Я рассчитался за заказ. Бумажные полосы "Дня" под [азванием "Согласие" превратили в металлические платины и поставили на печатные машины. Мне оставалось ишь вызвать грузовик и доставить тираж на квартиру Са- денко. Но кто-то из работяг-печатников показал первые образцы продукции начальству, и машины остановили.
Забрав деньги из Красногорской типографии, я пока- ил в Калугу. Потом в Тулу. Затем в Тверь. В типографи- х этих городов меня с заказом на "Согласие" встречали с аспростертыми объятиями. Но как только видели фото и ексты авторов "Дня" - печатать отказывались. Расстрел ^ома Советов обуял страхом должностных лиц Россий- кой Федерациии.
Товарищи нашего главного редактора Александра Проханова вывели его на телефон Виктора Чикина - редактора белорусской газеты "Мы и время". Тот без всяких колебаний дал "добро" на тиражирование "Дня" под шапкой своего издания. И мы с моим другом Василием Прохановым немедленно выехали в Минск.
Василий там заменил на компьютерной верстке первой полосы "Согласие" на "Мы и время" - и уникальный номер чикинской газеты отправился в типографию Белорусского Дома печати. Но там почему-то его выпуск затормозили. Я напросился под вечер на прием к директору Дома. Он, разложив при мне полосы газеты, стал рассуждать:
- Так, я это напечатаю, ельцинское Министерство иностранных дел России направит ноту главе Белоруссии демократу Шушкевичу, и меня пинком под зад выставят на улицу.
- Вы, - из моих уст вырвалось, - как руководитель типографии не обязаны отвечать за содержание печатающихся у вас газет.
- Да, - наморщился директор, - не обязан. Ну а если - нота с угрозой отключить российский газ нашей республике?
При сей его фразе в кабинет заглянул главный инженер:
- Павел Петрович, сегодня, между прочим, родился дорогой комсомол, который нам дал путевку в жизнь.
Директор расправил морщины на лбу:
- А что ж ты не несешь "Зубровку"?
- Как не несу, - возмутился главный инженер, - одна нога здесь, другая - там.
Сорокаградусная "зубровка" разогрела души двух бывших комсомольских секретарей. Они, выяснилось, к тем, кто разрушил СССР, и к тем, кто ныне пытает граждан ублюдочными реформами в якобы независимых республиках, относились так же, как и я. В конце концов, директор провозгласил:
- Орденоносный ВЛКСМ - не лыком шит. Огонь по пакостной демократии. Крамольный для Ельцина "День" печатать в честь Дня комсомола!
Под стотысячный тираж "Дня" с названием "Мы и время" мы с Василием купили целый купейный вагон в скором поезде Минск-Москва. Молодые друзья Виктора Чикина помогли нам перевезти уйму пачек с газетами из типографии на склад в неприметном дворе, а потом - на площадь перед железнодорожным вокзалом. Оттуда тонны пачек наша компания перегрузила в фургон, которому надлежало развозить по перронам продукты для вагонов- ресторанов. Из фургона пачки были перенесены в зафрахтованные купе, и мы с Василием доставили их на Белорусский вокзал Москвы.
Выход запрещенного "Дня" в любом виде ждали и его читатели, и энтузиасты-распространители в разных городах. Поэтому Тамара Сащенко так успешно распродала тираж "Мы и время", что не только окупила все расходы на его печатание и транспортировку, но и одарила коллектив несуществующей де-юре редакции денежным довольствием. Приличным по той поре.
От погрузок-разгрузок в Минске мне и Василию позволили очухаться. Второй нелегальный номер "Дня" под шапкой "Согласие" поехали издавать в Липецк Евгений Нефедов и Александр Лысков. В тот ноябрьский день
1993- го, когда они укладывали тираж в грузовик, я получил свидетельство о регистрации новой нашей газеты - "Завтра". И с ним, набравшись наглости, поперся в центр Москвы - в переулок напротив Государственной консерватории - в бедствовавшую типографию железнодорожного министерства "Гудок". Заключать договор на печатание свежеиспеченной газетенки. Директор типографии обрадовался деньгам, которые я готов был немедленно внести в кассу, договор подписал и нашими публикациями не поинтересовался. И его, сорокалетнего здоровяка, через пару дней после выхода первого номера "Завтра" уволили "по состоянию здоровья".
Слухи о расправе над директором "Гудка" дошли до типографий городов Центра России. Но не достигли Сибири. Туда мы с Александром Прохановым и полетели - в Красноярск к его друзьям - к первому коммунисту края Владиславу Юрчику и маститому писателю-журналисту Олегу Панченко. По их протекции меня принял директор красноярской типографии, и я вручил ему заявление:
- Прошу напечатать второй номер выходящей в Москве газеты "Завтра" для Сибири и Дальнего Востока.
К заявлению прилагался экземпляр первого номера из "Гудка". И директор запустил наши полосы в печать.
Денег на отправку тиража в Москву из Красноярска в быстром купейном вагоне у меня не хватало. Пришлось арендовать треть багажного вагона, который на разных станциях отцепляют от одного состава и, загрузив, прицепляют к другому и который не за четверо суток доходит до столицы - за семь.
Отправленный мной груз еще был в пути, а я, вернувшись в Москву самолетом, в тесном темном баре Центрального дома журналиста случайно оказался за одним столиком с редактором газеты во владимирском райцентре. И он мне просто так поведал: загибается отменная типография во Владимире - ее огромное здание построили, чтоб печатать все газеты области. Но их тиражи упали в десятки раз, и типография разоряется на платежах за свет- тепло и налогах на имущество и землю.
Утром я рванул в город древних храмов Руси и новейшего полиграфического учреждения. Директор владимирской типографии, услыхав, сколько экземпляров газеты на восьми полосах самого крупного формата мы намерены печатать и сколько за них готовы платить, немедленно полез в шкаф за угощением.
Назначенный Ельциным губернатор Владимирской области - демократ из ящурного института Власов - во имя спасения областной типографии терпел выпуск "Завтра" в подведомственном ему граде. Терпел до конца сентября
1994- го. Номер, посвященный годовщине расстрела парламента, нам во Владимире издать уже было невозможно.
И мы с Василием Прохановым после звонка лидера Компартии Российской Федерации Геннадия Зюганова на его родную Орловщину направились туда.
Появление наше в типографии Орла вызвало переполох. Радостный переполох. Едва могучий Василий поставил крупную сумку с мелкими, добытыми от продажи "Завтра" купюрами на стол в бухгалтерии, все ее сотрудницы с восторгом сбежались их пересчитывать: ага, наконец- то нам выплатят невиданную за два месяца зарплату!
У нас буквально вырвали бумажные полосы "Завтра" и помчались превращать их в пластины для печатания. Как все замечательно!
Сняв с Василием по комнате в гостинице, мы поспали после суматошного поезда, отобедали и стопы направили в главный цех типографии. Там с машин вовсю сходили экземпляры очередного номера "Завтра". И там же, в цехе, я с беспокойством заметил директора типографии, лицо которого при просмотре первого попавшегося ему экземпляра газеты покрывалось красными пятнами.
Подхожу к директору. Он говорит:
- Да, позарился я на выгодный заказ. А зря позарился.
Запахло жареным. В памяти моей всплыла картинка -
как в октябре 1993-го были остановлены печатные машины в Красногорске.
Я пытаюсь успокоить директора:
- Руководитель фракции Компартии в Государственной Думе Зюганов звонил бывшему члену Политбюро ЦК КПСС, вашему нынешнему орловскому губернатору Строеву. Вам же из его администрации сказали, что "Завтра" можно печатать?
- Сказать-то сказали, - закрыв полосы, мрачно изрек директор. - Но какой у вас тут накат на Ельцина - Строев не знает. Ему позвонят из Кремля, спросят, кто страсти против президента тиражирует, - и мне конец. Уволят меня и другой работы не предоставят. Я был завотделом обкома, который возглавлял Строев, и знаю - у
него спина всегда готова гнуться перед вышестоящим начальством.
Картина остановки печатных машин грозила повториться, и я, вдруг вспомнив ситуацию в Доме печати в Минске, молвил директору:
- Вот неподалеку - мой молодой друг Василий. У него - одна нога здесь, другая - там. Если мы ему сейчас шепнем, он стремительно доставит нам коньячку.
- Не надо обременять Василия, - махнул рукой директор. - Зовите его к нам. Коньяк есть у меня в кабинете. Надо успокоиться.
Тираж из Орла мы с Василием привезли не в среду утром, как обычно он доставлялся из Владимира, а к вечеру. У особняка Союза писателей на Комсомольском проспекте нас дожидались около тысячи распространителей "Завтра". И как только я и Василий вышли из кабины фургона, раздались бурные, продолжительные аплодисменты. Почитателей газеты сильно волновало: выйдет - не выйдет ее номер к годовщине расстрела Дома Советов. Он вышел. На том все интересное в истории издания "Дня" - "Завтра" закончилось.
В номенклатурно-мафиозном ельцинском капитализме, против которого мы воевали, с неимоверными усилиями выживали-таки нормально-трудовые частные фирмы. Одна из таких фирм во главе с моим брянским земляком Арсеновым находилась в Твери. Она взяла кредит в 300 тысяч долларов, купила типографскую машину и тиражировала на ней ею же учрежденную газету и прочие местные газеты.
Страшно высокие проценты за кредит заставляли Арсенова со товарищи рыскать в поисках заказчиков в Москве. На прибыльную, но нежеланную в государственных типографиях газету "Завтра" они вышли в тот момент, когда я ломал голову - где печататься после Орла. Арсенов заверил меня: "Будут у вас деньги, будем вас издавать, невзирая ни на что". Мы ударили по рукам.
Раз в полтора-два месяца я приобретал в Москве тонн 20 бумаги, грузил их в нанятый МАЗ и отправлял в Тверь. Больше у меня мороки не было. С Арсеновым мы работали на честном купеческом слове. Иногда я платил ему вперед за типографские расходы, иногда он печатал "Завтра" в долг. Организационных забот у меня поубавилось - времени на писанину прибавилось.
Писал я разное: от репортажей из Госдумы и Совета Федерации до портретов политиков. Писал с убеждением - хоть режим Ельцина и устоял, но земля под ногами его столпов не сегодня, так завтра загорится. Жизнь в стране - все сквернее. Нищета большинства нарастает, а спаянные с властью воры захватывают самую прибыльную собственность, деньги из бюджета и богатеют с каждым днем. Сколько такое можно терпеть?
В оппозиции уличной и парламентской мои публикации знали, и я не раз слышал добрые слова в свой адрес. Нежданно-негаданно интерес ко мне как журналисту снова проявил Сергей Потемкин.
Дня за три до Нового, 1995 года он под вечер застал меня на телефоне в кабинете редакции и через час появился на пороге. С лицом веселым, бодрым, загорелым. Расстегнул дубленку. Мы обнялись, и я показал ему на вешалку:
- Раздевайся.
- Нет, мне нельзя без шубы. - Потемкин снял с плеча сумку. - Сегодня я исполняю обязанности Деда Мороза.
Из сумки он изъял фотоаппарат, диктофон и вручил мне:
- Прими скромные новогодние дары, а в отместку составь компанию. Поедем в ресторан. Хряпнем водки, порубаем, и ты мне расскажешь: какие передряги в политике тут в Москве творились, пока я заштопывал дырки от пуль и накачивал одрябшую мускулатуру на теплых морях.
Благодетеля и благодарного слушателя в лице Потемкина я обрел надолго. Желание внимать моим суждениям про политику и политиков он не потерял ни в 1996-м, когда кандидат оппозиции Зюганов проиграл президентские выборы Ельцину, ни с момента передачи Ельциным Кремля Путину в 2000-м, ни после переизбрания Путина Президентом Российской Федерации на второй срок в 2004-м.
Встречались мы раз пять-шесть в году Обыкновенно Потемкин звонил и предлагал увидеться. Я всегда почти соглашался. Ему потребны были мои комментарии происходящих событий, мне льстило, что они любопытны успешному в бизнесе единомышленнику. Как правило, встречались мы в ресторане на Старом Арбате. Но - не только там.
Я, низкооплачиваемый журналист, пишущий против власти и капитала, никогда не просил у Потемкина материальной помощи. Он сам мне ее оказывал, угадывая мои нужды.
- Ты говорил, что обменял квартиру. Когда на новоселье позовешь? - спросил он меня весной 1998-го.
- Как порядок наведу - через месяц-другой, - ответил я.
- Все ясно, - Потемкин вынул из кармана пиджака кошелек, - у тебя дефицит капвложений.
Денег, им мне всученных, хватило не только на ремонт квартиры, но и на покупку кое-какой мебели.
Новоселья я не устраивал и, стало быть, Потемкина в новое жилище не пригласил. Но однажды в воскресенье он, проезжая мимо неподалеку от моего дома, позвонил и напросился в гости. Пришел, оглядел все в двух комнатках и в большой остановил взгляд на обшарпанном экране и затертых клавишах компьютера на письменном столе:
- И ты нетленные свои статьи настукиваешь на этом допотопном агрегате?
- А на чем же еще?
- Выброси его на помойку. Скоро праздник Троицы, и Святой Дух позаботится о твоем техническом вооружении.
Так у меня появился миниатюрный мощный компьютер-ноутбук с лазерным принтером в придачу.
А чуть позднее Потемкин, молвив, что автомобиль для журналиста - не просто средство передвижения, а средство производства, повелел своему менеджеру заменить мне старенький, вечно барахливший "жигуль" седьмой модели на новый, классом выше - ВАЗ-99.
За все минувшие годы мы никогда в наших разговорах не касались бизнеса Потемкина. Он о нем не говорил, я - не спрашивал. Но мне было совершенно очевидно: при упадке в стране дела у его торгующей продуктами фирмы шли в гору. Он часто менял автомобильные иномарки: "тойоту" на "сааб", "сааб" на "БМВ", "БМВ" на "ауди". Потом оседлал джип - "мерседес-бенц" - и до сих пор с ним не расстался.
Оставив жене с сыном квартиру в Замоскворечье, Потемкин на стыке веков въехал с подругой в купленные им апартаменты в престижном районе Москвы - на углу Тверского бульвара и Малой Бронной. Там я пару лет назад вкушал приготовленные его подругой яства. А недавно он позвал меня в свой новый загородный дом с гектаром сосен на реке Клязьме - в восьми километрах от Московской окружной автодороги. Но мне надо было улетать на Кубань.
Процветал и процветал бизнес моего друга Сереги Потемкина - я считал. До того, как он сегодня со смятением на лице не привез меня в китайский ресторан близь Смоленской площади.
Водку, холодные закуски и сок в кабинет ресторана нам доставили в мгновение ока. Наполняя стопки из графинчика в виде дамского сапожка, Потемкин оживился:
- Знаешь, когда я торговал джинсами в Калининграде, то врезал в кабаке по мордам некоторым хамам. Наряд милиции меня повязал. В камере предварительного заключения со мной сидел седобородый мужик. Смешной такой.
На второй день лишения свободы мои друзья передали мне корзину продуктов - с замаскированной в овощах- фруктах бутылочкой. Я ее обнаружил и говорю седобородому: "Водки хватишь?" Он: "Водки? Ни в коем случае. А водочки - с удовольствием". Взял у меня бутылку и залпом чуть не все содержимое высосал.
Потемкин поднял стопку:
- Так давай, Николай, выпьем не водки, а водочки. Чтоб она не горчила и скрасила мою унизительную просьбу к тебе.
Мы чокнулись. Я, влив в себя огненную водицу, ткнул вилку в салат с вопросом на предмет удивившей меня фразы:
- С какой, говоришь, ты ко мне просьбой?
- С такой-растакой. Узнаешь - но надо закусить и еще водочки тяпнуть.
После третьей стопки Потемкин сказал:
- Выслушай меня, пожалуйста, и постарайся понять. Мой батя держал терминал - принимал грузы из-за границы и отправлял из Москвы контейнеры на все континенты. Доходы он снимал - ого-го! Моей фирме "купи- продай" помогал. Но в семьдесят пять лет батя слег - обмякли сосуды на сердце. Права на терминал переоформили на меня - с мозгами, к международным перевозкам слабо приспособленными. Разбираться с происками конкурентов, таможенниками и прочими чинушами мне было тяжко. И когда батю похоронили, я пошел к главному конкуренту: переключаю на вас клиентов й партнеров за такую- то сумму отступных и сдаю в аренду склады по такой-то цене. Мои условия были приняты. Зачем, думаешь, я тебе это рассказываю?
- Пока не понятно.
- Батины деньги я вложил в производство. В моей фирме был пригрет толковый и порядочный человек - Никитич, который при старом режиме от мартена дошел до стола начальника отдела Министерства металлургии
СССР. Он подбил меня подобрать два лежачих завода и простаивавший горно-обогатительный комбинат. Заводы Никитич запустил, добычу концентрата свинца на ГОКе возобновил. Но везде потребовалось менять оборудование. На громадье наших планов я под залог контрольного пакета акций моих предприятий взял кредит в банке. С легкой душой взял - один миллион долларов. Ровно миллион батя два года назад дал в долг Смиту - своему американскому партнеру по перевозкам. Погашение долга по договору должно было состояться в нынешнем мае - ко Дню пионерии. Но Смит умер вскоре после бати, а его компаньоны то ли с умыслом, то ли по недогляду подставились на контрабанде. Счета их фирмы арестованы, и они ни цента не хотят возвращать. Я нанял юристов. Если они отсудят миллион, то не скоро. А мне возвращать надо кредит - вот-вот. Короче, влип я. Это ты, надеюсь, теперь уразумел?
- Да.
- Поплыли дальше. Тупые клерки в банке даже разговаривать об отсрочке кредита не захотели. Я прорвался к вице-президенту финансово-промышленной корпорации, которому подчиняется мой банк. К Семену Моисеевичу. Прорвался с бухгалтерскими отчетами и договорами на экспорт конденсата: мы способны вернуть все деньги при продлении срока кредита - всего на полгода. От нашего же банкротства банк не выиграет, а лишь геморрой наживет. Семен Моисеевич разумность мной сказанного усек: вопрос о продлении подлежит обсуждению - но после того, как вы побываете у моего коллеги Евгения Петровича - тоже вице-президента, куратора управления общественных связей.
На фига меня послали к начальнику, который с политиками и прессой должен контактировать, я не сообразил. Но куда деваться? Пошел к нему. Евгений Петрович мне сообщает: наша служба безопасности установила, что вы - сын бывшего заместителя министра СССР, и нас очень интересует - нет ли у вас знакомых из кругов высшей партийно-правительственной номенклатуры Советского Союза.
В моей голове мелькнуло: не дурдом ли тут? Допытываться у меня, офицера боевых частей, знакомых из московского света времен моей армейской службы - глупость несусветная. И тут я, идиот, вспомнил: по твоей, Николай, просьбе я не так давно помогал снять офис Вере - внучке члена Политбюро ЦК КПСС. И язык мой - враг мой - промямлил: есть.
Евгений Петрович спросил: могу ли я организовать ему встречу с Верой. Я ответил: попробую.
Их встреча состоялась. А потом Евгений Петрович пригласил меня сюда - вот в этот китайский ресторан, вот в этот кабинет и, дословно помню, сказал: "Благодаря вам, Сергей Григорьевич, нам выпала редкая удача. Вера - тот человек, который нам нужен. Но нуждаемся мы и в услугах еще одного человека - вашего друга журналиста Анисина. Согласится он за вознаграждение исполнить наши пожелания, срок вашего кредита будет продлен немедленно, не согласится - увы.
Потемкин выпалил очередь мата: