- Конечно! Есть отличный мушкет… только у него пару дней назад ствол отвалился, его чуть-чуть починить надо. Вы кузнечное дело знаете, сэр?
- А пистолет найдется?
- Три на выбор, сэр! Лиззи, предъяви джентльмену!
Леди Довхарт наклонилась, открыла ящик на полу и вытащила один за другим три кремневых пистолета на разных стадиях распада. Первые два представляли больше опасности для стрелка, чем для мишени, а третий - пистолет "булл-пап", со спусковым механизмом за рукояткой, чуть ли не в горсти помещающийся, - казался вполне жизнеспособным, если не считать зеленой патины на всех металлических частях.
- Отличный выбор. Всего двенадцать шиллингов! - сказал хозяин. - Но для вас, поскольку вы друг моего друга - так и быть, десять!
- У меня нет денег, но есть вот это. - Мэтью вытащил первую безделушку, что попалась под руку. Это была серебряная брошь с четырьмя черными камнями.
- Гм.
Довхарт взял брошь живой, левой рукой, чтобы рассмотреть внимательно. Но не успел поднести к лицу, как жена выхватила брошку у него из пальцев и поднесла к фонарю.
- Ах! - заворковала она. - Какая прелесть! Ты же знаешь, что черный - мой любимый цвет. В нем чувствуется такое королевское благородство… продай юному сэру пистолет, Джейко.
- Включая те же предметы, что вы продали тому человеку, - напомнил Мэтью. - Кремни, рог, порох, пыжи и дюжину пуль.
- Ладно, договорились. Продано.
- А включить еще пару чулок? - Мэтью их видел тут на полке. Насколько они чистые, он не имел понятия, но все равно они ему нужны. - И еще, - добавил он, - я бы хотел вот это. Если подойдет.
Он показал на тот предмет, что привлек его внимание. Это была куртка из оленьей кожи, с бахромой, висящая на крючке рядом с жилетом, на который с жадностью глядел Прохожий.
- Примерьте, - сказала леди. - И если он вам годится, берите.
- Боже всемогущий! - Довхарт возмущенно дымился, когда Мэтью примерил куртку, оказавшуюся чуть свободной в плечах и имеющую след ожога на левом рукаве, будто факелом ткнули. А в остальном вполне ничего. - Я же тут торговлей занимаюсь!
Но леди уже приколола брошку и в овальное ручное зеркальце, треснувшее посередине, любовалась своей обновкой.
- Джейко! - Прохожий снова подошел к стойке. - А еще подзорная труба у тебя есть?
- А? Нет, это была единственная. Лиззи, перестань ты собой любоваться! Упаси нас Господь от жены тщеславной!
Последний комментарий был предназначен Прохожему, но Мэтью заметил, как Довхарт быстро отвел глаза. Очевидно, вопрос об отсутствии жены у Прохожего был слишком скользким, чтобы его касаться.
- Еще одно, - спокойно продолжал Прохожий, будто и не было этого замечания. - Ему нужна сумка - все это нести.
- У тебя что-то еще есть на обмен?
Мэтью полез в карман за новым украшением, но не успел ничего достать, как прозвучал вежливый голос Прохожего, в котором, однако, чувствовалась сталь:
- Добрая воля - очень ценный товар. И я думаю, у тебя что-то найдется.
Он посмотрел через прилавок прямо в глаза Довхарту, совершенно неподвижный. Будто ничто на земле не заставит его пошевелиться.
- Н-ну… - Довхарт нервозно глянул на Мэтью и снова на индейца. - Кажется… была у меня старая сумка для стрелка вон на той полке сверху. Должна подойти.
Прохожий нашел ее и подал Мэтью. Сумка была из оленьей шкуры с ворсом, с затягивающейся горловиной и с кожаным наплечным ремнем.
- Ну, что? Закончили уже меня грабить? - спросил хозяин, несколько покраснев.
- Я не забуду твою добрую волю, - ответил Прохожий. - Как только пойдет пушнина.
- Надеюсь, что это будет скоро! Я уже месяц как жду вороха хороших шкур.
Мэтью, в оленьей куртке и новых чулках, с пистолетом и припасами в новой сумке, попрощался с Довхартами - хозяин все сокрушался о понесенных убытках, а хозяйка не могла оторваться от зеркала, - и вышел за Прохожим в надвигающиеся сумерки. Снова моросил дождь, обещая ненастную ночь. У Мэтью заурчало в желудке, и он обернулся в сторону одинокой маленькой таверны, где на вывеске так и было написано: "Таверна".
- Пошли поедим, я плачу.
Конечно же, хозяин таверны примет серебряное кольцо с гравировкой за две миски кукурузного супа и пару ломтей какого-нибудь мяса.
- Мне туда нельзя, - ответил Прохожий, не замедляя шага. - Там только англичанам и голландцам.
- А! Понимаю.
- Говорят, что от нас пахнет, а это портит гостям аппетит. - Еще несколько шагов он прошел молча. - Дом констебля Абернети - за поворотом. Я могу найти место, где Слотера сбросила лошадь и где он ушел в лес. Но это нужно сделать до темноты. Придется пройти милю или две. Ты сможешь?
"Смогу ли?" - спросил себя Мэтью. Огни таверны оставались за спиной, будто последний призыв цивилизации перед… перед тем, что ждало впереди.
- Смогу, - ответил он.
Прохожий перешел на медленный бег. Мэтью стиснул зубы и постарался не отставать.
Глава девятнадцатая
Они продирались по густому лесу, росшему вдоль дороги прямо напротив дома констебля Абернети. Пройдя так милю и три четверти, Прохожий объявил:
- Здесь остановимся.
Решение имело стратегическую важность, поскольку выбранное место находилось среди больших валунов в неглубокой лощине, над которой нависали сосны. Прохожий быстро нашел упавшие сосновые сучья и с помощью Мэтью накрыл ими крест-накрест пространство между двумя самыми большими камнями. На них сверху набросали ветви поменьше и хвою, чтобы получше закрыться от моросящего дождя. Мэтью не возражал промокнуть в эту ночь, но все же мог оценить любое улучшение комфорта.
Прохожий не закончил обустройство лагеря - как только был готов навес, он стал разводить огонь с помощью кусочков сосновой коры и белой бересты - самых сухих из всех, что ему удалось найти. Искру добыли вовсе не путем трения палочек друг о друга, как ожидал Мэтью, а способом, которым мог бы воспользоваться любой английский траппер или кожаный чулок: кремнем и сталью. Прохожий действовал энергично, но терпеливо, подкармливая тонкие язычки пламени сперва кусочками коры, потом веточками. В конце концов получился вполне приличный костер, дающий сколько-то тепла.
Индеец уже снял лук и колчан, а заодно пояс с ножом и мешок из сыромятной шкуры. Привалившись спиной к валуну, он погрел руки над костром, потом развязал мешок и достал черный маслянистый с виду кусок вяленого мяса размером с кулак. Отрезав ломоть, протянул его Мэтью, который не стал гадать, что это - говядина, оленина, кабанятина или бобровый хвост. Вполне мог быть хвост, судя по вони, но жевать было приятно, а глотать - лучше, чем грудинку у Салли Алмонд. Прохожий тоже поел немного, дал Мэтью еще ломтик и убрал остаток.
- И это все? - спросил Мэтью.
- Этого хватит.
Теперь Мэтью понял, почему индеец такой тощий. Но хотя его грыз голод, он не стал просить добавки. Сейчас он получил возможность посидеть и вытянуть ноги - интересно, удастся ли ему когда-нибудь встать. Утро будет временем битвы разума с материей.
Сейчас, сидя в тепле оранжевого пламени, он почувствовал, насколько устал, насколько близок был к тому, чтобы просто свалиться. Но знал, что стоит ему закрыть глаза - и он увидит изувеченный труп в доме Джона Бертона и услышит басистое гудение мух.
Прохожий, как и обещал, обнаружил место, где кобыла Абернети сбросила Слотера. Индеец нагнулся, отыскал следы Слотера на опавших листьях и сказал Мэтью, что их дичь уходит в леса на северо-запад. Очевидно, решил Мэтью, не хочет пока выходить на дорогу, намерен оставить хотя бы несколько миль между собой и констеблем с теми людьми, что охотятся за его шкурой. Мэтью предположил, что Слотер либо изменит курс, чтобы выйти где-то на дорогу, либо будет пробираться в Филадельфию лесными тропами.
- Выступаем с первым светом, - сообщил Прохожий, подкладывая веточек в огонь. И добавил: - Это значит, что с первым светом мы уже выступим.
- Я понял.
Прохожий посмотрел на него бесстрастно:
- Ты хорошо сегодня шел.
- Для англичанина?
- Да.
- Спасибо, - ответил Мэтью.
Как у него получится пойти завтра - это уже другой вопрос.
- До вечера можем его настичь, если пойдем быстро, а он - медленно. Я надеялся, что он ранен, но он невредим.
- Плохо, - заплетающимся языком ответил Мэтью. У него едва-едва хватало сил держать открытыми глаза.
- Да, это нам не повезло. Зато и лошадь он себе не раздобыл. - Прохожий поправил плащ. - Мэтью, слушай меня.
Что-то в его голосе заставило Мэтью вынырнуть из темноты.
- Я сейчас буду спать. Демоны меня найдут. Ты не должен меня будить, что бы ты ни услышал. И не прикасайся ко мне. Тебе ясно?
- Да.
Прохожий ничего больше не сказал, только свернулся под плащом и исчез в его складках.
Мэтью посидел еще минуты две, потом подбородок у него упал на грудь. Огонь продолжал гореть, тепло успокаивало. Мэтью вытянулся рядом с костром, слушая, как трещат дрова, как тихо шелестит дождь по крыше из веток. Перед глазами вновь возник кровавый ужас дома Бертона, пес со сломанной спиной и разбитое лицо Тома, но хуже всего было то, что мысленным взором он видел Слотера на свободе, где-то в этой ночи, шагающего вперед и вперед, милю за милей - чудовище, идущее по полям резни.
Потом сон сжалился над ним, и внезапно он провалился в полное забытье.
И так же внезапно проснулся.
И лежал тихо-тихо, еще в тумане спросонья, прислушиваясь к звукам ночи.
Далеко-далеко ухнула сова. Потом второй раз, и третий.
Дождь перестал, подумал Мэтью. Больше не было его слышно.
Снова сова. Та же или другая? Вроде бы эта с другой стороны, и ближе к лагерю.
Он открыл опухшие со сна глаза. Огонь догорел до красных угольков.
Из-под плаща Прохожего раздался снова пронзительный крик, все выше и выше, под конец как отчаянный вздох или мольба о пощаде. Потом тишина, и наконец крик взметнулся снова, сделался прерывистым и хриплым, превратился в сдавленный стон.
И снова сова. Прохожий молчал, но Мэтью слышал, как он часто дышит, будто убегает от чего-то и не убежать.
Мэтью невольно поежился. Огонь угасал, ночь становилась холоднее. Мэтью осторожно и тихо потянулся к наломанным веточкам, которые Прохожий собрал для костра, и когда бросил их в огонь, одна вежливо и негромко треснула, без всякой резкости - как могла бы треснуть под сапогом человека, скрытно пробирающегося среди сосен.
Взметнулся темно-зеленый плащ. Ошеломленный так, что утратил дар речи, Мэтью глянул в лицо проклятого.
Кожа еще сильнее натянулась на черепе. Казалось, от ее давления человек обнажил зубы в муке. На лбу и на щеках сверкал пот. Узкие щелочки глаз смотрели точно на Мэтью, но не видели его - перед ними стоял какой-то кошмар, и смотрели они не на человека, а сквозь него, на какое-то далекое видение. Индеец стоял на колене, тело его тряслось.
В свете ожившего костра Мэтью увидел блеск ножа - и вдруг размытая полоса лезвия оказалась у его шеи.
- Прохожий! - сказал Мэтью твердым голосом, не решаясь шевелиться. Лицо индейца придвинулось, будто проплыло по воздуху оранжевой лампой среди тьмы. - Прохожий! - повторил Мэтью, но на сей раз голос его предал и прозвучал надтреснуто. - Я не из твоих демонов.
Глаза Прохожего всмотрелись ему в лицо. Прошли секунды и вдруг на глазах у Мэтью безумие оставило индейца - так взмывает стая ворон, одеялом укрывшая сжатое поле. Только что была - и нет ее, осталось только воспоминание о взвихривших воздух черных крыльях.
Прохожий сел на корточки и посмотрел на нож у себя в руке. Мэтью, каким бы он ни был усталым, засомневался, что ему удастся еще раз заснуть в эту ночь. Он сел, почесал горло, где клинок грозил нарисовать улыбку мертвеца, и уставился в огонь, будто ища там утешительную картинку.
- Ага, - сказал Прохожий охрипшим голосом и сунул нож в хранилище на поясе. - Теперь ты знаешь.
- Что знаю?
- Почему у меня нет жены и вряд ли когда-нибудь будет.
- Такое случалось раньше?
- Несколько раз, в твоей стране. Конечно, мне не позволяли владеть ножом. Но я пытался напасть на некоторых дам, которые меня… признавали. Это было только один раз, но одного раза достаточно. - Прохожий не поднимал головы, устыженный тем, что собой не владеет. - Можешь себе представить мою… - Он снова поискал слово, и Мэтью решил, что в это время Прохожий вспоминал слова, которые выучил и которые ему так мало приходилось применять, что он их почти забыл. - Популярность, - закончил он.
Мэтью кивнул.
- А что тебе снится? - спросил он. Прохожий промолчал. - Это так страшно, что рассказывать невозможно?
Прохожий ответил далеко не сразу. Он подобрал несколько палочек, сломал их в пальцах и положил одну за другой в огонь.
- Приходят демоны… и показывают мне всякое, - произнес он наконец. - Такое, что только у демонов хватит жестокости показать это человеку.
- Сказано много и при этом не сказано ничего, - заметил Мэтью. - Что конкретно они тебе показывают?
- Конец мира, - ответил Прохожий и помолчал, чтобы до собеседника дошло. - Точнее сказать, конец моего мира. Твой останется, но когда-нибудь - может быть, когда-нибудь! - ты об этом пожалеешь.
- Я не понял.
Прохожий открыл мешок, где держал вяленое мясо, кремень и огниво, и достал знакомый предмет: сломанные серебряные часы. Положил их на левую ладонь и поглядывал на них иногда, будто убеждаясь, что они все еще безжизненны.
- Когда мне было одиннадцать лет, - начал Прохожий, - в деревню явилась группа англичан с проводником, говорившим по-нашему. Очень богатые были с виду люди. В серых плащах и в шляпах с перьями. И принесли мешки подарков. Связки пестрых тканей, стеклянные бутылки, ожерелья и браслеты, шерстяные шапки и все такое прочее. Да, они были богатыми и хотели, чтобы мы об этом знали. Дочери вождя они привезли фарфоровую куклу с белыми волосами - я это очень хорошо помню, потому что все дети столпились вокруг, желая посмотреть. А потом эти люди сказали, что за свои подарки хотят кое-чего в ответ, и это будет на пользу и им, и племени. Они сказали, что хотят трех детей, которых возьмут с собой через темную границу - показать им, как выглядит мир, который называется Англия, и Лондон, великий город короля.
- Заключили соглашение, - говорил Прохожий, глядя в огонь. - Решили выбрать троих детей и отправить их на одной из летающих по облакам пирог, что сейчас стоит в водах Филадельфии. Выбрали Проворного Скалолаза, вторая была Красивая-Девочка-Которая-Сидит-Одна, а я был третий. - Он посмотрел на Мэтью. - Меня тогда звали Он-Тоже-Бежит-Быстро. Потому что Он-Бежит-Быстро - это был мой отец. Ты его видел, он с моими младшими братьями подобрал у колодца твоего друга. Так быстро, как прежде, он уже не бегает, но все равно успевает.
- И за это я ему благодарен.
- Ему было бы приятно это услышать, но не от меня. Потому что мы больше не разговариваем. Я для него - большой позор из-за своего безумия.
- А в чем безумие? В плохих снах?
- Позволь, я буду рассказывать дальше. Нам троим и всему племени было сказано, что мы увидим мир Англии и город Лондон своими глазами, а когда вернемся - через два года - сумеем объяснить нашему народу, что мы видели. В надежде, как сказали эти люди, создать связь между нами как братьями. Но ты поймешь из моего рассказа, что этим людям нужны были только дети, и на то имелась причина. - Прохожий кивнул сам себе, глядя в огонь. - С детьми куда легче управляться. Они такие доверчивые, такие… неискушенные.
- Ты хочешь сказать… эти люди не сделали того, что говорили?
- Нас отвезли в Англию, да. - Дернулась мышца на его лице, будто он жевал горькую жесткую галету. - Жуткая была дорога. А хуже всего в этих суровых морях, в этой тошноте - знать, что уезжаешь все дальше и дальше от дома, и чтобы вернуться, придется пройти эту дорогу сначала. Как вы, англичане, повторяете это снова и снова, мне не понять.
Мэтью выдавил неловкую улыбку:
- Наверное, мы тоже малость не в своем уме.
- Должно быть, так. Но… это вообще свойственно всем людям. Небольшое безумие - ради поставленной цели. - Прохожий повертел в руке часы, провел пальцами по серебру. - Проворный Скалолаз не дожил до прибытия. Матросы стали держать пари, как быстро он принесет перо чайки, привязанное к мачте кожаным ремнем. И вешали его все выше и выше. Капитан их предупреждал, чтобы прекратили, и джентльмены, которые плыли с нами, запрещали им… но индейского мальчишку девяти лет в бутылку не посадишь и под палубой не запрешь. Ему платили мятными леденцами, и один как раз был у него во рту, когда он упал. А я стоял рядом с Красивой Девочкой и смотрел на него, лежащего на палубе, и вспоминал фарфоровую куклу с белокурыми волосами и надеялся, что она так легко не разобьется.
Снова несколько раз ухнула сова, далеко в лесу. Прохожий наклонил голову и прислушался так, будто услышал сладчайшую музыку.
- Когда мы приплыли в Англию, - сказал он, - я стоял на палубе и смотрел на лес летающих облачных пирог. Да, это были корабли. Сотни кораблей, всех форм и размеров. И я подумал, сколько же должно быть в этом мире людей, чтобы построить все эти пироги? Зрелище было невероятное, мне его никогда не забыть. А потом… сразу, как мы сошли с корабля… Красивую-Девочку-Которая-Сидит-Одна забрали какие-то двое. Посадили ее в ящик с лошадьми. В карету. И куда-то увезли. Я до сих пор не знаю куда. А меня посадили в другую карету, и я почти десять лет не видел никого из своего народа. Когда же я больше не был нужен и меня отпустили, я был безумен.
- Но что с тобой сделали? - спросил Мэтью. - Что случилось?
- Я стал звездой, - ответил индеец с грустной улыбкой. - Знаменитость это называется, кажется. Меня одевали в перья и звериные шкуры, на голову - золотую корону, и выставляли на сцену Лондона. На афишах писали "Благородный юный дикарь" или "Джонатан Краснокожий". Пьесы - а я за много лет играл в нескольких - были всегда одни и те же: романтическая драма, доблестный англичанин против злобных или обманутых дикарей. Напряжение нарастает, пока не появляюсь я и на языке жестов не предупреждаю героя о надвигающейся атаке. В таком вот роде. Шло время, я рос, новизна моего стоического молчания приелась, и от меня потребовались реплики. Одну я помню. "Берегись ярости ирокезов, ибо они снимут с тебя скальп… - Он нахмурился, вспоминая окончание: -…так же неумолимо, как опустошает саранча вон те кукурузные поля".
Он торжественно поднял руку, указывая на бумажную кукурузу в нарисованном поле.
Мэтью подумал, что огонь низкого костра вполне заменяет нижние светильники рампы. На валуне за спиной у Прохожего резко выделялась его тень, как на холщовом заднике.
- И этого было достаточно, чтобы свести тебя с ума? Играть роль на сцене?