Сгоревший дом был одним из стоящих в ряд нескольких зданий, дюжины или даже больше, явно возведенных в спешке на трех-четырех акрах невозделанной земли. Постройки занимали самовольно захваченную примыкающую к городу, но еще свободную территорию к северу от городской стены, от Спитал-Филдса до Эллингтон-Пондса. Подобные захваты происходили повсеместно. Сгоревший дом был построен наспех. Шекспир предположил, что здание было предназначено для приезжего люда из других графств; можно было неплохо заработать на жилье для работяг и мастеров, способных выполнить любую работу. Лондон быстро разрастался благодаря приезжающим со всех концов страны и даже из-за границы людям: одни стремились в Лондон с целью подзаработать, другие - избавиться от преследования во Франции или от затянувшейся войны в испанской Голландии. Город больше не вмещал всех, кто хотел в нем поселиться. Под навесом конюшни рядом с домом четверо мужчин, по виду законченные бродяги и попрошайки, укрывшись шерстяным тряпьем, лежали прямо на земле, отсыпаясь после ночной попойки. Таких, как они, на порог не пускали, ибо они могли устроиться на ночлег, лишь украв денег, чтобы заплатить за постой. В будущем их, скорее всего, ждала тайбернская виселица.
- Болтфут, разбуди их и задержи. Я хочу допросить их.
Болтфут слез с лошади и подошел к компании. Здоровой ногой он по очереди пнул по ребрам каждого из бродяг и силой поднял их на ноги, приказав не шевелиться под страхом порки. Одетые в тряпье, они покорно стояли на холоде и дрожали, но почти не протестовали: вида заброшенной за спину Болтфута короткоствольной аркебузы и абордажной сабли в его правой руке хватало, чтобы отбить у них всякую охоту к побегу.
Со стороны Шордича подошли глашатай Джордж Стокер и констебль. Только что проснувшийся Стокер оправлял на ходу рубаху. Колокол в его руке позвякивал при ходьбе. Это был плотный мужчина с брюхом свиньи, откормленной на убой.
- Джордж, расскажи господину Шекспиру, что произошло, - приказал констебль.
Стокер стащил с головы шляпу. Его густая борода была перепачкана гусиным жиром, да и соображал он так медленно, как может только глашатай. Он пробормотал нечленораздельное приветствие и начал рассказ.
- Сэр, я долго и громко звонил в колокол и звал на помощь. Люди прямо с постелей выскакивали и ведрами принимались таскать воду из колодца. Сэр, мы довольно быстро потушили дом.
Стокер взглянул на констебля, тот кивнул.
- Продолжай, Джордж. Расскажи то же, что и мне.
- Я нашел… Не знаю, сэр, стоит ли мне рассказывать, ибо по мне об этом и говорить-то грех.
- Полагаю, ты нашел тело?
Стокер напрягся, опустил взгляд и принялся рассматривать землю у себя под ногами.
- Сэр, это было тело молодой женщины. Обнаженной, сэр, и с ней ужасно обошлись.
- Что еще?
- Бумаги, сэр, там что-то написано, но я не знаю что.
- Ты не умеешь читать? - спросил Шекспир.
- Нет, сэр.
- А ты, констебль? Ты умеешь читать?
- Нет, сэр. Хотя брат моей жены немного знает грамоту. Привести его?
Шекспир ничего не ответил на его вопрос, спешился и передал поводья своей серой кобылы констеблю.
- Мне нужно войти в дом. Подержи мою лошадь и оставайся снаружи вместе с ними. - Он кивнул в сторону компании из бродяг и попрошаек.
Жильцы из соседних домов оказали добрую услугу, потушив пожар. Лондон был застроен преимущественно деревянными домами, и пожары были частым явлением, поэтому всем землевладельцам приходилось обучаться искусству наполнять ведра водой и заливать огонь. Стены дома не обрушились, хотя и обгорели. Шекспир пропустил глашатая вперед, и он вошел в дом через зияющую дыру, где прежде была дверь. Шекспир следил за временем. Накануне поздно вечером к нему приехал один из гонцов Уолсингема и передал, что Шекспира хотят видеть по срочному делу в Барн-Элмсе к полудню. Господин главный секретарь не будет ждать.
Шекспир оглядел мрачный скелет дома. Удивительно, но остов строения остался почти нетронутым, учитывая силу пожара, если верить констеблю. Что-то привлекло его внимание на мокром полу. Это был промокший дешевый газетный листок, на котором ничего нельзя было разобрать. Он поднял листок. Затем Шекспир увидел, что вокруг вперемешку с обгоревшей соломой разбросаны такие же листки. На них можно было разобрать несколько слов, и листки не были сложены - значит, их напечатали совсем недавно. Он сделал знак Болтфуту.
- Собери их все до единого.
Помимо листков на полу Шекспир обнаружил и еще кое-что: это были типографские литеры, но печатного пресса он не нашел.
- Болтфут, литеры тоже собери. Я осмотрю их позже. Возможно, нам удастся найти литейный цех, где их сделали. Ну, господин Стокер, где тело?
Крыша полностью выгорела, и там, где должен был находиться потолок, проглядывало серебристо-серое небо. Падал редкий снег.
Лестницу огонь не тронул, и они поднялись на второй этаж, где в расположенной над фронтоном здания эркерной комнате они обнаружили обнаженное и окровавленное тело женщины на большой дубовой кровати с балдахином. Коршун попытался выклевать трупу глаза, но как только они приблизились, улетел через провалы в каркасе крыши. Глашатай сжал шляпу в руках так, словно пытался отжать ее досуха, и отвел взгляд. Шекспиру захотелось последовать его примеру, ибо он понял, почему констебля так трясло.
Горло жертвы было перерезано с такой силой, что голова была практически отделена от тела. Кожа приобрела отвратительный синий оттенок, а запекшаяся кровь цветом напоминала темное ржавое железо. Голова безвольно повисла, и зияющая рана казалась вторым ртом, но не это бросалось в глаза. Внимание приковывали ее разведенные в стороны ноги и женские органы.
Жертве разрезали живот и рассекли матку. Плод, около трех дюймов в длину, вынули из тела и оставили лежать поверх рассечения, соединенным пуповиной с матерью. Шекспир содрогнулся; маленькая головка плода была полностью сформирована. С трудом отведя взгляд от крошечного тела, он подошел к кровати и осмотрел лицо женщины. Несмотря на то что черты лица исказила агония, Джон узнал ее. Он повернулся к глашатаю.
- Оставьте нас, господин Стокер. Подождите снаружи вместе с констеблем.
Глашатая не понадобилось дважды просить покинуть этот "склеп"; он бросился прочь, словно заяц от гончей.
- Что это может значить, Болтфут?
- Нечто весьма богохульное, господин.
- Ты узнал ее? Она из семейства Говардов. Леди Бланш Говард.
Жертвой оказалась, и Шекспир был в этом уверен, близкая родственница недавно назначенного лорда верховного адмирала и командующего английским флотом Говарда Эффингемского. Ее передали на воспитание к нему в дом, после того как чума забрала ее родителей. Лорд-адмирал растил ее как собственную дочь.
- Да, сэр.
Несколько мгновений Шекспир хранил молчание. Он внимательно осмотрел тело, затем - комнату. Что делала такая женщина, как Бланш Говард, да к тому же родственница королевы, в подобном месте? Конечно, этот дом был не самым плохим жилищем, но, тем не менее, он ни в какое сравнение не шел с дворцами и великолепными загородными домами, в которых она должна была бы обитать по праву рождения.
- Не нравится мне все это, Болтфут.
Время от времени Шекспир встречал Бланш при дворе и полагал, что ей не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Она ничем не отличалась от всех прочих молодых девушек из благородных семей, которые появляются при дворе и порхают словно бабочки или посещают королевский зал для приемов, пока их родители не подберут им пару и не отправят в поместья их новоиспеченных мужей. Ходили ли о ней какие-либо слухи? Была ли она замужем или обручена, а если нет, то почему? Джон припомнил, что вроде бы слышал, что она была влюблена в некоего молодого человека, придерживающегося не слишком строгих нравов, но в этом не было ничего необычного. Молодые придворные дамы не славились пуританским поведением. Шекспир ощутил утренний холод, пробравшийся сквозь его толстую длинную меховую накидку и камзол. Он протянул руку в перчатке Болтфуту, который передал ему собранные газетные листки.
- Здесь все?
- Думаю, да.
- Проверь еще раз. И разожги у дома костер.
Шекспир просмотрел листки. Они были одинаковые, только что отпечатанные. Россыпь литер, похоже, указывала на то, что здесь стоял нелегальный передвижной пресс, из тех, которые легко перевезти из одного тайного места в другое. К тому же тот, кто напечатал эти листки, покинул дом в большой спешке, поэтому он не стал собирать разбросанные листки и литеры. В каком злодеянии была замешана Бланш Говард? Но что более важно, кто ее в это втянул и кто убил?
Он взял наиболее уцелевший из всех листков и поднес его к свету. Заглавие гласило: "Возмездие Божие да падет на бастарда-узурпаторшу". После короткой вступительной части следовал текст:
"Несмотря на то что ранее мы уже говорили об обмане, притворстве, лжи, лести, заговорах и тайных сговорах вышеупомянутого злодея графа Лестера и его замыслах завладеть английской короной, мы не станем пренебрегать отвратительными грехами и поступками известной вам девственницы, с помощью которой он преуспел в достижении своих грязных и порочных целей. К тому же эта великая государыня, дочь шлюхи Болейн и, по сути, убийца законнорожденной дочери ее отца, больна оспой, но посещал ее отнюдь не Господь, а один подлый человек, который при помощи своей соучастницы, пресловутой мамаши Дэвис, о которой мы наслышаны, склонил ее к сожительству. Из-за этой странной оспы у нее раздуло живот, и она родила еще одного бастарда, продолжателя ее гнусного рода, вскормленного этой ведьмой Дэвис и тайно воспитанного ею до совершеннолетия…"
Шекспир строго покачал головой. "Та самая девственница" - это явно о королеве. Написанный вычурным языком, этот трактат явно намекал на то, что у нее с Лестером, ее придворным фаворитом, есть общий ребенок. И что он был вскормлен этой пресловутой - почти наверняка вымышленной - ведьмой, известной как мамаша Дэвис. Это было нелепое обвинение и не первая публикация, распускавшая слух о том, что королева тайно родила ребенка от Лестера. Дело было в том, что чем чаще появлялись подобные заявления, тем больше легковерных подданных королевы попадались на эту удочку. Вот почему было необходимо решительно прекратить появление подобных пасквилей.
Похоже, день обещал быть весьма неудачным. Шекспир продолжил чтение. Далее следовала обычная тирада, обличающая Лестера, с дополнительным обвинением в адрес Уолсингема и архиепископа Уайтгифта. Наконец речь зашла о Марии, королеве Шотландии. Авторы трактата уже откровенно угрожали: если Марию казнят, то и "бастарду-узурпаторше" - самой Елизавете - не жить. Шекспир стиснул зубы.
На улице у дома Болтфут уже разжег костер. Компания бродяг под неусыпным оком констебля пододвинулась поближе, чтобы погреться. Шекспир вышел из дома и окинул унылую сцену беспристрастным взглядом. Бродяги являли собой жалкое зрелище, но он не мог упустить шанс: их надо было задержать для допроса. Один из них приподнял шляпу и попытался что-то сказать. Это был высокий худощавый мужчина в ярко-красном камзоле, который явно знавал лучшие времена, с шевелюрой словно воронье гнездо.
- Позже у тебя будет возможность все рассказать, - отрывисто произнес Шекспир. Он повернулся, чтобы бросить эти клеветнические памфлеты в огонь. Один листок из тех, что промокли менее остальных, он оставил и сунул за пазуху вместе с обрывком другого промокшего листка, на котором сохранились хорошие оттиски литер.
- Болтфут, проследи, чтобы все сгорело дотла и никто не смог прочитать эти листки. Затем снова обыщи дом, каждый уголок и щель. Если обнаружишь такие же листки, сожги их. Если найдешь еще что-то, принеси мне. Потом возьми констебля, глашатая и кого-нибудь из соседей из приличных семей, если потребуется, и отвезите тело в мертвецкую собора Святого Павла. Бродяг отправь в "Брайдуэлл" под охраной, пусть им подберут там какое-нибудь занятие. Работа им не повредит. Оставляю шестипенсовик им на еду. Еще узнай, кто владелец этого дома. Как стемнеет, встретимся на Ситинг-лейн.
Болтфут подошел к группе бродяг и, указав на самого высокого в потертом красном камзоле, произнес:
- Господин Шекспир, он говорит, что ему нужно кое-что вам рассказать.
- Знаю, Болтфут, но пусть подождет. Я спешу в Барн-Элмс.
Шекспир вскочил в седло и собрался уже пришпорить свою кобылу, направляясь к Бишопс-Гейт, когда услышал стук копыт по мерзлой земле. Обернувшись, он увидел, что к нему приближаются четыре всадника. Шекспир остановился. Они двигались очень быстро, затем резко осадили лошадей, от чего те поднялись на дыбы и изогнули шеи со струящимися гривами. Шекспир мгновенно узнал вожака четверки: Ричард Топклифф, верный слуга королевы. Их появление привело Джона в смятение.
- Господин Шекспир, что здесь происходит? - Топклифф подъехал к нему так, что они оказались лицом к лицу.
- Убийство, - нарочито медленно произнес Шекспир. Он смотрел Топклиффу прямо в глаза и не отводил взгляда. - Вас это не касается.
Топклифф нахмурился, что не предвещало ничего хорошего.
- Я решаю, что меня касается, а что нет, Шекспир. Жизнь королевы и безопасность ее государства меня очень касаются, а также все то, что с этим связано. Отвечайте: кто жертва?
- В свое время вы все узнаете.
Мгновение Топклифф молчал, словно обдумывая свой ответ. Затем он медленно произнес:
- Шекспир, вы вздумали мне прекословить?
Линкольширский говор Топклиффа больше походил на рык дикой кошки из зверинца в Тауэре, чем на человеческий голос.
Дыхание Шекспира участилось. У них с Топклиффом уже была стычка из-за недавнего бабингтонского заговора, целью которого было убийство королевы. Кое-кто из обвиняемых оказался в Тауэре в руках Топклиффа. Он применил к ним пытки, чем только усугубил положение. Шекспир, который непосредственно участвовал в раскрытии заговора, хотел допросить обвиняемых. Он был убежден, что менее жестокими средствами от заговорщиков можно было добиться большего, включая выдачу имен оставшихся на свободе его участников. Но заручившись полученными от королевы полномочиями, Топклифф просто переломал им хребты на дыбе. Шекспир был возмущен, и они с Топклиффом чуть не подрались. Только благодаря вмешательству Уолсингема удалось избежать серьезной стычки. И сейчас Шекспир почти физически ощущал звериную враждебность Топклиффа, но взял себя в руки.
- Поговорите с господином главным секретарем. Я отчитываюсь перед ним, а не перед вами.
Топклифф соскочил с лошади. Он уже разменял шестой десяток, но обладал грубой физической силой бойцового пса. В руке у него была трость из терна с серебряным наконечником, больше походившая на дубину. Он сделал два больших шага к лошади Шекспира и как бы случайно сбил его с седла.
Шекспир неуклюже шлепнулся на землю, а Топклифф схватил его за дорогую медвежью накидку и потащил, словно мешок с брюквой, к сгоревшему дому Шекспиру удалось встать на ноги и вырваться. Это не остановило Топклиффа, он бросился к Шекспиру, схватил его за загривок и поволок его, точно упрямого ученика, - но неожиданно замер.
Болтфут направил восьмигранное дуло своей заряженной аркебузы Топклиффу прямо в лицо.
Топклиффу хватило пары секунд, чтобы оценить положение, затем он рассмеялся и отпустил Шекспира. Он угрожающе стукнул серебряным наконечником своей трости по ладони.
- Я еще доберусь до тебя, Шекспир. Я буду пить твою кровь. Тебя тоже касается, Болтфут Купер.
С этими словами он прошел в дом.
Шекспира трясло от ярости. Он попытался почистить свою испачканную и порванную одежду, а затем направился вслед за Топклиффом. Болтфут остался снаружи, наведя дуло аркебузы на спутников Топклиффа, которые делали вид, что происходящее их совершенно не заботит.
В комнате на втором этаже Топклифф мгновение пристально рассматривал труп Бланш Говард, затем схватил ее за волосы и поднял голову, чтобы взглянуть в ее мертвое лицо.
- Кто она?
- Вы все узнаете, когда господин секретарь или Тайный совет сочтут нужным вам сообщить.
- Тайный совет! - Топклифф презрительно фыркнул и швырнул почти отделенную от тела голову обратно на кровать. Он повернулся к Шекспиру и ухватил его своими широкими ладонями за пояс. - Если бы мы слушали мнения Тайного совета, то нашим королем сейчас был бы испанец.
- Я знаю, что должен делать, Топклифф.
- Правда? Ты, Шекспир, мальчишка, который пытается заниматься мужским делом. Ты что, действительно считаешь, что я не знаю, кто она? Она из Говардов. Так, а теперь, листки!
- Бумаги?
- Мне донесли, что здесь были найдены листки. Отдай их мне.
- Листки действительно были, но теперь их нет. Я их сжег.
- Все?
- До единого, Топклифф.
Шекспир едва сдержался, чтобы не скрестить руки на груди, где он спрятал листок.
- Если я выясню, что ты мне солгал, тебе, Шекспир, не сносить головы. Мне известна одна маленькая тайна твоего отца. Может, и у тебя она есть? Не расходятся ли твои слова с делом?
Лицо Шекспира пошло пятнами.
- Ты ничего не знаешь о моей семье, Топклифф.
Но было ясно, что Топклифф что-то знает, и его слова обеспокоили Шекспира.
Он поступил на службу к Уолсингему, полагая, что новая религия, эта англиканская церковь, и есть истинная религия, что римская церковь, торгующая реликвиями, погрязшая в предрассудках, с инквизицией и сжиганием на кострах, была порочна. Будь он предан этой английской версии христианства, он мог бы жизнь за нее отдать. Но все же верность семье разрывала его: его отец, нарушая законы, по-прежнему тайно исповедовал католичество и не посещал приходскую церковь по воскресеньям. В случае с Топклиффом подобные сведения становились пороховым зарядом в руках играющего с огнивом ребенка. В любой момент об этом могло стать известно, что разрушило бы жизнь его отца, да и его карьера была бы под угрозой.
Топклифф сплюнул Шекспиру под ноги.