Система городской обороны состояла из земляной насыпи, увенчанной старым деревянным частоколом, хотя все трое ворот были отстроены из камня. Ричард де Гренвилль жил в небольшом замке, больше напоминавшем укрепленную усадьбу, но в этот момент хозяина не было в своей вотчине. Он находился в Винчестере, куда поехал с петицией к канцлеру, Вальтеру Лоншану, по какому-то земельному спору. Семья уехала вместе с ним, препоручив все дела мажордому, председательствовавшему в этот день в суде. И тот настоял, чтобы коронер отобедал в доме его хозяина, и пригласил отряд переночевать. Запивая хороший хлеб и сыр лучшим вином де Гренвилля в зале замка, Джон затронул тему пиратства.
Мажордом, дюжий мужик с черной бородой и усами, примерно такого же возраста, что и де Вулф, ответил так:
– В прошлом году у нас пропало судно. Поговаривают, что оно затонуло, выйдя отсюда в Бьюд, но мы так и не нашли никаких обломков.
– И почему вы думаете, что на него напали пираты? – спросил Джон.
– Две недели спустя тело одного из убитых выбросило на песчаную косу Бронтон. На нем были раны от топора или мясницкого ножа. Некоторые говорили, что эти раны остались от удара о скалы, но там, где его нашли, нет никаких скал. И я утверждаю, что удары были нанесены острым оружием.
– Это было до того, как у вас появился коронер, чтобы расследовать это, – сказал де Вулф. – Почти то же случилось возле Илфракума, и нам нужно найти виновных и повесить их!
И он без обиняков сказал мажордому о том, что под подозрением Эпплдор, но это вызвало скорее смех, чем негодование.
– Эти олухи не смогли бы захватить даже коракл с монахинями, не говоря уже о купеческом судне! Удивительно, что они выходят в море на своих рыбацких лодках, при их-то глупости. Понимаете, все дело в браках между родственниками. В такой маленькой и удаленной деревеньке у них нет особого выбора.
Поскольку половина деревушек в Англии были столь же малы и удалены, де Вулфа удивило, откуда у мажордома такое презрение к этой конкретной деревне, но прежде чем смог спросить об этом, помощник де Гренвилля вернулся к пиратству.
– Не тратьте попусту время, осматривая такие места, как Эпплдор, коронер. Я прекрасно знаю, кто взял на абордаж наше судно – и, уверен, то же относится и к судну у Илфракума.
Он сделал паузу для пущего эффекта, уставившись темными глазами в лицо де Вулфу.
– Де Мариско – вот, кто вам нужен. Да только к нему не подступиться – он прочно засел на этой скале Ланди. Он не считает себя частью Англии и совершенно игнорирует ее законы. Его люди – шайка разбойников и пиратов. Больше и искать некого.
Его убежденность была впечатляющей, и де Вулф начал склоняться к мысли, что мажордом, возможно, прав.
Глава шестая,
в которой коронер Джон наносит визит матери
Всадники въехали в Эксетер уже после вечернего звона. Но городские ворота были еще открыты – с каждым мартовским днем их запирали все позже и позже. Гвин оставил отряд еще за городскими стенами, свернув к себе домой в Сент-Сидуэлл, а солдаты поскакали к замку, и де Вулф сам отвел Одина в конюшню к кузнецу.
Коронер перешел улицу к своему дому и, устало стаскивая сапоги в прихожей, услышал доносившиеся из зала голоса. Голодный и страждущий, Джон раздраженно толкнул внутреннюю дверь, гораздо более интересуясь своим желудком, нежели гостем. Проходя к камину, он увидел Жильбера де Ридфора, оживленно беседовавшего с Матильдой. Одетый в простую коричневую тунику, француз, чей плащ с капюшоном лежал на стоявшем рядом табурете, учтиво поднялся, когда Джон вошел.
– Твоя супруга любезно развлекала меня до твоего возвращения, – промолвил он. – Мне не терпелось узнать, нет ли у тебя каких-либо новых идей, особенно по поводу того, где мне надежнее спрятаться.
Вместо обычной угрюмой встречи, Матильда подарила мужу робкую улыбку и заботливо осведомилась о его ноге.
– Ужин будет очень скоро, Джон, – добавила она нехарактерным для себя тоном. – Я велела Мэри постараться, так как снова пригласила отобедать с нами сэра Жильбера.
Де Вулф мысленно застонал, раздосадованный перспективой вновь развлекать гостя. Единственное, чего он сейчас хотел, это поесть и пойти в "Ветку плюща" повидаться с Нестой. Он бы даже предпочел просто посидеть с кувшином эля у камина, чем слушать треп жены и Жильбера о великолепии Нормандии.
Коронер опустился в кресло, освобожденное де Ридфором, севшим на стул напротив.
– Нет ли каких новостей? – настаивал бывший тамплиер.
Де Вулф устало покачал головой.
– Ничего. Зря съездили.
– А как насчет этого священника? И не появились ли в городе незнакомые рыцари?
– Я только что въехал в Эксетер, так что не было никакой возможности узнать, – раздраженно проговорил коронер. – После ужина мне нужно будет в замок, так что тогда я, быть может, смогу что-нибудь узнать.
– Кажется, мой брат идет вечером на пир в Гильдию кожевников, – сказала Матильда, возвращаясь к своему обычному невыносимому тону.
Однако де Вулф твердо решил бороться за свое алиби для посещения "Ветви плюща".
– Это будет позднее – и мне все равно необходимо доделать кое-какие дела в своей канцелярии, если так можно назвать эту нору в земле.
Вошла накрывать на стол Мэри, за которой приплелся, пошатываясь под тяжестью корзины поленьев, Симон. Затем он принес еще вина и эля, и весь последующий час был посвящен трапезе. Де Вулф сидел большей частью молча, стараясь пропускать мимо ушей настойчивые попытки Матильды выудить у де Ридфора подробности его жизни во Франции. Джону трудно было примирить образ сурового воина, знакомого по Палестине, с этим галантным и учтивым кавалером, явно умевшим, когда того требовали обстоятельства, обращаться с женщинами.
Де Вулф уловил в де Ридфоре затаенную тревогу, и заметил постоянные обеспокоенные взгляды, бросаемые на него гостем всякий раз, когда тому удавалось оторваться от назойливых расспросов Матильды. В конце концов, коронер сжалился над ним и поделился своими планами устроить его где-нибудь за городом.
– Я решил поселить тебя в своей родной деревне, где я родился и где у моей семьи родовое поместье, – предложил он.
Лицо француза просияло, его облегчение было очевидно, хотя злобный взгляд Матильды выдал ее чувства: она презирала свояков столь же сильно, насколько те недолюбливали ее.
– Ты уверен, что они меня примут, Джон? – спросил де Ридфор. – И где эта твоя деревня?
– В Стоуке, приблизительно в пятнадцати милях к югу от Эксетера, почти у самого побережья. Это всего несколько часов спокойной езды, если отлив позволит перейти реку у Тейнмута.
– Настоящая дыра, смею вас заверить, – фыркнула Матильда, – но признаю, это достаточно далеко, если вам действительно кажется, что следует оставить прелести городской жизни.
– Кроме вашего любезного гостеприимства, я ничего хорошего не вижу в Эксетере, мадам, – заметил Жильбер. – Я сижу весь день, как в тюрьме, на этом постоялом дворе, чтобы не привлекать к себе внимания.
Джон встал и потянулся: после целого дня в седле затекла спина. Зато нога, похоже, перенесла поездку отменно: не болела и практически не напоминала о себе.
– Я должен отлучиться на пару часов по делам. Ты остаешься или пойдешь к себе?
Матильда посмотрела на бывшего тамплиера, и от умоляющего выражения ее лица Джону стало тошно.
– Ты ведь сказал, что чувствуешь себя там, как в тюрьме, так что побудь еще, посиди спокойно у хорошего огня. Я велю слуге принести еще вина.
Де Вулфу было безразлично, изнасилует ли рыцарь Матильду на холодном каменном полу. Тем более что он подозревал, что даже столь бесстрашный крестоносец не позарится на такое сокровище. Направляясь к двери, Джон пообещал, что отвезет Ридфора в его новое убежище на следующее утро.
– Приготовь свою дорожную сумку и лошадь. Встретимся в "Ветке плюща" сразу же после рассвета.
И с этим коронер исчез в темноте переулка Св. Мартина, повернув в противоположном направлении от Ружмона и шерифа.
Давненько уже не имевший возможности разделить ложе с любовницей, коронер воспользовался некоторым затишьем в трактире, чтобы провести часок с Нестой в ее комнатушке наверху. В дымной харчевне, занимавшей весь первый этаж, было десятка два посетителей, большинство из которых Джон хорошо знал, но никто не комментировал его подъем по широкой лестнице в углу: отношения коронера с Нестой были слишком известны, чтобы заслуживать каких-либо замечаний.
Вместо обычного тюфяка в комнате Несты стояла настоящая кровать на коротких ножках. Де Вулф купил ее год назад, чтобы немного подняться над сквозняками, со свистом гулявшими по полу. За двенадцать месяцев кровать эта испытала немало, и, необходимо отдать должное французским столярам, ее ножки пока что выдерживали бурные схватки любовников.
И сейчас, когда они спокойно лежали в обнимку после любовного экстаза, уютно умостившись под покрывалом из сшитых овчин, Неста проказливо осведомилась о болях в пояснице.
– Еще бы, столько проскакать за день, сэр коронер, и на коне, и еще кое-где!
В отместку де Вулф ущипнул ее за голое бедро. Он расслабленно лежал, уткнувшись лицом в рыжеватые локоны на затылке любовницы.
– Интересно, как Жильбер де Ридфор справляется в этот момент с Матильдой? Удалось ли ему отбиться от ее распутных заигрываний?
Валлийка захихикала.
– Не могу представить подобных намерений в голове бедняжки, – ну разве что по отношению к тому жирному священнику в церкви св. Олафа.
Разговор о жене напомнил де Вулфу о том, что у него совсем нет времени.
– Мне лучше вернуться, пока она не стащила с бедняги тунику и штаны, – вздохнул он, отыскивая за кроватью свою одежду.
Неста выскользнула из-под одеяла на другую сторону и быстро оделась в темноте.
– А мне лучше заняться делом, или старый дурак Эдвин и эта полоумная прислуга разгонят всех моих завсегдатаев своей глупостью.
Отворив нестроганую дверь, она впустила тусклый свет рожка, зажженного для того, чтобы постояльцы могли найти дорогу к своим тюфякам.
– Спустись на последнюю кружку эля на дорожку – такого я еще не варила, хоть и грех себя хвалить.
Красивая женщина и пылкая любовница, Неста была еще прекрасной кухаркой и талантливым пивоваром. Де Вулф часто сетовал на то, что социальные барьеры и наличие супруги не позволяли ему жить с таким сокровищем.
Поднявшись с кровати, коронер натянул нижнюю рубаху и длинную серую тунику с прорезями спереди и сзади, сделанными для удобства езды верхом. Длинные черные шерстяные чулки, доходившие до бедер, остроконечные туфли и тяжелый ремень завершили его гардероб. Серый волчий плащ с капюшоном остался дома.
Спускаясь по деревянным ступенькам в пивную, освещенную мерцающим пламенем огромного камина и несколькими сальными свечами, де Вулф узнал у двери знакомую фигуру. Мимо пронеслась Неста, гнавшаяся за одной из своих нерасторопных служанок.
– Тебя уже десять минут дожидается Томас. Говорит, у него для тебя новость.
Валлийка упорхнула, а коронер подошел к маленькому писарю, тут же вскочившему на ноги и по-птичьи заглядывавшему де Вулфу в лицо блестевшими в свете свечей глазками.
– Я узнал, кто этот священник. Ну тот, из Франции, – взволнованно пропищал он.
Безмерно благодарный коронеру за предоставленную работу, спасшую его от нужды и, возможно, голодной смерти, Томас всегда отчаянно хотел доказать, что он достоин занимаемой должности. И хотя де Вулф и Гвин обычно обращались с писарем с пренебрежительным презрением, во многих случаях он бывал им необычайно полезен.
– Ну, и кто же он? – поинтересовался Джон.
– Аббат из Парижа по имени Козимо Моденский.
– Моденский? Это не во Франции.
– Нет, он с севера Италии. Полагаю, он ватиканский священник, отправленный некоторое время назад в Париж в качестве нунция по особым поручениям. Никому не известно, в чем заключаются эти особые поручения, – хихикнул Томас.
– Как ты это узнал? И где он сейчас?
– Я разговаривал с одним из бенедиктинцев из монастыря св. Иакова, приехавшим сегодня на службу в честь св. Иеремии. Он сказал, что аббат Козимо остановился, к великому неудовольствию настоятеля, в их монастыре.
– А ему чего жаловаться?
– Во-первых, потому что Козимо – цистерцианец. А те в своей строгости смотрят свысока на этих клюнийских бенедиктинцев, несмотря на то, что у их орденов одно происхождение. А еще, похоже, он надменно, именем папы Целестина, потребовал кров и стол для себя и двоих своих людей, предъявив какое-то письмо, которое фактически исключает любое ослушание, даже со стороны епископов.
При этих словах Томас судорожно перекрестился.
Де Вулф задумался, прислонившись к дверному косяку.
– И никто не знает, какое поручение выполняет этот итальянец?
Маленький писарь пал духом.
– Я не смог это узнать, коронер. Похоже, никому это не известно. Аббат, судя по всему, человек очень скрытный.
Джон задумчиво погладил темную щетину на длинном подбородке.
– А мы ведь неплохо ладили с этим веселым настоятелем обители св. Иакова, а?
Томас, обрадовавшись проявлению интереса к его мнению, энергично закивал головой.
– Отец Питер был очень дружелюбен, когда мы приезжали к нему на лов рыбы несколько месяцев назад, – согласился он.
Как раз перед самым несчастьем, когда прежний конь де Вулфа сломал ему ногу и спас ему жизнь, они заезжали в монастырь, когда коронер должен был присутствовать при ловле осетра. Розовощекий настоятель, знавший толк в хорошем вине, оказал им тогда радушный прием.
– Будь готов на рассвете, Томас, и захвати все, что тебе понадобится на несколько дней, на которые ты покинешь свой клоповник возле собора. У меня для тебя есть задание, которое может тебе понравиться.
Бывшему священнику ничего не оставалось, как согласно кивнуть.
Скача трусцой на Одине в утреннем тумане вдоль реки Эксе, коронер подумал, что в сорок лет он, должно быть, уже начинает стареть. Во времена военной службе он просыпался свежий, как огурчик, в каком бы часу не звучала побудка, но сейчас взор его туманился, а мозги соображали туго.
Позади ехал на своей огромной бурой кобыле Гвин, а за ним по-дамски сидевший на своем пони Томас. Рядом с ним, на сером мерине, возвышался прямой, как шест, Жильбер де Ридфор. Даже без знаменитого белого плаща с огромным крестом он выглядел настоящим рыцарем-тамплиером.
Все ехали молча, ибо каждый был занят собственными мыслями, хотя Жильбер то и дело озирался, чтобы убедиться, что в утреннем тумане за ними не мчится погоня.
Они миновали нескольких крестьян и торговцев, направлявшихся в Эксетер, многие из которых несли огромные связки или толкали перед собой тележки с товарами для продажи в городе, другие вели навьюченных ослов или воловьи упряжки, наполненные сельской продукцией. Дорога поворачивала из Эксетера на юг к Топсхему, небольшому порту в начале устья Эксера. На полпути стоял крохотный монастырь св. Иакова, основанный полстолетия назад Балдуином, знаменитым шерифом этого графства. Маленькое здание находилось у подножия холма, чуть выше заливной поймы реки, и Джон велел Гвину остаться на главной дороге с сэром Жильбером, вне видимости из монастыря, на тот случай, если таинственному римскому священнику вздумается выйти за ворота. Сам же поехал с писарем к обители, и через несколько минут вернулся один.
– Как я и надеялся, все уладилось просто, – объяснил он, когда их кони резво припустили в сторону Топсхема. – Отец-настоятель Питер не питает большой любви к этому итальянцу, который, как ему кажется, присосался к нему, как непрошеная пиявка.
– А где твой писарь? – поинтересовался де Ридфор.
– Настоятель позволил ему пожить у себя под личиной странствующего брата, идущего принять приход в Корнуолле. На такие хитрости Томас мастак. Он, пожалуй, смог бы даже заставить их поверить в то, что он – новый архиепископ.
– Почему настоятель согласился? – пробурчал Гвин.
– Я сказал ему, что светские власти хотели бы знать, почему приехавший в Англию папский нунций не заявил о себе властям. Не знаю, почему, но этого не знает и настоятель. Томас попытается разнюхать, зачем здесь этот итальянец.
– У меня нет никаких сомнений насчет того, зачем здесь Козимо, – с горечью заметил де Ридфор. – В прошлом году его посылали расследовать катарскую ересь в Альбигойской провинции Франции. Теперь у него похожая миссия – найти меня.
Де Ридфор уже подтвердил, что Козимо Моденский действительно был тем священником, которого ему доводилось видеть в парижском командорстве. Теперь он был убежден, что этого аббата послали разобраться с ним: пленить или уничтожить.
Подгоняемый опасной близостью аббата, тамплиер задал такой быстрый темп, что через полчаса они уже были в небольшом порту Топсхема и разыскали паром, переправивший их на болота западного берега. А оттуда поскакали трусцой в Паудерем, затем в Долиш, первую деревню на открытом побережье. Когда они проезжали по деревне, Гвин наблюдал краешком глаза за своим хозяином, и, как он и ожидал, увидел, с какой тоской тот посмотрел на красивый каменный дом на единственной улице.
Озорной рыжий помощник коронера не смог удержаться от замечаний, смысл которых не дошел до де Ридфора, мысли которого занимало главным образом собственное затруднительное положение.
– Ба, сколько кораблей на берегу, коронер, – заметил Гвин с притворной наивностью. – И несколько настоящих морских – должно быть, пришел норманнский флот.
Де Вулф лишь крякнул – он понял, на что намекает корнуоллец. В Долише жила одна из его обожаемых любовниц, белокурая Хильда. Она была замужем за Торджилом-лодочником, и теперь, когда большая часть канальной флотилии стояла в этой бухточке, тот, вероятно, был дома, развлекаясь со своей молодой и красивой женой.
Приунывший коронер уткнулся взглядом в дорогу. Проехав еще несколько миль вдоль побережья, они попали в широкую долину Тейна. В месте впадения реки в море песчаная коса сильно сближала берега, так что во время отлива реку можно было перейти на лошадях. В это утро им повезло, и они смогли без какой-либо задержки переправиться вброд. К полудню всадники уже спускались по красивой лесистой долине в Стоук на Тейнхеде. Господский дом стоял у самой деревни, состоявшей из новой церкви св. Андрея и дюжины домов и хижин, которые с виду были получше, чем в большинстве других деревень. Отец коронера, Симон де Вулф, семья которого приехала из Казна в самом конце предыдущего столетия, был убит пятнадцать лет назад в Ирландском походе. Хотя, подобно своему сыну, он провел большую часть жизни в сражениях, это был умелый и старательный землевладелец: два его поместья, в Стоуке и в Холкуме, возле побережья, содержались в отличном состоянии, и с крестьянами обращались хорошо.
Во двор усадьбы сбежались слуги и вольные, чтобы поприветствовать пользовавшегося популярностью хозяина, ибо теперь Джон де Вулф, его брат Уильям и сестра Ивлин совместно владели этим леном, а их бойкая мать, Энида, пользовалась пожизненным правом на поместье.
Мажордом-сакс Элси вышел распорядиться, чтобы лошадей отвели на конюшню, а затем, многословно выражая свою радость, провел де Вулфа и де Ридфора в дом. Гвин направился на кухню, где, как ему было известно по давнему опыту, хихикающие служанки будут усердно кормить и поить его до отвала.