На этот раз он нашел изящную серебряную брошь с четырьмя черными камнями. Прохожий продолжал разглядывать землю, а Мэтью сообразил, что Слотер, перекладывая из ларца свою добычу, уронил как минимум два предмета. И куда же он их переложил? Мэтью вспомнил, что карманов у него не было. Посмотрел под сиденье телеги и увидел, что его сумки с личными вещами нет, и фляжки с водой тоже. А в сумке были бритва и крем для бритья. Страшно подумать, что теперь эта бритва в руках человека, который может найти ей применение не только для ухода за лицом.
- Возьми вот это.
Прохожий нашел еще две вещи: серебряное кольцо с затейливой гравировкой и ожерелье из серовато-синеватого жемчуга, которое будет красивым, если отмыть его от грязи. Принимая их из рук Прохожего, Мэтью вспомнил, как Слотер спрашивал: "Почем сейчас продают нитку жемчуга?"
Драгоценности он убрал в жилетный карман: Прохожего они явно не интересовали, а оставлять их валяться в грязи было бы глупо. Индеец еще раз оглядел землю вокруг телеги, распрямился и начал распрягать лошадь. Мэтью помог, заметив, что ему трудно смотреть индейцу в лицо, потому что, если честно сказать, Прохожий придал себе вид вполне демонический, подобие лесного призрака, чья цель - пронзать страхом сердца англичан. Мэтью подумал, что в этом есть резон: если бы выслеживали его, достаточно было бы одного взгляда на эту свирепую физиономию, и он бы сдался, отбросив бесполезную мысль о бегстве.
А вот подействует ли это на Слотера, когда - и если - они его догонят, - уже другой вопрос.
Когда лошадь освободили, она бросилась к ближайшей траве и начала есть. Прохожий уже поднимался по дороге, Мэтью за ним.
Вторую лошадь он и нашли на вершине холма - она там паслась. Проходя мимо, Прохожий только бросил:
- Слотер понял, что ездить без седла - не для него.
Мэтью держался рядом с Прохожим, заставляя себя не отставать. Сколько еще он так выдержит, непонятно, причем, индеец двигался явно не так быстро, как мог бы.
- Почему ты мне помогаешь? - спросил Мэтью, легкие у него уже начинало жечь.
- Я тебе сказал. Мне часы понравились.
- Вряд ли дело только в этом.
- Я бы на твоем месте поберег дыхание. - Прохожий покосился на него на ходу. - Ты знаешь, что мой отец в молодости мог пробежать сто ваших английских миль за день? А проспав ночь, наутро проснуться и пробежать еще сто? Это были дни сильных людей, до того, как пришел твой народ. До того, как вы… принесли то, что принесли.
- И что же… - Мэтью было трудно говорить, не сбиваясь с дыхания. - …мы принесли такое?
- Будущее, - ответил Прохожий и перешел на стелющуюся рысь. Мэтью попытался угнаться за ним, но не смог. Через несколько секунд Прохожий был далеко впереди и внизу. Мэтью упрямо следовал за ним так быстро, как только мог, на саднящих ногах и с горящими легкими.
Вскоре он вышел на развилку, где отходила дорога на Бельведер. Прохожий сидел на корточках, изучая землю. Дав Мэтью время отдышаться, индеец сказал:
- Босые ноги пошли туда. - Он показал рукой на Новое Единство. - Оттуда вернулись ботинки и пошли в ту сторону. - Он показал пальцем в сторону Бельведера. Прищурился, посмотрел на Мэтью. - Идет на факторию. В той коробке были деньги?
- Да.
- Он хочет купить лошадь. Следы ботинок оставлены вчера около полудня. Идет быстро, широким шагом. Мог прийти в Бельведер к концу дня или ранним вечером. Если он купил лошадь, то его уже нет.
- Если он не остановился отдохнуть в Бельведере.
- Могло быть, - сказал Прохожий. - Пока туда не дойдем, не узнаем.
Мэтью смотрел на дорогу, которая вела к дому преподобного Бертона.
- Сначала я должен пойти туда, - сказал он без всякого выражения.
- Зачем?
- Я знаю, где Слотер взял ботинки.
И он пустился в путь, снова стараясь идти как можно быстрее. Прохожий догнал его и пошел на расстоянии, чуть справа.
Сквозь кроны деревьев тихо капал дождь. Поплыли вниз красные и желтые листья. Подходя к дому Бертона, Мэтью увидел, что дверь распахнута, провисла внутрь на петлях. Он поднялся по ступеням - в глаза бросились темно-красные пятна на досках - и через выбитую дверь вошел в мир Тирануса Слотера.
В мир крови и жестокости.
Мэтью резко остановился, потому что прежде всего услышал жадное гудение мух. Проповедник лежал среди разбитой мебели, без ботинок, руки раскинуты в стороны ладонями вверх. Вокруг головы разлилась лужа крови, и в ней пировали мухи. На лице - тяжелая Библия, открытая примерно посередине. Мэтью медленно шагнул вперед и увидел на корешке грязный след босой ноги, придавившей книгу.
А еще в лачуге был Том. Он стоял на коленях возле камина, половина лица - черный синяк. Ноздри все в запекшейся крови, нижняя губа рассечена, на левой скуле - порез от бритвы. Темно-коричневый сюртук разорван до пояса, бледная грудь покрыта бритвенными порезами. Он глядел на Мэтью щелочками опухших глаз.
Обеими руками он держал Джеймса, примерно на уровне груди. Пес лежал на правом боку, дыша часто и неглубоко. Из пасти и носа у него текла кровь. Глаз, который был виден, закатился под лоб.
Когда в дом вошел Прохожий, Том вздрогнул и слегка опустил Джеймса. Раздался визг смертной муки, и Том тут же опять поднял пса до уровня груди. Постепенно пронзительные визги стихли.
- Он со мной, - сказал Мэтью Тому, когда парнишка невольно вздрогнул, и сам не узнал своего голоса.
Том смотрел на него без выражения. Прохожий шагнул вперед и поднял Библию.
- Он мертвый, - сказал Том. Струйка кровавой слюны скатилась на раненую губу, на подбородок. Голос был безжизненный, обыденный. - Я его трогал, он мертвый.
Мэтью не мог заставить себя взглянуть в лицо проповедника, но понял, как плохо оно выглядит, наблюдая за Прохожим. У того дрогнула мышца на подбородке, а потом он отложил книгу и посмотрел вверх: не на Небеса, а на спальную антресоль. И полез по лестнице.
- Тот человек вернулся. Тот человек. Сегодня утром. - Том затряс головой. - Вчера. Выбил дверь. Налетел… мы не успели двинуться.
Прохожий вернулся с тонким синим одеялом и обернул его вокруг кровавой каши, которая была когда-то лицом преподобного Бертона.
Джеймс снова резко вскрикнул, и Том подхватил его повыше прежде, чем он успел соскользнуть.
- Кажется… - Он проглотил слюну. - Кажется… у Джеймса спина сломана. Тот человек ударил его стулом. Поперек спины. Ничего… ничего нельзя было сделать.
- Давно ты тут так сидишь? - спросил Мэтью.
- Всю ночь. Я не могу… не могу положить Джеймса. Он так плачет… понимаешь? У него спина сломана.
Прохожий остановился над трупом. Мухи вертелись в воздухе, пахло кровью и едким запахом смерти.
- Человек, - сказал индеец, - не мог бы такого сделать.
- Что? - Мэтью его не понял. Его собственный разум тонул в топи разрушения. Он уставился на стоящие у двери вилы.
- Ни один человек не мог бы такого сделать, - повторил Прохожий. - Ни один из тех, кого я видел.
Джеймс снова взвизгнул, Том поднял руки. Мэтью подумал, сколько же раз за эту долгую ночь ему приходилось ровно поддерживать тело собаки. Руки у мальчишки должны уже вываливаться из суставов.
- У него спина сломана, - сказал Том. - Но я его держу, нормально держу. - Он посмотрел на Мэтью и улыбнулся бессмысленной, оглушенной улыбкой, от которой снова полилась кровь изо рта. - Он мой друг.
Мэтью ощутил кожей взгляд индейца. Он хотел уйти от этого взгляда, вытер рот тыльной стороной ладони. Том закрыл глаза - наверное, тоже не хотел осознавать того, что надо было сделать, и он знал, что надо.
- Бельведер, - произнес Прохожий тихо. - Сам он к нам не придет.
- Т-с-с, - сказал Том заскулившей собаке. Скулеж перешел в тихий стон. - Я тебя держу. - Он не открыл глаз, даже, кажется, зажмурился сильнее. - Я тебя держу.
- Дай мне твой шейный платок, - повернулся Прохожий к Мэтью, имея в виду галстук.
У Мэтью в голове стоял туман. Он слышал, как напившаяся крови муха прожужжала рядом, другая полезла к правой брови. Он развязал галстук, снял его и отдан индейцу. Тот оторвал от галстука длинную полосу, остальное вернул. Свернул в жгут для крепости и начал наматывать концы полосы на руки. Но когда он сделал шаг вперед, Том открыл глаза.
- Нет, - сказал он, и Прохожий остановился. - Это мой пес. Он мой друг. - Том снова поднял руки и вздрогнул в невероятном усилии удержать их ровно. - Я это сделаю сам… вы только его подержите, чтобы ему больно не было.
- Ладно, - согласился индеец.
Он отмотал удавку с рук, положил ее Тому на левое плечо, наклонился и протянул руки колыбелькой - принять страдающего пса.
Джеймс отчаянно закричал, когда они поменялись ролями, но Том ему шептал что-то успокоительное, говорил "тише, тише", и, наверное, пес даже сквозь невыносимую боль услышал страдание в голосе друга. Потом Джеймс заскулил еще тише, и Прохожий сказал:
- Я его держу.
- Спасибо, сэр, - ответил Том издалека, как во сне, и стал наматывать удавку на руки - Мэтью увидел на них порезы от бритвы.
Он отступил назад.
Том обмотал ткань вокруг шеи Джеймса, стараясь не причинять боли. Пес снова заскулил, высунул розовый язык. Том наклонился вперед, поцеловал своего пса в голову - и резко скрестил руки. Свежая кровь и слизь полились у него из ноздрей, когда он делал то, что должен был, крепко зажмурившись и вцепившись зубами в рану на нижней губе.
Мэтью смотрел себе на ноги. Мокасины стояли в луже крови священника. Кружились и жужжали возмущенные мухи. Он отступил еще на шаг, зацепил обломки стула и чуть не упал. Удержался, неуверенно покачнувшись, ощутил горячую волну тошноты в животе. Да, он видал убийства, и жестокие убийства, но Слотер свою работу делал с невероятным удовольствием.
- Не позорься, - бросил ему Прохожий, и Мэтью понял, что у него не только слезы на глазах, но и сам он стал белым, каким был его галстук только вчера утром.
Медленно, не поднимая глаз, Мэтью тщательно завязывал галстук вокруг шеи. В конце концов, это же дорогая штука. Это отличительный признак джентльмена, это то, что носит в Нью-Йорке каждый достойный молодой человек.
Аккуратно завязав галстук, Мэтью заправил его под воротник грязной рубашки. Потом постоял очень тихо, слушая, как барабанит по крыше дождь. Том отвернулся от Прохожего, подошел к ведру с водой, чудом пережившему разгром, опустился на колени болезненно-медленно, как старик, и начал вымывать кровь из ноздрей.
- Его след ведет в Бельведер, - сказал Прохожий Тому. Покрытое черным мехом тельце собаки с коричневой мордой лежало на полу перед камином, будто во сне после долгого трудового дня. - Мы собираемся его поймать, если он еще не раздобыл себе лошадь.
- Он попытается раздобыть лошадь, - согласился Том. Он плеснул воды себе в лицо и растирал плечи, возвращая им жизнь. - Много там не купишь, одну-две.
- Одной ему хватит.
- Его можно выследить и конного, - сказал Том. - Нам только надо будет себе достать лошадей, и мы его найдем.
"Мы", - сказал Том. Мэтью не ответил, и Прохожий тоже промолчал.
Том воспользовался их молчанием, чтобы привести еще один довод:
- Я могу украсть лошадей, если придется. Мне случалось. То есть… одну лошадь.
Он хотел подняться, но силы вдруг оставили его, он пошатнулся и упал набок.
- Не в том ты виде, чтобы лошадей воровать, - заметил Прохожий. - Идти сумеешь?
- Не знаю.
- Решай быстрее. Мы с Мэтью уходим.
- Сумею, - заявил Том. И, преодолев силой воли слабость тела, он встал, снова пошатнулся, но на сей раз удержал равновесие. Посмотрел на Прохожего, на Мэтью, снова на Прохожего. На избитом и окровавленном лице застыло упрямство.
- А насколько быстро можешь идти? - был следующий вопрос.
На это у Тома ответа, кажется, не было. Он тяжело заморгал. Ему нужно было поспать, ему нужно было залечить раны. Он поднял руки перед собой, разглядывая порезы от бритвы так, будто не помнил, как это произошло. Потом посмотрел на Мэтью:
- Ты христианин?
- Да.
- Тогда ты мне поможешь? Ты христианин, и… и преподобный тоже был христианином. Помоги мне его похоронить?
- Нет на это времени, - возразил Прохожий.
- Я обещал. Сказал, что останусь с ним до его смерти, а потом его похороню. Нарушить обещание я не могу.
- Нельзя терять времени, ты что, не понимаешь?
- Понимаю. Но не могу нарушить обещание.
- Ты будешь играть в ловлю Слотера? - спросил Прохожий у Мэтью с едва заметным оттенком злости. - Или будешь ловить его всерьез?
- Мы разговариваем, - сказал Том, - а могли бы тем временем хоронить. Я хочу предать преподобного земле… и Джеймса тоже. На кладбище, с остальными. А потом я покажу дорогу в Бельведер через лес. Четыре мили выигрываем.
- Я знаю этот путь, - ответил индеец.
- Я понимаю, что знаешь. - Том вздрогнул от укола боли и высморкал из носа кровавую слизь.
Мэтью понятия не имел, как этот парень вообще стоит на ногах. У него, возможно, сломан нос или даже челюсть, судя по виду. Наверное, еще и зубы выбиты. Но он жив, а это больше, чем может похвастаться большинство жертв Слотера. Мэтью подумал, что этот парнишка покрепче всех, кого он когда-либо знал, включая самого Грейтхауза. Конечно, надо спешить в Бельведер, чтобы попасть туда до заката.
Но обещание… обещание в его бухгалтерии тоже чего-то стоит.
- Ну так? - напомнил о себе Прохожий.
Мэтью понял, что командует он. Он - единственный сотрудник нью-йоркского офиса агентства "Герральд", оставшийся на ногах, и решения принимать ему. Он теперь Грейтхауз, плохо это или хорошо. И что бы сделал Грейтхауз - вот в чем вопрос.
Да нет, решил он. Вопрос не в этом. А вот в чем: как правильно?
Мэтью пристально посмотрел на Тома.
- Вторая лопата у вас есть?
Глава восемнадцатая
Мэтью окончательно утратил ощущение времени и пространства. Он знал, что они шли по лесу несколько часов, но сколько именно и сколько прошли миль, понятия не имел. Капал дождь - с неба скорее сумеречного, чем дневного, и это еще сильнее искажало восприятие. Ноги, обычно достоверно сообщающие пройденное расстояние, перестали ощущать боль и онемели совершенно. Подошвы ног тоже перестали давать информацию. Лес был густой, тропа петляла, будто хвост дьявола, как сказал бы Грейтхауз, взбегала на каменистые холмы и падала в болотистые провалы. При спуске в одну из таких лощин у Тома подвернулось колено, и он рухнул в чащу. Рухнул тихо, как дождь, и если бы Мэтью не оглянулся и не увидел его уже на земле, он бы и не заметил.
- Подожди! - крикнул он Прохожему, опережавшему их на тридцать ярдов и уже восходившему на следующий холм. Индеец тут же остановился между золотистыми березами. Из-за темно-зеленого плаща казалось, будто это жуткая голова в перьях, с черными глазами, парит посреди сомнительной красоты природы.
Мэтью вернулся на пятнадцать ярдов, где Том пытался снова встать на ноги. Было очевидно, что хотя мальчишка сделан из крепкого дерева, этого материала уже не хватает питать его огонь. Избитое лицо полиловело, один глаз распух и закрылся совсем, второй смотрел щелочкой. Бритвенные порезы на груди краснели, как удары бича. Мэтью еще на кладбище поразило, как Том, с изрезанными руками, твердо держал лопату и яростно вкапывался в мокрую землю. Мэтью присоединился к работе, а Прохожий наблюдал со стороны. Наверное, зрелище было то еще. Оба с израненными руками, качаются под холодным дождем, стараясь поступить по-христиански. Когда парнишка упал второй раз и второй раз поднялся с грязью на коленях, Прохожий взял у него лопату и велел ему посидеть под деревом. Долго ли, коротко ли, выкопали две могилы: большую и маленькую, как просил Том. Обе не особенно глубокие - по настоянию Прохожего, потому что, как он сам же сказал перед началом работы, Бельведер сюда не придет.
Они ушли с кладбища, где теперь было сорок крестов - последние два из досок, оторванных от ближайшего разваливающегося дома и вбитых в землю. Когда Том отвернулся от могил, за которыми так тщательно ухаживал, Мэтью не заметил на его лице никаких эмоций. Но, кажется, он понял почему: эмоции - это расход сил, а силы им еще понадобятся. Или же у мальчишки железное самообладание, и показывает он лишь то, что хочет показать.
Как бы там ни было, трое путников вышли из Нового Единства, оставив размышления о его обитателях и их судьбе следующим поколениям.
Теперь, в глухом лесу за несколько миль от Бельведера, Мэтью подошел к Тому и протянул ему руку, помогая встать.
Том нагнул голову так, чтобы видеть эту руку единственным здоровым глазом.
- Если бы мне нужна была твоя помощь, - сказал он искаженным из-за раненой губы голосом, - я бы тебя попросил.
С этими словами он с трудом встал сам, и, шатаясь, прошел мимо Мэтью. Обернувшись, Мэтью увидел, что индеец стоит рядом.
- Как ты это делаешь? - спросил Мэтью.
- Что делаю?
- Не важно. - Он увидел, что Том снова упал, снова встал и заковылял вперед, на холм, где только что был Прохожий. - Не надо ли нам отдохнуть?
- Нет. - Прохожий обернулся и быстро зашагал за мальчишкой. Мэтью ускорил шаг, стараясь не отстать. - Эй, парень!
- У меня есть имя.
- Том, - поправился Прохожий. Он слышал, как Мэтью называл его так на кладбище. - Откуда ты знаешь эту дорогу на Бельведер? Это тропа племени сенека.
- Откуда ты так хорошо знаешь английский?
- Я жил среди англичан. Ты жил среди моего народа?
- Нет. Однажды я искал короткий путь в Бельведер и нашел его.
- И как же ты не заблудился в лесу? - спросил Прохожий, замедляя шаг, чтобы держаться рядом с Томом. - Или все же заблудился?
- Я умею находить направление, если ты об этом. - Том метнул быстрый взгляд тем глазом, что был получше.
- Кто тебя научил?
Том остановился так резко, что Прохожий тоже замер, и Мэтью едва не налетел на них обоих.
- Кто научил, спрашиваешь? - В шотландском акценте мальчика зазвучали едкие нотки. Губы искривились. - Я тебе скажу. Отчасти - мой отец. Научил читать знаки на земле и на небе. Научил охотиться и ставить силки. Но когда он погиб, я остался один… и оказалось, что очень многое мне еще нужно выучить, да побыстрее, и я знал, что если не выучусь с первого раза, то второго не будет. И я крал, когда надо было красть, и прятался, когда надо было прятаться. - Он посмотрел на Мэтью, будто тот ворвался в этот его брутальный рай. - Понимаешь, - говорил Том, - я очень быстро узнал, чтобы остаться в живых, надо не останавливаться. Я забыл про это, размяк, полюбил спать под крышей, жить в доме со столом, на котором едят, читать старику Библию и делать вид, будто у меня снова есть семья. Вот почему они мертвы - потому что я забыл, что мир в любой момент может выбить твою дверь и ворваться с бритвой. - Он сам себе кивнул. - Вот видишь, что я допустил? - Глаз-щелочка снова обратился к Прохожему. - Кто меня научил, спрашиваешь? Чему-то научил отец, но в этом мире дьявол дает тебе такие уроки, которые ты никогда не забудешь.
- Ты бы не мог помешать Слотеру, - сказал ему Мэтью. - Никто не мог бы.
Том резко обернулся к нему: