Густая пена ароматного геля, подгоняемая горячей душевой водой, нехотя сползала по телу женщины. В какой-то момент Валентине Ипполитовне послышался одиночный стук в дверь, словно кто-то задел тонкую перегородку чем-то твердым. Она отвела шипящие пучок струй в сторону. Нет, этого не может быть. Она одна в запертой квартире. Ей показалось.
Мысли вернулись к Лёве Амбарцумову. Как хорошо он разбирается в антиквариате: цены, заводы, клейма. А ведь и в школу он приносил какие-то дефицитные диски, кассеты, плэйеры и продавал их одноклассникам. Его даже шутливо звали – наш Фарцовщик.
На бывшую учительницу нахлынуло волнение. Фарцовщик! Тоже на Ф!
Софья Евсеевна вполне могла запомнить Лёву под таким прозвищем, школьные клички очень живучи. Амбарцумов приходил к ним на квартиру два года назад, и она знает, как он выглядит сейчас. А что, если статуэтки – только хитрая уловка, возможность сбить следствие на ложный путь? Или маленький довесок к основной ценности? Да и стоимость их известна лишь со слов Амбарцумова.
Валентина Ипполитовна отключила душ, ступила на мягкий коврик и потянулась за широким полотенцем. В наступившей тишине она отчетливо услышала в глубине квартиры легкое покашливание. Женщина вздрогнула, судорожно прижала полотенце к груди. Она глядела в запотевшее зеркало и видела там размытый силуэт. Ей показалось, что фон в мутном зеркале темнеет. Холод пробежал по ее спине. На мокром теле мгновенно проявились гусиные пупырышки. Кто-то открывает дверь в ванную!
Она обернулась и обеими руками схватилась за дверную ручку. Полотенце свалилось на пол. Женщина тянула ручку на себя, боясь, что дверь откроется. Многоликий страх, как осьминог, накинулся на нее. Она испугалась за свою жизнь, ужаснулась факту присутствия незнакомца в своей квартире, и боялась оказаться перед ним голой. Через минуту последнее обстоятельство пересилило.
Валентина Ипполитовна накинула халат, туго завязала ремешок, сжала похолодевшими пальцами фен с ручкой, выставив его перед собой словно фантастический пистолет. Что делать? Отсидеться в ванной или подсмотреть, что творится в квартире?
Она прислушалась. Тишина. Шагов и кашля больше не слышно. Лишь капает по эмалированной ванне не полностью закрытый кран. Валентина Ипполитовна осторожно надавила на рукоять дверной защелки. Но дверь не поддалась! Это по-настоящему рассердило женщину.
Страх был отброшен. Она с силой затрясла рукоять и заколошматила в дверь. В квартире раздался звон разбитого стекла и торопливые шаги. Валентина Ипполитовна от возмущения, что кто-то хозяйничает в ее квартире, выкрикнула "Ах, так!" и затормошила хлипкую дверцу с такой силой, что казалось, она вот-вот вывалится вместе с коробкой. От безудержной тряски за дверцей что-то шлепнулось, и она открылась. На полу валялся стул, подпиравший ручку.
Валентина Ипполитовна оказалась в коридоре. И вновь страх парализовал ее тело. Темная квартира показалась неведомым опасным хищником. Учительница собралась с силами, чтобы сделать несколько шагов к выключателю, как вдруг из ее комнаты выскочил человек в капюшоне.
На секунду он замер и повернулся к ней.
27
1963 год. Стэнфорд – Принстон. США.
Молодой преподаватель Стэнфордского университета Пол Коэн ощущал крайнюю степень возбуждения. Его покалывало изнутри, мышцы нервно сжимались, глаза искрили, он не мог усидеть на месте. И тому была весомая причина. Пол первым в мире доказал то, что долгие годы не удавалось никому.
Более тридцати лет назад корифей математической логики Курт Гёдель предсказал, что существуют утверждения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. И вот это мрачное для всех ученых пророчество сбылось. До сегодняшнего дня теорема о неполноте Гёделя оставалась изысканной логической абстракцией, но теперь перед Коэном лежало строгое доказательство, что одну из кардинальных проблем математики, которые великий Гильберт сформулировал на рубеже двадцатого века, невозможно решить.
Это результат являлся новой вехой в истории науки. Однако не слишком радостной. Отныне человечеству придется признать, что в мире есть неразрешимые проблемы. Неразрешимые ни сейчас, ни когда-либо в будущем!
Первым, с кем Пол Коэн решил поделиться своим открытием, был, конечно же, Курт Гёдель. Тот, кто вдохновил молодого математика на кропотливое исследование, должен был получить подтверждение своего гениального предвидения из первых рук.
Пол Коэн поспешил в аэропорт Сан-Франциско. Винтокрылый "Боинг" за несколько часов перенес его с Западного побережья США на Восточное. И вскоре сигарообразное оранжевое такси въехало в известный на весь мир университетский городок Принстон.
Дверь профессорского домика открыла озабоченная жена Гёделя Адель, с которой Пол созвонился из аэропорта. Она предупреждала, что Курт нездоров, но только сейчас Коэн услышал страшный диагноз: паранойя. Курт Гёдель, сохранивший ясный математический ум, маниакально опасался отравления. Он доверял только своей жене.
Долгожданная для Пола Коэна встреча началась и завершилась в одно мгновение. Скрипучая дверь профессорского кабинета приоткрылась, оттуда высунулась сухая ладонь, выхватила рукопись Коэна и тут же исчезла. Ошеломленный Пол не успел даже разглядеть Гёделя. Дверь с шумом захлопнулась. Адель смущенно пожала плечами, давая понять гостю, что на сегодня аудиенция закончилась.
Весь следующий день Пол Коэн пребывал в неведении: поймет пожилой Гёдель его статью или нет? Вечерний звонок Адель развеял его сомнения. Гёдель любезно приглашал Коэна на чаепитие. Учитывая манию профессора, это был совершенно удивительный жест доверия.
Беседа между двумя математиками началась неожиданно.
– А что, если теорема Ферма тоже недоказуема? – задал вопрос Гёдель и тут же рассмеялся сухим смехом, больше похожим на мелкий кашель. – Это многое бы объяснило в ее трехсотлетней истории. Не так ли?
– Я знаю, что с помощью современных электронно-вычислительных машин…
– Сколько месяцев потратили Эйлер и Гаусс впустую! – продолжал смеяться Гёдель. – А Коши? Как бедняга старался. Десять лет – и безрезультатно!
– Благодаря электронно-вычислительным машинам теорему Ферма доказали для всех степеней вплоть до пятисот, – поспешил высказаться Коэн.
– Да хоть до миллиона! – Гёдель оборвал смех и неприязненно спросил: – Разве вы не знаете, что бесконечность всегда больше любого целого числа?
– Конечно, профессор, – кивнул Коэн.
Однако ответ Гёделя не убедил. Он с пугливым недоверием смотрел, как собеседник протягивает руку за чаем, ведь рядом стояла его личная чашка! Дальнейшая беседа не заладилась. Гёдель подозрительно следил за каждым движением Коэна и всё дальше отодвигался от общего столика. К продуктам он больше не притронулся.
– Как вы находите мою работу, профессор? – попытался разрядить гнетущую обстановку Пол Коэн. – Она блестяще подтверждает вашу знаменитую теорему о неполноте.
– Да, – хмуро ответил Гёдель, не поднимая взгляда от стола.
– Не всё в математике можно доказать.
– Не только в математике, – пробурчал пожилой ученый и удалился в свой кабинет.
Хлопнула дверь, со скрежетом провернулся ключ в замке. Подоспевшая Адель постаралась сгладить неловкость.
– Вы ему очень понравились, Пол.
Коэн растерянно улыбался.
Слова маститого ученого о теореме Ферма надолго врезались в память молодого Пола Коэна. А вдруг, эта теорема действительно недоказуема, и тысячи математиков сотни лет напрасно бьются над ее решением? А если гениальный Ферма это знал? Тогда Великая теорема превращается в самый грандиозный розыгрыш тысячелетия! Ученые, не покладая сил, стремятся достичь невозможного. Они спешат к оазису, который неизменно оказывается миражом! И конца этой драме не видно.
Годы спустя, когда с помощью быстродействующих ЭВМ было показано, что теорема Ферма справедлива для всех степеней вплоть до миллиона, Коэн продолжал убеждать коллег, что это нисколько не приблизило ученый мир к полному доказательству. В миллионе всего шесть нулей, а в числе гугол – сто. Гугол превосходит количество всех микрочастиц в известной нам части вселенной. А число гуголоплекс, десять в степени гугол, невозможно записать, если всю материю вселенной превратить в бумагу и чернила. Но даже гуголоплекс ничто по сравнению с бесконечностью. Всегда существует вероятность, что есть некое еще большее число, при котором Великая теорема неверна.
С ним, конечно, соглашались. Скептики искали неуловимый контрпример, опровергающий утверждение Ферма. А математики-оптимисты вступали в битву за полное доказательство, не допуская мысли, что Великая теорема Ферма, возможно, попадает в категорию неразрешимых проблем человечества, предсказанных Гёделем.
Сам Курт Гёдель, принимавший пищу только из рук жены, скончался вскоре после ее смерти от недоедания.
28
Зловещий вид грабителя в собственной квартире заставил женщину окаменеть. Она даже не могла крикнуть, чтобы позвать на помощь.
Но встреча продлилась лишь мгновение. Незнакомец метнулся к входной двери, распахнул ее и с топотом ссыпался вниз по лестнице.
Валентина Ипполитовна привалилась к стене и некоторое время с трудом переводила дух. Через пару минут она осторожно заглянула в свою комнату и включила верхний свет. На полу среди бумаг валялась настольная лампа. Осколки разбитого плафона разлетелись по углам комнаты. Все ящики стола были выдвинуты, их содержимое переворошено.
Закрыв входную дверь на цепочку, чего никогда ранее не делала, Валентина Ипполитовна вернулась в комнату и навела порядок. Вскоре ей стало ясно, что непрошенный гость похитил все рукописи Данина и старую книжку о теореме Ферма.
Учительница задумчиво опустилась в кресло и прошептала:
– Все-таки дело в Великой теореме.
Она подумала, что предсмертная буква Ф перевешивает какую-то сомнительную отмычку. Не зря она беседовала с бывшими коллегами Данина и демонстрировала им его рукописи. Кто-то клюнул на ее приманку. И этот кто-то виновен в убийстве матери Константина. Теперь она знает, что его зовут на букву Ф, и он кашляет.
Она вспомнила сутулую фигуру Фищука. По комплекции он похож на того, кто промелькнул в коридоре. И свитер на нем был с высоким воротом. Фищук стремился прикрыть горло от простуды!
Валентина Ипполитовна схватилась за телефонную трубку. Первым ее желанием было позвонить Виктору Стрельникову и попросить срочно навестить Михаила Фищука. Но, вспомнив самоуверенный тон старшего лейтенанта, его нежелание продолжать беспочвенные разговоры о теореме Ферма, учительница набрала домашний номер Татьяны Архангельской.
– Танечка, добрый вечер. Я не поздно?
– Ну, что вы, Валентина Ипполитовна.
– Мне нужен домашний телефон Михаила Фищука.
– А что случилось? – уловив тревогу в голосе учительницы, поинтересовалась Татьяна.
– Потом расскажу. Мне нужно срочно проверить, дома он или нет.
– Я не знаю его домашний. Мы с ним почти не общаемся.
– Спроси, пожалуйста, Феликса.
– А его еще нет. Бизнесмен – самая вредная профессия. У них совершенно ненормированный рабочий день. Может явиться за полночь, а чуть свет уже умотать, – горько пошутила Татьяна. – Мне кажется, у меня где-то лежал список мобильных телефонов сотрудников института. Я поищу?
– Да, я подожду.
"Как же узнать, где он? – терялась в догадках Валентина Ипполитовна. – Если он дома, то у него стопроцентное алиби. Ох уж эти современные электронные штучки. Они только помогают преступникам".
– Нашла! – появился в трубке радостный голос Архангельской. – Диктую.
Валентина Ипполитовна записала номер, однако попросила:
– Таня, будет лучше, если ты сама ему позвонишь.
– А что я ему скажу?
– Скажи, пусть срочно переключит телевизор на пятый канал. Там про ваш институт показывают.
– Да? Я сейчас тоже включу.
– Нет. Танечка, ты сначала позвони, а трубку городского не клади. Я тебя очень прошу.
В динамике отчетливо брякнуло – трубку опустили на столешницу. В отдалении, словно из-за стены, послышался голос Татьяны. Потом она вернулась к телефону и потерянно сообщила:
– Я дозвонилась и сказала всё, что вы просили.
– И что он?
– Ответил, что ему это не интересно и отключился.
– А ты слышала какой-нибудь фон?
– По-моему нет.
– Может, он шел по улице или ехал в машине?
– Я не прислушивалась. Мы очень коротко поговорили. Но голос его звучал четко. Что случилось, Валентина Ипполитовна? Зачем мы ему звонили?
– Это мои старческие причуды, – раздосадовано ответила Вишневская. – Не обращай внимания.
– По какому каналу передача о нашем институте? По пятому?
– Уже закончилась. Это был короткий репортаж.
Вишневская распрощалась с бывшей ученицей и задумалась. Михаила Фищука проверить не удалось, но она теперь знает, что Феликс Базилевич отсутствовал дома. А как у него со здоровьем? Валентина Ипполитовна нажала кнопку повтора номера на телефонном аппарате.
– Это опять я, Танечка. Забыла посоветоваться, чем лучше лечить простуду? Если мучает кашель.
– Ой, да зайдите в аптеку, там порекомендуют. Сейчас много разных таблеток.
– А ты, что покупаешь?
– Мне помогает "Коделак". Недавно принимала.
– И Феликсу он подходит?
– Он предпочитает чай с медом и коньяком. Причем чай и коньяк в одинаковых пропорциях. Сегодня специально для него свежий мед купила.
– Неужели в теплой Испании простудился?
– Это летом там тепло. А сейчас октябрь. Сунулся в море, вот и покашливает.
– Сильно?
– Да так, слегка. Вот сегодня выпьет ударную дозу, глядишь, к утру и пройдет.
– Мне такой способ вряд ли осилить. Попробую "Коделак". Спокойной ночи, Танечка. Извини за беспокойство.
Учительница медленно опустила трубку. Итак, Феликса не только нет дома, у него еще и кашель.
Ей вспомнилось вчерашнее посещение больного Ефима Здановского. Кашлял ли он во время встречи, она не помнит. А вот что жена назвала его Фимой – это точно! Тоже на букву Ф! Как же она об этом сразу не догадалась.
Валентина Ипполитовна откопала в сумочке листок с телефоном Здановского. Он вчера его записал и просил звонить в случае необходимости. Учительница математики, чувствуя себя заправским сыщиком, уверенно набрала домашний телефон Здановского.
– Алло. Ефим Аркадьевич? – спросила Вишневская в ответ на неразборчивое бурчание.
– Да. Это я. Добрый вечер, Валентина Ипполитовна.
– Ой! Узнали. А я нашла вашу записку с телефоном, хотела переписать в записную книжку, а потом засомневалась. Вы это или не вы. Такой почерк неразборчивый.
– Это я, Валентина Ипполитовна. Вы хотели попросить меня помочь разобраться с рукописями?
– Пока рано. Я сначала сама всё рассортирую. Да и Константина завтра отпустят.
– Данина выпускают?
– Он же не виновен. Там какого-то вора-домушника нашли. Говорят, он – убийца.
– Я так и думал. Данин все-таки математик.
"Вчера вы говорили о нем совсем по-другому", – припомнила Вишневская и решила уточнить важный момент.
– Константин переживет этот ужасный стресс, а вот его маму уже не вернуть. Вы ее знали?
– Немного, – коротко ответил Здановский и замолчал.
– Извините за беспокойство, Ефим Аркадьевич. Теперь я навела порядок в записной книжке. Вы, кстати, выздоровели?
– На работу вышел.
– А у меня кашель вчера объявился. Не от вас ли заразилась?
– Я вас к себе не звал. Да и не кашляю я уже.
"Действительно, ни разу не кашлянул. И находится дома".
– Я пошутила. – Вишневская кашлянула и попрощалась.
Положив трубку, она взглянула на часы.
"А ведь он мог успеть дойти до своей квартиры, пока я прибиралась в комнате и разговаривала с Татьяной. Проживает Здановский совсем недалеко", – подумала Валентина Ипполитовна и пригорюнилась.
Однозначный вывод о загадочной букве Ф сделать не получалось.
29
Наутро после дерзкого визита грабителя Валентина Ипполитовна Вишневская все же решила позвонить Стрельникову. В течение практически бессонной ночи у нее было достаточно времени, чтобы как следует всё обдумать. И вот к каким выводам она пришла.
Проникновение в ее квартиру не могло быть случайным. Оно не походило на обычное ограбление, которое совершается в отсутствии хозяев. В ванной комнате ее дореволюционной квартиры имелось окошко. Квадратный дворик позволял из противоположного парадного разглядеть сквозь занавеску силуэт хозяйки. Кто-то подкараулил удобный момент и заметил, что она зашла в ванную и начала мыться. Шум воды заглушал все звуки из комнаты. Преступник посчитал, что у него достаточно времени на осуществление своего плана.
Какого?
Раз он зашел в кабинет и рылся в бумагах – материальные ценности его не интересовали. Древних карт с обозначением зарытых кладов у нее нет. Остается одно. Кому-то срочно понадобились рукописи Данина, о которых она специально трезвонила весь предыдущий день!
Ее план сработал! Преступник клюнул на приманку!
Но как же она опростоволосилась. Ведь можно было установить обычную видеокамеру в комнате. Договориться с милицией об обработке бумаг несмывающейся краской. А если к этому прибавить профессиональную засаду, то убийство уже было бы раскрыто!
Валентина Ипполитовна не сомневалась, что убийство Софьи Даниной и ограбление ее квартиры – звенья одной цепи. Убийца не получил всего, на что рассчитывал, в бумагах Данина. Прослышал, что часть рукописей Константин передал бывшей учительнице, и пожаловал к ней. Он не хотел ждать. Константина Данина вот-вот выпустят. Зная его характер, от него можно ожидать чего угодно. Он может сжечь свои рукописи или зашифровать их так, что их никто не разгадает.
Преступник проник в ее квартиру без взлома. Значит, как и в первом случае, у него были отмычки. На этом основании в милиции сделали вывод, что действовал профессионал. И даже вычислили какого-то Коршуна. Но вор-рецидивист вряд ли знает особенности характера Данина и тем более не разбирается в математике.
У Валентины Ипполитовны окрепла уверенность, что к ней пожаловал один из бывших коллег Данина, с которыми она встречалась вчера.
Но кто из них?
Женщина по очереди перебирала в памяти каждого, взвешивая имеющиеся против них подозрения.