На Садовом у Смоленской площади происходило то же, что в минувший вторник на улице 1905 года: толпа перекрыла движение и строила баррикады. Сразу две. Стройматериалов оказалось предостаточно. Нашлось в близлежащих дворах и оружие пролетариата - булыжник. В немалом количестве. Оружие сие весьма пришлось кстати. И часа не минуло, как вместо драпанувших омоновцев на Садовом высадились несколько сотен их коллег. В полной карательной экипировке - в касках, бронежилетах, со щитами и дубинками.
Дважды свежие силы ОМОНа, укрывшись щитами, накатывали стеной на баррикаду слева от МИДа и дважды под градом камней отступали. Воинствующая толпа между двумя стычками с омоновцами возросла как минимум на треть - в нее вливалась со Старого Арбата гулявшая там молодежь. Вливалась и брала в руки камни.
От третьей попытки разметать толпу омоновцы отказались. Они не исчезли, но и на штурм не лезли. Просто стояли в несколько рядов, наблюдая за толпой.
Народ к баррикадам на Садовом все прибывал и прибывал. Какие-то юноши притащили со двора старые автомобильные покрышки и запалили их. Кто-то затягивал песни. Кого-то на стихи потянуло. Толпа, оставленная ОМОНом в покое, теряла буйство, и если бы не густой черный дым, валивший от горящих покрышек, то собрание людей на Садовом напоминало бы традиционное народное гулянье в городе в советское время.
Я слонялся от баррикады к баррикаде и встретился в толпе со многими своими знакомыми. Но ни разу мне не попался на глаза Потемкин. Подивил он народ на Старом Арбате и исчез.
С наступлением темноты меж баррикадами стало еще многолюднее. А надзиравшее за толпой полчище ОМОНа вдруг снялось с места. Автобусы с омоновцами убыли, а прибыл к левой баррикаде грузовичок с громкоговорителями. Но него взошли депутаты Верховного Совета Константинов и Уражцев. С ними - полковник милиции.
Депутаты толпе поведали: в Свято-Даниловом монастыре, в резиденции Патриарха Московского и Всея Руси, начались переговоры - за один стол сели представители Ельцина и парламента. Обсуждают они: как полюбовно прекратить схватку - обе стороны согласились искать компромисс.
Полковник призвал толпу разойтись: освободите Садовое кольцо, пощадите водителей, страдающих в пробках, а митинговать продолжайте завтра на Октябрьской площади - там сбор разрешен.
Призыв освистали. По толпе прокатился гул недовольства. Но далеко не единодушный. Я это уловил и вывод сделал: все, бузы сегодня больше не будет - пора домой.
На грузовичок к депутатам и полковнику прорвались активисты "Трудовой России". Из динамиков громкоговорителей понеслось: банду Ельцина - под суд, никаких переговоров. Я выбирался из толпы к метро. И на ходу кто- то меня окликнул по имени-отчеству. Я обернулся. Ко мне пробирался рослый дядя в темном плаще и черной широкополой шляпе:
- Привет писателям статей.
Уже до того, как он приподнял шляпу, до меня дошло: передо мной был Потемкин.
- Вы, господин хороший, - я протянул ему руку, - часто перенаряжаетесь. Как вельможа. Сегодня в полдень я лицезрел вас в коричневой кожаной куртке.
- Было дело, - Потемкин как бы виновато улыбнулся при рукопожатии. - Заяц цвет шкуры меняет по сезону, человек одежду - по обстоятельствам. Менты, ох, не любят тех, кто их мордами на асфальт кладет. Указивку на меня, после моей засветки на Старом Арбате, небось по всему городу разослали. А мне рано - лапы за спину. Все интересное только заваривается.
- Кто знает. Торг ведь в монастыре идет: вернуться к 21 сентября - и о событиях одиннадцати дней забыть. Ельцин добровольно подает в отставку, парламент сам себя распускает, и до новых выборов все в Кремле и Доме Советов только временно исполняют обязанности. Делить Ельцину и парламенту больше нечего - и вражде конец. Вы не верите в такой исход?
- Мне приказывали в другой жизни, в Афгане, - Потемкин переступил с ноги на ногу, - мировые с душманами чепурить. И если на самом деле я на перемирие целился, то дороги не минировал и засады не расставлял. Все понятно?
- Ничего.
Поежившись, Потемкин застегнул верхнюю пуговицу на длинном своем плаще:
- Я последний раз у Дома Советов был с вами. Потом сделка фартовая выпала - весь ходил в мыле. И про стычки людей с милицией только краем уха слыхал. А сегодня переговоры в ресторане закруглил и думаю: дай водку до руля выдохну и по Арбату прошурую - туда, где концерт по радио объявляли по случаю юбилея Старого Арбата. Иду-бреду на артистов глянуть и вижу гастроль ОМОНа. Я ментов перевариваю не хуже и не лучше, чем блатных. Средь тех и этих есть нормальные и есть отморозки. Но нормальный блатной, не сумняшась, запытает ребенка, если вор или авторитет прикажет. Нормальному же менту грех на душу брать не обязательно - он может или болт с гайкой на беспредельный приказ положить, или выполнить его спустя рукава. А что мы с вами сегодня видали? Нормальные менты уподобляются нормальным блатным и, как ни в чем не бывало, калечат баб и ломают кости старикам. По приказу до зверства нормальные менты не опускаются, за очень хорошие деньги - всегда пожалуйста. Раз Ельцин дал "добро" оплатить зверство, ни на какой мир он не пойдет. Говорю вам еще раз: самое интересное только начинается. Митинг завтра это покажет. И я на него и сам приду, и орлов со своей фирмы приведу - и мы еще посмотрим - у кого кровь красней: у продажных ментов или у нормальных, Родине служивших десантников.
Комментировать сказанное мне не хотелось. Я изрядно озяб и решил немедля откланяться. Потемкин мое настроение уловил, но вместо слов прощания вдруг, снова поеживаясь, обронил:
- А не заглянуть ли нам куда-нибудь поблизости и не хватить ли по стопке для сугрева?
Я согласился. В кафе-подвале на Старом Арбате мы выпили водки под салатики с ромштексом, установили, что являемся по паспортному возрасту почти ровесниками и перешли на "ты". На том и расстались: я двинул в метро "Смоленская", он - на Новый Арбат ловить такси.
Утром следующего воскресного дня, 3 октября, ровно в назначенное для митинга время - в 11.00 - я прибыл на станцию метро "Октябрьская-кольцевая". Выход из нее наружу был открыт, проход на площадь закрыт - двойным кольцом из солдат внутренних войск.
Митинга не будет, я себе доложил, будет очередная драка - вполне возможно, наиболее грандиозная в сравнении с предыдущими: народ из метро выплывал густо- прегусто.
Жаждавшие митинговать под каменным козырьком кольцевой "Октябрьской" не задерживались - растекались в обе стороны вдоль площади. Меня потянуло налево - на Якиманку. Я шел в плотной толпе мимо двух жидких рядов молоденьких солдат-срочников сам собой неудовлетворенный: ошибся ты, братец, - митинг будет, а драки не предвидится.
Для драки с обилием пылавших от негодования сторонников парламента надобны не сотенки юнцов в шинелях, а тысячи матерых костоломов-омоновцев в потасо- вочной экипировке.
У перехода к станции "Октябрьская-радиальная" я замедлил ход, стал и огляделся. Ни у подворотен Якиманки, ни на прилегающем к площади пространстве за памятником Ленина омоновцев не было видно. Что при всем том следовало думать? Не предотвращать митинг солдатиков выставили, а позлить пришедших помитинговать: хотите поорать, разгоните мальчишек с погонами и потом орите что хотите.
Эта моя догадка очень скоро стала оправдываться. Едва со стороны Ленинского проспекта толпа надавила на солдатиков, они дрогнули - рассыпались. И сразу же Двойная цепочка их кольца была разорвана еще в нескольких местах. Причем без рукопашной. Не оказавших сопротивления юношей в шинелях никто обидеть не норовил, и они в минуту растворились во дворах.
Похоже, второе мое предположение подтверждалось: заграждением из солдатиков власть намеревалась не предотвратить митинг, а лишь потрепать нервы враждебному ей люду.
Что опасного предвещало Кремлю еще одно сборище противников Ельцина вдали от Дома Советов? Да ничего. Это сборище, полагали, видимо, командиры карателей, отвечавшие за блокаду парламента, не могло быть убойным для изоляции депутатов. О митинге на Октябрьской площади знали только участники вчерашних беспорядков на площади Смоленской и только успевшие прочитать экстренно изданные малые по числу листовки анпиловской "Трудовой России". А сколько таковых наберется? Ну максимум десять-двадцать тысяч человек. Захотят они пойти побуйствовать, им на долгом пути к Дому Советов без проблем можно показать кузькину мать.
Расчет командиров карателей на малолюдье митинга на Октябрьской площади основывался на здравом смысле, и он, наверное, оправдался бы, если б не одно обстоятельство. В ночь со 2 на 3 октября в Москве случилось информационное чудо. О митинге на Октябрьской широко не сообщали, но о нем настойчиво узнавали по телефонам - узнавали те москвичи, которые были оскорблены побоищами в столице и горели желанием выразить протест против беззаконий исполнительной власти.
Сработала неподвластная никому телефонная информ- бомба. И как только около полудня 3 октября оцепившие Октябрьскую площадь солдатики были рассыпаны, на нее с тротуаров Якиманки, с Ленинского проспекта и от выходов у двух станций метро высыпало более сотни тысяч человек. Образовалось людское море разливанное.
Непредвиденная никем массовость толпы предрешила и непредвиденное ее поведение. Стоило лихой чьей-то глотке прокричать в мегафон: даешь поход на Дом Советов! - и все на площади мгновенно позабыли, что пришли на митинг. Людское море всколыхнулось и бурными двумя потоками устремилось вниз по двум автоспускам с площади - на Садовое кольцо.
Стихийный взрыв - поход толпы к Дому Советов - никто на Октябрьской не готовил. И для власти исполнительной он был неожиданным. Когда громадная толпа по Садовому подплыла к Крымскому мосту, то оказалось, что там ее встречают всего лишь сотен семь омоновцев. А где в сей момент были тысячи собранных со всей страны костоломов? Дремали в московских казармах и гостиницах?
Наспех откуда-то сорванные бойцы ОМОНа, закрывшись щитами, выстроились в самом начале моста и тем предопределили: вот тут и будет битва. Мне в нее соваться с едва склеенной ключицей резона не было. И я, обогнав колонну, сбежал на набережную реки Москвы. А оттуда поднялся по лестнице на мост - за спины омоновцев.
Они стояли в пять рядов. Без страха ждали приближение толпы и первые ее нападки успешно отразили. С высокого бордюра на мосту я видел всю картину потасовки. Ряды омоновцев, перемешавшись, огрызались дубинками, кулаками, ногами и не пятились. Отряд честно отрабатывал деньги. Но битых им в толпе заменяли небитые, на один пинок омоновца толпа отвечала тремя, кто-то из демонстрантов, получив удар дубинкой, хватался за нее, кто- то помогал эту дубинку вырвать. На омоновцев наваливалась неиссякаемая сила.
Отряд на мосту не отступил. Стена его бойцов была поштучно раздергана-растерзана, и толпа хлынула в образовавшиеся бреши. Одиночек-омоновцев окружали, навешивали им тумаков и отбирали у них дубинки, щиты, каски и бронежилеты.
Я кинул взор на середину Крымского моста - на быстрый ход по ней авангарда толпы, который, прорвав заслон ОМОНа, разбираться с его поверженными бойцами позволил вслед за ним идущим, а сам рванул дальше. И, ба, средь вперед устремленных узрел славную вчера в драке на Старом Арбате коричневую кожаную курточку. Потемкин ступал в кругу крепышей - то ли его друзей-десантников, то или случайных сотоварищей по схватке с омоновцами.
Догоняя шибким шагом авангард толпы, я узрел в конце моста шеренгу милиционеров. С длинными какими-то ружьями. Мне еще и страшно не стало от вида этих ружей, как загрохотали выстрелы: не залпом - вразнобой.
Милицейская шеренга палила вверх, но наклонив ружья. На мосту запахло газом. Авангард толпы замер. Где- то невдалеке от меня послышался кашель. В моих бронхах тоже запершило. Я стал заматывать рот шарфом, и в сей момент мне на глаза попался Потемкин. Точнее, его повернутая назад орущая голова:
- Всем! Вперед! Бегом! Марш!
Братия мужская рядом с Потемкиным тут же ринулась на стрелявших. За ней понеслась и остальная часть находившейся уже на мосту толпы. На атаку милиционеров газом последовала атака на них массы человеческих тел. И выстрелы неожиданно прекратились.
В шеренге с ружьями возникла сумятица. Очень заметная. Милиционеры явно не знали, что им делать. Остановить несущуюся на них толпу пальбой газовыми баллончиками невозможно. Уносить ноги - нет приказа. А третье дано? Милиционеры промедлили с решением, и времени укатить у них не хватило. Они завели грузовики и автобусы, начали их разворачивать, но были накрыты толпой.
Не успевших удрать милиционеров в мгновение ока разоружили, отлупили и отпустили. Транспорт же их толпа приватизировала. Два грузовика с железными будками и три автобуса двинулись с пешим людским потоком по Садовому - туда, к Дому Советов, туда, где незаконно пленен высший орган власти страны.
За Крымским мостом - на Зубовской площади - я обернулся. Батюшки родные! Толпа сзади - несметная. Она полуидет, полубежит. Энергия от нее исходит - как от гигантской лавины. Быть огню на поражение - вдруг закралось под мою черепную коробку: не покосят толпу-
лавину пулями, она все сметет на нескольких километрах до Дома Советов.
Прорыв блокады парламента предотвратить теперь, мне стало ясно, можно только раздачей боевых патронов рядовым карателям. Но их командиры не учли сокрушительную энергию толпы-лавины. И они на Смоленской площади - перед поворотом с Садового к Дому Советов - выставили не роту автоматчиков, а полчище омо- новцев-костоломов с дубинками, щитами и водометными машинами при них.
Сия абсолютно, казалось бы, непреодолимая преграда нисколько не смутила толпу. В ее авангарде развернули захваченные у милиционеров на Крымском мосту грузовики с железными будками и автобусы и задним ходом под струями водометов двинули их на первые ряды омоновского полчища. Одновременно в них полетели камни, не убранные с обочин тротуаров со вчерашнего сражения на Смоленской. Мужики из толпы отчаянно полезли в рукопашные бои с им путь преградившими. И возникло красочное зрелище.
Тысячи и тысячи омоновцев-костоломов, собранные за большие деньги со всей России, побежали. Они улепетывали со щитами и дубинками, сплошь покрыв до моста Садовое кольцо и выезд с него, и въезд на него же.
Дух разномастной толпы одолел мускулистые телеса отрядов милиции особого назначения. Идейная одержимость взяла верх над высокооплачиваемой службой. Толпа готова была лечь костьми за бесплатно. Сотрудники ОМОНа за деньги отказались рисковать здоровьем и дали деру. Начисто освободив дорогу к Дому Советов.
Толпа хлынула с Садового на Новый Арбат и повалила на Красную Пресню - к превращенному в тюрьму дворцу парламента. Далее происшедшее - как быстро сменяющиеся кадры кино.
Исчезают при виде толпы бойцы оцепления Дома Советов. Перед заграждениями - пусто. Толпа разрывает спирали колючей проволоки и раздвигает железо окружавших парламент поливальных машин.
Грохочет пулемет из здания московской мэрии - из штаба блокады Дома Советов. Грохочет - и умолкает после двух-трех очередей по толпе: то ли снайпер из дворца парламента убрал пулеметчика, то ли он сам снял палец с гашетки, испугавшись убивать невооруженных людей.
Сквозь бреши в заграждениях толпа плывет к подъездам Дома Советов. Навстречу ей высыпают его защитники - вооруженные и безоружные. Среди них я вижу поэта Владимира Лещенко с железной трубой в руке и певицу Тамару Картинцеву с сумкой медсестры на плече. Обнимаюсь сначала с Володей, потом - с Тамарой. На лицах вокруг - радость несказанная.
Возникают парни в черной униформе с автоматами - парни из Русского национального единства. Их бросают от Дома Советов к зданию мэрии, из которого палил пулеметчик. Туда устремляется и тьма людей с площади у парламента. Слышатся выстрелы.
Я в гуще тел пробираюсь к объекту штурма. Перед парадными дверями мэрии на асфальте - лужа крови. Кто- то был ранен или убит. Из этих дверей выводят под конвоем зама московского градоначальника. Начальники же милицейские вместе с подчиненными скрылись через черный ход. Появляется из мэрии генерал Макашов в черном берете и провозглашает:
- Теперь у нас не будет ни мэров, ни пэров, ни сэров, ни херов!
Парни из РНЕ, сказал мне их лидер Александр Баркашов, установили посты на этажах мэрии. Все. Штаб блокады парламента ликвидирован.
Возвращаюсь к Дому Советов. У стен его море человеческое рукоплещет чьей-то завершенной речи с балкона. Там - исполняющий обязанности президента Руцкой и назначенные им министры, председатель Верховного Совета Хасбулатов и известные депутаты. Им вволю теперь можно глаголами жечь сердца превеликой толпы. Но для чего?
Всем на балконе, вероятно, очевидно: прорыв блокады парламента восставшими москвичами не означает краха режима Ельцина. Восстановлено то, что было 21 сентября - в день президентского указа о роспуске высшего органа власти страны. Не признавший этот указ парламент - снова без тюремщиков. Низложенный им де-юре Ельцин по-прежнему де-факто - при полномочиях. Как обязать министерства и ведомства подчиняться не Ельцину, а Руцкому - по закону возведенному парламентом в ранг и. о. президента?
Я протискиваюсь в толпе к двадцатому подъезду Дома Советов. Предъявляю охране пропуск, вхожу в холл и замечаю: ура - лифты работают. Свет дали. Хозяйственников Москвы, десять дней лишавших парламент электричества, народное восстание образумило. А отключенные стационарные и мобильные телефоны Руцкого и Хасбулатова не врубили ли уже? И не звонят ли им высокие чины исключительной власти и не присягают ли на верность?
Вход на балкон Дома Советов, где находились и. о. президента, председатель Верховного Совета и иже с ними, торожил с автоматом мой знакомый - здоровяк-сибиряк, лидер русских националистов Тюмени Александр Ре- іетов. Мы поздоровались, и он пропустил меня к стояв- пим вокруг микрофона. Нет, оказывается, убеждаюсь я іерез пару минут, телефоны Руцкого и Хасбулатова без- лолвствуют.
Отречение высокопоставленных чиновников от поправшего Конституцию Ельцина не состоялось. И Руцкой)росает клич в толпу: всем в Останкино - возьмем телерадиоцентр и укокошим пакостный ельцинский режим в эфире перед всем народом.
Толпа восторженно загудела: да, да, да! Она, толпа, воодушевленная проломом ею страшных преград из отборных милиционеров на Крымском мосту и Смоленской площади, жаждала действия и готова была ринуться в любом управлении. Руцкой указал на телерадиоцентр в Останкино. Ну и его взятием довольствуемся.
Меня, частичку победоносной толпы, клич Руцкого нисколько не смутил: всем велено в Останкино - и я туда же.
На выходе из двадцатого подъезда Дома Советов меня остановил с раздраженным лицом Сергей Потемкин:
- Николай, кто может отменить эту идиотскую установку Руцкого?
- Какую именно?
- На поход к телецентру. Нельзя прорву бунтовщиков уводить из центра Москвы на окраину - в Останкино. Нельзя.
- А что надо делать?
- Надо перекрыть троллейбусами и автобусами все подъезды к правительственным учреждениям и взять их под наш контроль. Прежде всего - Министерство обороны.
Потемкин расстегнул свою коричневую куртку, под которой висел автомат: