Аделия сильно встревожилась, но заставила себя пройти немного дальше, держась ближе к деревьям. Она сорвала несколько растений и посмотрела вокруг.
Никого. Трепещут на ветру цветы боярышника, все так же бегут по траве тени облаков.
Громко хлопая крыльями и пронзительно крича, из травы в воздух поднялся фазан. Аделия резко обернулась.
Он словно вырос из-под земли и шел к ней, отбрасывая длинную тень. Не какой-нибудь прыщавый студент, а один из ехавших с пилигримами рыцарей - крупный, самоуверенный воин-крестоносец. Под плащом позвякивала кольчуга, губы улыбались, но глаза были холодны, как покрывающая голову сталь.
- Так-так, вот и встретились, - приговаривал он, предвкушая развлечение, - вот и свиделись, милая.
Аделия почувствовала вдруг глубочайшую усталость - из-за собственной глупости, из-за того, что сейчас произойдет. В башмаке был спрятан маленький острый стилет, который ей дала приемная мать, решительная женщина, советовавшая вонзить оружие в глаз нападающему. Приемный отец, еврей, предложил более мягкие приемы обороны: "Предупреди, что ты доктор, и скажи, что озабочена его внешним видом. Объясни, что по всем признакам он болен чумой. От подобного известия у любого мужчины флаг опустится".
Аделия сомневалась, что уловка сработает против надвигающейся окольчуженной массы. Нет, учитывая характер миссии, нельзя признаваться в том, что она доктор.
Аделия выпрямилась и постаралась принять неприступный и высокомерный вид.
- Да? - резко произнесла она.
Возможно, это произвело бы впечатление, находись Везувия Аделия Рахиль Ортез Агилар в Салерно. Увы, на пустынном лугу она была всего лишь бедно одетой шлюхой-чужестранкой, разъезжающей в повозке в компании двух шарлатанов-мужчин.
- Вот это мне нравится, - произнес рыцарь. - Женщина, которая говорит "да".
Он подходил все ближе. Никаких сомнений в его намерениях не оставалось. Аделия нагнулась, нащупывая стилет в башмаке.
Далее произошло сразу два события.
Из рощи вылетел предмет и, с характерным звуком разрубая воздух, понесся в их сторону. Небольшой топор вонзился в землю как раз между рыцарем и Аделией.
В то же время до площадки донесся крик:
- Во имя Господа, Джервейз, позовите ваших собак и давайте спускаться. Старуха себе все локти искусала.
Аделия заметила, как изменилось выражение лица рыцаря. Наклонившись, она с усилием вытащила топор из земли, выпрямилась и, крепко сжав его руками, улыбнулась.
- Должно быть, это магическая вещица, - сказала она по-английски.
Второй крестоносец продолжал звать товарища, умоляя его поторопиться с собаками и идти к дороге.
Досада на лице Джервейза сменилась выражением, похожим на ненависть. Он постарался сыграть полное безразличие, развернулся и зашагал на голос приятеля.
"Здесь ты друга не приобрела, - сказала себе Аделия. - О Боже, как я презираю страх! Будь он проклят! И будь проклята эта страна! Я с самого начала не хотела сюда ехать".
Ругая себя за дрожь в коленях, она двинулась в сторону затаившейся под деревьями тени.
- Я же приказала тебе оставаться у повозки, - произнесла Аделия по-арабски.
- Верно, - согласился Мансур.
Она отдала сарацину топорик, называемый хозяином Parvaneh (бабочка). Мансур засунул оружие за пояс и прикрыл полой халата. На виду оставался только традиционный кинжал в красивых ножнах. Метательный топор - оружие, которое встречается у арабов довольно редко, однако Мансур принадлежал к племени, которое в далеком прошлом познакомилось с викингами. Последние продали предкам Мансура не только топоры, но и секрет литья высокопрочной стали для их изготовления.
Госпожа и слуга вместе пошли между деревьев в сторону дороги, причем Аделия то и дело спотыкалась, а Мансур шел легко, словно по ровному месту.
- Что это за козий помет? - поинтересовался Мансур.
- Джервейз. Второй, кажется, Джоселин.
- Крестоносцы, - процедил Мансур и сплюнул.
Аделия тоже была невысокого мнения о воинах-паломниках. Салерно располагался на одном из путей в Святую землю и время от времени имел "удовольствие" принимать рыцарей - как идущих на Восток, так и возвращающихся оттуда. Туда ехали энтузиасты, горящие желанием потрудиться во славу Божию, спесивые и понятия не имеющие о том, что их ждет; для них была непостижима гармония, в которой жили в Сицилийском королевстве самые разные племена и народы - евреи, мавры и христиане. Не способные понять и принять действительность, чужаки зачастую вступали с ней в конфликт. Оттуда чаще всего возвращались озлобленные, больные и обнищавшие люди; очень немногие обретали то, к чему стремились, - богатство или духовную благодать.
Аделия знала, что некоторые рыцари вообще не покидали Салерно, отказавшись от намерения воевать в Святой земле. Они жили в городе, пока не кончались деньги. А потом уезжали домой, чтобы примерять лавры "борцов за веру", рассказывать истории о боях и походах и демонстрировать плащи крестоносцев, купленные по дешевке на салернском базаре.
- Ну и напугал ты его, - сказала Аделия. - Хороший бросок.
- Плохой, - возразил араб. - Я промахнулся.
Аделия повернулась к арабу:
- Послушай, Мансур. Мы здесь не для того, чтобы убивать людей.
Аделия замолчала. Она достигла дороги и прямо внизу увидела второго крестоносца, сэра Джоселина, защитника настоятельницы. Рыцарь поймал одну из собак и пристегивал поводок к ее ошейнику, браня стоявшего рядом охотника.
Когда они приблизились, воин поднял голову, улыбнулся, кивнул Мансуру и пожелал Аделии доброго дня.
- Рад вас снова видеть, мадам. Однако здесь не то место, где красивым женщинам следует гулять в одиночестве. Впрочем, как и остальным.
Никакого упоминания об инциденте на вершине холма, лишь тонкий намек - попытка оправдать товарища, не принося извинений напрямую, и одновременно порицание опрометчивости. Но почему Джоселин назвал ее красивой? Разве мужчины обязаны льстить? Если так, то этот рыцарь наверняка пользуется успехом у дам.
Джоселин снял шлем и шапочку. Густые черные волосы были влажными от пота. "Какие у него выразительные синие глаза, - подумала Аделия. - Поразительно, что обладающий высоким положением в обществе мужчина отменно учтив с женщиной-простолюдинкой".
Охотник молча стоял поодаль и угрюмо наблюдал за ними.
Сэр Джоселин поинтересовался самочувствием приора. Указав на Мансура, Аделия ответила, что доктор надеется на выздоровление пациента.
Рыцарь поклонился арабу, и Аделия пришла к выводу, что уже чему-чему, а манерам сэр Джоселин за время крестового похода научился.
- О да, арабская медицина, - произнес рыцарь. - Мы стали уважать ее - те, кто побывал в Святой земле.
- Вы с другом вместе там были? - Аделию заинтриговала разница в поведении двух рыцарей.
- В разное время, - ответил Джоселин. - Довольно странно, мы оба из Кембриджа, а встретились только после возвращения на родину. Восток огромен.
Судя по дорогим сапогам и тяжелому золотому кольцу на пальце, сэр Джоселин преуспел за время странствий на чужбине.
Аделия кивнула и пошла дальше, и только когда они с Мансуром отошли достаточно далеко, она вспомнила, что ей следовало поблагодарить рыцаря. Но через несколько секунд салернка напрочь забыла о сэре Джоселине и его опасном товарище. Аделия вновь превратилась в доктора, и все ее мысли занимал пациент.
Когда приор в прекрасном расположении духа вернулся в лагерь у дороги, то обнаружил, что женщина уже пришла и сидит у затухающего костра, а сарацин укладывает вещи в повозку и запрягает мулов.
Жоффре боялся встречи. Такой солидный и влиятельный человек, как он, лежал полуобнаженный, хныкающий от страха, перед этой женщиной, и в тот момент вся его солидность и влиятельность гроша медного не стоили.
Только чувство признательности и ясное понимание того, что без ее помощи он бы умер, удержали приора от малодушного бегства. Настоятель монастыря не мог уехать незаметно, не поговорив с ней.
Услышав шаги, Аделия подняла голову.
- Вы помочились?
- Да, - коротко ответил он.
- Без болей?
- Угу.
- Хорошо, - заключила она.
И тут приор вспомнил один случай. К воротам аббатства пришла нищенка, бродяжка, у которой начались схватки, и заведовавшему монастырским лазаретом брату Тео пришлось принимать роды. На следующее утро приор с братом Тео отправились навестить мать и новорожденное дитя. Жоффре гадал, кто из них испытывает больший стыд - женщина, явившая мужчине самые интимные органы, или монах, которому пришлось иметь с ними дело.
Ни один из них вообще не испытывал стыда. И никакого смущения. Они смотрели друг на друга с гордостью.
То же самое было и теперь. В сверкающих карих глазах, направленных на него, не было ни намека на похоть. Приор почувствовал себя боевым соратником Аделии - возможно, младшим по званию. Они вместе сражались против врага и победили.
Не меньше, чем за избавление от страданий, приор был благодарен доктору за это чувство. Он бросился к женщине и, целуя руку, прошептал:
- Puella mirabile, удивительная женщина.
Будь Аделия импульсивна, она бы непременно обняла приора. Она давно не занималась общей медицинской практикой и уже начала забывать, какое это невероятное удовольствие - видеть человека, излеченного твоими руками. Как бы там ни было, приора необходимо предупредить о возможном развитии болезни.
- Не более удивительная, чем все случившееся с нами, - ответила салернка. - Подобное может повториться.
- Проклятие! - не сдержался приор. - Проклятие, проклятие! - Здесь он спохватился: - Прошу прощения, доктор.
Взяв приора за руку, Аделия усадила его на бревно, а сама устроилась на траве, поджав под себя ноги.
- У мужчин есть железа, соединенная с детородным органом, - начала Аделия. - Она окружает ту часть мочевого пузыря, от которой отходит мочеиспускательный канал. Полагаю, у вас данная железа увеличена. Вчера она сдавила уретру с такой силой, что мочевой пузырь мог лопнуть.
- Что же мне делать? - спросил приор.
- Вам следует научиться облегчать мочевой пузырь - если такая необходимость возникнет - так, как это сделала я. Используя тростинку в качестве катетера.
- Катетера? - Она применила греческое слово вместо простого "трубка".
- Вам следует потренироваться. Я могу помочь.
"Боже милостивый, - подумал приор, - она действительно будет помогать. Для нее это всего лишь медицинская процедура. Я обсуждаю подобные вещи с женщиной!"
По пути из Кентербери приор ее едва замечал и воспринимал как одну из группы оборванцев. Сейчас он вспомнил, что во время остановок на постоялых дворах Аделия не оставалась в повозке с мужчинами, а вместе с монахинями ночевала на женской половине гостиниц.
Прошлой ночью, когда Аделия, хмурясь, осматривала его гениталии, она была похожа на добросовестного переписчика, сосредоточившегося над непонятным манускриптом. И в это утро ее профессионализм позволил им подняться над мутными водами пошлости. И все же Аделия была женщиной, простой и открытой, как ее речь. Женщиной, которая растворялась в толпе, казалась заурядным существом, серой мышкой. Теперь лекарка полностью занимала мысли приора Жоффре, и положение спасительницы казалось ему несправедливым. У Аделии были мелкие, но правильные черты лица. Укутанное плотным плащом тело было миниатюрным, но изящным. Слегка смуглая кожа покрыта светлым пушком, как это бывает у выходцев из Северной Италии и Греции. Белые зубы. Волос не видно - голова покрыта шапочкой с опушенными до ушей полями. Сколько ей лет? Еще молодая.
Солнце освещало лицо, на котором ясно читалось преобладание разума над чувствами, проницательности над женственностью. Ни намека на фальшь или неискренность. Приходилось признать, что она чиста, как выскобленная стиральная доска. С Аделии можно писать образ Девы - настолько невинным и искренним было это создание.
Аделия же смотрела на приора и думала о том, что он слишком тучен, как и большинство высокопоставленных иерархов церкви. Но в данном случае обжорство не являлось компенсацией отсутствующей половой жизни. Приор вовсе не расценивал женщин как гарпий или соблазнительниц. Аделия сразу поняла, что настоятелю не чужды утехи любви, что он не изнуряет плоть и не склонен смирять ее розгами. Наверняка у приора есть близкая женщина, подруга, тихо живущая рядом с ним. Этот слуга Божий был способен прощать мелкие прегрешения, в том числе и свои собственные. Конечно, Аделия его заинтересовала - как и всех мужчин, которые удосужились ее заметить.
Выглядел приор Жоффре прекрасно, и Аделия почувствовала некоторое раздражение. Она всю ночь провела у его ложа, и теперь он обязан прислушаться к совету.
- Вы слышите меня?
- Простите, мадам? - Приор выпрямился.
- Я могу показать, как пользоваться катетером. Процедура несложная.
- Полагаю, мадам, придется подождать, пока возникнет необходимость.
- Очень хорошо. Кстати, у вас избыточный вес. Следует делать больше физических упражнений и меньше есть.
Уязвленный настоятель заявил:
- Я охочусь каждую неделю.
- Верхом на коне. Вы должны следовать за собаками пешком.
Командует, подумал приор Жоффре. И она приехала из Салерно? У него был опыт общения с сицилийскими женщинами - краткий, но незабываемый, напоминавший скачку на чистокровных арабских скакунах. Темные глаза улыбаются ему поверх вуали… прикосновение пальцев с накрашенными хной ногтями… Речь мягкая, как их кожа, а запах…
Страсти Христовы, подумала Аделия, и почему они придают такое значение мишуре?
- Меня это не волнует, - резко сказала она.
- А?
Она недовольно пожала плечами:
- По вашему мнению, господин приор, женщина, пусть даже и доктор, должна выглядеть более импозантно. Не вы один так думаете. - Салернка посмотрела ему в глаза. - Если вам нужна внешняя красота, идите к кому-нибудь другому. Поверните за тот камень. - Аделия указала пальцем на ближайший валун. - И вы встретите шарлатана, который затуманит вам мозги благоприятным расположением Меркурия и Венеры, расскажет о будущем и продаст подкрашенную воду за один золотой. Я же говорю только правду.
Уверенная ясность ее речи застала приора Жоффре врасплох. В конце концов, Аделия не водопроводчик, которого вызвали починить прорвавшую трубу. Практичность все же не должна идти вразрез с учтивостью.
- Вы всегда так прямолинейны с пациентами? - спросил он.
- Обычно мне не хватает выдержки, - ответила Аделия.
- Не удивлен.
Женщина рассмеялась.
Восхитительна, думал приор, любуясь ею. Ему вспомнился Гораций: "Dulce ridentem Lalagen amabo". - "Полюблю Лалагу, радостно смеющуюся". Смех сразу сделал молодую женщину уязвимой и невинной, и он до такой степени не сочетался с жесткой нотацией, прочитанной незадолго до этого, что приора переполнило чувство… отеческой нежности. "Я должен ее защитить", - решил приор.
Аделия протянула ему листок.
- Я прописала вам диету.
- Бог мой, бумага! - удивился приор. - Где вы ее достали?
- Арабы знают секрет ее изготовления.
Настоятель взглянул на лист и с трудом разобрал ужасный почерк.
- Вода? Кипяченая вода? Восемь чашек в день? Мадам, вы моей смерти хотите? Поэт Гораций говорил, что от людей, пьющих воду, нельзя ожидать ничего стоящего.
- Обратитесь к Марциалу, - возразила Аделия. - Он прожил дольше. Non est vivere, sed valere vita est. Жить - это не только оставаться живым, но и быть здоровым.
Приор потрясенно покачал головой. Потом робко спросил:
- Как вас зовут?
- Везувия Аделия Рахиль Ортез Агилар. Или, если желаете, просто доктор - так в Салерно называют женщин, получивших профессорское звание.
- Везувия? Красивое имя, очень необычное.
- Аделия, - возразила она. - Просто меня нашли на Везувии.
Врачевательница протянула руку, словно хотела коснуться его ладони. У приора перехватило дыхание.
Но она взяла его запястье, положив большой палец сверху и прижав остальные к основанию ладони. У нее были коротко стриженные чистые ногти.
- Меня ребенком оставили на склоне вулкана. В глиняной посудине. - Аделия говорила отстраненно, и приор видел, что женщина не рассказывает, а просто старается отвлечь и успокоить его, пока слушает пульс. - Два доктора, которые нашли и вырастили меня, считали, что я гречанка, потому что именно греки бросают нежеланных младенцев женского пола.
Отпустив запястье приора, лекарка покачала головой.
- Учащенный, - сообщила она. - Вам действительно необходимо сбросить вес.
Невероятные события, произошедшие за последние часы, вызвали у настоятеля легкое головокружение. Бедная… Вдали от привычной обстановки Аделия уязвима, как улитка без раковины.
- Вас вырастили двое мужчин?
Аделия обиделась, словно Жоффре намекнул на ущербность подобного воспитания.
- Они были женаты, - сказала строго салернка. - Моя приемная мать - тоже доктор. Христианка, уроженка Салерно.
- А приемный отец?
- Еврей.
Ну вот, опять. И почему они, не задумываясь, признаются в этом?
- Значит, вы воспитаны в иудейской вере? - Для приора это имело значение. Аделия стала его факелом, и он не мог допустить, чтобы тот преждевременно сгорел.
- Я верю только в то, что доказано, - сообщила Аделия.
Прелат был ошеломлен.
- Вы не верите в сотворение мира и замысел Божий?
- Творение, конечно, имело место. А вот насчет замысла я ничего не знаю.
"Боже мой, - думал приор, - помилуй ее и прости. Она нужна мне, хоть и не ведает, что говорит".
Аделия поднялась. Евнух уже развернул повозку и был готов отправиться в путь. Показался Симон.
Поскольку даже отступнику положено платить (а Аделию он полюбил всем сердцем), приор сказал:
- Госпожа Аделия, я ваш должник. Одно слово - и с Божьей помощью я выполню любое пожелание.
Врачевательница повернулась и оценивающе посмотрела на приора. Светлый взгляд, пытливый ум, врожденная доброта. Жоффре ей понравился. Но как профессионала ее привлекало лишь тело - не сегодня, конечно, но когда-нибудь… Железа, ограничивающая функцию мочевого пузыря. Взвесить бы ее, сравнить…
Симону уже был знаком этот взгляд Аделии. Ее интересует только медицина, сейчас салернка попросит его тело - само собой, после смерти. Он бросился к ним.
- Милорд, - заспешил Симон, - убедите настоятельницу позволить доктору взглянуть на останки маленького святого Петра. Возможно, Аделия прольет свет на обстоятельства его смерти.
- Правда? - Приор Жоффре внимательно посмотрел на Везувию Аделию Рахиль Ортез Агилар. - И как же?
- Я доктор мертвых, - ответила она.