Год Быка - Александр Омельянюк 14 стр.


На что Платон выкинул первый камешек из-за пазухи, шепнув почти на ухо сидящей рядом Ноне, что тот уже, как десять лет, списан даже с запаса за ненадобностью, то есть по старости.

Но Гудин это видимо услышал, и продолжил метать камни в том же направлении. Он как-то незаметно нарочно перешёл на тему писательства:

– "Среди писателей есть шизофреники! За примером далеко ходить не надо!" – кивнул он женщинам на Платона.

Но тот сделал вид, что это не он писатель, или не видит и не слышит, или не обращает внимания на глупости. Краем глаза он увидел, как Нона сканирует головой между ним и Гудиным, ожидая продолжения от Платона, и недоумевая ни сколько над скрытым оскорблением, сколько над отсутствием достойного ответа хаму.

И дождалась. Платон выждал паузу, и в воцарившей тишине изрёк:

– "Да! Все гении – шизофреники! Но, к счастью, не все шизофреники – гении!" – кивнул он на Гудина.

Во время завершения вино и чаепития Гудин вдобавок расхвастался, что в этом году он ещё ни разу не упал, в отличие от сильно грохнувшегося под Новый год его постоянного оппонента Платона.

Но зимняя оттепель всё-таки сыграла и со стариком злую шутку.

Выходя уже на улицу, при попытке перешагнуть через маленькую лужу, он поскользнулся и упал в неё, приводнившись на хилую левую ягодицу.

Оказавшиеся рядом, учтивые Алексей с Платоном были вынуждены подхватить старика под руки, вытаскивая из лужи, завершив свои усилия дежурными в таких случаях фразами:

– "Осторожно надо! Смотри ещё не поскользнись!" – поучительно начал Алексей.

– "Отойди в сторону!" – твёрдо и нравоучительно завершил Платон.

– "А снаряд в одну и ту же воронку два раза подряд не попадает!" – отшутился Гудин, довольный помощью внимательных коллег.

– "Ха-а! – засмеялся Платон – Это как стрелять! Это раньше он не попадал, а сейчас попадает, и ещё как!" – завершил он, якобы нечаянно подбив ногу Гудина и снова уронив старца в скользкую воду, тем самым вынимая залежавшийся за пазухой последний камень.

– "Вот видишь?!" – засмеялся Алексей, добавив:

– "Ты точно сел жопой в ту же воронку!".

– "А говоришь, снаряды летят мимо! Вон как твою рожу скорбь разворотила!" – снова вмешался Платон.

– "Извини, нечаянно!" – спохватившись, почему-то радостно добавил он.

– "Нет! Ты нарочно!" – завизжал Гудин.

– "Ну, ты что? Нужно мне лишний раз говно из лужи вытаскивать!" – успокоил того Платон, снова подхватывая его под руку и с силой вытаскивая из почти высушенной лужи.

При этом засмеявшийся Алексей отстал в помощи, не вовремя опустив руки, и беспомощное тело старца действительно вытерло собой остатки воды из лужи.

– "Четыре – три! Я выиграл!" – чуть слышно подытожил Платон, который не стал садиться со всеми коллегами в автомобиль к Алексею, а решил, дабы прийти в себя, прогуляться пешком до метро.

Впереди было целых три выходных, и Платон использовал их с пользой. Накатавшись на лыжах, он сочинил в субботу новое стихотворение:

Сумрачный город к весне готов.
Ждёт избавленья от зимних оков.
А я на лыжах по лесу иду.
Думаю думу и песню пою.

Весь лес, как в сказке, молча стоит.
Зимнее Солнце его серебрит.
Ели могучие стоят рядком.
Лапы опущены под белым снежком.

Спят они крепко в лесной тишине.
Корням не зябко в снегов толщине.
Меж них струится моя лыжня.
Весне появится рано пока.

Лес сохраняет зимы красоту.
А в городе тает. Он ждёт ведь весну.
Чтоб насладиться Вам снежной зимой,
Не торопитесь для встречи с весной.

В лес Вы идите на лыжах скорей
На встречу с прекрасной зимою своей,
Снежной и белой, с февральской лыжнёй.
Вы, позабыв… суеты городской,

Воздухом свежим, пьянящим дышать,
И затяжные проблемы решать.
Физ. подготовка Вам тоже нужна.
И жизнь Вам покажется так хороша!

Да! Дорожите февральской лыжнёй!
И не морочьтесь сейчас ерундой.
Снег ещё в марте ведь будет лежать,
Вас зазывая в лес отдыхать.

Всё это было этой зимой,
Тёплой и снежной порой золотой!
Я наслаждался её красотой,
Года началом и зимней порой!

Это стихотворение о февральской лыжне оказалось не последним в эти праздничные дни. Утро 23 февраля встретило Платона Солнцем, лёгким морозцем и поздравлением жены, сразу создав ему праздничное настроение. И ещё до выхода на лыжню, в автобусе, в его сознании проявились первые строчки нового стихотворения. А великолепное скольжение, лучше, чем накануне, когда в его голову почему-то впервые за февральские выходные не пришло ни одной строчки, продолжило их до самой Салтыковки.

Платон решил и в этот раз прервать лыжный поход и ненадолго зайти к Егору с Варварой – поздравить свояка с праздником.

Согласно предварительной телефонной договорённости те ждали в гости супругов Кочет, но Ксения, хотя и собиралась, но так и не решилась, хоть поздно, но всё же открыть свой лыжный сезон.

Поэтому Варвара поздравила своих мужчин одна.

Ей было очень приятно сесть между своими первым и последним любимыми, поцеловать их, поздравляя, и угостить коньяком с лимоном и шоколадными конфетами ассорти.

Платон, конечно, познакомил хозяев со своим последним, праздничным стихотворением, по пути к ним записанным на диктофон:

"Двадцать третье февраля"

Я в двадцать третье февраля,
Конечно, встал на лыжи.
И это сделал я не зря.
Читай об этом ниже.

Морозным, праздничным деньком,
Когда светило Солнце,
Я классикой шёл, не коньком,
С прищуром, как японца.

Слепило Солнце, снег слепил
Своею белизною.
А я про то стишок лепил,
Любуясь красотою.

Как будто снега мой комок
Всё обрастал словами.
И превращался мой снежок…
Во что? Судите сами.

Макушки елей в серебре.
Блестят они от Солнца.
То пробивает путь себе
Меж веток, как в оконца.

Его лучи, пробив себе
Дорогу к земле, к снегу,
Бросают тени кое-где,
В душе рождая негу.

На лыжах быстро я иду,
Вокруг себя любуясь.
Пожалуй, даже я бегу,
Нисколько не красуясь.

Петляет меж стволов лыжня.
И с горки разгоняя,
Лишь радует она меня,
Восторг тем вызывая.

И я иду, бреду порой,
Особенно под горку.
И я любуюсь сей порой!
А объяснять… Что толку?

Увидеть лучше это Вам!
Тогда скорей на лыжи!
На них вставайте, как я сам.
Зачем? Читайте выше!

Те остались довольны, похвалив автора и пожелав ему новых творческих успехов, заодно пообещав когда-нибудь тоже встать на лыжи.

Обменявшись последними новостями, не успев посмаковать подробности, Платон уже через полчаса вырвался в лес, дабы ещё засветло вернуться домой. Но на обратном пути что-то уже не сочинялось.

Но удовольствие от хоть и короткого, но полезного общения, а также нега от выпитого, приятно разлившаяся по телу, придали ему дополнительную силу. Это позволило прибавить в скорости, чему способствовало отличное скольжение, и вопреки обилию лыжников, показать рекордное в сезоне время.

Но радость Платона этим не ограничилась.

При входе в подъезд его окликнула консьержка Валентина Петровна, и от себя и от Раисы Николаевны вручила ему подарок – бутылку классического полусладкого Советского шампанского, поздравляя с праздником:

– "Платон Петрович! Мы с Раисой Николаевной поздравляем Вас с праздником и просим принять от нас, как Ваших читательниц и почитательниц, этот скромный подарок! Желаем Вам крепкого здоровья и больших творческих успехов! Чтобы Вы всегда радовали читателей своим талантом!".

Новая волна радости охватила Платона, и он ответил чуткой женщине:

– "Валентина Петровна! Большое Вам спасибо за подарок! Вы угадали! Именно это я и люблю! Но самое главное, самое примечательное, сейчас произошёл важный исторический момент в моей жизни! Я впервые получаю подарок от моих читателей! Большое спасибо Вам! И я тоже желаю Вам обеим самого главного – крепкого здоровья! Спасибо!".

Праздник продолжился и дома.

Вечером на четверых как раз и распили этот самый подарок благодарных читательниц.

А днём Платон поздравил с праздником своего единственного дядю, к тому же отставного полковника РВСН, Виталия Сергеевича Комарова.

Очень поздно вечером позвонил с поздравлением отцу Даниил, а раньше, через одноклассников, Платона поздравил и другой сын – Владимир.

А вот дочка и все другие женщины – родственницы и младшие по возрасту родственники – мужчины почему-то опять обошли Платона поздравлением с его любимым праздником?

Видимо все они уже, как, впрочем, и всегда ранее, не считали своим защитником бывшего оператора Расчётно-аналитической станции, бывшего командира взвода химической разведки, старшего лейтенанта-инженера запаса, отслужившего год на срочной военной службе в сухопутных войсках, числившегося в запасе сначала в Ракетных войсках стратегического назначения, а потом и в Космических войсках?!

А может они уже не считают меня мужчиной вообще, или не считают своим родственником? Нет, скорее всего, они, или в силу своей веры в Бога, или в силу своей некультурности, или ещё по каким-либо непонятным мне причинам, не признают этот, политый потом и кровью, праздник – сокрушался в очередной год обиженный защитник Отечества.

И тут Платон вдруг понял, что защищать теперь надо не страну от потенциального противника, не свой народ от будущих захватчиков, а культуру народа от самого себя. Крепить надо ни сколько оборону, сколько мораль. Повышать надо ни сколько безопасность страны, сколько духовность людей её населяющих!

Заканчивался февраль, но не заканчивалась зима, одарившая Платона великолепной лыжной порой.

Через неделю, в субботу, в последний день февраля, во время очередного лыжного путешествия по лесу, навстречу Платону попались соседи Егоровых – Гавриловых, гулявшие с маленькой собачкой на руках.

Они вежливо и первыми здоровались с Платоном.

Видимо мои родственники что-то им про меня рассказали важное?! – решил лыжник.

А следующий, первый день весны, принёс ему ещё в утреннем сне, а потом и на лыжне, очередное стихотворение – песню, под музыку песни Жана Татляна "Я пришёл", названное Платоном:

"Позови меня в наш дом"

Закружило, заметелило давно.
И гляжу я грустно в зимнее окно.
За узором на стекле не видно мне,
Как сверкают фонари мои во тьме.

Ведь судьба давно с тобою нас свела.
Но простая проза жизни развела.
Я давно один, и ты теперь одна.
Хоть мы вместе, не одна у нас душа.

Интересы и проблемы замели.
И теперь с тобой чужими стали мы.
В отношеньях наших дует ветерок.
На душе лежит не тающий ледок.

Почему я для тебя вдруг стал чужим?
А ведь раньше был любимым, дорогим.
И теперь я не с тобою, "я ушёл".
Но другой такой, как ты, я не нашёл.

Без тебя теперь я, но и без другой.
Неженатый я, и я не холостой.
Без тебя мне трудно жить теперь, поверь.
Ты поверь мне, милая, поверь теперь!

Что случилось с нами? Я всё не пойму.
Что накликало на нас сию беду?
И сейчас я думаю о том в бреду.
И отчаянно ищу свою вину.

И виной тому, наверно, всё же я?
Не сберёг любовь свою, а с ней тебя.
Я корю себя, но и ловлю на том,
Что вернусь опять я в наш любимый дом.

Позови меня, молю я, позови!
И руками нежно, нежно обними.
Может чуточку осталось в нас любви?
Позови меня, родная, позови!

Вечером Платон устроил Ксении небольшой сюрприз.

Он усадил жену перед компьютером, раскрыл перед нею уже распечатанное стихотворение и включил песню Жана Татляна "Я пришёл", попросив читать стихотворение под музыку, лишь учитывая отсутствие припева.

Музыкальной Ксении очень понравилось, хотя она и высказала осторожное предположение и надежду, что это не о них.

– "Да! Просто почему-то утром вдруг надиктовалось, не мог устоять и записал! Ты же слышала, как я несколько раз вставал записывать, пока не взял блокнот с ручкой с собой в постель?!".

– "Нет! Я крепко спала!" – ответила женщина.

А теперь приближался и женский праздник.

В преддверии восьмого марта Платон договорился на работе с Алексеем, что они все вместе подарят Надежде букет красивых, не тёмных роз и красочную открытку, которую взялся купить он сам.

Платон выполнил свою часть программы, взяв подписи у всех коллег.

Но видимо что-то не сложилось у Алексея с Гудиным, а может быть тот просто решил по примеру Платона теперь выделиться из тройки мужиков.

Но Иван Гаврилович Гудин в этот предпраздничный день 6 марта принёс Надеже свой букет хилых гвоздик, видимо решив сэкономить.

Пока та предусмотрительно задерживалась, Алексей объявил Гудину, что все расходы на два букета и открытку делятся поровну.

Тот безропотно согласился.

Когда улыбающаяся Надежда вошла в свой кабинет, её на столе встретили два букета: один шикарных, бежевых, чайных роз, другой – худых красных гвоздик, а у стола – также улыбающееся трио её подчинённых, среди которых Алексей зачитал стих в открытке.

Радости начальницы не было предела, особенно по поводу дорогих роз.

Чтобы она не подумала по поводу гвоздик на Платона, тот, воспользовавшись уходом компаньонов, объявил ей, что гвоздики на всякий случай продублировал Гаврилыч, но в итоге они всё разделили поровну.

– "Понятно!" – ответила та довольно.

Но Платон на этом не остановился:

"А я им и говорю: Давайте Надежду поздравим, как следует! Она ведь наша Победа! Одна на всех – мы за ценой не постоим!".

И в этот раз Надежда всё же повела коллег в "Пилзнер".

А чтобы гарантировать себе места, некоторые пошли пораньше, почти в полдень.

Только у красавицы Ноны этот момент совпал с посещением и поздравлением её любовником. Так что вкусная еда ресторана трансформировалась для полной Ноны в приятное любовное свидание.

Алексей с Гудиным должны были самостоятельно подъехать на машине, а Платон с Надеждой – подойти пешком.

Когда они вошли в давно ими подзабытое помещение, то их коллеги уже ждали за столиком наверху, в большом зале.

В этот раз обошлось без эксцессов со стороны Гудина, сидевшем у стены, через место слева от Платона.

Праздничный обед прошёл спокойно. Хотя поначалу Иван Гаврилович и вспомнил прежний тон. Не дождавшись, пока Платону и Алексею поднесут морс, он чокнулся бокалом пива с пересевшей напротив него Надеждой. Зато ранний обед завершился для Платона и ранним прибытием домой, к Ксении.

По дороге муж удовлетворил давнее желание жены, и к наступающему международному женскому дню купил ей значительный букет светлых, голландских тюльпанов.

Непосредственно в женский день Ксения всё же убедила ранее обиженного мужа, не смотря ни на что, поздравить своих женщин с их праздником.

Тогда Платон принял соломоново решение, послав негодницам поздравления по электронной почте и через SMS-сообщения.

И только дочку Катю, давшую вечерний толчок посланиям отца своим очень трогательным и мудрым SMS-поздравлением в адрес Ксении, Платон поздравил персонально по телефону, поблагодарив её за все поздравления, в том числе и его жены с юбилеем.

Три праздничных дня завершались вечерними посиделками на кухне впятером. Кроме супругов Кочет это были и их верные кошки.

– "Не деритесь!" – строго заметила Ксения кошкам, по привычке развалившимся рядом с нею на диване.

– "Да они борются за место под Солнцем!" – пошутил, сидевший за столом муж.

– "А где Солнце-то?!" – по инерции спросила жена, больше в этот момент занятая телевизором.

– "Так ты на нём сидишь!" – может обрадовал её Платон.

– "Брысь!" – прогнала она кошек, потеряв терпение.

Сразу две проказницы сорвались с места в прихожую.

Задиристая Сонька понеслась юношеским галопом, а пострадавшая Муська затрусила за нею рысью ветерана.

Лишь хитрюга кот Тихон тут же тяжело вспрыгнул к хозяйке на колени, сразу заурчав, ласкаясь, словно вымаливая не только ответную ласку, но и прощение за своих озорных сестрёнок.

Да! Кошки всегда ласковы и преданы, в отличие от многих людей! – подумал Платон.

После праздника он обнаружил новые происки коллег против его творческой натуры.

Они видимо ещё в автомобиле Алексея, после праздничного обеда шестого марта, уже перемыли косточки бумагомарателю, и наметили план новых козней против инженера человеческих душ.

Когда Платон в очередной раз хотел на ксероксе отпечатать и противоположную сторону листа, тот выдал оттиск с опозданием, лишь на нижнюю часть листа. И это повторялось.

На вопрос к Надежде, та ответила, что Лёшка с Гаврилычем что-то переключили, а она не знает, как восстановить.

А зачем они это сделали? Ну не знаешь, как поправить, так не знаешь! В конце концов, бумага-то твоя! Раз тебе её не жалко, мне-то чего жалеть!? – про себя сокрушался Платон.

Тут же он стал ксерить двухсторонние документы только с одной стороны, переводя лишнюю казённую бумагу.

А так работа шла как всегда обыденно, без каких-либо новых происков со стороны обиженных завистников. Лишь один Гудин по-прежнему говорил в кабинете Надежды так громко, что его было слышно за стеной. В такие моменты Платону казалось, будто орёт пьяный мужик.

Они с Алексеем теперь чаще отсутствовали, развозя многочисленные заказы. Поэтому однажды, недавно работающая, пожилая вахтёрша Татьяна Викторовна попросила именно Платона вытащить ключ, застрявшей в замочной скважине одной из дверей офиса на втором этаже их старого здания.

Платон справился, сделав вывод:

– "Чтобы вставить – нужна ответственность! А вытащить можно и так, без неё!".

Весь март прошёл, в основном, в лыжных прогулках по выходным, в писании очередных глав прозы и в попытках пробить свои стихи в журналы "Дружба народов", "Москва" и "Новый мир".

Назад Дальше