Глава 3
Начало дознания
В 9 часов утра Лыков в виц-мундире явился к губернатору Баранову. Тот еще не переехал обратно в Главный дом и ночевал у себя во дворце, на третьем этаже.
Несмотря на угар последних дней, Баранов принял сыщика свежим и приветливым. Визит явно удался. И теперь генерал-лейтенант, поди, сочиняет реляции на своих помощников. Чувствуя вину за свой поступок, он начал с лести:
– Алексей Николаевич, не гневайтесь на меня, ради бога! Но кому, как не вам, раскрыть это дело? Не Прозорову же!
– А чем так плох Прозоров?
– Ну, право слово! Сравнили сокола с воробьем! А вы и город знаете, и вообще… Ученик самого Благово… Он бы одобрил, согласитесь!
Тут уж Алексей не нашелся, что сказать. Пожалуй, Павел Афанасьевич действительно одобрил бы помощь землякам. Хитрый Баранов задел правильную струну.
– Давайте, Николай Михайлович, начнем с анонимки. Я правильно понимаю, что вы увязываете ее с убийством городового?
– Увязываю, Алексей Николаевич. Не так велик Нижний, чтобы быть в нем двум отчаянным преступникам! Вот читайте.
Губернатор протянул лист простой писчей бумаги, без водяных знаков или других подсказок. Там было написано:
"Его сиятельству господину начальнику Нижегородской губернии генерал-лейтенанту Флотскому герою победителю турецкого броненосца "Корвета" Николаю Михайловичу кавалеру Баранову.
Сим уведомляю Ваше сиятельство, что в подведомственный Вашему сиятельству город прибыли тайно и поселились под чужими именами три опасных беглых каторжных. Один есть знаменитый Разъезжалов, который зарезал маера Панютина год назад. А два других его сподручные Федька Банкин и неизвестный мне по имени злодей. Приметы злодея шрам над левой бровью и еще один на подбородке. Примите меры покудова не случилось беды.
Добрый Желатель".
– Разъезжалов? – нахмурился сыщик. – Да, сволочь известная. И явился к вам?
– Точно так. Я запросил ваш департамент телеграфом. Сбежал он из Нерчинска, еще по весне. И напарника с собой прихватил. А теперь нашелся здесь!
Разъезжалов был героем шумного судебного процесса. Два года назад в Москве он ограбил и убил отставного майора Панютина со всем его семейством. Преступники безжалостно убили жену, гувернантку и семилетнего сына хозяина. Самого Панютина жестоко пытали, выведывая, где деньги. Двадцатитрехлетний убийца вызвал нездоровый интерес у публики. Образованный – окончил коммерческое училище, красивый; умел держать себя в обществе. И такой зверский поступок. Ребенка он задушил своими руками… Получив двадцать лет каторги, Разъезжалов, казалось, похоронен заживо. И вдруг побег. Нет, так это оставлять нельзя, решил Лыков. Не хватало нелюдю еще гулять по Нижнему Новгороду!
– Николай Михайлович! Я берусь за это дело. Дайте распоряжение, чтобы сыскная полиция оказывала содействие. У них своих хлопот много, обрадуются, что переложили на столичного гостя… Но без помощи местных сил никакой Путилин ничего не сделает. А я далеко не Путилин…
– Распоряжение отдано еще вчера. Полицмейстер и начальник сыскного отделения ждут вас в Главном доме. Желаю успеха! И не дуйтесь на меня. Видите, что творится… Сам Разъезжалов! Хорошо, что Их Величества уже уехали.
Лыков отправился на ярмарку. Там, на втором этаже Главного дома, помещалась городская полиция. Она переезжала сюда из кремля каждый год на время торга. Алексей помнил еще старый Главный дом, с флигелями. Три года он, тогда молодой и неопытный, ходил сюда на службу. А теперь явился как столичный авторитет помогать здешним сыщикам…
Яковлев действительно ждал его и тут же вызвал Прозорова. Как всегда невозмутимый и основательный, он сообщил:
– В три часа я назначил совещание всех частей. Вам ведь не одни сыскные понадобятся?
– Именно так, Петр Яковлевич! Что сыскные? Восемь человек на весь город. Костяк полиции – околоточные, особенно в криминальных местах. И не временные, взятые на срок выставки с ярмаркой, а постоянные. Приставы тоже нужны, чтобы толкали околоточных. Так что понадобятся все.
Тут вошел начальник сыскного отделения и сразу заюлил:
– Как хорошо, Алексей Николаевич, что именно вас прислали нам в помощь!
Однако Яковлев цыкнул на подчиненного. Свою голову надо иметь! А помощь со стороны – знак слабости здешней полиции. Ладно губернатор, он специфики не знает, а приставу Прозорову не к лицу такие слова…
– Расскажите мне о жертве, – попросил Лыков. – Где пост этого городового? Как именно его убили?
– Городовой Второй кремлевской части знак номер триста двадцать три Яков Одежкин, он же Депутатов, – начал городской сыщик. – Запасной рядовой Первого невского Его Величества короля эллинов пехотного полка. Из постоянного штата, пять лет в полиции, служил без замечаний. Пост у него был напротив Архиерейского дома…
Лыков кивнул. Когда он служил здесь, полиция тоже высылала туда человека, для порядка.
– …Позавчера, сдав дежурство, Одежкин явился в часть. Был обычный. То есть совсем обычный, как всегда! В седьмом часу доложился помощнику пристава титулярному советнику Делекторскому и ушел домой. А утром сыскался его труп. Нашли в выгребе, во дворе дома Мохова, что на углу Сергиевской улицы и Плотничьего переулка.
– Это где трактир Чистякова? – перебил докладчика Алексей.
– Точно так.
– Одежкин заходил в трактир?
– Заходил. Выпил две рюмки водки прямо у стойки и удалился. Больше его живым не видели…
– Кто нашел тело?
– Дворник Егоров, в шесть часов поутру.
– Как убили городового? Ножом ткнули?
– Нет. Убили камнем.
– Камнем? – поразился Лыков. – Это что за способ такой?
– Сами удивляемся, Алексей Николаевич, – развел рукам Прозоров. – Ударили в висок, и готов! Необычно, да. Разве в пьяной драке так бывает.
– Камнем… Нашли его поблизости?
– Точно так, лежал возле ямы. Медико-полицейская экспертиза доказала, что им и били. Булыжник, простой булыжник.
– Во дворе были еще такие камни?
– Нет.
– Что же получается? – Надворный советник обратился к полицмейстеру. – Убийца принес булыжник с собой?
– Случай действительно дикий, – согласился Яковлев. – Или он ждал во дворе… Например, собирался ограбить дом. А тут городовой случайно заглянул туда… по малой нужде, к примеру, и увидел преступника. Понял, что готовится злодейство, попытался задержать и получил по голове. Или того хуже: преступник выслеживал именно Одежкина. Шел за ним с камнем, улучшил момент, напал сзади и ударил. Тело затащил во двор, когда раззява дворник отлучился.
– Тогда выходит, что убийца знал городового и имел с ним счеты, – подхватил Прозоров.
– Что-нибудь пропало?
– Оружие, кошелек, часы на месте. Пропала только постовая книжка.
– Опять загадка, господа! Зачем убийце постовая книжка городового? Там же отметки о принятии и сдаче дежурства.
– Некоторые городовые заносят в книжку происшествия, – предположил коллежский регистратор. – Это против правил, но иногда случается. У Одежкина вышел со злодеем конфликт. Он установил личность, записал для памяти в книжку. А тот затаил обиду, выпил для храбрости, начал выслеживать. Подловил в подворотне и убил. А книжку взял, чтобы его по той записи потом не нашли.
– Правдоподобная версия, Владимир Алексеевич, – одобрил Лыков. – Она объясняет пропажу документа. Иначе зачем? Деньги и оружие негодяй оставил, а это забрал. Думаю, так и было.
Прозоров чуть не зарделся от похвалы столичного сыщика. И продолжил рассуждать:
– Тогда надо искать свидетелей ссоры. Напротив Архиерейского дома всегда толкутся люди.
– Верно. Пусть сыскные надзиратели опросят завсегдатаев этих мест. Но, господа, согласитесь, что камень как орудие убийства настораживает.
– Чем же? – вскинулся полицмейстер.
– Губернатор связывает смерть городового с появлением на ярмарке беглых каторжников. "Не так велик Нижний, чтобы быть в нем двум отчаянным преступникам" – вот его слова. Кстати, господа, согласны ли вы с ними? В мое время на ярмарку собирался весь уголовный цвет! Одних беглых считали до сотни.
Из Москвы, Варшавы, Петербурга и Киева приезжали целые банды по двадцать человек. А тут трое, и кроме них некому больше зарезать?
Полицмейстер снисходительно улыбнулся:
– С тех пор много воды в Волге утекло. Город мы почистили. Даже на ярмарке прежних безобразий вы уже не найдете.
Лыков покосился на начальника сыскного отделения, но тот промолчал.
– Ну пусть так… Хотя, признаться, не очень верится. Но я насчет орудия убийства. Для каторжных булыжник… По-дилетантски как-то. Неужели у них ножа в кармане не нашлось?
– А я вам отвечу! – веско заявил полицмейстер. – Согласен с его превосходительством, что их рук дело. Разъезжалова с ребятами. Казнить полицейского – чрезвычайное преступление, обычный пьяница никогда на такое не пойдет. А камнем они, чтобы сбить нас с толку. Мол, случайный человек согрешил, а мы ни при чем.
Это звучало убедительно. Выстраивалась непротиворечивая версия, и для начала дознания она вполне годилась.
– Значит, так, господа, – резюмировал Лыков. – Принимаем за основу вашу гипотезу. Городовой Одежкин во время дежурства случайно столкнулся с кем-то из банды Разъезжалова. Возможно, был конфликт. Возможно, городовой что-то записал в своей постовой книжке: фамилию или примету. Преступникам не понравилось, и они решили его устранить. Средь бела дня сделать это не представлялось возможным, и они стали следить за беднягой. Довели до части, подождали… И убили на выходе из трактира Чистякова, когда уже стемнело. Так?
– Так, – согласились нижегородцы.
– Значит, ищем Разъезжалова.
Полицмейстер с начальником сыскного отделения переглянулись. Прозоров откашлялся и спросил:
– С чего предполагаете начать?
– Вам, Владимир Алексеевич, понятно, с чего начинать: с мобилизации агентуры. Есть такая у сыскного отделения?
– Есть, – ответил коллежский регистратор. – Преимущественно это известные нам скупщики краденого. Их в Нижнем Новгороде пятьдесят два человека, и половина у нас на связи.
– Правильно! – прокомментировал Алексей. – Так еще Благово поставил. Значит, не утратили традицию?
– Не утратили. Далее, хозяйки публичных домов. Содержатели меблированных комнат, особливо в злачных местах. Владельцы и официанты питейных заведений. Ну и несколько воров.
– Вот всех их и ориентируйте на поиск названных гостей. А я зайду с другой стороны.
– С какой? – опять насторожились нижегородцы.
– Мой помощник губернский секретарь Валевачев выехал вчера в Петербург, к месту службы. Я телеграфирую ему вслед, чтобы прислал срочно материалы из дела Разъезжалова. Кто проходил по процессу как свидетель или недоказанный соучастник. Имеются ли родственники и где проживают. Причем не только главаря, но и его подручного Банкина. Есть и подсказка. Человек с двумя шрамами на лице. Это вам ни о чем не говорит?
Прозоров смутился:
– Я недавно в сыскном… До этого, изволите ли видеть, служил в общей полиции… Не всех еще злодеев изучил.
– Сразу два шрама на лице – примета редкая, – пояснил надворный советник. – Сейчас по розыскному алфавиту она подходит лишь одному человеку, а именно Пашке Черемису.
– Что за фрукт? – нахмурился полицмейстер.
– Тоже не подарок. Настоящие имя и фамилия Окион Воробьев. Налетчик, отчаянный. Попал в циркулярный розыск после убийства в Москве старосты биржи извозчиков. С тех пор почти год где-то скитается. Похоже, он-то к вам и приехал. Да не один, а с Разъезжаловым!
– Выставка с ярмаркой, – вздохнул Яковлев. – Миллион народу, и много толстых кошельков. Вот весь сброд к нам и намылился.
– Именно, – согласился Алексей. – Сейчас в Нижнем столпотворение. Эти ребята явно прибыли за добычей. В такой толпе легко замешаться. Взял хабар и ушел. Надо раздать околоточным фотографические портреты Разъезжалова, Банкина и Воробьева. Я их сейчас закажу в департаменте, а Петр Яковлевич прикажет размножить в необходимом количестве.
Полицмейстер кивнул.
– Еще вопрос, – продолжил Лыков. – Надо понять, что случилось в дежурство Одежкина. Он ведь сдал пост, не сообщив ни о каком происшествии, так?
– Так, – подтвердил Прозоров. – Доложился помощнику пристава, что все прошло спокойно.
– Значит, или не придал значения тому, что увидел, или его не выслушали.
– Что значит не выслушали? – обиделся коллежский советник. – У меня в полиции с этим порядок.
– Такого, Петр Яковлевич, не бывает, – возразил Лыков. – В тот день в город приехал государь. Начальство взвинченное, все на нервах… Не до мелких происшествий. Вы можете дать полную гарантию, что рапорт городового был воспринят с должным вниманием?
Полицмейстер вздохнул и промолчал.
– Надо еще раз расспросить… как его? Делекторского. И других городовых, товарищей Одежкина. Может, он им что-то сказал?
Коллежский регистратор записал это себе в поручения.
– Я хочу увидеть тело покойного, – продолжил Лыков.
– Не получится, Алексей Николаевич, – ответил Прозоров. – Его увезли в Оранки, на родину, хоронить. Брат отвез. Он тоже в полиции служит. Петр Яковлевич дал ему трехдневный отпуск, несмотря на суетное время.
– Жаль. Тогда скажите, какой характер имела рана на виске. Сильный был удар?
– Не то чтобы очень, но кость проломил. Смерть наступила мгновенно.
Надворный советник попытался это себе представить:
– Как можно булыжником проломить височную кость? Он же круглый!
– Краем били, Алексей Николаевич. Не такой он и круглый. И один конец у него идет как бы на скос. Этим концом и ударили.
На этом разговор закончился.
В три часа пополудни в кабинете полицмейстера собралось все полицейское начальство.
Нижний Новгород разделен на четыре части: Первую и Вторую кремлевские, Рождественскую и Макарьевскую. В Макарьевскую, помимо ярмарочной территории, входят также Кунавино и слобода Катызы. Со строительством выставки бывший пустырь возле Шуваловского леса тоже включили в городскую черту. 28 мая, когда ярмарка и выставка одновременно были объявлены открытыми, была создана и новая временная полицейская должность: полицмейстер Заречной части. Им стал надворный советник Косткин. Поэтому в кабинете сейчас собралось целых три полицмейстера: городской, заречный и выставочный. Вместе с помощниками и приставами набралась целая толпа. Главным из присутствующих был Яковлев, он и вел совещание.
Коллежский советник сообщил о поручении губернатора найти убийц городового Одежкина. И об участии в дознании петербургского сыщика Лыкова. Изложил он и новость о пребывании в Нижнем шайки беглых каторжников. Их и подозревают в преступлении. Лыков бегло изложил по памяти дело Разъезжалова, напомнив коллегам, с каким негодяем придется иметь дело. И попросил господ приставов ориентировать своих людей. Нужно усилить паспортный режим, и без того строгий. Искать трех злодеев, приметы одного из которых весьма заметны. А через два дня будут и фотографии подозреваемых. Сыскная полиция начнет работать своими методами. А наружная – своими: обходы питейных заведений и меблированных комнат, облавы в ночлежках, проверка подозрительных. Надо привлечь дворников и рядских сторожей, старост рабочих артелей, смышленых приказчиков, коридорных гостиниц, половых в трактирах. Все должны открыть глаза и уши. Не только те, кто носит полицейский мундир, но и благонамеренные лица, которые по работе сталкиваются с приезжими. И тогда задержание злодеев лишь вопрос времени.
Особо Лыков остановился на возможных жертвах гастролеров. В ярмарку в Нижнем Новгороде скапливаются значительные ценности. Приезжают купцы и просто гуляки с большими сумами. Лавки наполнены дорогостоящими товарами. А тут еще выставка! Там одного золота на десятки тысяч рублей. В трех павильонах лежит, и без особой охраны. А еще есть серебро, платина, самоцветы, бесценные бухарские ковры… Опасные люди поселились где-то и сейчас планируют свои налеты. Надо их упредить.
На слова Алексея почему-то обиделся пристав выставки Муханов. Человек недалекий, он воспринял слова петербуржца как критику в адрес выставочной полиции. И долго бубнил, как хорошо у них поставлена охрана, сколько постов и караулов заведено; спичечную коробку нельзя вынести! Наконец Яковлев прервал его и приказал всем взаимодействовать с Лыковым. А проще говоря, делать все, что он потребует.
Началась рутинная работа. Полиция провела облавы во всех известных ей притонах. Убийство товарища всколыхнуло служивых, и они взялись за дело всерьез. Были схвачены несколько крупных мазуриков, прибывших на ярмарку поживиться. В Подновье накрыли даже шайку беглых сахалинских поселенцев под командой Ваньки Длинновязого. Паспорта при прописке теперь смотрели чуть не под лупой.
Сыскные поселили в ночлежные дома своих осведомителей, допросили барыг и держателей игорных заведений. Еще они попытались обнаружить автора анонимки. "Добрый Желатель" видел Разъезжалова с шайкой лично. Кто он? Но здесь люди Прозорова зашли в тупик. Почерк незнакомый, раньше нигде не встречался. И анонимок таких никогда прежде не поступало.
Два дня прошли в напряженном поиске. Алексей с утра приходил в полицейское управление. Он изучил журналы происшествий всех частей, искал, нет ли где важной подсказки. Но журналы были заполнены всякой ерундой. Венгерская подданная Анна Вейс заявила, что забыла в бане Кочетовой золотую цепочку в тридцать рублей, а когда хватилась, той уже нигде не оказалось. Мещанин Дудырев в пьяном виде ночевал на гауптвахте, где с него неизвестные сняли клеенчатые сапоги стоимостью в пятьдесят копеек. У виленского первой гильдии купца Янкеля Пейсаховича похищено виксатиновое новое дождевое пальто на гладком сером ластике, с капюшоном. Произведенным дознанием выяснено, что пальто висело на улице на двери как образец для торговли. Хозяин и приказчик были заняты с покупателями, в какое время пальто и похитили. Вещь не найдена, виновные дознанием не обнаружены…
Из такой рутины и состояла служба сыскной полиции. Лыков хорошо знал это, поскольку испытал смолоду на собственной шкуре. Убийства с погонями, перестрелки – это для бульварных романов. А в жизни все скучно и просто. Вот и сегодня то же самое. У отставного флотского подшкипера похищен "чумадан" (так в протоколе!) с носильными вещами. Обокрали и надворного советника Ленина: стибрили никелированную мыльницу, мелкие калоши № 12, черную фаевую фуражку и пять фунтов чаю фирмы Целованьева и Сергеева. Содержательница Рахиль Щавинская доносила о бегстве проживающей у нее проститутки крестьянской девицы Угодниковой. А в пивной Медведева при облаве нашли проживающую в виде прислуги вдову нижнего чина Лукьянову. Ее весной исключили из разряда гулящих по личному заявлению, но, по собранным сведениям, в пивной она занималась тайной проституцией, за что и привлечена к ответственности по статье 44…