Несколько учеников окружили мастера со всех сторон и внимательно его слушали. Остальные собрались кучкой в стороне и обменивались добрыми словами о покойном. Когда я подошла ко второй группе, то заметила, что Тито, как и я, стоит в стороне от остальных.
От меня не скрылось, что он метнул в мою сторону быстрый взгляд.
При таких обстоятельствах я, конечно, не ожидала увидеть на лице Тито его обычную добродушную улыбку, и все-таки что-то в его выражении меня озадачило. Ибо мне привиделось не столько великое горе, сколько нетерпение, а в черных глазах читалась злость, а не скорбь. Хотя они с Константином не были особенно близки, в последние дни я нередко видела их вместе. Когда Тито заметил, что я перехватила его взгляд, лицо его потемнело и на мгновение мне показалось, что в нем идет некая внутренняя борьба. Впрочем, в следующий миг он быстро убрал упавшие на лоб волосы и подошел ближе к мастеру.
Я нахмурилась и последовала его примеру. Тито, как и все остальные, переживает смерть Константина, сказала я себе и взяла за руки Витторио и Паоло. Просто Тито из той породы людей, которые в трудные минуты скорее злятся, чем печалятся.
Вскоре мастер покинул нас, дав наставление закончить вечерние задания до наступления ночи. В сложившихся обстоятельствах, подобное требование могло показаться чересчур строгим. Однако все понимали, что Леонардо хочет занять наш ум и руки, чтобы мы не слишком предавались горю.
После того, как было вычищено последнее грязное пятно и соскоблены последние нити паутины, мы собрались возле очага, где слабо теплился огонь. Обычно именно Константин поздно вечером зажигал огарки свечей, чтобы мы могли провести при свете около часа, прежде чем отправиться спать. Судя по всему, сегодня никто не пожелал взять на себя эту роль, и никто не был расположен к веселью. Со всеобщего молчаливого согласия в этот вечер мы отказались от привычного ритуала и отправились на покой раньше обычного.
Впрочем, это касалось всех остальных. Я же тайком выскользнула из мастерской и, дрожа от холода, направилась к личным покоям Леонардо в поисках отца.
Глава 7
…такой механизм, созданный человеком, отличен от птицы лишь тем, что не живет ее жизнью.
Леонардо да Винчи. Атлантический кодекс
Постучав в дверь, я сразу с облегчением поняла, что Леонардо там нет. Мне оставалось лишь гадать, где он находится, хотя и подозревала, что его отсутствие каким-то образом связано с дневными событиями.
Вместо него меня провел в комнату отец. До моего прихода он явно над чем-то трудился за столом мастера, о чем свидетельствовали несколько оплывших свечных огарков. Здесь же находилась и модель летательной машины, и листки бумаги, на которых рукой отца были сделаны какие-то записи. По всей видимости, они имели отношение к испытаниям, которые утром он проводил вместе с Леонардо. Посмотрев на бумаги, я с удивлением заметила, что часть записей имеет поразительное сходство с записями из тетрадки Леонардо… правда, за исключением того, что мастер писал зеркально - справа налево.
Отец жестом указал мне на скамью и сам сел рядом.
Я прислонилась к его плечу. Мне тотчас вспомнились слова Константина о его отце: что он-де отдал бы десяток лет жизни за то, чтобы хотя бы разок посидеть с ним рядом.
Твое желание исполнилось, подумала я и улыбнулась, представив себе, как два человека сидят где-то на небесах за столом и разговаривают о том, что произошло с тех пор, как они виделись в последний раз.
Отец, должно быть, услышал мой печальный вздох и нежно обнял меня за плечи.
- Твой друг Константин был замечательным юношей, - заметил он, - а также талантливым художником. Как жаль, что мне не представилась возможность лучше познакомиться с ним! Но я скажу тебе, что синьор Леонардо высоко отзывался о нем.
Отец помолчал, затем повернулся и посмотрел мне в глаза.
- Поверь мне, этот трагический случай глубоко опечалил твоего учителя. Но ты не беспокойся, Дельфина. Насколько я понимаю, сейчас он занимается тем, что в данный момент считает более всего нужным.
- Но ведь он не считает, что Константин предал его?
- Твой учитель - умный человек. Он не настолько наивен, чтобы полагать, что никто не способен устоять перед искушением. Для кого-то таким искушением могут стать деньги, для кого-то - более престижный пост.
Я было раскрыла рот, чтобы возразить ему. Заметив это, отец поспешил добавить:
- Нет, я не думаю, что твой учитель подозревает юношу в предательстве.
С этими словами отец встал и принялся расхаживать по тесной комнате, поглаживая аккуратно подстриженную бороду. Неожиданно меня поразило его внешнее сходство с Леонардо. Впрочем, смотри я на него более критическим взглядом, я нашла бы черты его лица скорее приятными, нежели красивыми, а осанку - скорее твердой, нежели благородной. Встань они рядом, их было бы трудно спутать, и все же между ними имелось некое неуловимое сходство, как между старшим и младшим братом, и Леонардо был привлекательнее, чем отец.
Пока эти пустые мысли мелькали в моей голове, отец перестал ходить и остановился, как будто принял какое-то решение. Когда же он заговорил, оказалось, что я не ошиблась в своем предположении.
- Сегодня я много размышлял по этому поводу, - задумчиво произнес он. - Боюсь, что своим изобретением синьор Леонардо неосторожно распахнул врата зла. Идея полетов человека над землей подобно птице противоестественна и противоречит здравому смыслу. Уверен, из этого не выйдет ничего хорошего. Если только ваш герцог получит в руки такую мощь, он самым жестоким образом обрушит ее и на врагов, и на друзей.
Немного помолчав, отец заговорил снова:
- Я, конечно, выполню мои обязательства перед твоим учителем и продолжу работу над летательной машиной. Но как только я завершу мою часть работы, я соберу свои инструменты и покину Милан, чтобы не быть свидетелем того, что произойдет в будущем. Думаю, что будет лучше, если ты уедешь вместе со мной.
Я вскочила на ноги и растерянно посмотрела на него.
- Отец, ты не можешь заставить меня бросить учебу! То, что случилось с Константином, это ужасно, но мастер непременно выяснит, кто его убил. Мне не нужно уезжать из Милана.
- Ты не понимаешь, дитя мое, - возразил отец, и лицо его приняло суровое выражение. - Мое решение никак не связано со смертью твоего несчастного друга. Синьор Леонардо сказал, что герцог намеревается использовать летательную машину в войне с соседями. Одна провинция падет за другой под натиском Моро и его новообретённой военной мощи. Так бывает всегда, потому что герцогства не могут не ссориться как дети. Боюсь, что на этот раз все будет по-другому, гораздо серьезнее.
- Я не понимаю тебя, отец. В чем же разница?
- Если Лодовико существенно укрепит свою мощь, то тем самым навлечет на Милан гнев Рима, - последовал ответ. - Флорентийские Медичи непременно поддержат папу, как и все другие герцоги, над которыми Лодовико Сфорца не имеет власти. Неминуемая война будет кровопролитной, и я не допущу, чтобы моя дочь осталась здесь, подвергая опасности свою жизнь.
В его голосе прозвучала такая решимость, что я не смогла ничего возразить. По правде говоря, я полагала, что отец прав, и что может произойти ужасное, если Лодовико действительно получит власть над небом. Но разве я смогу бросить в опасности Леонардо и моих товарищей подмастерьев?
Не желая вступать в спор, я отделалась кивком, а затем, чтобы сменить тему разговора, принялась рассказывать отцу о новых фресках, которые вскоре появятся на стенах капеллы семейства Сфорца. При этом я сознательно ничего не стала говорить о набросках мастера, на которых Спаситель был изображен в далеких восточных странах, парящим над толпой людей. Я знала, что мой набожный отец может посчитать их еретическими и по этой причине откажется сотрудничать с Леонардо и поспешит покинуть Милан прямо сейчас.
Спустя короткое время я поцеловала отца в щеку и отправилась обратно. Леонардо еще не вернулся, и я предположила, что он бродит где-то до рассвета, как то было в его привычках. Я же предпочитала ночным прогулкам спокойный сон в уютной постели. Под покровом ночной темноты - в очаге догорали последние искры - я неслышно проскользнула в мастерскую.
Стараясь ступать осторожно по лабиринту столов и скамеек, я вскоре добралась до бывшей кладовой, которая теперь служила спальней для учеников Леонардо. Она протянулась по всей длине мастерской, имела только один вход и скорее напоминала длинный коридор; по обеим сторонам этого узкого помещения имелся с десяток небольших ниш, в которых некогда хранились бочки и ящики. Теперь же в этих нишах стояли узкие койки и сундучки, в которых хранились личные вещи подмастерьев.
Хотя это и покажется странным, но место для хранения бочек и ящиков оказалось вполне подходящим, чтобы разместить здесь два десятка молодых людей. По правде говоря, наше жилье было едва ли не роскошным, по сравнению с теми условиями, в которых жили остальные обитатели замка. Для нас в мастерской оказалось достаточно места, и каждый даже получил некое подобие отдельной спальни, тогда как большая часть других подмастерьев и слуг спали по двое-трое на одной кровати. Это при условии, что у них имелась кровать, а не просто охапка соломы или брошенные на каменный пол одеяла.
Конечно, кровати наши торчали из ниш, оставляя лишь узкий проход между двумя рядами спальных мест, так что было легко ударить кого-то из спящих по ногам. И все же, нам казалось, будто у нас у всех есть отдельные опочивальни - великая роскошь для молодых людей нашего скромного общественного положения.
Более того, именно относительная уединенность наших спален позволяла мне уже много месяцев скрывать под мужским платьем свой истинный пол. Каждое утро перед рассветом я тайком надевала корсет, позволявший скрыть мои женственные округлости перед тем, как натянуть на себя тунику. Каждую ночь я совершала прямо противоположный ритуал, под покровом темноты снимая корсет. Вряд ли бы мне удалось так долго продолжать мой маскарад, если бы мне пришлось спать с кем-то вместе на одной кровати.
Забравшись под тоненькое шерстяное одеяло, я быстро развязала тесемки корсета и, стянув его с себя, спрятала под подушку. После этого я облегченно вздохнула. Как я и ожидала, сон никак не шел.
Впрочем, я была не единственной, кто ворочался в эту ночь без сна. Мне были слышны звуки, долетавшие с других коек, - сдавленные вздохи и стоны, невнятное бормотание. Пользуясь темнотой, я дала волю слезам по моему убитому другу. Выплакавшись, я посмотрела на узкие окна, прорезанные высоко под потолком.
Сквозь них в комнату проникали лучи лунного света, заглядывая то в одно окно, то в другое. Я не смела закрыть глаз, опасаясь, что представлю себе Константина. Мне также не хотелось спать из тех же самых опасений - я боялась увидеть его смерть. Я долго, наверно несколько часов продолжала бороться со сном. По всей видимости, эту битву я проиграла, потому что какое-то время спустя рывком пробудилась, почувствовав, что рядом с моей койкой кто-то стоит.
Моя первая мысль была такова - это мастер. В недавнем прошлом, когда мы с ним занимались разгадкой таинственных убийств, он часто будил меня среди ночи, и мы вместе отправлялись на какое-нибудь секретное задание. Однако тень, нависшая надо мной, принадлежала другому человеку. С первого взгляда я не могла узнать, кто это такой.
Мне неожиданно вспомнилась фигура в плаще. Неужели это убийца Константина? Неужели он нашел меня здесь, среди спящих учеников и вознамерился умертвить?
Однако прежде чем я успела окончательно впасть в панику, незнакомец тихо проговорил:
- Дино, ты не спишь?
- Тито? Ты? - ответила я неуверенным шепотом, узнав знакомый голос. - Уже поздно. Что ты хочешь?
- Я должен поговорить с тобой.
В тоне моего товарища слышалась странная настойчивость. В лунном свете, падавшем сквозь узкие окна, я увидела его рябое лицо. В эти минуты губы Тито не были, как обычно, растянуты в улыбке, а сурово поджаты. Мне вспомнилось, как он отозвался на известие о смерти Константина, принесенное Леонардо. Меня это очень удивило, но сейчас его поведение показалось мне еще более странным.
Я села в кровати. В свое время Тито исполнял мою роль - помогал Леонардо в его тайных делах и выполнял интимные поручения. Возможно, ему что-то известно о недавних событиях, о которых я пока еще ничего не знаю. Возможно, отсутствие мастера поздним вечером свидетельствует о чем-то более зловещем, нежели мне хотелось бы думать.
- Что случилось? - спросила я шепотом, лишь бы не показать Тито мое волнение.
Юноша покачал головой.
- Ничего не случилось… То есть, пока ничего.
Его шепот сделался еще тише, и мне пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его последующие слова.
- Прошу тебя, Дино, давай выйдем наружу. Ненадолго, умоляю тебя. Я… я должен тебе кое в чем признаться. Рассказать об убийстве Константина.
- Убийстве Константина?
Набросив на плечи одеяло, - не рискнув надевать под тунику корсет, - я поспешила вслед за Тито из темной мастерской. Судя по тому, что очаг давно погас, а также по углу падения лунных лучей, было далеко за полночь. Никто из учеников так и не проснулся. Когда мы вышли из мастерской на холодный ночной воздух, я нигде поблизости не увидела света в окнах.
Мое сердце стучало в груди как кузнечный молот, когда я следом за Тито прошла через внутренний двор. Неужели это он убил Константина? Но зачем? Этого я никак не могла понять. Как не могла взять в толк, где Тито мог найти арбалет для того, чтобы совершить это злодеяние. Неужели он сумел украсть его из оружейной палаты?
Я еле сдержалась, чтобы не простонать. Боже праведный, почему он выбрал именно меня, чтобы исповедаться в страшном грехе? Меня, а не мастера? А что произойдет после того, как он сделает признание? Отправится смиренно к стражникам, охраняющим ворота, и сдастся в руки правосудия? Или же убьет меня, как только облегчит душу раскаянием?
Я посмотрела на зубцы, что тянулись по верху окружавших замок стен: стражники несут там службу днем и ночью. С учетом политической обстановки последнего времени, их количество скорее всего было удвоено. Если я позову на помощь, то в ночной тиши мой крик непременно будет услышан. Но главный вопрос заключался в другом - успеют ли они прийти мне на помощь и спасти мою жизнь?
Тито остановился неподалеку от кухни, где мы ежедневно принимали пищу. Холодный ночной воздух доносил до моего обоняния кислый запах кучи гниющих отбросов. Меня тотчас начало поташнивать.
Сделав над собой усилие, я подавила позывы к рвоте и, повернувшись к моему товарищу, плотнее закуталась в одеяло. Видимо, я совершила великую глупость, последовав за Тито, однако мое желание узнать правду об убийстве Константина перевесило здравый смысл. Кроме того, у него явно не было с собой оружия - арбалет под его туникой я наверняка бы заметила - и еще я быстро бегала, случись мне спасать свою жизнь. Что ж, придется его выслушать, а затем поступать в соответствии с тем, как сложатся обстоятельства.
Между тем Тито прислонился к внешней стене кухни. Не обращая внимания на холод камня и стылый ночной воздух, он принял самоуверенную позу, скрестив на груди руки и слегка откинув назад голову.
Я ждала, когда он заговорит снова, однако он продолжал молчать. Позабыв собственное недавнее беспокойство, я первой нарушила молчание.
- Тито, уже поздно и мне холодно, - с досадой произнесла я. - Быстрее признавайся в преступлении и давай раз и навсегда покончим с этим, - добавила я, чувствуя, что теряю терпение.
Тито удивленно посмотрел на меня.
- В преступлении? Я не убивал Константина, если ты так думаешь! - запротестовал он.
Настала моя очередь удивляться.
- Ничего не понимаю. В чем же ты тогда хочешь признаться, если не в убийстве моего друга?
Тито ничего не ответил и лишь опасливо огляделся по сторонам. Убедившись, что в столь поздний час из кухни никто не вышел, он, наконец, проговорил:
- Я никому не хотел об этом рассказывать, даже мастеру, но моя совесть не дает мне покоя. Вот я и подумал, что если я все расскажу тебе, то…
Он замолчал, сделал глубокий вдох и продолжил:
- Вчера после утренней трапезы я разговаривал с Константином. Мне показалось, что он чем-то расстроен. Если не сказать, напуган… И меня сильно обеспокоило то, что в таком состоянии он находится вот уже несколько дней. Но он отказался рассказать, что его тревожит, как я ни пытался разговорить его. После этого я просто рассердился на него.
Теперь Тито говорил более спокойно.
- Я позволил себе резкий тон и больше не хотел с ним общаться. Впрочем, я не слишком переживал по этому поводу. Я видел, как он направился в сад, где ты со своим отцом помогал учителю. Сам я пошел в капеллу, где мы готовили стены для фресок. Тогда я в последний раз видел Константина живым.
Я печально вздохнула.
- Если только это мучит твою совесть, то ты ни в чем не виноват, - ответила я и сочувственно покачала головой. - Не важно, что последние слова, которые ты сказал ему, были произнесены в гневе, Константин наверняка понял, что ты не желаешь ему плохого, и он знал, что ты настоящий его друг.
- Нет, Дино, будь я его лучшим другом, разве отпустил бы я его тогда одного на встречу со смертью?
Наши взгляды встретились. Тито немного помолчал и заговорил снова.
- Я знаю, его убили не разбойники, как утверждает мастер. Даже не пытайся убедить меня в обратном, - добавил он, заметив, что я собралась возразить. - Знаешь, Дино, я пожалел о своих словах сразу, как только произнес их, и поэтому бросился следом за ним, чтобы извиниться. Я дошел до ворот в сад, когда услышал крики о помощи.
- Тито, ты хочешь сказать, что видел, как все случилось?
Он отрицательно покачал головой, тем самым лишив меня надежды на то, что это преступление когда-либо будет раскрыто.
- Я услышал его крик, но затем, когда никого не увидел поблизости, решил, что мне это должно быть показалось, и подумал, что, пожалуй, стоит его подождать. Через несколько минут я увидел, как ты, учитель и твой отец выбежали из сада. Когда я заметил, что Константина с вами нет, я встревожился. Калитка в сад была закрыта, и мне пришлось забраться на стену, чтобы заглянуть в сад.
Тито снова замолчал и когда заговорил снова, его голос дрогнул.
- Я… я увидел, что Константин лежит на земле, и осознал свою вину. Я знал, что он боится… чего-то или кого-то. Не разозлись я на него и пойди вместе с ним, то, возможно, ничего этого не случилось бы. Или же я хотя бы увидел, кто этот негодяй, поднявший на него руку.
После этих слов вновь наступило молчание. Я тоже ничего не говорила. Теперь мне было понятно, почему Тито так повел себя, когда Леонардо рассказал нам о случившемся. Как и я, он очень горевал об убитом товарище, но, как и я, не удивился словам Леонардо, потому что уже знал, что Константин мертв. Его раздраженный тон отражал борьбу охвативших его чувств, в том числе чувства вины за то, что он сделал или не сделал.
- Послушай меня, Тито. Ты не мог знать, что произойдет, - заверила я его. - Вина лежит исключительно на гнусном убийце, отнявшем у Константина жизнь. Виноват только он и никто другой. Тебе не в чем себя корить.