- Да, но каким образом он, замертво свалившись в сундук, ухитрился закрыть крышку? - насмешливо вскинул бровь Бартоломью. - Ты же помнишь, де Ветерсет сказал, что крышка была опущена. Трудно поверить, что это сделал мертвец.
- Значит, ты подозреваешь, что здесь, в башне, был кто-то еще? - осведомился Майкл. - Но на каком основании ты сделал такое заключение?
- Очевидных оснований для этого нет, - согласился Бартоломью.
Он уселся на скамью, и Майкл опустился рядом, скрестив руки на животе.
- Я думаю, исходя из того, что нам известно, мы можем сделать несколько выводов, - изрек монах. - Итак, вывод первый. Скорее всего, человек спрятался в церкви, выждал, пока ее закроют, и пробрался в башню. Для того чтобы проверить, насколько вероятно это предположение, нам следует поговорить с церковным сторожем. Узнать, насколько тщательно он осматривает храм, прежде чем запереть двери.
- Вывод второй, - подхватил Бартоломью. - Человек, который лежит здесь перед нами, был клерком или монахом и, судя по его грязной одежде, несколько ночей провел под открытым небом. Возможно, он предпринял длительное путешествие; возможно, он несколько ночей подряд бродил вокруг церкви, решая, как и когда проникнуть в башню.
- Вывод третий, - продолжил Майкл. - По твоим словам, на теле нет следов насилия. Из чего следует, что человек скончался от внезапного приступа, вероятно вызванного страхом и напряжением.
Бартоломью кивнул в знак согласия.
- Мы можем сделать и четвертый вывод, - заявил он. - Этому человеку уже приходилось взламывать замки. По крайней мере с теми, что охраняли сундук, он разделался чрезвычайно ловко.
- Странно, что он не использовал инструментов, - заметил Майкл. - Самый опытный взломщик не может обойтись хотя бы без куска железной проволоки или чего-нибудь в этом роде.
Бартоломью подошел к сундуку и пошарил глазами по полу. Никаких инструментов там не было.
- Может статься, перед смертью он успел спрятать инструменты, - предположил врач. - Или же кто-то унес их.
- И мы снова возвращаемся к предположению, что здесь был кто-то еще. Этот кто-то унес инструменты и захлопнул крышку сундука. И тогда, разумеется, убийство - дело его рук, - сказал Майкл.
- Убийство? - переспросил Бартоломью. - Но на теле нет никаких следов, позволяющих говорить о том, что произошло убийство.
Некоторое время оба молчали, размышляя и сопоставляя факты и обстоятельства.
- Да, не забудь о том, что ректор рассказал нам о своем клерке, Николасе из Йорка, - нарушил молчание Бартоломью. - Этот человек внезапно скончался, и смерть его, явившаяся результатом лихорадки, казалась вполне естественной. Но в свете последних событий она начинает вызывать подозрения. За короткое время умерли двое, связанные с университетским архивом. Согласись, странное совпадение.
Бартоломью сдвинул брови и принялся барабанить пальцами по скамье.
Майкл вперил в него пронзительный взгляд.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он.
- Увы, я не в состоянии определить, отчего умер этот человек. И все же я не стал бы утверждать с уверенностью, что смерть его была естественной. Положим, у него вдруг остановилось сердце, он упал в сундук, и крышка захлопнулась сама собой. Но куда исчезли инструменты, без которых взломщик никак не мог обойтись? К тому же, осматривая труп, я не сумел обнаружить признаков, свидетельствующих о внезапной остановке сердца.
- И к чему мы пришли в результате? - вопросил Майкл, которого все эти рассуждения явно начали утомлять. - Монах, лежащий перед нами, не был убит и не умер естественной смертью. Замечательный вывод, ничего не скажешь. Противоречит всем требованиям логики и здравого смысла.
- Полностью с тобой согласен, - пожал плечами Бартоломью. - И все же повторю еще раз - любой телесный недуг, равно как и насилие, оставляет на теле очевидные следы. А здесь их нет.
- Что же мы скажем канцлеру? - спросил Майкл.
Бартоломью закинул голову и устремил рассеянный взор в потолок.
- Мы сообщим ему все, что нам удалось выяснить, - ответил он. - Скажем, что человек этот, скорее всего, бродячий монах. Что у него, судя по всему, был немалый опыт по части взламывания замков. Что умер он от неизвестных причин. И наконец, мы поделимся с канцлером нашим предположением, согласно которому в башне побывал кто-то еще.
- Боюсь, де Ветерсет будет не слишком удовлетворен таким докладом, - изрек Майкл. - Как, впрочем, и епископ.
- А что ты предлагаешь, Майкл? Ввести их обоих в заблуждение? - спросил Бартоломью, изрядно утомленный затянувшимися словопрениями. Прикрыв глаза, он перебирал в уме различные болезни, при которых кожа приобретает желтовато-бледный оттенок.
- Разумеется, мы не будем никого вводить в заблуждение! - с досадой возразил Майкл. - Но нам следует найти убедительное объяснение тому, что здесь произошло!
- Пока что это невозможно, - заявил Бартоломью.
Он устремил сердитый взгляд на Майкла, который в задумчивости грыз ноготь большого пальца. Неожиданно это зрелище навело Бартоломью на новую мысль. Вскочив со скамьи, он приблизился к трупу, наклонился и стал рассматривать крошечный порез на большом пальце покойника. Порез мало чем отличался от обыкновенной царапины; тем не менее это было повреждение кожи. Опустив мертвую руку на пол, Бартоломью задумчиво взглянул на сундук. У него появилась ясная догадка, что именно деревянный ящик послужил причиной смерти. Бартоломью поднялся, дабы осмотреть замки.
Прежде всего он занялся замком, висевшим посередине. Взяв его в руку, он заметил крошечное лезвие, размерами не превосходившее ноготь на его мизинце. Бартоломью достал хирургический нож и осторожно надавил на лезвие. Оно сразу же скользнуло внутрь замка. Стоило убрать нож, и оно выскочило вновь.
Майкл, с любопытством наблюдавший за манипуляциями товарища, протянул руку, чтобы коснуться лезвия.
- Нет! - вскричал Бартоломью и поспешно отвел руку Майкла. - Не трогай эту штуковину ни в коем случае! Полагаю, замок снабжен весьма надежным устройством защиты от взлома, - пояснил он. - Судя по всему, лезвие отравлено.
Канцлер не отводил исполненного ужаса взгляда от замка, который лежал на столе. Крошечное лезвие, покрытое смертельным ядом, высунулось, точно жало змеи.
- Настоящий итальянский замок, - прошептал де Ветерсет.
Взяв в руку перо, он отодвинул замок подальше, словно опасаясь, что тот может наброситься на него. Затем переглянулся с клерком, стоявшим у него за спиной.
- Вы знали о его свойствах? - осведомился Бартоломью. - Знали, что он способен причинить смерть?
Майкл предостерегающе ткнул друга в бок. Глава университета мог счесть подобный вопрос недопустимой дерзостью.
- Разумеется, я ничего не знал! - возмутился де Ветерсет, вышагивавший взад-вперед по комнате. Вид у него был ошеломленный, а взгляд, устремленный на замок, по-прежнему полон ужаса и отвращения. - Я сам множество раз отпирал этот проклятый замок!
Мысль о смертельной опасности, на волосок от которой он находился, так поразила канцлера, что лицо его залила бледность.
- Мастер де Ветерсет, вы уверены, что с тех пор, как вы его в последний раз отпирали, он не был подменен? - спросил Майкл.
Канцлер погрузился в задумчивость. Замок, лежавший на столе, неодолимо притягивал его взор.
- Я не могу утверждать с уверенностью, что это тот самый замок, - произнес наконец де Ветерсет. - Бесспорно, он такого же размера, такого же цвета и такой же формы - иными словами, выглядит в точности так же, как и прежний. И все же я не решился бы заявить под присягой, что замок не подменен. Возможно, именно его я отпирал не далее как вчера; возможно, нет. А вы что скажете, Гилберт?
- По-моему, тот же самый, - заявил клерк, нагнувшись над столом и рассматривая злополучную вещь.
- Ваше мнение, отец Катберт? - обратился Бартоломью к тучному священнику.
Отец Катберт беспомощно развел руками.
- Я священник этой церкви, а башня не имеет ко мне никакого отношения и принадлежит университету. К тому же я небольшой знаток по части замков, тем более отравленных.
- Кто еще имел дело с замком? - спросил Бартоломью.
- Вице-канцлер Эдвард Бакли - единственный человек, помимо меня, которому дозволено отпирать сундук. Даже Гилберт не имеет на это права, - сообщил де Ветерсет. - Что касается ключей, то, кроме меня, они есть лишь у одного человека - епископа. Он хранит их в Илийском соборе. В течение многих лет у нас не возникало надобности пользоваться его связкой.
- Таким образом, вы единственный, в чьем распоряжении находятся ключи, - уточнил Бартоломью. - Скажите, вы когда-нибудь передавали их своему заместителю или кому-нибудь из клерков?
Де Ветерсет потянул за плотную тесьму, висевшую у него на шее.
- Я всегда ношу ключи на груди, - сообщил он. - Снимаю я их лишь для того, чтобы вручить Бакли, который запирает и отпирает сундук в моем присутствии. Так что ключи постоянно у меня под присмотром. И я ни разу, слышите - ни разу не снял их за пределами комнаты, где стоит университетский сундук.
- Но, наверное, вы снимаете их, когда купаетесь? - спросил Бартоломью.
- Купаюсь? - переспросил канцлер, бросив на Бартоломью недоуменный взгляд. - Вы думаете, что я, подобно городской детворе, плескаюсь в реке?
- Нет-нет, я хотел спросить, снимаете ли вы ключи, когда принимаете ванну, - поправился Бартоломью.
- Для того чтобы погрузиться в ванну, необходимо снять с себя всю одежду, - сморщившись от отвращения, процедил канцлер. - Для человека, перешагнувшего пятидесятилетний рубеж, купание в ванне отнюдь не полезно.
Он вскинул руку, заранее отметая все возражения Бартоломью, который слыл убежденным поборником чистоты.
- Мне известны ваши достойные удивления идеи, доктор, однако я ни в коей мере не разделяю их. Не знаю, по какой причине мастер Кенингэм дозволяет вам насаждать столь странные представления среди студентов. Возможно, впрочем, для лечения простолюдинов ваши методы и пригодны. Как бы то ни было, применять их к себе я не собираюсь.
- Перед Господом все люди равны, господин канцлер, - произнес Бартоломью, неприятно пораженный тирадой де Ветерсета.
Майкл предостерегающе кашлянул, но Бартоломью не обратил на это ни малейшего внимания.
- И каждый человек, если он не содержит себя в чистоте, становится уязвим перед недугами, - заключил он.
Де Ветерсет смерил доктора негодующим взглядом.
- Сейчас не время для дебатов по медицинским вопросам, - изрек он. - Я твердо знаю одно - в Библии вовсе не говорится, что всякий, пренебрегающий купанием, падет жертвой болезни. Не говорится там и о том, что люди не должны пить воду из рек, созданных Господом. А до меня дошли слухи, что вы предостерегаете народ от этого. Впрочем, оставим данную тему. Нам необходимо обсудить более важные дела.
Бартоломью погрузился в молчание. Убеждения, которым он неукоснительно следовал в своей практике, казались дикими не только людям несведущим, но и многим его коллегам, и сейчас он с горечью думал об этом. Медицину Бартоломью изучал в Париже. Арабский лекарь, его учитель, неколебимо верил, что соблюдение простых гигиенических правил является лучшим средством от распространения многих болезней, и сумел убедить в том ученика. Собственный опыт Бартоломью многократно подтвердил правоту Ибн-Ибрагима. Тем не менее его истовая вера в чистоту зачастую вызывала и у больных, и у других докторов недоумение, а порой и гнев. Поспешность, с которой выложил свои доводы де Ветерсет, позволяла предположить, что канцлеру уже доводилось обсуждать с коллегами необычные идеи доктора Бартоломью. Майкл, которого тирада канцлера лишь позабавила, счел за благо вернуться к вопросу о ключах.
- Итак, мастер де Ветерсет, насколько я понял, вы никогда не снимаете ключи?
- Никогда, - отрезал канцлер. - Я даже сплю со связкой на шее.
- А где сейчас мастер Бакли? - осведомился Майкл. - Он имеет к делу самое непосредственное отношение. Нам бы следовало поговорить с ним.
- Он нездоров, - сообщил де Ветерсет. - Вам должно быть об этом известно, доктор. Ведь именно вы занимаетесь его лечением, не так ли?
С мастером Бакли, вице-канцлером университета, Бартоломью познакомился еще в отроческую пору.
Бакли преподавал грамматику, и много лет назад Эдит, старшая сестра Бартоломью, пригласила его позаниматься с братом во время каникул в монастырской школе Питерборо. Увы, под руководством нового наставника Бартоломью не слишком преуспел в грамматике. Более того, общество мастера Бакли произвело на него удручающее впечатление. К концу занятий Бартоломью был твердо убежден, что грамматика - самый что ни на есть скучный предмет, не идущий ни в какое сравнение ни с арифметикой, ни с геометрией, ни с натуральной философией. Шесть лет назад, получив в Майкл-хаузе звание магистра медицины, Бартоломью возобновил давнее знакомство с мастером Бакли. С тех пор ему часто приходилось лечить вице-канцлера, страдающего кожной болезнью.
- Кто обычно открывает сундук? - спросил Бартоломью.
- Как правило, это делает мастер Бакли, - откликнулся де Ветерсет. - Гилберт в это время зажигает лампы, а я устраиваюсь за столом и готовлюсь к работе с документами, что хранятся в сундуке.
Бартоломью перевел вопрошающий взгляд на Гилберта.
- Обычно мастер де Ветерсет вручает ключи мастеру Бакли, - принялся торопливо объяснять клерк. - Тот отпирает сундук и извлекает оттуда документы, которые нам требуются. Сразу после этого он запирает сундук.
Гилберт устремил взгляд на отравленный замок, по-прежнему лежавший на столе, и в глазах его вновь вспыхнул ужас.
- Я так понимаю, проклятый замок в любой день мог убить бедного мастера Бакли? - пробормотал он. - Точно так же, как он убил того злополучного монаха?
- Именно так, - кивнул Майкл. - Если только замок не был подменен.
- Вот и все, что мы можем сообщить вам, господа, - произнес Бартоломью, поднимаясь и направляясь к дверям. - Мне очень жаль, что наши сведения почти не проливают света на загадочную смерть, случившуюся здесь прошлой ночью. Надеюсь, мастер Хэрлинг и мастер Джонстан сумеют выявить истину во время своего расследования.
Канцлер медленно покачал головой и сделал Бартоломью знак снова опуститься на скамью.
- Университетские прокторы в данный момент не в состоянии заниматься расследованием этого дела, - заявил он. - У них и так много хлопот. Ведь именно им приходится следить, чтобы между студентами и всем этим сбродом, который прибыл на ярмарку, не возникали стычки и драки. К тому же Кембридж наводнили толпы бродячих комедиантов и торговцев. Одному богу известно, что за мошенники шатаются сейчас по улицам нашего города, надеясь чем-нибудь поживиться. Столь значительный приток людей, не имеющих отношения к университету, всегда чреват опасностью. А после черной смерти, когда многие работники лишились хозяев, опасность увеличилась многократно.
Все это было прекрасно известно Бартоломью. На самую крупную ярмарку в Англии приезжали купцы не только со всех концов страны, но и из Франции, и даже из Фландрии. Разумеется, стекались на ярмарку и бродячие артисты - певцы, танцоры, комедианты, пожиратели пламени, жонглеры и акробаты. А вместе с ними в город стремились карманные воришки, взломщики и всякого рода мошенники. Всякий раз во время ярмарки прокторам приходилось прилагать отчаянные усилия, дабы уберечь университет от неприятностей. В этом году положение было особенно угрожающим. Чума, прокатившаяся по стране, не щадила не только простолюдинов, но и землевладельцев. Многие из тех, кто ранее работал на хозяев, теперь обрели свободу. Поскольку в стране не хватало рабочих рук, они могли требовать более щедрой платы. Множество людей странствовало по Англии, предлагая свой труд тем, кто готов заплатить больше. Когда слухи об этом дошли до солдат, сражавшихся за короля во Франции, часть из них пожелали вернуться домой. Впрочем, в столь смутную пору воровать куда выгоднее, чем работать, и шайки грабителей творили произвол на всех дорогах королевства. В окрестностях Кембриджа их ожидала особенно щедрая добыча - ведь на ярмарку вереницей двигались повозки со всевозможными товарами. С начала ярмарки минуло чуть более недели, однако в городе уже случились три насильственные смерти. Студенты пребывали в крайнем возбуждении, и после того, как некий медник стянул у одного из них кошелек, едва удалось избежать кровавого столкновения между студентами и горожанами.
- Вы сами понимаете, прокторам хватает забот, - повторил канцлер. - Именно поэтому я позволю себе обратиться к вам с просьбой, к которой, надеюсь, вы отнесетесь с пониманием. Мне бы хотелось, доктор, чтобы вы предприняли хотя бы первые шаги для раскрытия этого темного дела. Разумеется, Хэрлинг и Джонстан с готовностью окажут вам любую помощь, но вы сами понимаете, сейчас они…
- Прошу прощения, мастер де Ветерсет, - бесцеремонно перебил Бартоломью. - Как это ни печально, у меня тоже достаточно дел. Я врач и должен заниматься лечением больных. Смею напомнить - события, имевшие место два года назад, со всей очевидностью доказали, что я не обладаю качествами, необходимыми для расследования преступлений. Уверен, ваши клерки справятся с дознанием куда лучше моего. Вы согласны со мной, Гилберт?
- Мне необходим опытный медик, который осмотрит тело писца Николаса и определит, не явилось ли причиной его смерти это коварное устройство, - заявил канцлер, не дав клерку ответить. - Гилберт не сможет выяснить, был ли Николас отравлен.
- Но тело Николаса из Йорка уже предано земле, - воскликнул потрясенный брат Майкл. - Вы сказали, что он умер месяц назад.
- Вы намерены извлечь его из могилы? - выдохнул Гилберт, лицо которого залила мертвенная бледность.
- Тело Николаса покоится в освященной церковной земле, - подал голос отец Катберт. - Мы не должны его тревожить. Это противно воле Господа!
Де Ветерсет обвел всех, кто был в комнате, укоризненным взглядом и вновь повернулся к Майклу и Бартоломью.
- Николас похоронен во дворе этой церкви, - сообщил он. - Я получу у епископа надлежащее разрешение, и на этой неделе вы извлечете тело из могилы и произведете тщательный осмотр. О результатах незамедлительно доложите мне. Я поговорю с мастером Кенингэмом и сообщу ему о том, что по причине занятости расследованием вы, возможно, отмените несколько своих лекций.
Непререкаемый тон, которым были сказаны эти слова, вызвал у Бартоломью приступ едва сдерживаемого гнева. Вслед за вспышкой ярости им овладело отчаяние. У него не было ни малейшего желания заниматься расследованием убийства; еще меньше он хотел впутываться в университетские заговоры и козни.
- Но я не могу отменять лекции! - предпринял он еще одну попытку отказаться. - В самом скором времени моих студентов ожидает испытательный диспут.