недешево. И чем выше чин… - Он пожал плечами. - Так или иначе, его офицерской карьере пришел конец. Септимус был в ту пору мужчиной средних лет, всеми презираемый и без гроша в кармане. Понятно, что он обратился за помощью к маме и вскоре поселился в нашем доме. И если он ударяется подчас в азартную игру, кто может осуждать его за это? В его жизни не так уж много радостей.
- Но ваш отец этого бы не одобрил?
- Нет, не одобрил бы. - Лицо Киприана на секунду стало сердитым. - Тем более что дядюшка Септимус, как правило, выигрывает.
Монк предположил наудачу:
- Зато вы, как правило, остаетесь в проигрыше?
- Не всегда. И не было еще случая, чтобы я не мог расплатиться. Но иногда и выигрываю.
- А миссис Хэслетт об этом знала? О ком-либо из вас?
- Я никогда с ней об этом не разговаривал, но полагаю, что знала или, по крайней мере, догадывалась - относительно Септимуса. Он обычно приносил ей подарки после выигрыша. - Лицо Киприана снова осунулось. - Он был всегда нежен с ней. У нее… - он поискал подходящее слово и не нашел, - у нее имелась одна слабость - она любила утешать других. Сама она была легкоранима, но обижалась не за себя, а за других…
Лицо Киприана исказилось от сильной душевной боли, выдав вдруг его беззащитность. Он слепо глядел куда-то вдаль, не замечая холодного ветра.
- Когда что-то казалось ей смешным, она смеялась. Никто не мог указать ей, кого следует любить, а кого - нет; она всегда имела собственное мнение. Если она была расстроена, она плакала, но никогда ни на кого не дулась. В последнее время, правда, она пила чуть больше, чем это позволительно леди… - Киприан горько усмехнулся, подметив собственное иносказание. - И еще она была, к своему несчастью, честной во всем. - Он замолчал, глядя, как ветер пускает рябь по поверхности Серпантина.
Если бы мысль о том, что джентльмен может плакать в общественном месте, не была бы сама по себе противоестественной, Монк бы решил, что заметил слезы на глазах Киприана. Даже если Киприан предпочел что-то скрыть в разговоре, ясно было, что по крайней мере горе его искренне.
Монк тактично выжидал.
Еще одна пара прошла мимо - мужчина в гусарском мундире и женщина в платье по последней моде. Наконец Киприан взял себя в руки.
- Должно быть, она узнала нечто поистине отвратительное, - убежденно сказал он. - И вероятно, связанное с угрозой третьему лицу - иначе бы Тави не решилась разгласить чужой секрет, инспектор. Будь у кого-нибудь из слуг незаконнорожденный ребенок или вступи этот слуга в преступную связь, его выдал бы отцу кто угодно, но только не Тави. По правде говоря, она никому ничего не сказала бы и о воришке, поймай она его за руку, - разве что тот попытался бы украсть что-то действительно очень ценное.
- То есть открытие, сделанное ею в тот день, никак не могло быть заурядным, - подвел итог Монк.
Лицо Киприана снова застыло.
- Полагаю, что да. Простите, но больше я ничем не могу вам помочь. Я просто не имею понятия, что это могла быть за тайна и кто боялся ее огласки.
- Во всяком случае, вы во многом прояснили общую картину. Благодарю вас, сэр.
Монк поклонился и, простившись с Киприаном, двинулся в обратный путь - вдоль Серпантина к Гайд-парк-Корнер, но потом проворно поднялся по Конститьюшн-Хилл по направлению к Букингемскому дворцу.
Сэра Бэзила он встретил после полудня, когда тот пересекал Хорсгардз-Парейд со стороны Уайтхолла. Заметив Монка, он вздрогнул.
- Вы о чем-то хотите доложить? - резко спросил сэр Бэзил. На нем были темные брюки и сюртук модного покроя, а также высокий цилиндр, щеголевато сдвинутый набок.
- Пока нет, сэр, - ответил Монк, подивившись, что Бэзил ожидает от него столь быстрых успехов. - Я бы хотел задать несколько вопросов.
Сэр Бэзил нахмурился.
- И вы не могли подождать, пока я вернусь домой? Что за странная мысль - разговаривать на улице, инспектор!
Извиняться Монк не стал.
- Мне нужны сведения о слугах, которые я не смогу получить от дворецкого.
- Таких сведений не может быть, - холодно отрезал Бэзил. - Принимать на работу слуг, беседовать с ними и оценивать их рекомендации - это обязанность дворецкого. Если бы я усомнился в том, что он справляется с ними как должно, я бы просто его уволил.
- В самом деле. - Монк был уязвлен его тоном и острым холодным блеском глаз. Такое впечатление, что сэр Бэзил, кроме невежества в подобных вопросах, ничего другого от Монка и не ожидал. - Но если слуга совершил проступок, неужели вам об этом не докладывают?
- Крайне редко, разве что проступок слуги задевает каким-либо образом моих домочадцев. Вас ведь, предполагаю, интересует именно это? - ответил Бэзил. - Если слуга ведет себя вызывающе или проявляет нерадивость, им занимается Филлипс. Если же виновата служанка, то это уже забота экономки или кухарки. Нечестность и распущенность чреваты немедленным увольнением, но этим опять-таки ведает Филлипс. О таких случаях он мне, конечно, докладывает. Но, право, вам не стоит следовать за мной в Вестминстер, чтобы задать вопросы, с которыми вы бы могли обратиться к дворецкому или к кому угодно в доме.
- Я не уверен, что они ответят мне так же честно, как вы, сэр, - огрызнулся Монк. - Коль скоро кто-то из них несет ответственность за смерть миссис Хэслетт, то у него есть причины уклониться от искреннего ответа.
Сэр Бэзил воззрился на него; сильный порыв ветра грозил сорвать с него цилиндр, и он предпочел снять головной убор сам.
- И о чем же, по вашему разумению, они могут вам солгать, не опасаясь, что ложь тут же выплывет наружу? - язвительно спросил он.
Монк пропустил его вопрос мимо ушей.
- Меня интересуют личные отношения ваших слуг, сэр, - сказал он. - Лакей и служанка, к примеру. Дворецкий и горничная. Посыльный и судомойка.
Темные глаза Бэзила изумленно раскрылись.
- Боже правый! Вы что же, думаете, у меня только и есть заботы, что интересоваться любовными интрижками моих слуг, инспектор? Похоже, вы живете совсем в ином мире, нежели я… и люди моего крута.
Монк был настолько взбешен, что даже не сделал попытки попридержать язык:
- Из этого следует, сэр Бэзил, что вас не интересует, сожительствуют ли друг с другом ваши слуги и горничные, - язвительно заметил он. - Вдвоем, втроем, как угодно! В таком случае вы правы: это какой-то иной мир. Средние классы подобные вольности обычно пресекают.
Дерзость была неслыханная, и сэр Бэзил едва не дал волю гневу, однако вовремя сообразил, что сам и спровоцировал ее. Поэтому он, против обыкновения, сдержался и высокомерно ответил:
- С трудом верится, что, будучи таким глупцом, каким прикидываетесь сейчас, вы могли достичь вашего нынешнего положения. Разумеется, в тех случаях, о которых вы только что помянули, любой слуга немедленно будет уволен без рекомендации.