Оуэн не хотел обсуждать свою персону. Не желал выслушивать комплименты в свой адрес.
- Пол Скорби еще не появлялся?
Сесилия покачала головой.
- Слуги у ворот сегодня утром получили распоряжение сразу провести его в дом. - Она вздохнула. - Я бы предпочла, чтобы Анна сейчас уже находилась далеко отсюда, но сегодня утром у нее усилилась лихорадка и вновь открылось кровотечение. Теперь я понимаю, что вы правы. Дорога может ее погубить.
К ним присоединился отец Катберт, благословив обоих.
- Мне будет позволено сопровождать вас, когда вы поведете мастера Скорби наверх к дочери? Я чувствую ответственность за то, что миссис Скорби сейчас здесь. Вероятно, мне не следовало уступать ее просьбам, тогда она, скорее всего, осталась бы дома. Она ведь знала, что путешествие в одиночку непосильно для нее.
- Не вините себя, - сказала Сесилия. - Для нее лучше, что она сейчас здесь. Слуги боятся Пола. Останься она дома, так не дождалась бы от них даже сочувствия.
Долго ждать Пола Скорби не пришлось. Он прошел по залу, направившись прямо к Сесилии, и потребовал от нее объяснений, почему вчера вечером его не пускали в дом.
Сесилия при виде зятя поднялась. Умный ход - ведь она была одного с ним роста. Пол Скорби больше не мог злобно взирать на нее сверху вниз, наоборот, ему пришлось отступить, чтобы встретиться с ней взглядом. Оуэн мысленно поаплодировал смелости этой женщины.
- Моей дочери нужен покой, Пол. Ты поймешь, когда увидишь ее. Она серьезно пострадала.
Пол Скорби обвел взглядом Оуэна и священника.
- Вот как?
Сесилия взяла в руки лампу.
- Я немедленно отведу тебя к ней.
Оуэн и отец Катберт тоже поднялись. Пол Скорби нахмурился.
- Я пойду один.
- Нет, Пол, - тихо произнесла Сесилия. - Один ты к ней не войдешь. - С этими словами она повернулась и направилась к лестнице.
Скорби двинулся следом, а за ним зашагали Оуэн и священник. В тот момент, когда все вошли в спальню, служанка, склонившись над Анной, промокала ей лоб.
- Спасибо, Лиза, - сказала Сесилия. - Можешь оставить нас и пойти перекусить, пока мы будем разговаривать с миссис Скорби.
Молодая женщина поспешно удалилась.
Оуэн внимательно наблюдал за Полом Скорби, когда тот подходил к жене. Распухший глаз Анны все еще не открывался. Увидев мужа, она спрятала забинтованную руку и натянула одеяло, закрыв им разбитый рот. Скорби побагровел. Он перевел взгляд на тещу, потом снова посмотрел на жену.
- У Анны есть и другие увечья, помимо тех, что ты видишь, - сдавленно произнесла Сесилия. - Живот черный от синяков, и внутреннее кровотечение не удается остановить.
Скорби повернулся к отцу Катберту.
- Как вы могли ей позволить уехать в таком состоянии? - грубо спросил он.
Молодого, неопытного священника так поразило поведение этого человека, что он открыл рот, но не смог произнести ни звука.
- Бог простит тебя, супруг мой, - сказала Анна.
Скорби удивленно обернулся.
- Простит меня? - Он опустился рядом с ней на колени. - Что ты говоришь, Анна?
Она отвернулась от него. Скорби посмотрел на Сесилию.
- У нее жар?
- Да. - Сесилия намеренно избегала смотреть зятю в глаза.
Пол Скорби потянулся рукой к подбородку Анны.
- Не трогай меня! - вскрикнула женщина, пытаясь отодвинуться подальше от мужниной руки.
- Что мне сделать, Анна, чтобы ты простила меня? - спросил он срывающимся от волнения голосом.
"Хороший актер", - подумал Оуэн.
- Оставь меня в покое, - прошептала Анна.
Скорби поднялся.
- Ну что ж, я, разумеется, не могу здесь оставаться, а тебе нельзя отправляться в дорогу. - Он посмотрел на тещу. - Вы оставите Анну у себя, пока она поправится?
- Она пожелала переехать в монастырь Святого Клемента, когда достаточно окрепнет для путешествия, - сказала Сесилия.
Маска тут же слетела с его лица, Скорби закатил глаза в отвращении.
- Опять об этом.
Отец Катберт обрел дар речи.
- Вам обоим пойдет на пользу, если миссис Скорби побудет наедине со Спасителем, прежде чем вернется домой.
Скорби высокомерно ухмыльнулся, глядя на священника…
- Да, подозреваю, здесь не обошлось без благочестивых наставлений. Вы хотя бы позволяете ей принимать пищу, раз она пострадала телесно?
- Пол! - гаркнула Сесилия. - Я не позволю в своем доме оскорблять священника.
Пол Скорби повернулся на каблуках и с важным видом удалился.
Сесилия опустилась на колени возле дочери, убрала у нее с лица взмокшие пряди и поцеловала в лоб.
- Отдыхай, любовь моя. Он исполнит твое пожелание, я об этом позабочусь.
Когда они спустились вниз, то увидели, что Пол Скорби стоит у огня и попивает эль. На первый взгляд, это был красивый мужчина, если судить только по чертам лица, не обращая внимания на недовольство во взгляде и надутые губы. Даже его осанка выдавала в нем неистребимую жалость к самому себе, что очень ему не шло. Такой человек опасен. Оуэна удивило, что Гилберт Ридли ничего этого не разглядел в будущем зяте.
Сесилия взяла кувшин с элем, предложив Полу Скорби еще раз наполнить кружку. Он не возражал. Но прежде чем он поднес полную кружку к губам, Сесилия задержала его руку.
- Ты исполнишь ее пожелание, Пол?
Он оскалился, скривив губу.
- Разумеется. Иначе я бы совершил святотатство, никак не меньше. Со дня на день можно ожидать, что сам Папа Римский совершит паломничество, чтобы помолиться у ног моей жены.
Скорби осушил кружку одним глотком и, нарочито громко топая, покинул зал. Отец Катберт тяжело вздохнул.
- Храни нас Господь.
Сесилия и Оуэн переглянулись.
- Я бы хотел подняться к миссис Скорби и произнести утреннюю молитву, - объяснил Катберт.
- Уверена, это послужит ей утешением, - сказала Сесилия.
Сесилия пригласила Оуэна за стол, налила две кружки эля, одну поставила перед гостем, а из второй отпила чуть-чуть.
- Мой зять ведет себя как избалованное дитя.
- Но ведь он не ребенок. Он разозленный мужчина.
- Я знаю. Я не глупа.
- Ни секунды в этом не сомневался. Просто хотел убедиться, что вы сознаете, насколько он может быть опасен.
Сесилия вздохнула.
- Вы будете рады уехать отсюда. У нас несчастливый дом. - Она потерла себе затылок.
- Вы устали.
- Очень. Почти всю ночь просидела у постели Анны. Но хотя бы не зря. Глядя на разбитое лицо дочери, я вспомнила одно обстоятельство, которое, возможно, имеет отношение… каким образом, не скажу, ибо знаю слишком мало… но оно может иметь отношение к… обеим смертям.
Оуэн подался вперед.
- Любая мелочь может помочь.
- Гилберт в моем присутствии почти не говорил о делах, но об этом случае я знаю. Все произошло тринадцать лет назад. Довольно долгий срок для мести. Но если этот человек сидел в тюрьме… - Сесилия вопросительно взглянула на Оуэна, ожидая, что он скажет.
- Вы правы. В тюрьме у человека вдоволь времени, чтобы взлелеять месть.
- Вы там бывали?
- Нет, но я командовал людьми, которым довелось там побывать. Заточение может вынуть душу из человека, так что он становится больше похожим на животное.
Сесилия долго смотрела на Оуэна своими темными глазами, блестевшими на бледном худом лице.
- Так вот, пожалуй, я вам расскажу о том случае.
- Почему вы просидели у постели Анны всю ночь? Вам же казалось, что ей лучше.
Сесилия пожала плечами.
- Я не могла заснуть.
- Это настоящее проклятие, что тебя одолевает беспокойство, когда тебе так необходимо забыться сном. Жена прислала вам успокоительное средство. Она сама овдовела несколько лет тому назад и еще не забыла, как трудно бывает в первое время.
- Я с радостью воспользуюсь этим средством, но не сейчас, а через несколько дней, когда буду знать, что Анна действительно идет на поправку, а Пол вернулся к себе в Рипон.
Оуэн кивнул.
- Не хотите, чтобы я проверил, действительно ли он убрался отсюда?
- Да, пожалуйста.
Оуэн был рад возможности размяться и облегчить мочевой пузырь. Ветер усиливался, неся с собой запах океана. С Северного моря надвигался шторм.
Слуга у ворот заверил Оуэна, что Пол Скорби ускакал прочь.
- Как ты думаешь, когда нас накроет штормом?
- Скоро, судя по запаху. Но к полудню он стихнет.
Оуэн надеялся, что слуга не ошибся в своих прогнозах, хотя в путь он намеревался отправиться до полудня. Ветер начал рвать на Арчере плащ, когда он шел к дому.
Миссис Ридли расхаживала перед очагом. Оуэн сел за стол и налил себе эля.
- А теперь расскажите, что случилось тринадцать лет тому назад.
Сесилия опустилась на свое место.
- Вам известно, что Гилберт с Уиллом служили в компании Джона Голдбеттера?
- Угу.
- Компании торговцев шерстью финансировали войну короля Эдуарда с Францией… Вы это знали?
- Не скажу, чтобы меня когда-то интересовал этот вопрос.
- Этим делом заправлял Чиритон со своей компанией. Лет двадцать тому назад Голдбеттер одолжил им деньги для короля. Разумеется, участники сделки надеялись на барыши, но король не обогатился на войне так, как ожидал. Он попытался отвязаться от кредиторов, даровав им таможенные привилегии. Но затем, когда эти привилегии только-только начали приносить доход, король отобрал их у своих торговцев и передал Ганзейскому союзу, торговому объединению немецких городов, обладающему большой властью. Его величество оказался не таким уж верным другом для своих собственных подданных.
- Не думал, что наш король столь недальновиден. Предавать своих сторонников, затрагивая их карман, опасно.
- Скорее глупо, чем опасно. Несмотря на действия короля, торговцы нашли способ вернуть свои деньги. "Чиритон и компания" решили восполнить потери, занявшись нелегальным вывозом, и попались. Корона предложила забыть об их проступках, если они предоставят список своих деловых партнеров, которые должны им деньги. Королевские казначеи собирались отозвать займы и получить барыши.
- Выходит, "Чиритон и компания" должны были предать своих партнеров?
Сесилия улыбнулась.
- Теперь понятно, почему Гилберт, упокой Господь его душу, говорил, что из воинов получаются плохие торговцы. У вас слишком развито чувство чести. Гилберт никогда не нанимал на работу бывших воинов, сделал исключение только для Мартина Уэрдира, да и тот почти не имел касательства к сделкам.
Снова это имя.
- Вы когда-нибудь встречались с Мартином Уэрдиром?
- Нет.
Оуэн решил вернуться к этой теме позже.
- Итак, значит, "Чиритон и компания" обманули своих партнеров?
- Да. Но компания затеяла столь хитрую игру, ведя реестры, что разобраться в них было нелегко, и королевская власть призвала к ответу некоторых торговцев по ошибке. Одним из них был Джон Голдбеттер. Его обвинили в том, что он все еще не расплатился полностью по долговым обязательствам и счетам. С помощью Гилберта Голдбеттер сумел представить документы, доказывающие, что со всеми долгами он расплатился еще несколько лет назад, а "Чиритон и компания", наоборот, должны ему более трех тысяч фунтов. Дело было урегулировано без суда. В тот год Гилберт расщедрился на мой день рождения больше обычного. Я не знаю подробностей сделки, но явно деньги перешли из одних рук в другие.
Оуэн задумался.
- И вы полагаете, что "Чиритон и компания" могли предложить вашему мужу что-то еще помимо денег? Возможно, имена?
Сесилия пожала плечами.
- Мне приходило это в голову. Как и другие варианты. Я просто хочу сказать, что сделки Гилберта, возможно, не всегда были честными. Вероятно, он допускал и предательство.
- В такой степени, что кто-то мог затаить на него злобу и убить?
- Жадность у некоторых перерастает в страсть. Но это еще не все. Три года назад Джон Голдбеттер вновь предстал перед королевским судом, объявившим его вне закона. Год спустя он получил королевское прощение по просьбе графа Фландрии. Полагаю, с графом он тоже совершил какую-то сделку. Как, впрочем, и с королевским двором. Но что-то во всем этом встревожило Гилберта. Он передал дела нашему сыну Мэтью и вернулся домой.
- Незадолго до убийства Краунса?
- Да.
- Ваш муж лично давал показания?
Сесилия кивнула.
- Он был горд появиться перед таким августейшим собранием. Даже хвастался этим.
- Он видел короля?
- Нет, и очень сокрушался по этому поводу. Однако Гилберта представили принцу Эдуарду, и это его несколько успокоило.
- Значит, граф Фландрии просил простить Голдбеттера?
- Торговля шерстью жизненно важна для Фландрии.
- Ваша правда. Ваш муж лично знал графа?
Сесилия пожала плечами.
- Он не хвастал этим знакомством, но, с другой стороны, то, что происходило за проливом, он держал в секрете.
- И вы думаете, все это могло иметь отношение к смерти вашего мужа и Уилла Краунса?
Сесилия уставилась на кружку, которую гоняла по столу между ладонями.
- В свое время я была недовольна помолвкой с Гилбертом и чувствовала себя униженной. Как же: он торговец, а я - дочь рыцаря, племянница епископа. Мой дед сражался вместе с дедом нашего короля, Эдуардом Первым.
Оуэну не понравилось направление, какое принимал разговор. Он сам был простолюдином, женившимся на дочери рыцаря.
- При чем здесь смерть вашего мужа?
Сесилия подняла глаза и увидела, что Оуэн изменился в лице.
- Прошу прощения, со стороны действительно может показаться, что у меня сумбур в голове, но все это связано. Видите ли, мне была ненавистна мысль о браке с алчным человеком, чья единственная цель в жизни - накапливать богатство. - Она устало потерла переносицу. - Я была простодушна. Не одних только купцов отличает алчность. Гилберт был ничем не хуже любого из тех, кто завязан в этой войне с Францией. Даже короля интересует только богатство, которое ему принесет двойная корона, Англии и Франции. Все они стерегут свое богатство ревностнее, чем собственных жен.
- Что вы хотите этим сказать?
Сесилия Ридли внезапно побледнела и, прикрыв рот рукой, покачала головой.
- Ничего. Я… Просто мне кажется, что Гилберта и Уилла, скорее всего, убил какой-то деловой партнер. Алчность - самая распространенная причина убийства.
Оуэн внимательно всматривался в лицо вдовы. Она ловко выпуталась, но, видно, ее что-то тяготило… Что? Что она чуть не выдала себя? Проговорилась?
- И это все, что вы хотели сказать?
Она по-прежнему не поднимала на него глаз.
- Простите мне мое многословие. Я очень устала.
Что ж, это правда. Но на душе у Оуэна, когда он пошел наверх собирать вещи, было неспокойно.
7
Тайник
В соборе шел дождь. Капли глухо стучали по каменным плитам и внутренним колоннам в том месте, где мастеровые не успели закончить крышу. Ветер проникал в каждую щель с визгом, стоном, завыванием. Но звуки не пугали Джаспера. Наоборот, успокаивали. Он свернулся калачиком и заполз в маленькую нишу в стене придела Святой Марии, возле хоров, где его защищали от дождя леса, воздвигнутые плотниками. Каменщики и плотники, члены отцовской гильдии, позволили ему пожить на стройке; и те и другие пытались помочь. Но все равно он не мог тут долго оставаться. Он вообще нигде не мог оставаться подолгу, иначе с ним начинали случаться неприятности. Даже здесь.
Вначале Джаспер объяснял происходящее собственной неловкостью, что было неудивительно, все-таки он много пережил - и смерть матери, и убийство мастера Краунса прямо у него на глазах, так что все его мысли были только об этом, но Женщина с Реки сказала ему, что нечего винить самого себя, а лучше быть поосторожнее.
- Ты единственный, кто может опознать людей, убивших твоего доброго мастера Краунса. Ты говоришь, что было темно и ты не смог разглядеть их лиц, но страх и чувство вины заставят их поверить, будто ты все видел, и они постараются от тебя избавиться, Джаспер. Магда не хочет видеть тебя завернутым в саван, как видела своего дорогого Поттера. Будь осторожен, приходи к Магде, когда сможешь, давай знать, что ты жив.
Женщина с Реки была странная и пугающая, с пронзительными глазами и костлявыми, но сильными руками, в разноцветной одежде, сшитой из разных тряпок, не по возрасту шустрая. Обитала она в чудном доме, где крышей служил опрокинутый корабль викингов и любого гостя приветствовало зловещей улыбкой морское чудище, свисавшее вниз головой с корабельного носа; а кроме того, у нее был особый запах, в котором смешался дым и запах корней, выкопанных глубоко из-под земли, запах речной воды и крови. Но Джаспер доверял Женщине с Реки, как никому другому. Когда-то мать рассказывала ему, что Магда Дигби - единственный человек в Йорке, который никому ничего не должен, а потому ей можно доверять - такая ни за что не выдаст. Поэтому Джаспер каждый раз обращался к ней: и когда сломал руку, упав с крыши, которую помогал укрывать соломой, и когда заработал многочисленные синяки и порезы, свалившись в конюшне и распоров себе бок о плуг, слегка закиданный сеном.
После того случая Джаспер решил прислушаться к советам старухи. Осторожность оправдала себя. Как только те, на кого он работал, начинали расспрашивать его об убийстве мастера Краунса, Джаспер исчезал. И все несчастные случаи прекращались. Время от времени он возвращался в собор под покровительство каменщиков и плотников, но и это долго продолжаться не могло.
Мальчик был несказанно рад этому укромному уголку в соборе, временному пристанищу, которое он нашел в разгар бури. Он поуютнее свернулся калачиком и заснул. Вскоре его что-то разбудило. Шаги, чье-то присутствие совсем рядом. Джаспер подполз к краю щели и выглянул наружу, думая, не забился ли он слишком далеко в темноту и не пропустил ли рассвет. Он всегда старался проснуться на заре, чтобы без помех облегчиться до прихода каменщиков.
Поначалу Джаспер ничего не увидел. Было по-прежнему темно, если не считать предрассветного серого пятна в том месте, где заканчивалась крыша. Но зато мальчик что-то услышал. Похоже, по каменным плитам прошелестел подол плаща или юбки. И потянуло каким-то знакомым ароматом. Лавандовая вода. Ею обычно пользовалась мама, когда ждала мастера Краунса. Джаспер даже подумал, не ищет ли его призрак матери. Она обязательно пришла бы его утешить, если бы смогла. Ему очень этого хотелось. Как было бы здорово, если бы мама обняла его, погладила по голове и принялась рассказывать об отце.
Но несколько месяцев самостоятельности научили Джаспера осторожности. Если он ошибся, если это была не его мать, а кто-то другой, делающий вид, что не представляет угрозы, то как раз он-то и может оказаться убийцей. Мальчик затаил дыхание и прислушался.
- Святой Петр, где же этот камень? - раздалось бормотание. Женский голос. - Как они там сказали - пять ладоней от угла, шесть камней вверх.
Теперь она приблизилась настолько, что Джасперу было слышно ее прерывистое дыхание. Раздался скрежет. Потом что-то щелкнуло. Джаспер даже подпрыгнул, настолько был напряжен.
- Дешевое лезвие, - ворчливо заметила женщина. - Какая она все-таки скупердяйка. Затачивает ножи, пока они не становятся толщиной с пергамент… Ага!